- Не воспринимай его всерьез, моя дорогая, - рассмеялся де Медем, опуская руку на ее талию. - Через несколько дней отвратительный, но пока что очень нужный господин Кхури отправится на заслуженный отдых. Отдых с плаванием, - он ухмыльнулся, - в заброшенном карьере.
И в этот момент зазвонил телефон. Графиня высвободилась из объятий, подошла к телефону и взяла трубку.
- Алло? - Она прикрыла рукой микрофон. - Вадон, - в голосе было легкое презрение.
Удивленно подняв брови, он взял трубку.
- В чем дело? - послушал несколько мгновений. - Так что же? Говорите ради Бога. Не можете сказать по телефону? - Он снова послушал, пожал плечами. - Ладно, согласен. Если вы так считаете, значит, это действительно нужно.
Он бросил трубку на рычаг и раздраженно тряхнул головой.
- В чем дело? Какая-нибудь неприятность?
Де Медем снова покачал головой, глаза его смотрели куда-то вдаль.
- Не знаю, - задумчиво проговорил он. - У Вадона, кажется, серьезные затруднения. - Он внезапно сбросил задумчивость и небрежно шлепнул ее по стройному бедру. - Он хочет прийти к нам прямо сейчас. Прости, моя дорогая, но прошу, прекрати искушать меня и дай мне возможность немного подумать. Через несколько минут он будет здесь.
Минут через пять зазвонил видеодомофон. Де Медем, одетый уже в свободные брюки и свитер, не спеша направился к двери, он о чем-то думал и хмурился. Снова послышался длинный настойчивый звонок. Он пробормотал что-то в микрофон и нажал на кнопку, отпер дверь, оставил ее приоткрытой, вернулся в гостиную и подошел к окну. Шел дождь, по стеклам стекали тонкие струйки.
Хлопнула дверь, послышались быстрые шаги Вадона. Де Медем отвернулся от окна и, лучезарно улыбаясь, поспешил ему навстречу.
- Дорогой мой Вадон, - растягивая слова, проговорил он, - как же я рад вас видеть! Давайте помогу вам. - И он сделал движение, словно хотел помочь Вадону снять легкий плащ. Министр раздраженно отпрянул назад, снял непромокаемую шляпу и бросил ее на стул.
- Ну хотя бы сядьте, - сказал де Медем, глядя, как от стекавших со шляпы дождевых капель на шелковой подушке образуются темные пятна. Он положил короткопалую лапу на плечо Вадона и подтолкнул его к дивану.
- Ерунда! - Вадон стряхнул с плеча руку де Медема. - Мне нужно поговорить с вами. Беда.
Де Медем учтиво улыбался, не сводя глаз с покрытого болезненной желтизной лица гостя. Вадон дышал прерывисто, щеки судорожно подергивались.
- По-моему, вы выглядите очень встревоженным, - сказал де Медем. - Может быть, из-за этой жары. Очень душно. Хорошая гроза очистит воздух. - Он подошел к столику. - Выпьете чего-нибудь? - Хотя он говорил тихо и доброжелательно, но в голосе ясно слышалось насмешливое пренебрежение. Повернувшись спиной к гостю, он взял графин.
- Я больше чем встревожен. И скажу вам откровенно, де Медем, я напуган. Нам нужно со всем этим кончать. Это бессмыслица.
Де Медем повернулся к нему, держа в каждой руке по хрустальному бокалу.
- Выпейте. Виски, возможно, успокоит вас. А теперь рассказывайте, что именно бессмыслица.
- Все, - глотнув изрядную порцию виски, отрезал министр. - Они требуют ужесточать и ужесточать меры безопасности. Наша затея становится слишком рискованной. Мы не можем продолжать. Просто не можем! Я больше не выдержу такого напряжения. Не выдержу. Я… - И он в отчаянии закрыл лицо руками.
Де Медем стоял и молча смотрел на его склоненную голову. В неярком свете лампы, освещавшем плечи Вадона, вспыхивали голубоватые блики в его волосах.
- Меня тошнит от вас, - сдавленно, со злостью наконец произнес он.
Вадон вскинул голову и приподнялся с дивана, беззвучно шевеля губами. Казалось, он в гневе искал ответ и не находил его.
Де Медем стоял перед ним, спокойно попивая виски.
- Сядьте! И не валяйте дурака. Меня в самом деле тошнит от вас, - проговорил он, спокойно отпив еще глоток виски. - Никогда еще не встречал такого пустого человека. Напрасно вы убедили себя, что достойны поста президента. Тщеславие сделало из вас проститутку. Вы согласились участвовать в том, что я задумал, потому что вообразили, будто эта работа вам по плечу, а уж как она будет сделана, не имеет значения. - Он тихо, с издевкой засмеялся. - И это же тщеславие внушило вам, что вы можете руководить мной, да? Вообразили, что, раз занимаете высокий пост, сможете легко отделаться от меня, да? Что вы баловень судьбы, что все в вашей власти! - Де Медем снова пренебрежительно рассмеялся. Средний палец руки, державшей бокал, выпрямился, словно целился Вадону в лицо. - А потом, натолкнувшись на первое же препятствие, вы раскисли. Посмотрите на себя! Посмотрите, что вы такое на самом деле! Трясущееся ничтожество. И вы хотите стать лидером?!
Вадон смотрел на него в упор.
- Боже мой! Как я жалею, де Медем, что впутался в это дело. Как я жалею, что слушал вас. Как я жалею, что не спустил вас с лестницы в тот самый день, когда вы в первый раз пришли ко мне. - Его голос дрожал от безутешного отчаяния.
Де Медем усмехнулся, почти оскалился.
- Но вы же этого не сделали. Верно? Тогда вы просто горели желанием. И о цене не думали - до тех пор пока были уверены, что платить никогда не придется. Но вы же не собираетесь отступать, нет? - Де Медем склонился ниже, глаза его впились в министра, следя за сменой выражений на его лице. - Во всяком случае, пока у меня хранятся те картинки.
При упоминании слова "картинки" Вадон резко отпрянул и застонал, словно его ударили. Де Медем отвернулся, скрывая улыбку.
- Не волнуйтесь, мы все заинтересованы в том, чтобы ваша драгоценная репутация осталась незапятнанной. - Улыбка исчезла с его лица, он повернулся к Вадону. - Человек чести! Преданный слуга своей страны! - Он рассмеялся, хлебнул большой глоток виски, прополоскал им рот, словно хотел смыть неприятный осадок от этих слов.
- Я служил своей стране, де Медем, - сказал Вадон, выпрямившись на стуле. Его болезненно бледное лицо вспыхнуло от гнева. - Вы этого все равно никогда не поймете. И я всегда руководствовался ее интересами, даже когда принял ваше предложение.
Де Медем покатился со смеху, его забавляло отчаяние, звучавшее в голосе министра.
- Разумеется! А разве не я вам это внушил? Если президентское кресло займет кто-нибудь другой, а не вы, Франция в считанные дни полетит в тартарары. Ведь так?
Вадон отхлебнул виски, пролил его на свой галстук и без особого успеха пытался оттереть темнеющий шелк.
- Это правда! Страна нуждается во мне! Кто-то же должен прекратить все эти безобразия. Кто-то должен…
- Господи, да вы с ума сошли! - махнув рукой, прервал его де Медем. - Помоги, Боже, Франции, если я в нужный момент не окажусь здесь, чтобы поддержать ваш дух, - пошутил он. - Но безумец вы или нет, дело это вы до конца доведете, слышите? - Вадон скривился, но промолчал. - Хорошо. А теперь, раз уж вы пришли ко мне, поговорим о действительно серьезных вещах. Взгляните! - Он взял сумку и бросил ее Вадону на колени.
Министр отпрянул, виски снова пролилось на галстук.
- Посмотрите же. - Де Медем, улыбаясь, указал ему подбородком на сумку. - Смотрите, а потом скажете мне свое мнение, - прибавил он, потягивая виски.
Вадон осторожно, словно там была спрятана смертельно опасная рептилия, открыл сумку и несколько секунд молча внимательно разглядывал ее содержимое.
- Что это?
- Оружие, идиот! - расхохотался де Медем и, нагнувшись, широко открыл сумку. - Ключ ко всему нашему чертову замыслу!
Еще мгновение Вадон продолжал тупо смотреть в сумку, но затем вздрогнул и резко сбросил ее с колен на ковер.
- Нет. Это не спрятать и не пронести. Там будут установлены детекторы металла.
- Детекторы металла не обнаружат это, друг мой. Изготовители гарантируют! Они из пластика и керамики, а металла содержат всего лишь двенадцать граммов. Еще не изобрели машину, которая высветила бы их.
- Но одними детекторами дело не ограничится! Они ведь обнаружили пропажу этого! - Вадон ткнул пальцем в сумку. - Поднялся страшный переполох, буквально всех подняли на ноги! - с вызовом сообщил он. - Теперь каждый - на пределе бдительности, даже агентов будут обыскивать. Я предупредил вас по телефону. Теперь об этом и думать нечего. Если ваши люди попытаются пронести это, их непременно схватят. И вы прекрасно знаете, что они расскажут все, лишь бы спасти свои шкуры. - У Вадона на лбу выступил обильный пот, он вытер его платком. - Мы не можем больше продолжать. Конец.
Де Медем тяжело дышал, с трудом сдерживаясь, пальцы с такой силой сжались в кулак, что ногти впились в ладонь.
- Вы снова распустили свои нервы, - сказал он, - и потеряли способность здраво рассуждать. - Услышав это, министр задрожал, казалось, он вот-вот разрыдается. Де Медем осторожно опустился рядом с ним на диван. - Послушайте. После вашего звонка я много размышлял. Вы правы. Мои люди не смогут пронести оружие через контрольные посты. Их наверняка схватят, и они, как вы сказали, выложат все. В конечном итоге следы приведут к нам. - Он покачал головой. - Нам нужно оставить эту затею.
Вадон повернулся к нему, лицо его прояснилось.
- Несомненно, - живо откликнулся он, в голосе вновь зазвучала надежда. - Мы должны это сделать. Боюсь, обстоятельства оказались сильнее нас.
Он начал было подниматься с дивана, но де Медем удержал его за рукав и, прищелкнув языком, заставил снова сесть.
- Сядьте. Я еще не закончил. Агенты никак не пронесут оружие, а вот вы, без сомнения, сможете.
Несколько секунд Вадон не мог выговорить ни слова.
- Вы это серьезно? - наконец спросил он прерывающимся голосом, тяжело дыша.
- Конечно, всерьез, - весело ответил де Медем и отхлебнул большой глоток виски. - А кто же еще? Вас-то не станут обыскивать.
Вадон поднял руки к лицу, волосы его как-то сразу растрепались, галстук съехал набок.
- Нет, - прохрипел он, в голосе звучал ужас, он, казалось, не верил своим ушам. - Нет. Только не я. Я не смогу. Это исключено. Предположим…
- Предположим, вы откажетесь? - тихо, почти шепотом, прервал его де Медем. - Забудьте и думать об этом. - Он крепко сжал руку министра. - Позвольте еще раз напомнить вам, приятель, что вы будете делать то, что прикажу вам я, и безупречно. Возможно, вы лелеете надежду, что наша пресса не посмеет опубликовать известные вам фотографии? - поинтересовался он, подняв бровь. - Да? Но не забывайте ни на миг, что в моем распоряжении целая организация. За одну ночь я могу заклеить листовками стены и заборы во всех городах Франции. Что подумают благонравные дамы-католички, на чью поддержку вы уповаете, добрые буржуазные матроны, - они же восхищаются прекрасным героем Сопротивления, лихим и элегантным Кристианом Вадоном! Как вы думаете, сколько из них проголосует за вас, если все это выплывет? А германские и австрийские журналы, английские газеты? Да они заплатят бешеные деньги, только бы заполучить эти фотографии! - Он приблизил свое лицо к лицу Вадона. - Посмотрите на меня, - приказал он. Министр нехотя поднял искаженное лицо. Глаза де Медема впились в его глаза. - Вы меня поняли? - Вадон тупо кивнул. - Ну вот и хорошо, - прошептал де Медем. - Так, значит, я полагаюсь на вас.
Лицо Вадона было пепельно-серым.
- Но как же я сделаю это, не привлекая к себе внимания? - промямлил он. - Я не смогу войти туда с сумкой, а выйти без нее. Или даже с пустой сумкой. Ведь вся площадь будет кишеть охранниками. Поверьте мне ради Бога, они очень квалифицированные люди. Несколько человек будут охранять меня и следить за каждым моим движением.
Де Медем с улыбкой поднялся с дивана.
- Не переживайте, я все это обдумал. - Он опустил руку и поднял сумку. - Посмотрите! - Он достал какой-то мешочек из мягкой ткани и показал Вадону, держа за тесемку. - Сама простота! Вы пронесете, а мои ребята сразу же заберут. Спрячете оружие внутри, наденете на шею… - Он поднял руку, пресекая попытку Вадона возмутиться. - Разумеется, вы не сможете одеться как все остальные, вам понадобится пальто, но в такую мерзкую погоду кто обратит на это внимание? Дальше уже совсем просто: вы неожиданно войдете в зону охраны - будто бы проверить обстановку, убедиться, что все при деле. - Мысль эта показалась де Медему забавной, он ухмыльнулся. - Оставите мешочки в условленном месте, и ваша роль в этом деле сыграна. Детская игра, не правда ли? - прибавил он покровительственно. - Их потом оттуда заберут. - Он помолчал, вопросительно глядя на Вадона. - Если вы, конечно, принесли пропуска.
Министр вздрогнул и выпрямился, словно стряхнул с себя оцепенение.
- Да, - прошептал он, голос его звучал печально и отрешенно. - Да-да. - Он порылся в карманах пиджака, вынул две карточки и протянул их де Медему. - Вот они.
Тот взял их из безвольных пальцев министра и стал рассматривать в свете лампы. Один уголок пропуска пересекала сине-бело-красная полоса, в другом углу - фотография мужчины, такого же размера, как и для паспорта. Человек на снимке смотрел прямо в объектив. Де Медем кивнул и бросил пропуска на письменный стол.
- Отлично.
- Послушайте, - Вадон старался вернуть своему голосу свойственную ему властность, - меня страшно беспокоит это дело с пропусками. Я думаю, если их обнаружат… если ваших людей схватят на выходе из зоны охраны… Туда ведь очень немногие имеют доступ…
- Я же вам сказал, что не о чем беспокоиться, - уверенным голосом успокаивал его де Медем, - тем более что к тому времени вы уже выполните свою часть работы. Людей, которые будут посланы на стоянку машин, хорошо проинструктируют. Они заберут пропуска и вернут их мне лично, а я, если хотите, могу вернуть их вам, будь они прокляты. Вы не будете возражать, если на стоянке машин будут те самые люди, имена которых я вам сообщил?
- Нет, разумеется. - Возмущение Вадона еще не улеглось. - Полагаю, эти двое из вашей команды? - продолжал он. Голос его снова звучал мрачно и вместе с тем жалобно.
- Из моей команды? - лучезарно улыбнулся ему де Медем. - Не совсем, хотя, возможно, в известном смысле они мои ребята. Но совсем не то, о чем вы подумали, старина. Они верят в меня, верят, что я тот самый человек, который нужен Франции. Точно так же, как дамы, о которых я говорил, считают, что это в вас нуждается страна.
- Это дьявол в вас нуждается, - проворчал Вадон, - во всей вашей Лиге спасения. Ничего удивительного.
- А вам и удивляться нечего. Полиция, ОРБ, даже разведывательные службы, - заявил де Медем с недобрым блеском в глазах, - почти полностью состоят в моей организации. Они ее костяк. - Де Медем искренне веселился, но смех оборвался так же неожиданно, как и вспыхнул. Глаза его загорелись страстью. - Что может быть естественнее этого? Что люди, ответственные за соблюдение законности и поддержание порядка, за сохранение французской цивилизации, первыми поняли мою правду? - Вадон насмешливо вскинул голову. Де Медем повысил голос. - Не смейте так вести себя при мне, Вадон. Оставьте это для своей аудитории. Вам бы следовало еще много лет назад соединить свою судьбу с моей, но вам помешал ваш интеллектуальный снобизм. Даже сейчас, когда для вас не секрет, что я знаю, какой вы лицемер, вы продолжаете смотреть на меня свысока. Вы считаете дурным тоном говорить простую правду. Разве не так?
- Простая правда, о которой вы толкуете, уже чуточку прискучила кое-кому из нас, я должен признать, - проговорил Вадон, напуская на себя высокомерие. - Вот если бы кроме иммигрантского вопроса в вашей политике было еще что-нибудь, возможно, интеллигентная публика прислушалась бы к вам.
- Чепуха! - фыркнул де Медем. - Уж чего-чего, а политических курсов у вас навалом. Как и всего остального. Ну и что? Политический курс проводится, пока выдумавшая его партия находится у власти. Когда дела идут хорошо, вы требуете доверия, а если нет - всему причиной факторы, которые вам неподконтрольны: международная обстановка, профсоюзы, может быть, даже активность солнечных пятен. Вы знаете не хуже меня, что никто в правительстве не имеет ни малейшего понятия, какого черта они там делают. И люди наконец начинают это понимать. До них доходит, что только моя правда принесет им пользу. Они знают: все, что я говорю, позволит изменить то, что можно изменить, а остальное само пойдет. И люди, которые ясно понимают это, вовсе не кабинетные теоретики вроде вас. Они из тех, кто каждый день сталкивается с реальной жизнью: полицейские, служба безопасности… - Он отхлебнул большой глоток виски, увидел, что в бокале ничего не осталось, обернулся и снова наполнил его. - Забудьте о ваших правительственных лимузинах и хоть немного окунитесь в реальную жизнь, приятель, - хитро глядя через плечо на министра, сказал он. - Выйдите на улицу и оглянитесь вокруг себя - ведь вы же министр полиции. Посмотрите, что делается в нашей стране. Еще тридцать лет назад Марсель был французским. Рискните и обойдите хотя бы половину города, вы же не поймете, где находитесь. Африканцы, арабы, албанцы, хорваты, румыны - все кто угодно, только не французы. Он стал непохож на французский город! Господи, да там уже и не пахнет Францией! Его и не воспринимаешь как Францию. Скажите мне по совести, Вадон, неужели за такую Францию вы сражались во время войны? Неужели вы хотите, чтобы эти чужеземные торговцы наркотиками погубили наших детей? - Он помолчал, тяжело дыша, и глотнул виски. Министр понуро сидел и тоже молчал. - А теперь, - снова заговорил де Медем, понизив голос до хриплого, театрального шепота, - этим подлым арабам уже мало просто хулиганить на улицах и плодить свои лавки. Теперь мы имеем фундаменталистов! У них есть цель! Французы даже не могут жить по соседству с ними. Полицейские - французские полицейские - проникают в заселенные ими районы не иначе как целыми отрядами, в фургонах. Их главарь Бухила заявляет, что они не нуждаются в нашей полиции на своих улицах, они, видите ли, создадут свою собственную полицию! Фактически мы говорим уже о разных республиках. - Он выбросил руку вперед, в направлении окна: - Прямо здесь! На окраинах Парижа! Похоже на то, что они объявили войну! - Де Медем содрогнулся от охватившего его волнения, в его голосе уже не было театральных интонаций. С чуть заметным удивлением он огляделся, как человек, очнувшийся от гипноза. - Но зачем я вам все это говорю? В конце концов, вы - министр, который отвечает за все это. Господи, - прибавил он шепотом, отлично слышным во всех углах комнаты, - кто лучше вас знает, что творится в стране? У них есть собственные школы. Макаки Бухилы в нарукавных повязках, вооруженные палками, изображают полицейских в арабских "зонах". Поговорим серьезно, Вадон. Кто, по-вашему, нагнетает напряженность? Вы? Я? Разумеется, нет! Мы сидим тихо-мирно вот в таких квартирах и смотрим все это по телевизору. Сказать вам, кто изо дня в день отражает эту напасть? Полиция. - В комнате воцарилось молчание, слышно было только его хриплое дыхание. Когда он снова заговорил, голос звучал тише. - Вот почему они приходят ко мне, Вадон. Вот почему в мою организацию валом валят полицейские всех рангов. Потому что никто, кроме меня, не говорит с ними на их языке.
Несколько мгновений Вадон сидел молча, подавленный абсолютным превосходством собеседника. Наконец он облизнул губы, голос его дважды прерывался, пока не обрел уверенность.