- Кое-что и сам. Говорили, что СБУ и УБОБ вами занимаются. По радио. В утреннем блоке. Сообщение пресс-центра. Ты что, Андрюха, действительно не знал?
- Что, похоже, что я прикидываюсь?
- Во, блин! Слушай, у меня у тещи деньги в "СВ" лежат, так что? Это - кранты?
За спиной Дианы зазвучал тональный набор. Тоцкий лихорадочно набирал номер.
- Не отвечает, - сказал он с отчаянием, через некоторое время. - Калинин со вчерашнего вечера не отвечает. Костя вне зоны.
Опять запищал номеронабиратель. На этот раз, на звонок ответили.
- Это я, Михал Михалыч. Да. Спасибо. Мне сказали.
Он молчал где-то с минуту, вероятно, слушая собеседника.
- Не может быть. Да, дядя Миша. Да. Я понял. Кто еще в розыске? Так. Костя жив. Не слушайте, что передают. Я с ним говорил после того. Одного не пойму, почему я живой? Да? Меня? Нет, я догадываюсь, что кто-то должен дать показания, дядя Миша, но почему я? Да. Да. Все замыкается. Да, только я. Михал Михалыч, если я только открою рот, то сядут все. Они что - идиоты?
Он опять замолчал.
- Михал Михалыч, да я все понимаю. И про методы, и про все остальное. Не ребенок. Нет. Не собираюсь. Вам Виталий звонил? Перевязали, но в течение суток нужна операция. Нет. Мой старый товарищ. Очень старый. Уверен. Мотнусь к сейфу и обратно. Понял. Если не получится - машинами. Да. Не буду я геройствовать. Спасибо. Да, дядя Миша. И вам - удачи. Я в долгу. Все! Все! Понял! Просто - удачи.
Он повесил трубку. Щелкнула зажигалка.
- И мне, - попросил Лымарь.
- Жопа, - сказал Тоцкий. - Вот какая ЖОПА! Знаешь ли ты, друг мой, Витя, что жопа - это не орган. Жопа - это состояние души.
- Что, совсем плохо?
- Ты даже не представляешь - насколько. Это не плохо. Это просто - п..дец.
- Что ты собираешься делать дальше?
- Отправить тебя домой. С благодарностью. Ты хоть от денег не откажешься?
- Ты, Тоцкий, совсем охерел? В морду хочешь?
- Не возьмешь, значит?
- Ты бы с меня взял?
- Честно? - спросил Андрей. - Смотря за что.
- Ты у нас капиталист, - сказал Лымарь. - Тебе можно. А я врач - мне тоже, вроде бы, можно, но я у тебя не возьму.
- Ты ни у кого не берешь, - констатировал Тоцкий, - ни у меня, ни у других. Не на то заточен. Ладно. Оттанцую при случае.
- Ага, - согласился Лымарь с насмешкой в голосе. - Обязательно. Если ноги не оторвут.
- Пришьешь. Ты ж у нас Айболит.
- Знаешь, Тоцкий, пришивает Айболит заиньке ножки. Ну, тому, которому их трамваем отрезало. А зайка плачет, заливается. Доктор, не надо! Не надо больше! Ну, на фига мне сорок ножек!
- Юмор у тебя черный, Витюша.
- Это, Андрей, лучше водки помогает. Ладно, посмотрю на нашу Анку-пулеметчицу еще разок.
Он опять возник перед ней, присел на корточки, чтобы лицо находилось на уровне ее лица и замер, склонив голову на бок, как птица.
- Уже легче?
Диана прикрыла веки, в знак согласия.
- Врете. Доктору врать нельзя. Я знаю, что плохо. Но могло быть хуже. Повезло.
Она опять закрыла и открыла глаза.
- Я сделал все, что было можно. Оставлю Андрею некоторые лекарства. В том числе - обезболивающие. Я бы сказал - до свадьбы заживет, - он улыбнулся, - но знаю, что вы замужем. Но, все равно, заживет. Обещаю.
Он легонько тронул ее щеку.
В комнату заглянул Роман, огляделся и поманил Тоцкого пальцем.
- Что там?
- Виталя "летуна" нашел. Только он того…
- Что того?
- Пошли, посмотришь.
- Витя?
Мимо Тоцкого и Романа в дверь протиснулся Марк, за ним и Дашка.
- Иди. Я давление еще раз проверю.
Тоцкий пробкой выскочил за дверь.
"Летун", а о том, что это был летчик, можно было только догадаться по летной тужурке и синей фуражке с "крылышками", был действительно - того. Пахло от него так, что впору было закусывать, нос переливался всеми оттенками лилового цвета и был украшен вполне объяснимыми фиолетовыми прожилками. Маленькие, блестящие, словно мытые вишни, пьяненькие глаза, то и дело исчезали за занавеской набрякших век. Портрет довершала легкая, почти недельная, небритость на бульдожьих щеках и огромные, поросшие волосами уши, топорщащиеся по обе стороны фуражки. Было этому чуду на глаз что-то между сорока и пятьюдесятью. И оно перепугано косило глазами на окружающих, явно ожидая неприятностей от непонятных мужиков недружелюбного вида. Щупловатый Тоцкий, по-видимому, опасений особо не вызывал, и, поэтому, был определен, как человек, с которым можно беседовать, не схлопотав по физиономии для начала.
Посмотрев на "летуна" внимательно, Тоцкий подумал, что разговор бесполезен, но, уловив, что взгляд у мастера пилотажа не совсем омертвевший, решил беседу все-таки начать.
- Вы летчик? - осторожно спросил Андрей.
- А что - не видно? - дерзко ответило чудо, посверкивая глазами.
- Если честно, то нет.
- Полетов до субботы не будет.
- Это вы о чем?
- Это я о том, что вы не видите. Мы с ребятами вчера малость посидели.
- С коллегами?
- Нет. У нас тут кабель прокладывали.
- Зовут вас как?
- Сергей Иванович.
- Сергей Иванович, что у вас здесь за техника?
- А вам зачем?
- Надо, - грозно сказал Виталий. - Ты отвечай, когда спрашивают.
- Я, в смысле, для чего, спрашиваю. У нас и трактор есть. Но вам же трактор без надобности?
- Трактор нам, действительно, без надобности, - Тоцкий невольно улыбнулся. Возможный способ решения проблемы уже вырисовывался. Уж больно ушлым был дядька в кожанке. - Так и вы, Сергей Иванович, не тракторист, если я не ошибаюсь?
Он постарался незаметно дать знак Виталию, чтобы тот не вмешивался.
- Вертолет есть, - продолжил летчик. - Пара "кукурузников" - мы на них парашютистов возим. "ЯК" учебный.
Он шмыгнул носом и потер щеку ладонью. Было слышно, как заскрипела щетина.
- Только на них до границы не долетишь…
- А с чего вы взяли, что нам до границы лететь? Нам до границы не надо. Зачем нам до границы?
- Да? - удивился Сергей Иванович. - Не надо? А я думал.… Ну, если не до границы.… А куда надо?
- Вы, лучше, Сергей Иванович, скажите, вы, на чем летаете?
- На всем, что летает.
Эта фраза, в сочетании с могучим перегаром и "усталым" донельзя видом, была настолько комичной, что и Виталий не выдержал, улыбнувшись уголками рта.
- Нам надо перевезти двоих взрослых и двоих детей. Потом вернетесь обратно.
- Не бесплатно, - добавил Тоцкий. - На возмездной основе.
- А куда лететь? - спросил Сергей Иванович с растущим энтузиазмом. Перспектива заработка действовала на похмельный синдром лучше, чем очищенный аспирин. Мешки под глазами, казалось, начали уменьшаться на глазах.
- Есть такой город, Коростень…
Летчик задрал голову вверх, как будто бы на потолке была изображена карта, потом на Тоцкого, потом перевел взгляд на Виталия.
- Есть, - подтвердил он. И замолчал.
- Ну и? - сказал Виталий.
- Далеко, - сказал Сергей Иванович доверительно. И добавил:
- Очень далеко.
- Пятьсот, - сказал Тоцкий.
- Пятьсот чего? - спросил Сергей Иванович и почесал кончик носа. Рука подрагивала, то ли от тремора, то ли от жадности.
- Долларов, - уточнил Тоцкий.
- Так полетное задание… - начал пилот несмело.
- Без полетных заданий, - отрезал Виталий.
- Ага, - сказал Сергей Иванович и ненадолго задумался. - А садится как?
- А на чем лететь? - задал встречный вопрос Андрей.
Летчик опять задумался.
- Можно на вертолете. Но жрет много.
- А самолет?
- Тоже много. Но, все-таки - бензин.
- Полетите, Сергей Иванович?
Летчик ухватил себя пятерней за лицо, щетина опять заскрипела.
- Чего ж не полететь? Полечу. Но бензин - отдельно.
- Сколько бензина? - спросил Виталий.
- Считать надо.
- А если на глаз?
- Ну, если на глаз - туда тонна с четвертью. И обратно - столько же.
- Сколько? - переспросил ошарашенный Тоцкий.
- "Кукурузник", - сказал Сергей Иванович назидательно и с гордостью, словно выступая перед пионерами на сборе дружины, - это вам не просто так. Такой мотор еще на "И-16", у Чкалова стоял. Триста литров на час - не меньше. Девяносто пятого.
- Хорошо, - согласился Андрей. - Бензин выдаю деньгами. Идет.
- Договорились. И на "поправиться".
- Я тебе поправлюсь, - сказал Виталий, угрожающе. - Я тебе так поправлюсь, забудешь, как поправляться.
- Можем не долететь, - сказал Сергей Иванович с убеждением. - Устал я.
- Будешь лететь обратно - хоть залейся, - отрезал Виталий. - А тут - и думать забудь. Денег хочешь?
Летчик быстро кивнул и тут же болезненно сморщился - трясти головой в его состоянии было не безопасно.
- Тогда готовь машину. Ты хоть понял, что никуда не звонить, никому не говорить, или объяснить дополнительно?
Сергей Иванович глянул обиженно.
- Не идиот. Соображаю. Мне, в общем-то, мужики, наплевать, кто вы, откуда и зачем. Я, в случае чего, косить буду, что заставили. Ну, типа, с ножом у горла, с пистолетом у виска.
- Коси, на здоровье, - сказал Андрей, протягивая деньги. - Только ничего конкретного.
- Ага. Все в масках. Машины без номеров. Вы, чего, мужики? Я ж не новенький. И морды у вас - серьезные. И тачки. Считайте, что у меня амнезия. Что везти будем? Оружие? Наркотики? Контрабанду?
- Раненую женщину с детьми. И одного из нас, - сказал Тоцкий.
- Я, в смысле того, мужики, что можете грузить, что хотите. Мне по барабану. Я, как Адам Козлевич - ух, прокачу! На когда быть готовым?
- На сейчас. Давай, готовься. И не пить, смотри у меня. Бегом!
Сергей Иванович с неожиданной резвостью взял с места.
Виталий повернулся к Тоцкому.
- Что значит - полетит один из нас? Поясни, пожалуйста.
- У меня паспорт в сейфе. Мне в город надо смотаться.
- Ну, так смотайся. И дуй обратно.
- Шеф тебе не говорил, что я в розыске?
- Да они собственную жопу найти не могут, пока носом не ткнешь. Не бзди, прорвемся.
- Прорвемся, конечно. Я на всякий случай. А случай, как известно, бывает разный. Виталий, я же не ребенок, все-таки. Но место на карте - давай я тебе покажу. Тоже - на всякий пожарный.
Виталий сокрушенно покачал головой.
- Тебе понятно, что ни домой, ни в банк соваться нельзя. Ни к маме с папой. Ни к жене.
- Нет у меня жены.
- Значит к любовнице. Сейф в твоем банке?
Тоцкий криво усмехнулся.
- Я же говорил, что не ребенок. Конечно, нет.
- Уже хорошо. На постах не светись, но и не шифруйся. Веди естественно. На чем поедешь?
- С Витей, на "Таврии".
- Разумно, - согласился Виталий. - Хотя на "джипе"… Могут они просечь, что ты на Михалыча тачке?
- Не знаю. Если честно, то не знаю. Наверное - могут.
- Давай так, я своих ребят направлю в город, за тобой. Посты пройдете отдельно. Если их "шмонать" не будут, то все чисто, и проблемы нет. Как сделаешь, что надо, они тебя подхватят и везут обратно. Годится?
- В принципе, да. Идем, сориентируемся по карте.
По дороге Тоцкий заскочил в комнату к Диане. Она спала. В кресле, сидя, спал Марик. У него на руках пристроилась сладко сопящая Дашка. Лымарь курил у окна, пуская дым на улицу.
- Пока не хуже, - сказал он Тоцкому в полголоса. - Я кольнул ещё обезболивающего. Пусть поспят.
- Хорошо, - сказал Андрей шепотом. - Поехали, Витя. Я с тобой, в город.
- Давай, - согласился Лымарь. - Довезу с превеликим удовольствием. Хоть поболтаем. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Лымарь ухватил свой саквояж за истертую кожаную ручку и вместе с Тоцким вышел под теплое весеннее солнце, где, разложив карту на капоте "вольво", их ждал Виталий.
Дополнительные посты, все-таки, были. Перед въездом на мост стояли машины ГАИ и микроавтобус "Беркута" и, рядом с нарядом автоинспекции, топтались трое бойцов в бронежилетах и укороченными АКМ на боках.
- По твою душу? - спросил Лымарь, когда они беспрепятственно проехали пост. ГАИшник, завидев "Лендкрузер", сделал, было, шаг вперед, но, рассмотрев номер с буквами ВР, мгновенно ретировался.
- Не только по мою, - ответил Тоцкий, оглядываясь, - ловят все, что движется. Но и нас, в частности. М-да, шуму будет…
Второй пост был уже за мостом, на набережной, но его они тоже миновали без задержек. ОМОН был занят. Обыскивали темно-зеленый "Мерседес" с донецкими номерами. Губернатор с донецкими был "на ножах" и, вполне естественно, машины из шахтерской столицы гаишники не жаловали. Симпатии и антипатии Ивана Павловича городскому руководству были известны хорошо, дополнительных указаний не требовалось. Хозяева машины стояли возле багажника, под стволом, ненароком направленного на них, автомата, и терпеливо ждали пока старший наряда внимательно, по листику, просмотрит их документы. Двое бойцов усердно шарили в салоне " сто сорокового" - только зады торчали из дверей.
- Слушай, - сказал Лымарь, - может, давай я тебя обратно вывезу? Что-то их сегодня, как клопов в диване.
- Сам вижу, - отозвался Тоцкий, сквозь зубы, - но документы у меня в ячейке. Первый раз перед командировкой не взял. Не успел заехать. Расслабился, блин, как первоклашка. Кто ж мог знать?
- Смотрю я на тебя, и думаю, - сказал Лымарь, задумчиво, - что вернусь я сегодня на приемный покой, буду резать, буду шить, буду в говне и в блевоте ковыряться. А вечерком приеду домой, бахну стопку, посижу у телека, если силы будут. Завалюсь в постель с Люськой, трахну ее с превеликим своим удовольствием. Посплю. Мне завтра с утра в профилакторий - на прием, к четырем на дежурство - на сутки. Потом опять - домой. И мне, если откровенно, нищему и заёб…ному, от этой мысли становится хорошо и покойно. Слушай, Андрюха, ну, объясни мне, поцоватому, на кой хер тебе эта "бондиана"? В гробу деньги нужны? Так я тебе авторитетно могу сказать - вся разница между людьми кончается на пороге морга. На столе все одинаковые - что бедные, что богатые. А в каком костюмчике в гроб ложиться, так это вопрос вкуса родственников. Ради чего всё это? Ты счастливее от этого стал?
Тоцкий пожал плечами.
- Не поверишь - стал. Ты, когда режешь и шьешь - счастлив?
- Счастлив. Я спасаю людей.
- И я счастлив. Я делаю свою работу. Я ловлю от нее кайф. Ловлю, ловлю, не ухмыляйся. И деньги в ней - не главное. От классно отстроенной схемы, от красивой коммерческой операции есть свой кайф - неужели ты полагаешь, что это не творчество и от этого нельзя получить удовольствие? Ты - родился врачом, я - финансистом - вот и вся разница.
- Круто. То-то ловят тебя, как уголовника.
- Путаешь, дружище. Меня ловят не за то, что я сделал что-то не то. Просто некоторые люди решили, что им нужен наш бизнес. Вот и все. Найти. Отобрать. Поделить. Посадить.
- Ты ничего плохого не сделал?
- Я не сделал ничего того, чтобы не делали другие. Ничего плохого с общечеловеческой точки зрения. Я никого не убил, не ограбил. Нарушал ли я закон? Не будь наивен, кого волнует закон? Речь идет только о зонах влияния и их переделе. О бизнесе. О деньгах.
- Которые для тебя не имеют значения.
- Я сказал не так. Я сказал, что они для меня не главное. Для меня они критерий независимости. Средство ее обрести. Гарантии моей свободы. И конечный результат моего труда. Тебе зарплату регулярно платят?
- Шутишь, наверное?
- Почему шучу. Знаю, как платят. Херово. И рассказывают, что виноваты мы, коммерсанты, ворюги, которые не платят налоги. А мы платим.
- Неужели? - с иронией осведомился Лымарь.
- Платим, Витя, платим. Не столько, сколько они хотят - была бы их воля, они бы все до костей ободрали. Но платим. И немало. Но спроси, куда идут эти деньги? Спроси? Ты думаешь, тебе ответят? Нет - тебе наврут с три короба. Расскажут сказки о расходах бюджета. А, на самом деле, бюджет - эта огромная кормушка, из которой деньги разворовываются тысяча и одним абсолютно законным образом. И таким же количеством незаконных. И срать они хотели на врачей, учителей и пенсионеров. Ты когда-нибудь поинтересуйся системой льгот.
- Где я поинтересуюсь? В операционной? У анестезиолога?
- Извини, - сказал Тоцкий. - Что-то я не то сморозил.
- Что, действительно, так плохо?
- Действительно. Гораздо хуже, чем ты можешь себе представить. Без надежды на выздоровление. Работая в системе невозможно оставаться чистым. Системе нужно, чтобы любого, в любой момент можно было взять за яйца. Ну, зачем ей богатый, независимый коммерсант? С него денег не получишь просто "за так". А если есть крючок - так он сговорчивый. А несговорчивый - на ушко его, и на солнышко, пред всем честным народом. Вот он! Вот он виновник ваших бед! Рвите его! Кусайте его! А мы, тем временем, поделим его имущество. Знаешь, почему Моисей водил свой народ по пустыне 40 лет? Чтобы вымерли те, кто помнил египетское рабство. А у нас ни времени, ни пустыни подходящей. На манеже - все те же. Так что, не волнуйся - то, что меня ловят - внутриклассовая борьба.
- А если тебя поймают?
- Меня не поймают. Но если поймают, будет не до шуток.
- Кто стрелял в Краснову?
- Наш шеф безопасности.
- Не понял?
- Все ты понял. Наш собственный сотрудник, заместитель Кости Краснова по вопросам безопасности. Ты не удивляйся, по опыту - сдают всегда свои. А чаще всего - по статистике - именно "безопасники". Много знают, много слышат, плюс - ментовская ментальность. Она, знаешь ли, дается навечно.
Они ехали по центру города. В толчее машин, пробираясь по узкому, перегруженному проспекту. Здесь постов не было. Плотно перекрыты были только въезды-выезды из города.
- Мне сюда, - сказал Андрей, указывая на небольшой паркинг, возле старого здания. Но ты протяни чуть дальше. Не светись. А то потом вопросов не оберешься.
Виктор прижался к бордюру и затормозил. Сзади возмущенно засигналила маршрутка.
- Еще раз спасибо, Витя, - сказал Тоцкий. - Ты очень нас выручил.
- Ты надолго? - спросил Лымарь.
- Пока не знаю. Как получится.
- Навсегда?
- Может быть.
- Будет жаль.
- Если честно - мне тоже. Но, если попрет - пожар уляжется. Дадим, кому надо, денег.
- Думаешь, уляжется?
- Надеюсь, - Тоцкий на миг задумался, а потом продолжил. - Вообще-то, все очень серьезно, Вить. Полное говно. И мы в нем по уши.
- А, конкретно, ты?
- А, конкретно, я - с головой.
- Прямо, как в американских боевиках. Герои прощаются на мексиканской границе и говорят друг другу: "Мне будет тебя не хватать".
- Я бы много отдал, чтобы сейчас быть на мексиканской границе. И рад, что ты не герой этого боевика. Лечи людей, готовь чай милой маме Ангелине Борисовне, не изменяй Люсе слишком часто.
- Не чаще раза в день! Хао, я сказал! - Лымарь поднял правую руку в индейском жесте.