Он никак не реагирует на это. Она ненавидит, когда он молчит, и ей приходится догадываться, с кем она вообще разговаривает. Вместо этого он вдруг странно покачнулся, как будто наткнулся на что-то. Она не в первый раз замечает за ним такое движение. Ему явно не по себе на этом комковатом дерне, и его обувь, потрепанные туфли с отслоившимися подошвами, вовсе не помогает ему чувствовать себя увереннее.
– Вам нужна пара хороших ботинок. – Она изучает его ноги. – Какой у вас размер обуви? Одиннадцатый?
– Нет, спасибо, – говорит Харди. Он наклоняется вперед, чтобы заглянуть на пляж. – Бессмыслица какая-то. Зачем было тащить его на Харбор-Клифф? Почему просто не бросить здесь? Идеальная скала для того, чтобы сбросить с нее труп.
Элли шокирована.
– Прошу вас, не могли бы вы не говорить об этом в таком тоне. – Мысленно она берет свои слова обратно.
Он молчит, и она предпочитает воспринимать это как извинение. Вдалеке к выходу из гавани направляется горстка рыбацких лодок.
– А какие-нибудь лодки в последнее время здесь не пропадали? – вдруг спрашивает Харди. – Лодка ведь не оставляет следов.
Мысль хорошая, и Элли расстраивается, что она не пришла ей в голову первой.
– Причалить на пляже, чтобы выложить тело, а все следы смоет прибой.
Харди кивает.
– На какое время придет Марк Латимер?
– На девять.
Элли нужно, чтобы он понял, что ошибается. Тот факт, что она не может придумать какого-то невинного объяснения всему этому, еще не означает, что такого объяснения не существует. Голова у нее идет кругом, она устала от этого. Вероятно, она не замечает что-то такое, что лежит на самой поверхности. Когда она сообразит, что это было, она даст себе пинка.
– Сэр, он не в теме.
– Посмотрите на имеющиеся у вас доказательства. И перестаньте чувствовать себя его чертовым адвокатом.
Он оставляет Элли стоять там же, на вершине обрыва, где ветер сбивает ее волосы в спутанные жгуты.
Седативное средство, которое дают Бэт, заставляет ее спать, но не может удержать ее в таком состоянии. При каждом пробуждении возникает несколько прекрасных секунд нормального существования, но потом это накатывается на нее снова. Если она просыпается, то тут же снова проваливается в сон, это происходит по четыре раза за ночь, каждый раз давая ей до десяти секунд передышки от ночных кошмаров.
Словно пьяная, она шаткой походкой тащится в туалет. Дэнни повсюду. В ванной комнате его шампунь – словно джин в бутылке. Никто больше никогда уже не будет им пользоваться, но мысль, чтобы выбросить его, приводит ее в ужас. Она становится на весы: впервые за много дней она потеряла пять фунтов. Торчащие ребра и кости таза подчеркивают слегка выпуклый животик. Снизу слышно, как Марк открывает замок своим ключом, и она с виноватым видом быстро спрыгивает с весов.
Затем он заходит и запирает дверь за собой. Раньше они этого никогда не делали. С лестничной площадки Бэт слышит, как он что-то набирает на своем телефоне, затем звук отправляемого сообщения, а вскоре – сигнал о поступившем ответе с рингтоном Найджа. Какого черта нужно этому проклятому Найжду? И что такого может говорить ему Марк, чего не может сказать собственной жене?
Ей не хочется спускаться на первый этаж. Сейчас там постоянно кто-то находится. Но и наверху она тоже оставаться не хочет, потому что здесь спальня Дэнни тянет ее к себе, словно черная дыра. Все-таки она на цыпочках идет вниз по ступенькам, чужая в собственном доме.
В гостиной Пит, вечно торчащий в их доме контактный представитель полиции, вываливает на стол содержимое почтового ящика. На некоторых конвертах написано просто "Бродчёрч, семье Латимеров", тем не менее письма из Ньюкасла, Лондона, Бирмингема, Кардиффа доходят до адресата в этот маленький домик в графстве Дорсет. Мойка в кухне полна цветов, а кухонная стойка завалена едой: запеканки, пироги, кексы и печенье. У них и на свадьбу столько не было.
– Что мы будем со всем этим делать? – спрашивает она, беря в руки банку домашнего варенья. Люди странно рассуждают, даже смешно: этим беднягам, у которых погиб сын, наверняка станет легче после домашнего ежевичного желе.
– Кое-что я возьму, – облизывает губы Пит. – Тут есть потрясающие пироги!
Этому парню явно не хватает десятисекундной задержки на то, чтобы подумать, что он говорит. Но на этот раз он хотя бы соображает, что брякнул что-то не то, и у него хватает такта смутиться.
– Что там происходит сейчас? – говорит Бэт, давая ему возможность хоть как-то показать свою полезность. – Мы дали им наш список подозреваемых. Как далеко они продвинулись в этом?
– Они скажут нам, когда будут готовы, – отвечает Пит.
Нам… Как будто происшедшее и к нему имеет отношение. Как будто он находится внутри всего этого. Он поворачивается к Марку.
– Вам уже пора идти. Они ждут вас.
Хлоя вслух произносит то, о чем все подумали:
– А почему они хотят поговорить именно с тобой, папа?
– Думаю, обычная рутина, – отвечает Марк. – Для них, по крайней мере.
Это из-за того, что Марк тогда пошел к викарию, в этом все дело. Пит добрался туда прежде, чем Марк успел наделать серьезных глупостей, – например, ударить викария, – но он слышал угрозы, и теперь в полиции Марка считают психом.
Бэт следит за тем, как он уходит, и в какой-то степени даже завидует тому, что у него есть повод выйти из дому. Она ненавидит оставаться взаперти. Марк говорит, что она – как домашний пес: дважды в день ее нужно выгуливать. Вернувшись в ванную, она натягивает резиновые перчатки и драит цементные швы плитки зубной щеткой, пока подавленное состояние не проходит.
Пит дает ей полчаса, после чего появляется с чашкой чая. Ей нужно будет подождать, пока он уйдет, чтобы вылить его в раковину. Но он не уходит, держится рядом, нервно откашливаясь.
– Они меня спрашивали, – в конце концов решается он. – В тот вечер, перед тем как нашли Дэнни, вы с Хлоей были дома, смотрели телевизор…
– Мы смотрели кино по каналу "Скай", комедию. С Эштоном Кутчером.
Фильм был абсолютно несмешной, но теперь она жалеет, что тогда не смеялась.
– А где был Марк?
Она понимает, что он пытается сделать, и тут же переходит в оборону. Она не собирается допустить, чтобы они попусту тратили время на проверку Марка, в то время как должны искать настоящего убийцу.
– Его не было дома.
– А вернулся он…
– Не знаю. Я спала.
– Он был на работе?
– Он мне так сказал.
Пит хмурится.
– А вы знаете, у кого он работал?
Зачем это все нужно? Марк никогда не рассказывал Бэт, где он работает, у них это не было заведено. Да она и не интересовалась. Не так уж это интересно. Ее возмущает, как они превращают каждый небольшой всплеск домашнего администрирования в их доме во что-то зловещее. Она с вызовом скрещивает руки на груди.
– Нет.
– Ладно, спасибо.
Бэт разворачивается к Питу спиной и продолжает драить все подряд, пока единственным грязным пятном не остается круглый след высохшей мыльной воды под бутылочкой с шампунем Дэнни.
Прибыли обещанные ей дополнительные кадры. Элли никогда раньше не видела на одном полицейском участке столько детективов. Незнакомые люди делают себе кофе в служебной столовой. Им нужны еще чайники, а один из вновь прибывших взял себе специальную большую кружку Фрэнка.
Такой наплыв людей пугает, и от этого чувства трудно отделаться. Разумеется, Элли довольна, что полиция Уэссекса в кои-то веки выделила средства и на них: она готова была бы воевать с начальством, если бы выделили меньше. Но этот шум голосов говорит о том, сколько еще работы им предстоит. Дело, которое, как она надеялась, будет простым и не затянется, все распухает, и эта гора растет на глазах, как только они пробуют на нее взобраться. Несмотря на немалые усилия, они все еще находятся у ее подножия, а Элли уже выбилась из сил. С момента обнаружения тела Дэнни она спала не больше четырех часов в сутки.
Кондиционер в отделе уголовных расследований натужно гудит, стараясь справиться с теплом от присутствия большого количества людей. Ниш вытирает пот со лба, и на манжете его рубашки остается влажный след. В ожидании брифинга Харди все напряжены.
Элли заглядывает в кабинет своего босса, где тот склонился над письмом.
– У нас все готово, сэр.
Он складывает листок, сует его в конверт и прячет во внутренний карман пиджака.
– Сделайте это вы, – говорит он, глядя на нее немигающими глазами-бусинами.
Элли охватывает страх. Он что, смеется над ней? Она никогда не проводила совещаний с такой большой командой, и ему должно быть об этом хорошо известно.
– Давайте вперед, – продолжает он.
Она перебарывает горячее желание спрятаться в туалете и выходит перед собранием своих коллег. Она ненавидит выступать на публике почти так же сильно, как ненавидит детектива-инспектора Харди.
– Всем доброе утро. – Ее голос ей самой кажется слабым и хрупким. – Я… Хм, добро пожаловать, я – Элли, детектив-сержант Миллер. Итак, что у нас есть? Работы много, мы уже отстаем из-за выходных и из-за того, что не хватало ресурсов, то есть вас, но вы уже здесь. Итак… – Она дрожит. Интересно, им заметно, что она дрожит? Она сцепляет руки перед собой. – Таким образом, вы понимаете, что теперь нам нужно наверстывать, рыть землю, так сказать. Приоритеты на сегодняшний день: поквартирный опрос, изъятие записей с камер видеонаблюдения, извлечение технических данных с телефонов и… хм, завершение проверок алиби. И помимо всего этого, к нам поступает много информации, которую нужно просеивать. Диспетчером в участке будет Ниш, так что, если вы обратитесь, он всем раздаст задания.
Закончив, она наконец добирается до Харди, который стоит один рядом с электрочайником.
– Весьма вдохновляюще, – говорит он и тянется за последней чашкой на полке.
Она с силой захлопывает дверцу буфета, жалея, что не попала ему по пальцам.
– Не смейте больше так поступать со мной! – бросает она. – В чем дело? Из-за того, что я не тороплюсь арестовывать Марка Латимера, нужно отдать меня на растерзание?
Харди опускает в чашку какой-то подозрительный пакетик, похожий на пакетик чая.
– Вы не упомянули, что они могут сделать скидку для Марка Латимера. А также про свой собственный исчерпывающий список подозреваемых.
Она уже готова высказать все, что думает о его постоянном сарказме, когда следующее замечание обезоруживает ее:
– Нам необходимо опросить вашего сына. С ним должен быть кто-то из подходящих взрослых. Не вы, разумеется. Латимер уже ждет внизу. Нам пора начинать.
Допросные комнаты в полицейском участке Бродчёрча выходят окнами на бесплодный юг. Стены усеяны стеклянными блоками, которые преломляют лучи, пока солнце путешествует с востока на запад, превращая эти помещения в гигантские солнечные часы. Человек, проработавший здесь достаточно долго, по углу наклона отраженного луча может сказать, который теперь час.
В данный момент безжалостный утренний свет направлен прямо на Марка Латимера. Под глазами у него черные круги. Заметно, что он плакал. Надежда, что он понял ошибочность своих действий, слабая. Элли убеждается, что Харди не смотрит на нее и ободряюще улыбается Марку. Она уверена, что они смогут быстро во всем разобраться, и через час его уже отпустят домой.
– Прошу прощения за вчерашнее, – говорит Марк со странной полуулыбкой. Что-то срабатывает у Элли на уровне подсознания: она уже видела это выражение у него на лице, только не может вспомнить когда. – Со всеми этими делами я был немного не в себе, когда вы задавали вопросы.
– Больше похоже, что вы пытались обмануть меня, – говорит Харди.
– Я просто был сбит с толку. Все эти дни слились в один, все спуталось. Тот бойлер, о котором я говорил, я делал его в среду вечером. Сами понимаете, каково это.
– А в четверг вечером вы были со своим приятелем.
– Да.
– Но вчера вы не могли припомнить имя этого приятеля.
– Это был Найдж. Тот, с которым я вместе работаю.
– Хорошо. И вы не могли припомнить имя человека, с которым работали весь день.
– Это все шок, он вытворяет с людьми забавные вещи.
Он снова улыбается все той же непонятной полуулыбкой, и Элли чувствует, как ее пронзает боль, потому что она вспоминает, где видела это выражение лица раньше. Несколько лет назад на барбекю по поводу Пасхи Дэнни точно так же клялся, что не ел шоколадное яйцо, подаренное Хлое, и это притом, что губы у него были перемазаны шоколадом. Понимание того, что Марк лжет, свинцовым грузом ложится ей на плечи.
Что такого он может скрывать, черт побери? Невинное объяснение его поведения ускользает все дальше от нее.
– Мы проверим это у Найджа, – говорит она.
– Давай, Элл, действуй, – отвечает Марк.
Харди протягивает Марку фотографию хижины на Брайар-Клифф.
– Бывали здесь когда-нибудь?
Она ожидает, что он будет разглядывать снимок, но он лишь мельком смотрит на него.
– Я работал здесь неделю или две тому назад. Там труба лопнула. Ники делает для нас всю бумажную работу, и у нее в выставленном счете есть точная дата.
– Это арендованная собственность. Кто же вас вызывал? – спрашивает Харди.
– Ну, та женщина, не помню уже ее имени. Я брал у нее ключи на парковке для трейлеров.
Элли сдается и позволяет Харди полностью взять процесс в свои руки. Он прав – это и есть ее место.
– Там были только вы или Найдж тоже?
– Я один. Найдж уезжал к матери.
Харди чуть дольше необходимого роется среди бумаг в своей папке.
– Марк, у вас есть лодка?
– Да.
Уже в коридоре Харди проходится по своему списку доводов, почему это должен быть Марк.
– Лодка. Отпечатки пальцев на месте преступления. И алиби, которое он соорудил себе за ночь.
– Вы не можете этого знать, сэр, – возражает Элли, но уже не так уверенно, как прежде. – Посмотрим его лодку, поговорим с Найджем и получим подтверждение, работал ли Марк в той хижине.
– Спросите у Пита, что Марк говорил Бэт насчет ночи в четверг, и посмотрим, как это будет стыковаться. Пока мы будем все проверять, Марк останется здесь.
Желудок Элли со скудным завтраком тоскливо сжимается. Она-то надеялась, что им удастся докопаться до истины без того, чтобы приводить Бэт в состояние полной боевой готовности.
– Вы понимаете, что будет с его семьей, со всем городом, если это был Марк?
– А чего вы ищете, Миллер? Легких ответов? Минимальной боли? Эти вещи так не делаются.
– Я знаю, – с несчастным видом говорит она.
Она уже начинает смотреть на себя глазами Харди, упрямо сохраняя в веру в то, что могло никогда и не быть правдой.
Начальник порта везет их на лодке мимо пристани. Спасательный жилет тяжело прижимается к груди Харди и шелестит бумагой письма в его внутреннем кармане, как будто напоминает о его содержании.
Миллер очень уверенно держится во время качки – наверное, это у нее врожденное, – и мелкие капельки дождя скатываются с ее оранжевого плаща, когда она стоит на носу, высматривая лодку Марка Латимера. Харди же ненавидит находиться на воде. Волны – жестокая пародия на симптомы его болезни. Перед ним опасно качаются из стороны в сторону мачты. Миллер наклоняется и стаскивает с лодки брезент цвета морской волны. "Старый Бойлер" – это же надо было так пошутить с названием! – выкрашен в желтый цвет и, насколько может понять Харди, находится в хорошем состоянии. Он покрупнее большинства хваленых местных шлюпок, на нем есть своего рода ветровое стекло с козырьком и какая-то штуковина, чтобы рулить. Харди даже кичится тем, что не знает правильного названия всех этих вещей.
Миллер перепрыгивает в лодку и протягивает руку, чтобы он последовал за ней. Харди отказывается. В голову приходит мысль, что он уже и не помнит, когда в последний раз держал женщину за руку. Все это так неожиданно, неудобно, болезненно…
– Там нужен только один из нас, – бодро заявляет он. – Чтобы поменьше оставлять следов на месте преступления. Известно, когда ее брали в последний раз?
Миллер не отвечает. Она стоит на коленях в передней части лодки.
– Черт… – говорит она.
Харди смотрит в направлении ее взгляда. Высохшие капли красной жидкости стали коричневыми. Это кровь.
18
– Сегодня утром я покупаю кофе, – говорит Олли. – Моя очередь, сколько можно!
Карен оценивает его жест и, если честно, не против поберечь свои деньги. Ее вклад в экономику Бродчёрча растет с каждым часом, а она до сих пор понятия не имеет, компенсирует ли Данверс в конечном итоге ее расходы. Ей нужна ниточка, и побыстрее.
Олли переходит дорогу к ближайшему банкомату, но возвращается с пустыми руками. Карен сразу узнаёт униженное выражение лица человека, кредитную карточку которого не приняли.
– Автомат не работает, – говорит он, явно не догадываясь, что как раз в этот момент у него за спиной машина выдает пачку хрустящих десяток следующему клиенту. – Может, завтра.
Карен расплачивается наличными за напитки и прячет в карман чек, после чего они вдвоем идут в гавань.
– Я смотрел "Геральд", – говорит Олли. – Вы еще ничего не написали.
У нее было время подготовиться к этому вопросу.
– Не хочу этого делать, пока не соберу полностью всю фоновую информацию. Я думаю об этой семье, поэтому хочу все сделать правильно.
Очень важно, что Олли не понимает: он нужен Карен точно так же, как она нужна ему. Может, у нее и есть прямой выход на издание национального масштаба, но ей все равно необходимо, чтобы на ее стороне был местный репортер, для которого здесь открывались бы двери. И возможно, им еще удастся воспользоваться его связями с тетей Элли – детективом-сержантом Миллер.
– Так ты сможешь помочь мне в этом? – давит она. – Расскажи, с кем мне лучше всего поговорить.
– Думаю, смогу. – Олли выглядит смущенным. – Я знаю этих людей. Вы не можете их подставлять.
– Ты же читал мои материалы. И знаешь, что я показываю людей такими, какие они есть. У меня нет никаких скрытых планов.
Он все еще не уверен.
– Но… Ведь Дэнни умер.
Терпение не относится к числу достоинств Карен, но она все же пытается сдерживаться.