* * *
- Ханум, ханум, что с вами? - Марьям пронеслась мимо Лахути быстрая и невесомая как стрекоза, опустилась на колени перед Джин. - Что с вами, ханум? Не молчите, а?
Следом вбежал доктор Маньер с лекарствами и перевязочным материалом.
- А я ведь предупреждал вас, Аматула, что нельзя пренебрегать лечением, - не преминул он пожурить Джин, растворяя антидот в ампуле с физраствором. И скомандовал: - Марьям, готовьте шприц!
- Шахриар, - повернула Джин бледное, без кровинки, лицо к капитану Лахути, - передайте своему полковнику мой отрицательный ответ. Мои действия согласованы с главной штаб-квартирой в Женеве и соответствуют уставу нашей организации. Ни Али Агдаши, ни его мать, ни доктор Нассири не будут выданы вам без соответствующих распоряжений из Женевы, ибо все трое обратились к нам с просьбой о предоставлении им убежища в связи с угрожающими их жизням преследованиями властей. Всякое же насильственное вторжение на территорию миссии Красного Креста будет расценено мною и всем мировым сообществом как незаконное вторжение на территорию независимого государства Швейцария, обладающего, как вам известно, нейтралитетом и находящимся под покровительством ООН. Так что пусть Тегеран ведет переговоры с Женевой, я выполняю приказы только своего руководства.
- Вам всё ясно, капитан Лахути? - повысил голос доктор Франсуа Маньер, взяв у Марьям шприц с лекарством. - Ступайте к своим коллегам и передайте им ответ мадам Байян. Когда мадам станет лучше, возможно, я разрешу вам навестить её.
- Желаю вам скорейшего выздоровления, госпожа, - чуть склонил голову Шахриар и, одернув мундир, стремительно покинул помещение.
- Мадам, вы столь легкомысленно относитесь к собственному здоровью и лечению, что так недалеко и до трагедии, - снова недовольно занудил Франсуа.
- Не ворчите, док, прошу вас, - Джин шутливо шлепнула его по плечу здоровой ладонью.
- Аматула, я ввожу вам лекарство, а вы хулиганите! - возмутился всегда серьезный Франсуа. - Не надо меня сердить.
- Хорошо, хорошо, больше не буду, - примирительно улыбнулась Джин.
- И еще я очень надеюсь, - обиженно продолжил доктор Маньер, - что вы наконец разглядите во мне человека, тоже способного совершать поступки и принимать решения. Пусть я всего лишь ваш подчиненный, но я тоже хорошо знаю, для чего здесь нахожусь, и вполне могу защитить наших иранских подопечных от происков местных властей.
- Я это учту, Франсуа, обязательно. Не обижайтесь, пожалуйста.
Сделав укол, заметно подобревший Франсуа помог Джин добраться до постели и с помощью Марьям начал делать ей перевязку. За окном было тихо.
- Марьям, посмотри, пожалуйста, машины уехали? - попросила Джин медсестру, когда с перевязкой было покончено.
Марьям приблизилась к окну, чуть приподняла жалюзи.
- Нет, ханум, всё еще стоят, - доложила негромко. - Хотя нет… Кажется, уже уезжают. Вот, первая машина сдвинулась с места, разворачивается…
- Капитан Лахути уехал?
- Нет, остался, - сообщила Марьям. - Как раз сейчас возвращается обратно в миссию…
- Франсуа, - обратилась Джин к доктору, собиравшему остатки перевязочного материала в белый саквояж с красным крестом, - благодарю вас за помощь и простите, что оторвала от больных. Возвращайтесь к ним. И заодно выясните, пожалуйста, как прошел сеанс гемодиализа у Агдаши.
- Я сделаю всё, о чем вы попросите, Аматула, - важно изрек доктор, поправив очки, - но все-таки позвольте мне еще раз напомнить вам о соблюдении постельного режима и регулярном приеме лекарств. У вас серьезное заболевание, Аматула, и если его не пресечь в самом начале, оно может перейти в хроническое, причем с непредвиденными и крайне плачевными последствиями…
- Вы правы, Франсуа, - послушно кивнула Джин, - я больше не буду с вами спорить. И постараюсь быть прилежной пациенткой…
- Аматула! Что случилось?! Вам стало плохо? - ворвался в комнату взволнованный доктор Нассири.
- Успокойтесь, Сухраб, мне уже лучше, - улыбнулась Джин. - Просто меня отвлек ваш соотечественник, капитан Лахути, и я не приняла вовремя лекарство. Как, кстати, прошла сегодняшняя процедура гемодиализа? Улучшения наблюдаются?
- Все показатели в норме, ханум, - просиял Нассири. - Последние данные наглядно свидетельствуют, что функция правой почки постепенно восстанавливается! Так что, я думаю, потребуется еще две-три процедуры, не более, и организм пациента сможет вернуться к нормальной жизнедеятельности.
- Отрадное известие, - удовлетворенно качнула головой Джин. - Мы не допустили уремии и своевременно избежали некроза. С одной почкой, если она восстановится полностью, организм вполне сможет функционировать как с двумя, вы правы. Даже если вторая не восстановится и её придется удалить, оставшаяся почка, как правило, всегда справляется с возросшим объемом работы. Но пока об этом говорить еще рано, надо попытаться сохранить и вторую почку. Поэтому проводимую терапию не только не прекращаем, но даже, напротив, усиливаем. Пока не наступили необратимые изменения, необходимо добиться восстановления проходимости лоханочно-мочеточникового соустья и полного объема кровотока. Франсуа, займитесь этим прямо сейчас, - попросила она французского коллегу, - посмотрите вместе с Сухрабом все последние анализы Али Агдаши и выработайте стратегию его лечения на ближайшие дни. А мне пока надо срочно связаться с Женевой. Марьям, подай мне телефон, пожалуйста.
Марьям протянула трубку, Джин бодро приподнялась на локте.
- А что сказал Лахути? - тревожно осведомился Нассири.
Джин хорошо понимала его резонную тревогу за свое будущее, потому уходить от прямого ответа не стала.
- Он передал слова своих начальников: те протестуют против укрывательства граждан Ирана в здании нашей миссии и требуют их выдачи. Вас ведь это не удивляет, Сухраб? Собственно, подобной реакции властей мы с вами и ожидали.
- А вы, ханум? Что вы ему ответили, ханум? - голос Нассири предательски дрогнул.
- Пойду-ка я лучше к больному, - вздохнул доктор Франсуа, давая понять, что всё остальное он уже слышал. - Догоняйте, Сухраб.
- Всенепременно, доктор Маньер, - пообещал Нассири, не оборачиваясь. - Скоро подойду…
- Попросила Шахриара передать своим начальникам, - продолжила Джин, как только дверь за Франсуа закрылась, - что мы действуем в соответствии с Женевской конвенцией и правилами, установленными ООН, а также уставными положениями нашей организации. Объяснила, что на территории нашей миссии мы предоставили убежище не террористам или каким-то другим преступникам, а тяжело больному человеку вместе с его матерью и лечащим врачом. Подчеркнула, что мы ни в чем не превысили полномочий и действуем в рамках международного закона. Предупредила также, что все наши действия согласованы с Женевой, что подчиняемся мы только Женеве и что выполняем приказы, поступающие только из Женевы. Посему посоветовала им связаться напрямую с Женевой. Так что не переживайте, Сухраб, Женева нас в обиду не даст, - ободряюще улыбнулась доктору Нассири Джин. - К тому же не забывайте, что если даже иранские власти предоставят нашему руководству в Женеве гарантии вашей безопасности, вы, как люди, уже получившие убежище на территории миссии, вправе не возвращаться в Иран, а рассчитывать на статус политического беженца на Западе. Достаточно вашего желания и согласия - и мы поможем получить такой статус и вам со всей семьей, и Али с Самаз. Поэтому, Сухраб, - она сделала многозначительную паузу, - настоятельно рекомендую вам не доверять псевдо-обещаниям и лже-гарантиям правительства Ирана. Ведь в случае вашего возвращения в Иран мы уже не сможем проверить, выполнены эти гарантии или нет. Сами понимаете: Иран - страна закрытая. Сюда с трудом пробиваются даже инспекторы МАГАТЭ, а уж о западных правозащитниках и говорить нечего…
- А вы уверены, что Женева осмелится спорить с рахбаром и муллами? - спросил Нассири с опаской.
- Осмелится?! - рассмеялась Джин. - Вы меня удивляете, Сухраб! Во время Второй мировой войны сопредседатель Международного комитета Красного Креста леди Клементина Черчилль "осмеливалась" не только спорить, но и требовать от лидеров разных армий исполнения Женевской конвенции! В том числе от столь одиозных личностей, как Сталин и Гитлер. И всегда, заметьте, добивалась успеха. Впоследствии Красный Крест боролся против бесчеловечных преступлений Хо Ши Мина во Вьетнаме, потом - с проводимым красными кхмерами в Камбодже геноцидом против собственного народа. За многолетний вклад в дело отстаивания прав человека Красный Крест получил три нобелевские премии мира, множество других наград, и с успехом продолжает свою деятельность до сих пор. И в практике Красного Креста еще не было случая, чтобы главная штаб-квартира не поддержала действий своих миссий, где бы те ни находились - в Южной Америке, Африке или здесь, на Востоке. Я уверена, Сухраб, - заключила она, - что и мои нынешние действия встретят в Женеве понимание и поддержку. Я же сдержала свое обещание укрыть ваше семейство в посольстве Франции? - Нассири кивнул. - Правильно, сдержала. Так что поводов для беспокойства нет, Сухраб. Идите пока лучше к Франсуа, а я сейчас попробую дозвониться до Женевы.
- Спасибо вам, Аматула, - растроганно произнес Нассири. - Даже не знаю, как бы я жил дальше, если бы не встретил вас. Наверное, для меня действительно настал момент выбора, и вы помогли мне совершить поступок, которым я буду гордиться до конца жизни. И до конца дней своих буду благодарить Аллаха за то, что он подарил мне встречу с вами и дал сил и смелости увезти Али из госпиталя. Этим поступком я оправдал свою юношескую клятву спасать людей от смерти при любых обстоятельствах…
- Я понимаю ваши чувства, Сухраб, и очень рада за вас, - проникновенно сказала Джин и наградила доктора Нассири взглядом, преисполненным искреннего уважения.
- Ханум, а это правда, - неожиданно вмешалась в разговор примостившаяся на краешке кровати Джин и молчавшая доселе Марьям, - что иранские женщины одевались когда-то так же, как вы сейчас здесь, в миссии? Что тоже могли носить разные красивые вещи и распускать волосы? Неужели такие времена действительно были?
- Да, Марьям, были такие времена, - грустно улыбнулась Джин. - Почти тридцать лет назад, еще до твоего рождения. А ты хочешь, чтобы они снова вернулись? - Марьям с готовностью кивнула. - Я тоже хочу. Но, к сожалению, это зависит от многих обстоятельств, в том числе от людей. Даже от тебя, Марьям, зависит…
В этот момент телефон в руке Джин защелкал, прервав её затянувшуюся "политинформацию". На дисплее высветился длинный международный номер.
- Ну, вот, - подмигнула собеседникам Джин, - если мы не звоним в Женеву, Женева сама звонит нам. А вы, Сухраб, переживали, что нас там забудут и бросят на произвол судьбы. Ошиблись, как видите. - Нажав сенсорную кнопку, проговорила в трубку: - Доктор Аматула Байян слушает.
- Здравствуйте, Аматула, - раздался в ответ голос матери, и от него сладко заныло сердце.
- Одну минуту… - Джин прикрыла телефонную мембрану рукой и попросила собеседников: - Сухраб, идите пока вместе с Марьям к Франсуа, помогите ему с Али. Я расскажу вам потом о своем разговоре с Женевой.
- Хорошо, ханум.
- Слушаюсь, госпожа.
Доктор и медсестра на цыпочках удалились, и, как только дверь за ними закрылась, Джин, подавив волнение, повторила в трубку:
- Я слушаю, доктор.
- МИД Ирана в лице его официального представителя Хамида Асефи заявил нам протест, - без долгих предисловий поведала ей мать. - Поводом послужил случай якобы похищения из военного госпиталя больного с тяжелым врожденным расстройством почек, а также его матери и лечащего врача. Все трое были похищены сотрудниками миссии Красного Креста якобы с целью провокации.
- С врожденным расстройством? - не без ехидства переспросила Джин. - Да у этого больного острый радиационный нефрит, доктор! Нефрит, вызванный радиоактивным облучением во время аварии на секретном заводе, занимающемся обработкой урана и атомным производством. Я подчеркнула это обстоятельство в своем сегодняшнем отчете, отправленном вам два часа назад.
- Уже прочитан, - подтвердила Натали факт получения отчета.
- Помимо Али Агдаши во время той же аварии пострадали еще тридцать девять человек, - продолжила Джин. - Хотя бы половину из них, я уверена, можно было спасти, но к настоящему времени все эти люди, согласно заявлению официальных представителей Тегерана, скоропостижно скончались. На самом же деле со слов людей, своевременно покинувших иранский госпиталь и скрывающихся сейчас у нас в миссии, мне известно, что все остальные облученные пациенты были умерщвлены насильственно. Доказать это, к сожалению, практически невозможно, - вздохнула Джин, - поскольку вряд ли иранцы предоставят нам на экспертизу трупы, зараженные радиацией. А сами мы даже не знаем, где и с какими мерами предосторожности они захоронены.
- Мы это узнаем, - пообещала Натали. - Потому что уже заручились поддержкой ЮНЕП, комиссии ООН по экологии и комиссии по правам человека. Так что потребуем провести скрупулезное расследование, поскольку захоронение радиоактивных тел ненадлежащим образом угрожает здоровью жителей соседних государств. А на ноту протеста иранского МИДа мы ответили, что не имеем оснований не доверять рапорту нашего комиссара в Исфахане, то есть вашему рапорту, Аматула, и поэтому не выдадим находящихся в миссии людей до окончательного выздоровления больного. Дальнейшая же участь этих людей будет определена исключительно их собственными пожеланиями.
- А могут иранцы потребовать срочной эвакуации нашей миссии из Исфахана? - спросила Джин.
- Могли бы. Однако теперь, в связи с грядущим расследованием ЮНЕП, у них это уже вряд ли получится. Если иранцы не хотят еще большего скандала, им придется впустить на территорию своей страны и представителей ООН, и расширенную делегацию МАГАТЭ, призванную дотошно изучить последствия аварии на объекте, который, кстати, не фигурировал доселе ни в одном документе и ни на одной карте Ирана. Так что наша миссия, - добавила Натали после паузы, - может послужить для представителей этих организаций своеобразным опорным пунктом, поэтому они наверняка настоят на её сохранении. Тем более что вы, Аматула, и ваши подопечные были непосредственными свидетелями творимых в Иране безобразий.
- Как думаете, тот секретный завод закроют?
- Скорее всего да. Поскольку о нем не было известно ни МАГАТЭ, ни другим международным общественным структурам. Полагаю, к Ирану вообще теперь возникнет много вопросов, причем от всего мирового сообщества.
"Значит, надобность в кибератаке отпала, - с облегчением подумала Джин, - природа всё сделала за нас, за людей. Показала, где сокрыто зло и нанесла удар, положивший конец полониевому производству. Хотя бы на время. А дальше уж забота человека - не выпустить инициативу из своих рук. Не зря великий Толкиен нарисовал картину, где на помощь человеку вместе с ветрами и реками спешили птицы, звери и даже растения. Потому что всё живое тесно связано между собой и, почувствовав опасность, объединяется для решающей схватки с общим врагом. Проще говоря, всё живое, что было создано Творцом, выступает против творений злых рук человеческих. В данном случае - против радиационной угрозы".
- Я правильно понимаю, доктор, - спросила Джин у матери, - что наша первоочередная задача сейчас - проявить твердость и не поддаваться провокациям?
- Совершенно верно, Аматула, - подтвердила Натали тоном, словно действительно разговаривала с чужим человеком. Зная прямой и открытый характер матери, Джин понимала, сколь непросто ей это дается. - Мы же здесь будем активно действовать по всем дипломатическим каналам и, надеюсь, заставим иранцев принять наши условия…
В дверь постучали.
- Одну минуту, доктор… - Джин снова прикрыла трубку рукой и обернулась на стук. - Войдите.
На пороге вырос капитан Лахути. Горьковатый аромат кофейных листьев знакомого лосьона, смешанный с терпким запахом табака, - и Джин ощутила присутствие Шахриара неожиданно ясно и даже остро. И это ощущение заслонило от нее все остальное, даже разговор с матерью.
- Я перезвоню вам, доктор, - сказала она в трубку.
- Хорошо, Аматула, - ответила мать. - Ждем от вас информации в любое время суток.
- Спасибо.
* * *
- Почему вы не уехали, капитан? - спросила Джин, выключив телефон и сунув его под подушку. - Или карательные меры еще не завершены?
- А разве они начинались? - вопросом на вопрос ответил Шахриар и подошел к ней, мягко ступая по зеленоватым медальонам на исфаханском напольном ковре. Опустился в стоявшее рядом с её кроватью кресло, о чем-то задумался.
Джин заметила, что он грустен. Не зол и полон решимости довести распоряжения своих начальников до конца - нет. На его лице читалась именно грусть - тихая, невысказанная, засевшая глубоко в сердце.
- Вы получили из-за меня выговор, капитан? - попыталась она пошутить, хотя и понимала неуместность своей шутки. - Во всяком случае похвалы, судя по вашему виду, вы не дождались, - съязвила по инерции. - Равно как и повышения по службе.
- Ошибаешься - повышения как раз дождался, - безэмоциональное ответил он. - Кстати, почему ты продолжаешь мне "выкать"?
- От нервного перенапряжения, наверное, - смутилась Джин. - За последние сутки мне пришлось изрядно понервничать. К тому же радиационное отравление, как известно, тоже возбуждает нервные окончания, - это она уже сыронизировала над собой. - Так тебя можно поздравить? - спросила через мгновение, перейдя на "ты" и будучи не в силах отвести взгляд от смуглого красивого лица и грустных золотисто-карих тигриных глаз Лахути. - По-моему, ты не рад повышению.
- А чему тут радоваться? - пожал плечами Шахриар - Да, мне дают майора, но лишь с условием перевода отсюда на один из объектов в Хамадан.
- Когда? - Неожиданно на Джин тоже нахлынула грусть. Во всяком случае внутри что-то дернулось и противно заныло, заболело, словно выворачивая душу наизнанку. И непонятно было, какая боль невыносимее: та, что от ожога, или эта, душевная.
- Приказано отбыть завтра в 10.00. Сначала - в Тегеран для оформления всех бумаг, а потом - к месту назначения.
- Поедешь с женой?
- Нет, один. Я подал мулле прошение на развод. - Джин вскинула на него удивленный взгляд. - А жене послал письменное "отстранение", - все тем же ровным тоном продолжил Шахриар. - Написал, что больше не люблю её и не хочу с ней жить. Без подробных объяснений. И попросил покинуть мой дом в течение трех месяцев.
- А как же… сыновья?
- Они останутся с моей матерью и сестрами. Над младшим сыном жена пока еще будет иметь право опеки - до достижения им двухлетнего возраста. По закону я должен выплатить жене магрие - своего рода обещанный свадебный подарок. Речь тогда шла о собственном отдельном доме, и проблем с выполнением обещания у меня не возникнет: жалованье в новом звании позволит мне выстроить для нее новый дом, где она сможет спокойно жить даже с другим мужчиной.
- Почему ты так поступил? - оторвавшись от подушек, Джин села на постели.
- Лежи, лежи, тебе нельзя вставать. - Шахриар с нежностью уложил её обратно, пересел с кресла на кровать, придвинулся ближе, наклонился к её лицу.
- На тебе нет защитного костюма, - вяло запротестовала Джин.