– Разве у нас имеются подозреваемые?
– Твоя машина в участке, но я могу сам тебя подбросить, – пропустил ее комментарий Уве.
– Хорошо, – кивнула она, стягивая больничную сорочку и полностью оголяясь.
– Кажется, тебя совершенно не смущает то, что я по-прежнему здесь.
– Но ведь ты не настроен на межполовую связь со мной.
Уве хотел было что-то сказать, но вместо этого махнул и вышел за дверь, бросив:
– Жду на выходе. У тебя пять минут.
Жаклин справилась за гораздо меньшее время. Тяжелее всего ей давалась ходьба. Она слишком заметно хромала, и каждый шаг отдавался ударом тока по всему телу. Волнение заставило ее курить без пауз. Антипожарная система на этот раз не ждала двадцати секунд и сработала сразу. Однако к моменту, когда палату обдало водой, Жаклин ее покинула и курила в коридоре в сопровождении старшего коллеги.
– По-моему здесь курить нельзя, – заметил он.
– Кто сказал? – оглянулась на двери палат Жаклин. – Здесь ничего такого не сказано.
– Предполагается, что пациенты сами об этом догадываются.
– А я должна догадаться до того, что мне делать нельзя? – практически усмехнулась Жаклин.
Сестра в холле, подавшая бумаги на выписку, поразилась поведению девушки настолько, что даже не смогла предъявить претензии вслух.
– В первую очередь поедем в участок, – предупредил Уве.
– В таком случае я заберу машину и поеду на место преступления одна.
– Не забывай, что ты отстранена от дела.
– Пока не услышу достойной причины, поверить в это не смогу, – вернула бумаги с ручкой сестре Жаклин.
– Тебе следует купить что-нибудь для поддержки. Здесь неподалеку есть хорошая аптека. Тебе помочь? – подал руку девушке он, когда та пыталась забраться в машину.
Жаклин не любила, когда вмешивались в ее самостоятельность. Все детство она стремилась доказать, что вполне способна обходится без взрослых родственников. Переехав на новую квартиру в пятнадцать, она училась сама обустраивать свой быт и принималась за любую работу. Ей удалось справляться с самыми мужскими обязанностями. Слабость она не любила проявлять не только из-за нежелания демонстрации гендерных различий или феминизма, в котором ее многие подозревали. Если бы она позволила себе отчаяться, заплакать или опустить руки, то просто бы не выжила. Поэтому и теперь закидывала ноги в высокий салон полицейского автомобиля, тяжело дыша и кривясь от боли, но от помощи отказалась. Уве доставляло удовольствие наблюдать за ее, как ему казалось, детским максимализмом и какой-то игрой во взрослую особь мужского пола.
Он дождался, пока Жаклин пристегнется, и поехал по привычке медленно, соблюдая все дорожные правила. Его манера вождения девушку раздражала, поэтому ездила на задания она с ним редко.
В аптеке они подобрали деревянный костыль с металлической ручкой. Платить пришлось Уве, потому как девушка свою карту оставила. Кроме того, мужчина заплатил за медикаменты, которые для нее выписали, а те стоили весьма недешево.
– Тебе придется остановиться у моего дома, чтобы я сняла деньги, – убежденно заявила она у выхода.
– Это подарок, – спокойно сказал он.
– Я не люблю подарков, – гневно выпалила Жаклин, стукнув палкой о бордюр.
– Твой дом в совершенно другой стороне, и я не собираюсь давать такие петли из-за одного твоего феминистического каприза.
– Феминистического? – морщилась она, нехотя пристегиваясь. – С чего бы это вдруг?
– Ты даже пахнешь как мужчина. Это, – принюхался к ней Уве, – мужской одеколон?
– Наверное, – растерялась Жаклин, не отрывая взгляда от лобового стекла. – Какая разница? Тем более что мужских гормонов во мне гораздо больше, и если хочешь знать, женские физиологические процессы всегда обходили меня стороной.
Уве тяжело вздохнул и выбрал место на парковке в участке.
– Понимаю, что в твоем воспитании женщина роли никакой не играла. Но ты всегда могла обратиться к Отто или ко мне. Мы не профессионалы, но в любом случае взрослые люди, поэтому имеем представление о любом протесе человеческого организма. В том числе женского. Моя дочь почти твоя ровесница. Поэтому что бы ни произошло – что угодно – не стесняйся обращаться с вопросами ко мне, понятно?
– Меня еще опросят? – открыла дверь девушка. – Причина моего отстранения в том, что я оказалась в доме убитого?
– Именно, – последовал за ней в участок Уве. – Поэтому сначала поделись информацией со мной, как с близким коллегой и сотрудником.
– У старика серьезные проблемы со здоровьем. Он слишком часто об этом упоминал. Особенно о сердце, – вспоминала Жаклин, нажимая кнопку вызова лифта.
– Сердце? – нахмурился он. – Ты серьезно?
– Разве Лок не упомянул об этом в отчете?
– А почему, собственно, мальчик обязан писать все отчеты за тебя?
– Потому что работать со мной – и так большая честь.
– Скромностью ты никогда не обладала, – усмехнулся он. – Так что с сердцем?
– У многих пожилых людей с ним проблемы, ничего удивительного. Просто у него они начались довольно рано.
– Его убили выстрелом в сердце, – возбужденно заметил он.
– Да, как и его жену. Правда, предварительно обмотав к дереву и устроив локальный фейерверк.
– Я опустил подробности его кончины, но здесь фантазия убийцы не менее яркая, поверь.
– А ведь они, между прочим, супруги. Первая пара, связанная между собой. Ранее мы имели дело с людьми, которые друг друга даже не знали, а также не имели родственников. А этих двоих убили похожим образом. Питеру сердце тоже вырезали?
Уве задумчиво кивнул, закусив большой палец, и покинул лифт первым.
– Как мы и думали, это какой-то ритуал, – рассуждала вслух Жаклин. – Но не религиозный. Здесь мотивы личные. Убийца мстит. Он предсказуем и следует своим принципам. Значит, психическое здоровье у него шаткое.
– На этот раз он не оставил фотографии следующей жертвы.
– Видимо, для него очень важно избавиться именно от этого человека. Ведь он не закруглил круг. Было бы весьма логично, если бы он, скажем, вложил фотографию первой жертвы.
– Жены Питера? В таком случае, Питер должен был сам ее убить, а это абсурд.
– Не думаю, что он руководствовался какому-то особому порядку, но своя стратегия в этом есть. Он старательно изучал жертв. Только вспомни, когда был убит первый в его списке претендент. Более четырех месяцев назад. Значит, до этого случилось то, что связало жизнь всех этих людей. Какое-то событие, в котором они все вместе приняли участие. Еще одна деталь, адвокат сменил номерные знаки четыре с половиной месяца назад. Смерти тянуться именно с того периода.
– События кружатся вокруг этого персонажа, и нам следует копнуть поглубже.
– Предлагаешь вскрыть его могилу? – нахмурилась Жаклин.
– Изучить получше, я имел в виду, – перевел мужчина.
– А разве вы еще не изучили?
– Под "вы" ты кого имеешь в виду?
– Отдел информации, черт возьми! – разозлилась она. – За что им вообще платят?
– Вот здесь позволю не согласиться, – защитил коллег Уве. – Они рассмотрели все его дела, даже самые незначительные. Его карьера идеальна. Ни одной прорехи. Он закрыл все, чем занимался на тот момент. А новые дела получал уже после переезда.
– Нас не его работа интересует, а жизнь. Он пытался что-то скрыть.
– Грабеж и убийство?
– Вспомни подписи под каждым снимком. Их обвиняли в убийстве. Кто-то один был свидетелем убийства другого всеми этими людьми.
– Скажи, как мог убить этот слепой? – улыбнулся Уве, заглядывая в кабинеты коллег. – Или эта старуха?
– Но каким образом оказались на снимке его отпечатки?
– За полгода можно достать отпечатки любого, даже президента. В конце концов, мальчик отсидел свой срок перед смертью, если тебя беспокоят проблемы морали и совести. Фоторобот значительно облегчит наши поиски, – толкнул дверь в компьютерный кабинет он.
На составление фоторобота у Жаклин ушло чуть более двадцати минут. Больше всего времени ушло на рисовку рта, искривленного шрамами, огромного и без преувеличения уродливого.
– Это ты его видела? – скривился Уве. – Не завидую.
– Ты случайно сознание не потеряла до того как, он в тебя стрелял? – усмехнулся Рик Смол, художник из отдела информации.
– Если я вам больше не нужна, – набросила пальто на плечи она и подскочила к двери, но вспомнила о боли в ноге и приняла костыль из рук коллеги.
– Тебя подвезти? – обернулся Уве.
– Если за рулем будешь ты, мы не доедем до следующего утра.
– Справедливо, – поджал губы он.
– Одну из копий бросьте Тоби.
Рик прокашлялся. Упоминание Тоби сотрудников отдела информации раздражало и смущало.
– Тоби меняет аккаунт каждую неделю, – вступился за коллегу Уве, чувствуя напряжение с его стороны.
– Хотите сказать, у вас не получится его разузнать? – подстегнула коллегу Жаклин. – Мы ведь знаем его конкретный адрес.
– Конечно, знаем, он находится под нашим контролем, – согласился мужчина. – Более того, он под нашей опекой. Не чей-то конкретно, потому что никто на себя его судьбу брать не хотел…
– Так давайте я стану его опекуном, – спокойно предложила девушка.
– Ты сама находишься под опекой, – напомнил Уве.
– Я и так несу постоянную за него ответственность. Кстати, можете бросить к нему поисковую охрану.
– Ты так просто его сдаешь? – рассмеялся Рик.
– А почему нет? Я же за него в ответе.
– Тоби парень исключительно умный, но если продолжит прежний образ жизни, долго не протянет, учти, – пригрозил пальцем Уве. – Я испытываю безграничное тепло к этому мальчику. Мы вместе его отыскали, не забывай. И все же я за него беспокоюсь. У него вообще деньги сейчас имеются? Насколько я помню, он работать никогда не любил.
– Неужели у него нет никаких интересов, кроме как подворовывать и крутить косяки? – снова усмехнулся Рик.
– У него светлая голова, – защитил мальчика Уве. – И, уверен, много талантов, помимо того, что ты сейчас назвал. Просто он не умеет их выгодно вложить.
– Это сейчас было оскорбление? – остановилась над Риком девушка и опустила серьезный взгляд.
– Тебя злит, что какой-то отморозок работает лучше целого отдела профессионалов? – сузила глаза Жаклин.
За своих близких она могла постоять без труда. Чаще всего перед сотрудниками отдела информации. Задевать девушку и ее знакомых доставляло им особое удовольствие.
– Хотя о каких профессионалах в таком случае идет речь? – продолжала она, не отводя гневного взгляда.
– О тех, кто, по крайней мере, получил подтверждающий это сертификат.
– Прекрати, Рик, – посоветовал Уве. – Иначе вступлю я.
– Ну конечно, – отвернулся к монитору он и добавил чуть тише. – Вы ведь всегда на стороне этой умалишенной.
– На стороне умалишенных? – нахмурилась Жаклин. – У тебя есть такие знакомые?
– Защищая подобных ей, вы сами теряете позиции. Сколько дел за последние годы вы раскрыли?
– Рик, – окликнула его девушка.
– Что, Ганс? – искривился в насмешке он и лениво обернулся, но получил удар такой силы, что голова автоматически приняла прежнее положение. – Тварь, что ты сделала? – потер окровавленный нос рукавом он.
Жаклин обратилась вопросительным взглядом к старшему коллеге и получила одобрительный кивок. После чего размяла руку и поспешила к двери, ковыляя и болезненно одергиваясь.
– Не забудь отправить фоторобот на почту Тоби, – бросила на прощание она.
– Можешь захватить Лока, – посоветовал еще не отсмеявшийся Уве.
Но Жаклин все же рискнула сесть за руль сама, о чем впоследствии сильно пожалела. Проехать ей удалось только пять метров. Причем затормозила она экстренно, оказавшись в сантиметре от бетонной стены. Вызвать на задание аспиранта было не самой худшей идеей, согласилась она, вынимая сотовый. Лок откликнулся моментально. Буквально через минуту он сидел рядом с ней с двумя огромными стаканами кофе, возбужденный и сказочно счастливый.
– Всегда готов, инспектор, – отдал честь он, прилежно пристегиваясь и подгоняя зеркала под свои параметры.
– Я бы тебя ни за что не взяла, умей бы водить более – менее адекватно, – тускло отозвалась она.
– А как же командный дух? – задал свой любимый вопрос он.
– На кой черт он мне сдался? И вообще, о какой команде идет речь, если меня отстранили?
– Я был на твоей стороне, помни. Даже сходил к начальству и отчитался за тебя перед ними вместе с Уве.
– Очень любезно с вашей стороны, но позиции моей это не изменило.
– Я навещал тебя в больнице, но потом меня вызвали.
– У, – без эмоций протянула она.
– Отстранили тебя, если хочешь знать, из-за того, что ты не взяла напарника. Будь рядом я…
– Он бы и тебя застрелил, – закончила Жаклин.
– Я прекрасно умею стрелять.
– А я идеально, и все же он попал в меня первый, – отвернулась к окну она и задала вопрос, который держался в ее голове вот уже десять лет, но который она либо забывала, либо не решалась задать. – Кто такой Ганс?
– Ганс? – сделал вид, будто не понимает Лок. – Кто такой Ганс? Твой знакомый?
– Это я у тебя хочу узнать. Выходит, что скорее твой, потому что Гансом, по всей видимости, называют меня.
– Ах, Ганс… – протянул он с неловким смешком. – Первый раз слышу.
– Правда? – обернулась Жаклин.
– Ну… Может быть, я и слышал нечто подобное в отделе информации, но не знал, к кому это относится и что значит.
– Это что-то значит?
Лок почувствовал жалость к девушке, и скрывать правду становилось труднее.
– Я полагаю – но это всего лишь предположение – что так тебя могли назвать – если речь идет о тебе – в честь какого-нибудь персонажа, – аккуратно фильтровал фразы он.
– Персонажи – это участники художественной литературы?
– Да, ее самой, – сглотнул аспирант. – Может, какой-нибудь немецкой сказки. Имя ведь традиционно немецкое.
– Сказки, – задумалась она.
– Ты ведь читала сказки в детстве?
– Нет, нам их читала мама, – искренне ответила она.
– Нам? Ты в семье не одна?
– У меня есть сестра.
– Надо же. Мы действительно о тебе многого не знаем. Вернее мы о тебе ничего не знаем.
– Я о тебе, например, тоже ничего не знаю. Вообще ни о ком из вас.
– Потому что не интересуешься. А это не очень-то и вежливо. Не здороваться тоже невежливо. Ты, например, никогда не здороваешься. В нашем отделе к этому привыкли, но другие ведь тебя не так хорошо знают. Ты единственный человек из моих знакомых, кто не следует нормам поведения, которые соблюдают все вокруг. Ты не здороваешься, потому что уверена, что увидишься с этими людьми завтра. Это я понял не сразу, и первое время обижался. Думал, что ты считаешь меня не достойным своего внимания.
– Даже я не поняла. Просвети меня.
– Твою точку зрения тоже следует уважать, пускай она и неверная, по мнению многих. Ты заслуживаешь право на индивидуальный взгляд.
Жаклин задумчиво молчала, и Локу пришлось привлечь ее внимание.
– Это был вроде как комплимент.
– Да? И что мне с этим делать?
– Иногда ты чересчур откровенна, а иногда невыносимо закрыта. Я узнаю с кем и в какой позе ты спала прошлой ночью, но не имею понятия, кем были твои родители.
– Зачем тебе это знать?
– Если ты не будешь раскрывать этих вещей, то на чем строить диалог? Мы же не можем найти общих точек соприкосновений. Давай сделаем так. Я обменяю факт своей биографии на твой, договорились? Я родился в Германии, в Берлине, на севере. Мой отец Американец…
– Мы ведь не убийство твое раскрываем. Пока что ты жив и факты мне ни к чему.
– Хорошо, – успокоился и выдохнул он. – Скажи честно. Я просто проверяю. Ты ведь не раз лежала в психологических учреждениях, здесь и в других странах?
– Ты употребил слово "ведь", а оно предполагает заведомо положительный ответ.
– Хорошо, тогда утверждение. Ты лежала в клиниках. Я это знаю. Все это знают. Каким-то образом это просочилось в общественные круги, как бы ни старались Отто или Уве. Какие диагнозы тебе там ставили?
– Разные, но зачем тебе это знать? – отодвинулась Жаклин.
– Может быть, это как-то поможет отнести тебя к определенному классу людей.
– Не надо меня никуда относить, я не люблю общественные собрания. Социопатию, обсессивно-компульсивное расстройство, шизофрению, аутизм, всевозможные синдромы.
– Например?
– Всего и не вспомнишь, – потерла лоб Жаклин.
– Синдром Аспергера в этом списке был?
– Мне много чего ставили, но Отто всегда говорил, что верить во всю эту чушь не стоит.
– Это верно. В случае с шизофренией они немного переусердствовали.
– Ее мне поставили еще в шестнадцать. Этих специалистов смутило то, что я предпочитаю одиночество большим скоплениям народа.
– Да, это, конечно, все решает, – усмехнулся Лок, дергая головой. – В таком случае дерьмо они, а не специалисты.
Жаклин почти улыбнулась.
– Кажется, это тот самый дом, – кивнул на стеклянный особняк юноша и принялся искать место для парковки.
Дом был окружен полицейской лентой, а место преступления огорожено железными опорами. Лок показал удостоверение караулящему патрулю и провел девушку внутрь. Жаклин интересовала комната покойника, особенно личные вещи. Она поднялась на второй этаж, оставляя Лока на страже внизу, осмотрела ванную и спальню. Полки, шкафчики, прикроватные столики ломились от многообразия таблеток. Некоторые из них Жаклин узнавала. Сердечные препараты она принимала и сама десятилетием назад. Стол в кабинете бурлил выписками из клиник и санаторием. Видимо, последние годы жизни владелец особняка посвятил исключительно лечению. Все проекты были оставлены и свернуты. Бесконечные счета и путевки строили на столе целые горы, корзины забиты купонами, вырезками о курортах.
Жаклин вытрясла мусорное ведро, опустилась на пол и принялась рыться в бумагах. Среди них заключения врачей, обследований и операций. Одна из последних действительно серьезная: пересадка чужого сердца. Об этом Питер не упоминал. Выписку Жаклин разгладила и аккуратно сложила. Она вспомнила о том, что сердце после убийства у старика изъяли, но, как оказалось, орган этот принадлежал вовсе не ему. Потоптавшись в кабинете еще десять минут и не заметив ничего более – менее примечательного, Жаклин покинула второй этаж и вернулась к напарнику.
– Это клиника, в которой лечили меня? – показала выписку в машине она.
– Да, Питера мы тоже, кстати, забирали оттуда, если не забыла, – запустил двигатель юноша. – Не против, если я все-таки включу радио? Ехать придется на другой конец города, и если учитывать, какой интересный и содержательный диалог с тобой можно завязать…
Жаклин молчала, и Лок понял, что разговор окончен.
Сестра на входе осталась прежняя. Она поинтересовалась, не забыла ли чего девушка.
– Жаклин Врана, полиция, – показала удостоверение свободной рукой та.
– Я знаю, – вежливо и растерянно улыбнулась сестра. – Так вы что-то забыли?
– Питер Стетфорд у вас в больных числился?