Есперсен поднял голову и бросил на инспектора озадаченный взгляд.
Гунарстранна уточнил, активно помогая себе руками:
- Он был добрым? Строгим? Любителем наживать врагов?
- Конечно нет.
- Но враги у него были?
- Вот так сразу и не вспомнишь…
- Может быть, он с кем-то ссорился?
- Конечно, даже со мной он ссорился.
- Почему?
- Уж такой у него был характер… тяжелый. Он любил, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним.
- И в личной жизни тоже?
- И в личной жизни, и в делах.
- Что же будет дальше? Вы примете на себя бразды правления?
- Да, наверное… Магазин оформлен как общество с ограниченной ответственностью, поэтому документ о передаче имущества покойного не имеет такого уж большого значения. - Есперсен кашлянул. - Но по-настоящему вести здесь дела могу только я… Только я могу управлять, - пробормотал он, вскидывая голову и устремляя взгляд куда-то в пространство.
- Как вы относились к нежеланию отца уходить на покой?
- По-вашему, он мне не совсем доверял? - Карстен криво улыбнулся.
Гунарстранна не ответил.
- Скажем так, - продолжал Карстен. - Отчасти вы правы. Он не хотел уходить на пенсию и из-за меня тоже. Конечно, я люблю свою работу, но… у меня есть и другое занятие… - Он смущенно закашлялся. - Я, видите ли, пишу… сотрудничаю внештатно в разных местах… на что требуется время.
- Внештатно?
- Я пишу в разные издания. Статьи, обзоры… время от времени публикую рассказы. Творчество требует много времени и сил.
- Вы публикуетесь под своей фамилией?
- Да.
- Значит, крепкое здоровье отца и его нежелание уходить на покой вас должно было только радовать?
Есперсен вздохнул:
- Что я могу сказать? Конечно, отец много делал, но, наверное, ему следовало заняться чем-то другим… - Он замялся. - Людям в преклонном возрасте положено… отдыхать, всячески наслаждаться жизнью. Но он… был не такой. Наверное, он был счастлив, то есть… наслаждался своим, как вы выразились, крепким здоровьем.
Гунарстранна медленно кивнул.
- Никто и не думал намекать ему о пенсии, - продолжал Карстен Есперсен. - Отец не мыслил себя без работы!
- Можете назвать хоть одного человека, который ссорился с вашим отцом?
- Легче назвать тех, кто с ним не ссорился. Отец отличался твердым и… упрямым характером. - Есперсен обрадовался, что наконец подобрал нужное слово.
- Значит, с ним было трудно иметь дело? Его можно назвать вздорным человеком?
- Предпочитаю другие эпитеты: настойчивый, неуступчивый… Решительный… Простите, я еще не привык говорить о нем в прошедшем времени.
- Он жил в этой квартире с вашей матерью?
Есперсен кивнул и нахмурился от смущения:
- Ингрид мне не мать, она вторая жена отца.
- А ваша мать жива?
- Нет… - Видя, что полицейские молчат, он продолжил: - Моя мать умерла, когда я был маленький… Папа женился на Ингрид больше двадцати лет назад, а она, в сущности, всего на семь лет старше меня. Теперь вы понимаете, почему я так отреагировал, когда вы предположили, будто она - моя мать?
- У вас есть братья или сестры?
Есперсен покачал головой.
- Значит, вы - единственный наследник?
- Ингрид тоже наследница. Возможно, в завещании… если оно есть… указаны и другие.
- Но вам об этом ничего не известно?
- О чем?
- Составил ли ваш отец завещание.
- По-моему, нет. Во всяком случае, я о завещании ничего не слышал. Но я могу дать вам телефон его адвоката. Она наверняка в курсе.
- Ваш отец был богатым человеком?
- В каком смысле "богатым"?
- Было ли общеизвестно, что у него водятся деньги?
Лицо Есперсена дернулось.
- Нет, вряд ли. Отец получал пенсию; кроме того, он назначил себе совсем небольшой оклад. Прибыль он делил с двумя моими дядями - Арвидом и Эммануэлем. Понимаете, они втроем владеют… владели магазином сообща… Наверное, у него на счете есть какие-то деньги, кроме того, эта квартира…
- И множество ценностей?
- Да какие там ценности - так, побрякушки, - пренебрежительно отозвался Есперсен, видимо вспомнив о том, что он коммерсант.
- Значит, делить придется в основном вещи, которые находятся в квартире и в магазине?
- О том, что придется делить, я как-то не задумывался…
- А вы хотя бы примерно представляете себе имущество вашего отца?
- М-м-м… наверное, сама квартира… магазин… вещи… несколько картин и… ну да, деньги на разных банковских счетах.
Гунарстранна переменил тему:
- Насколько мы поняли, после того как личность покойного была установлена, Ингрид Есперсен первым делом позвонила вам?
- Да, я приехал, как только смог.
Гунарстранна медленно кивнул.
- Она нам звонила еще раньше, ночью. - Есперсен жалко улыбнулся. - Ингрид хотела, чтобы я еще тогда приехал к ней… По ее словам, что-то разбудило ее среди ночи, и она увидела, что отец не ложился. Потом она решила, что в магазин проникли воры. Сюзанна, моя жена, успокоила ее, и Ингрид вроде бы снова заснула.
Гунарстранна окинул Карстена Есперсена задумчивым взглядом и подытожил только что услышанное:
- Ночью она почему-то проснулась, позвонила вам, но к телефону подошла ваша жена, которая ее успокоила… В какое время звонила Ингрид?
- В половине третьего.
Гунарстранна рассеянно посмотрел перед собой.
- Мы, конечно, обо всем побеседуем и с фру Есперсен, но все-таки… почему она звонила вам среди ночи?
- В их квартале последнее время участились кражи. Более того, мы… - Есперсен тяжело вздохнул, - мы ждали чего-то в этом роде.
Гунарстранна кашлянул.
- Чего именно?
- Кражи со взломом.
Заметив, что оба стража порядка изумленно смотрят на него, Карстен Есперсен робко кашлянул. Гунарстранна подождал еще немного, а потом спросил:
- Вы предприняли какие-то меры против воров?
- У нас, как положено, имеются защитные ставни на окнах, которые выходят на улицу, и, конечно, подключена сигнализация. Кроме того, отец каждый вечер обходил все помещения и проверял, все ли в порядке.
- Вчера ночью сигнализация не сработала.
- Д-да, - поколебавшись, ответил Есперсен.
- Как вы думаете, где был ваш отец, когда проснулась Ингрид?
- Все вполне очевидно, разве не так? Он был внизу. - Есперсен постучал указательным пальцем по столешнице. - Внизу, в магазине.
- Среди ночи?
- Конечно.
- Разве вас не удивило, что отец среди ночи вдруг спустился вниз? В конце концов, ему было под восемьдесят.
- Мой отец не был обычным человеком.
Гунарстранна кивнул и снова погрузился в раздумья. Затем он посмотрел на Карстена Есперсена. Тот сидел с рассеянным видом и смотрел в пространство.
- А где были вы? - поинтересовался инспектор.
- А? Что?
- Где были вы, когда звонила Ингрид?
Есперсен по-прежнему рассеянно смотрел в пространство.
- Довольно странно, - тихо ответил он. - Отец, мертвый, сейчас лежит там, внизу… Я не могу не думать о нем. Конечно, я испытываю горечь утраты… - Он немного помолчал, глубоко вздохнул и продолжал: - Ингрид, жену моего отца, сейчас утешает священник. А мы с вами беседуем за тем же столом, за которым мы вчера ужинали всей семьей, наслаждались общением в тесном кругу… А сейчас… мне нелегко рассказывать вам об отце, говорить, каким он… был. - Он скрестил кисти рук на столешнице. - В квартире и атмосфера стала другой. Возникает чувство… ну, может быть, не враждебности как таковой, но какой-то отчужденности. Да, деловитой отчужденности! И вот что еще пришло мне в голову. Стараясь понять, как изменилась атмосфера вокруг меня, я начал испытывать глубокую тоску. Внутри меня словно образовался вакуум. Разговаривая с вами, я все время ждал этого вопроса и боялся его… "Где были вы?" Вдруг ответ на этот вопрос приобрел значимость, важность, всю силу которой я себе даже не представлял.
Карстен Есперсен затих. Гунарстранна и Фрёлик переглянулись. Есперсен покусывал нижнюю губу и о чем-то размышлял. Судя по его виду, продолжать он не собирался.
Молчание нарушил Гунарстранна. Он негромко покашлял, и Есперсен сразу встрепенулся.
- Где были вы? - повторил инспектор, глядя ему прямо в глаза.
- Дома. Ингрид ведь не первый раз вот так будила нас среди ночи. Сюзанна заранее предположила: Ингрид потребует, чтобы я к ней приехал. Ингрид… немного нервная, и потом, она всегда ужасно боялась, как бы чего не случилось с моим отцом.
- Вы слышали телефонный звонок?
- Нет. Я спал.
- Значит, вы не обсуждали звонок Ингрид тогда же… ночью?
- Да… то есть нет. Сюзанна мне рассказала сегодня рано утром.
- А разве вашу жену не встревожили слова Ингрид? Почему она сразу решила, что страхи Ингрид беспочвенны?
- Н-ну… понимаете… Ингрид… Одним словом, иногда она бывает истеричной.
Гунарстранна кивнул.
- Вы не знаете, не угрожал ли кто-то в последнее время вашему отцу?
- Нет, то есть…
- Что?
Есперсен положил обе ладони на столешницу.
- Понимаете, речь пойдет о деле довольно деликатном… - начал он.
Гунарстранна вежливо кивнул.
- Есть один человек… он работал на складе в Энсьё. Его зовут Юнни, и он служит у нас, сколько я себя помню.
- Юнни - а дальше?
- Его зовут Юнни Стокмо. Так вот, несколько недель назад между ним и отцом что-то случилось. Не знаю, что именно. Но в результате отец вынужден был уволить его.
- Он получил компенсацию?
- Юнни пришлось уйти в тот же день, хотя он проработал… много лет.
- Значит, они повздорили сравнительно недавно?
- Понятия не имею. Ни отец, ни Юнни ничего не желали рассказывать. Но, насколько я понял, ссора произошла из-за чего-то очень серьезного… и очень личного. Иначе я бы знал, в чем дело.
- Стокмо приходил к вам, жаловался?
- Нет.
После довольно долгой паузы Есперсен продолжал:
- Вот почему я подумал, что разногласия… что ссора была личным делом, касалась только их двоих. Иначе отец непременно поделился бы со мной.
- Может быть, Стокмо угрожал вашему отцу?
- Об угрозах мне ничего не известно. Я только знаю, что вчера вечером Юнни дожидался отца на улице, у нашего дома.
- Когда это было?
- Он пришел за полчаса до того, как отец вернулся домой, а вернулся он в семь.
Гунарстранна медленно кивнул, словно самому себе.
- В семь вечера? - уточнил Фрёлик, хватая ручку.
- Может быть, чуть позже, около четверти восьмого.
- На что Стокмо живет сейчас? - спросил Гунарстранна.
- Не знаю… У него есть сын, у которого в Турсхове нечто вроде мастерской. Может быть, он там и работает.
Снова наступило молчание. Франк Фрёлик откашлялся и полистал записи.
- Вы говорите, - начал он, - что вчера ваш отец пригласил гостей. Кого именно?
- Никакого приема не было. Обычный ужин. Пригласили нас, то есть меня, мою жену и детей.
- Сколько времени вы здесь пробыли?
- Мы сели за стол около семи. Отец приехал позже, где-то в четверть восьмого. Домой мы поехали часов в одиннадцать.
- Где он был до семи?
- В Энсьё, в конторе.
- Вы уверены?
- Да, он редко бывал где-то еще.
- Он обычно работал допоздна?
- Он работал всегда.
- Значит, в том, что он работал допоздна, не было ничего необычного? - уточнил Гунарстранна.
- Ни обычного, ни необычного. Он в самом деле иногда работал допоздна. Спросите лучше Ингрид, она вам больше расскажет.
Гунарстранна долго молчал, глядя перед собой.
- У вас в магазине много оружия?
- Есть немного. В основном из-за него мы и поставили защитные ставни. За старинным оружием охотятся многие коллекционеры.
- Что за оружие?
- Мушкет, алебарда, несколько дульнозарядных револьверов, несколько образцов холодного оружия…
- А штыки есть?
- Два. А что?
Их перебили. Дверь распахнулась настежь, по полу затопотали быстрые шаги. В столовую вбежал мальчик лет трех-четырех, в синих полотняных штанишках и свитере, запачканном спереди. При виде сидящих за столом незнакомых людей он опешил, но быстро преодолел смущение и подошел к Карстену Есперсену, изумленно смотревшему на него. Светлые кудрявые волосы обрамляли круглое, открытое личико с курносым сопливым носом. Малыш прижался к отцовскому колену и сунул палец в рот.
- Дедушка умер, - сообщил он инспектору Гунарстранне.
- Значит, Сюзанна приехала, - сказал Есперсен, словно извиняясь, и повернулся к сынишке: - Где мама?
Малыш его как будто не слышал. Он протянул Гунарстранне правую руку и представился:
- Мин.
- Беньямин, - уточнил Есперсен, подмигивая полицейскому.
- Нет, просто Мин, - возразил малыш по имени Беньямин, снова протягивая руку Гунарстранне.
- Покажи-ка! - обратился к нему отец. - Что у тебя там, монета? - Он покосился на полицейских с натянутой улыбкой. - Ну-ка, отдай, что там у тебя! - велел он мальчику.
- Дедушка умер, - повторил Беньямин, глядя на отца огромными круглыми глазами. - Совсем умер!
- Да, - ответил Есперсен, снова заговорщически подмигивая двоим полицейским. - Так ты покажешь папе свою монету?
Мальчик покачал головой.
- Покажи!
- Нет. - Беньямин покачал головой.
- Думаю, на сегодня у нас все, - сказал Гунарстранна, обращаясь к Франку Фрёлику.
- Ты отдашь папе монету?
- Не-ет! - завизжал малыш. Голосок у него был пронзительный, как вой электропилы.
В глазах Есперсена зажглись зловещие огоньки.
- Ну-ка, давай сюда! - Он снова схватил сынишку за руку.
- Нет! - так же пронзительно завопил тот. - Глупый папка!
- Дай сюда! - резко потребовал отец, хватая малыша за руку и по одному разжимая пальцы.
Мальчик отчаянно вырывался. Пальчики у него побелели, он заплакал. Попробовал выдернуть руку. Из его ладошки на пол выпало что-то похожее на брошку или булавку для шляпы.
- Ш-ш-ш, тихо! - прикрикнул на сынишку Есперсен и снова заулыбался: - Оказывается, никакая у тебя не монета! Это не деньги!
Карстен Есперсен поднял с пола значок и показал его сынишке. На потемневшем металле был едва заметен какой-то непонятный орнамент.
Мальчик перестал плакать и вытер глаза.
Гунарстранна и Фрёлик переглянулись.
- Отдай! - закричал мальчик и потянулся к значку.
Карстен Есперсен моментально отдернул руку и расхохотался, отчего у него задергался подбородок. Малыш снова истошно завопил.
- Ну на, забирай! - раздраженно крикнул отец, протягивая сынишке руку.
Мальчик шмыгнул носом и схватил значок. Карстен Есперсен встал и вопросительно посмотрел на полицейских:
- Пойдемте?
На обратном пути Гунарстранна остановился перед большим застекленным шкафом, в котором виднелись корешки книг в синих и коричневых кожаных переплетах. Есперсен остановился рядом и стал ждать. Беньямин высунулся из-за ближайшей двери.
Фрёлик тоже стоял и смотрел на маленькие белые фигурки в застекленном настенном шкафчике. Сначала ему показалось, что в фигурках нет ничего особенного, но, вглядевшись, он мысленно ахнул. Китайские статуэтки оказались самой настоящей порнографией. Тщательно вырезанные мужчины и женщины занимались изощренными сексуальными играми, показанными во всех подробностях. На обычном сексе дело не заканчивалось. Одна статуэтка изображала совокупление женщины с зеброй, другая - с черепахой. Еще двое улыбающихся мужчин, сплетясь в объятиях, увлеченно мастурбировали. Все действия были показаны настолько подробно, что ничего не приходилось домысливать, а такой искусной работы Фрёлик в жизни не видел.
- Боже мой! - негромко воскликнул он.
Карстен Есперсен смерил его снисходительным взглядом.
- Коллекционные экземпляры, - со вздохом пояснил он и добавил: - Слоновая кость. А одна статуэтка, между прочим, вырезана из рога носорога.
- Они старинные?
- Конечно. - Есперсен подошел к шкафчику и показал на женщину с черепахой: - Например, вот этой уже тысяча лет.
Франк Фрёлик внимательно посмотрел на Карстена. Тот стоял скрестив руки на груди; его лицо снова задергалось. Видимо, он досадовал, потому что гости все не уходили.
- И что они все символизируют? - спросил Фрёлик.
- Что, простите?
- Какой в них смысл?
Есперсен всплеснул руками:
- Это же произведения искусства! От них нельзя требовать никакого смысла!
- Но сюжеты, согласитесь, не слишком обычны, - не сдавался Фрёлик. Он показал на женщину с черепахой: - Неужели они все-таки ничего не символизируют?
Есперсен потерял терпение:
- Ничего они не символизируют! Либо вы считаете их красивыми, либо нет.
Франк снова посмотрел на статуэтки. Да, красивые… и своеобразные, никаких сомнений. Сексуальность подавалась в них с юмористическим оттенком. Видимо, их создатели хотели показать красоту человеческого тела, которая не теряется даже при самых немыслимых позах и в самых неестественных сочетаниях. Статуэтка из рога носорога, которую показал Есперсен, представляла собой молодых атлетов, увлеченно занимавшихся групповым сексом. Они с самым довольным видом сплелись в позе, немыслимой с точки зрения физиологии. Фрёлик вздохнул и подумал: "Как, оказывается, я еще мало знаю о Китае!"
- Они ваши? - спросил он у Есперсена.
- Нет, они принадлежат этому дому.
- Они дорого стоят?
- Конечно.
- Сколько примерно?
В комнату заглянула женщина среднего возраста. Фрёлик отошел от шкафа.
- Вот ты где, - обратилась она к Есперсену. - Пожалуйста, присмотри за своими детьми, я не могу… - Заметив полицейских, она остановилась, не договорив.
Гунарстранна поспешил представиться:
- Инспектор Гунарстранна. Отдел убийств.
Ингрид Есперсен пожала ему руку. Фрёлик заметил, что хозяйка дома когда-то была настоящей красавицей и до сих пор неплохо выглядит, хотя на лице уже проступили едва заметные морщинки и складочки. Несколько секунд Фрёлик не мог решить, что делает ее такой привлекательной - ее чистое лицо под модной стрижкой или фигура и потрясающие ноги. Наверное, последнее, решил он, ее тело. Спина у нее стройная, как у школьницы. И платье выгодно облегает все нужные места.
Есперсен собирался что-то сказать. Но Гунарстранна его опередил:
- Ингрид Фольке-Есперсен?
Женщина кивнула.
- Примите наши соболезнования.
Она снова кивнула и хладнокровно посмотрела в глаза инспектору - своему ровеснику. Франк заметил, что Гунарстранна не выпустил ее руки.
Фрёлик шагнул вперед и тоже представился:
- Франк Фрёлик.
- Мы как раз собирались уходить, - словно успокаивая вдову, пояснил Гунарстранна. Но та не слышала, что он говорит. Оба полицейских следили за ее взглядом. Она в упор смотрела на Карстена Есперсена, и глаза ее наполнялись слезами.
- Карстен, - тихо и жалобно прошептала она.