17
Была суббота, девять часов утра, когда директор Хенрикссон нажал на кнопку вызова. Через несколько минут явился дежурный надзиратель и открыл дверь. Хенрикссон сидел молча, угрюмо, пытаясь сохранить на лице мину, достойную директора бюро даже после ночи, проведенной в тюрьме предварительного заключения.
- Я хочу поговорить с господином инспектором полиции Петером Сюндманом,- сказал Хенрикссон.
- Так.
- Это важно.
- Сегодня суббота. Возможно, у него выходной.
- Вы знаете, в чем меня обвиняют?
- Субботний взрывальщик вы.
- Вот именно. Но я невиновен. И потому хочу переговорить с Сюндманом.
Человек с нар вмешался в разговор:
- Я тоже невиновен. Я тоже хочу поговорить с господином Сюндманом.
- Сиди и помалкивай,- сказал дежурный надзиратель. Потом он обернулся к Хенрикссону:- Вы хотите поговорить с Сюндманом. Потому что вы невиновны.
Человек с нар опять вмешался в разговор:
- Я должен помалкивать. И потом ты меня называешь на "ты". А этот малый, так он тебе и "вы", и директор бюро, и вообще уж такой благородный, что дальше некуда?
- Не перебивай меня больше, а то я переведу тебя в другую камеру,- сказал дежурный надзиратель.
- Давай, переводи. А то этот директор все меня перевоспитывает. Мне это совершенно ни к чему.
Дежурный надзиратель опять повернулся к Хенрикссону.
- Разве вы не могли сказать Сюндману вчера, что вы невиновны?
- Боже, неужели вы не понимаете! - воскликнул директор бюро.- Ведь сегодня же суббота!
- Ну и что?
- Это день, когда должен произойти следующий взрыв!
- Если вы невиновны, так он действительно произойдет.
- Я не только невиновен. У меня есть сильное подозрение относительно того, кто виновник. Поэтому я и хочу переговорить с Сюндманом.
Надзиратель заколебался, потом произнес:
- Олл райт. Попытаюсь поймать Сюндмана.
Петер Сюндман только что проснулся, когда надзиратель позвонил ему домой. Теперь, когда следствие можно было считать оконченным, наконец-то он мог себе позволить немного расслабиться. Давно он не спал утром так подолгу. И теперь ощущал во всем теле легкую приятную лень.
И как раз в эту минуту зазвонил телефон.
- Подожди, я сбегаю,- сказала Виола.- Из полиции! - крикнула она Сюндману.
Сюндман подошел и взял трубку.
- Я должен уехать,- сказал он.- Но скоро вернусь. Часика через два-три.
Тогда на обратном пути купи в метро молока,- сказала Виола.- Посмотри в холодильнике, сколько там осталось.
- Хорошо, так и быть.
Сюндман задумчиво сидел в вагоне метро. Девочка-подросток на противоположной скамейке отсутствующим взглядом смотрела в окно на стены туннеля. У нее были светлые волосы. Брючный костюм в серую клетку, белый плащ из искусственной кожи.
Поезд остановился на какой-то станции. Вошел и уселся напротив девочки мальчик-подросток. Он был одет в серую спортивную куртку и коричневые брюки.
Девочка вздрогнула, когда он оказался напротив. Бросила испуганный взгляд и потом опять стала смотреть в окно. Мальчик увидел, как она реагировала на его появление, губы его тронула улыбка.
- Привет,- сказал он.
Она не ответила.
- Как жизнь?
Она не ответила.
- Неужели тебе так интересны стены туннеля?
- Может быть,- произнесла она ясным и отчетливым, но несколько напряженным голосом.
- Ты мне нравишься,- сказал он.
- Мне это совсем не интересно,- сказала она.
- Куда ты собралась?
- В город.
- Я тоже. А ты не боишься?
- Я тебя ни капли не боюсь,- сказала она.
- А я не имел в виду себя,- сказал он,- я имел в виду взрывальщика. Сегодня суббота. День взрывов.
- Да, боюсь немного, пожалуй. Неприятно как-то.
- А зачем же ты тогда едешь в город?
- Нужно. Должна передать один пакет.
- Я могу пойти вместе с тобой. И защитить тебя. В случае, если вынырнет взрывальщик.
- Нет, спасибо.
Приставание к посторонним, подумал инспектор полиции Сюндман. Полагается штраф. Нельзя обращаться в метро к незнакомым людям. Каждый человек обязан находиться в собственной оболочке, сидеть молча, тихо, в одиночестве, так говорит закон. Девочка поступает правильно, отказываясь от контакта. Этого делать нельзя. Во всяком случае таким вот дерзким способом. По-видимому, он сам немного боится, да, скорее всего. Потому он так дерзок и навязчив. Двое охваченных страхом людей в городе, охваченном страхом. Почему люди должны друг друга бояться? - подумал Сюндман. Их, конечно, можно понять, но, с другой стороны, тут что-то не то, ошибка какая-то, несуразица. Девочка думает о грабежах и изнасилованиях, а теперь еще и о взрывах. Поэтому она боится. Мальчик боится казаться смешным, боится опозориться, боится быть отвергнутым. Вот почему он боится и прикрывает свой страх нахальством. И единственное, что может для них сделать общество, это попытаться помочь им посредством параграфа закона, запрещающего приставание. А что говорит этот параграф о стремлении человека к общению, о потребности человека в контактах, о чувстве ненадежности, неуверенности и беспокойства, о чувствах, скрывающихся за страхом?
Сюндман решил не вмешиваться. Мальчик вышел на остановку раньше девочки. Было незаметно, чтобы она почувствовала облегчение после его ухода. Скорее наоборот, огорчение. Потом вынула щеточку и расчесала себе челку. И наконец тоже вышла.
Сюндман вышел на Центральной станции в девять часов сорок семь минут. Это был его обычный путь в управление полиции на Кунгсхольмен. Стоял чудесный весенний день середины апреля, снега уже почти не было, и воздух был насыщен особым ароматом, возвещавшим весну. Сюндман не чувствовал особой досады, что его заставили прервать свой выходной. Трудно было даже досадовать, когда так светило солнце и над Кларабергским виадуком щебетали птицы. Синий поезд примчался с острова Риддархольмен и остановился внизу у перрона, как раз под Сюндманом. Было десять часов пять минут, когда Сюндман дошел до управления.
Управление полиции, расположенное между Горной улицей и Кунгсхольмсгатан, выглядело совсем как рыцарский замок - так много на нем было маленьких, устремленных ввысь зубцов на стенках и башенок. Башенки были медно-зеленого цвета, весь дом заново оштукатурен, но штукатурка безобразная, зеленовато-бежевая, она совсем не шла к общему стилю дома.
Сюндман прошелся перед управлением по парку среди высоких, величественных лиственниц. Миновал общественную уборную для мужчин, очень похожую на современную церковь в принятом теперь упрощенном стиле, и продолжал свой путь по направлению к главному входу.
Главный вход был отмечен еще одной, дополнительной горохово-зеленой башенкой с наблюдательной площадкой над черными асфальтовыми плитками крыши. Из-под башенки спускались вниз две широкие каменные лестницы, по одной с каждой стороны. Главный вход закрывала мощная коричневая дубовая дверь, усиленная еще черными железными прутьями художественной ковки.
Как раз в ту минуту, когда Сюндман приблизился к одной из лестниц, он увидел двух мальчишек лет пятнадцати, сломя голову вылетевших из входных дверей и помчавшихся вниз по другой лестнице, как раз напротив него.
Сюндман с удивлением подумал, что могло им понадобиться в управлении, и поразился их скорости. Может, они хотели от кого-то скрыться? Может, сейчас за ними выскочит рассвирепевший дежурный полисмен? Сюндман мгновение подождал, готовый прийти на помощь дежурному. Но никакого полисмена не появилось. Улица и маленький парк перед домом полиции дышали миром и спокойствием. Сюндман направился к тому входу, из которого выбежали подростки. Ему оставался метр до двери, когда раздался сильнейший грохот, почти полностью его оглушивший. Массивные дубовые двери полиции выгнулись наружу, словно изготовлены были из желе, и после этого расщепились. Сюндман инстинктивно поднял руки к глазам, и как раз вовремя: щепочка впилась в его руку с наружной стороны, это было больно, но едва ли опасно.
Сюндман вдохнул насыщенный пылью едкий воздух с резким запахом взрывчатки. Через несколько секунд пыль осела, и Сюндман отнял руки от глаз. Площадка перед входными дверями была завалена древесной щепой и походила на столярную мастерскую. Сюндман сделал было шаг вперед, к дверям, потом вспомнил, что из этих самых дверей только что выскочили какие-то ребята. Он повернулся и выбежал на улицу, чтобы их догнать. Спустился к Кунгсхольмсгатан и побежал в восточном направлении, куда, по его мнению, должны были устремиться мальчишки. Их нигде не было видно. Сюндман остановился на углу Шеелегатан и огляделся вокруг. Нигде никого. Тогда он опять повернулся и поспешил обратно, вверх по улице Кунгсхольмсгатан, добежал до управления и вошел через боковой вход.
От дежурного при входе он позвонил по телефону.
- Дежурный криминалист,- послышалось в телефонной трубке.
- Привет, Эверт,- сказал Сюндман.- Это Петер. Тебе известно, что три минуты назад в доме полиции были взорваны двери?
- Еще бы,- сказал Эверт в телефонную трубку.
- Я видел ребят лет четырнадцати-пятнадцати, они как угорелые выскочили из дверей за две минуты до взрыва, побежали в восточном направлении, вниз по Кунгсхольмсгатан, но теперь куда-то исчезли.
- Их приметы?
- У одного короткие русые волосы и прямая челка. Одет в зеленый габардиновый плащ. Без головного убора. Выглядит довольно миловидным и даже немного застенчивым, не подумаешь, что устраивает взрывы динамита. Другой еще меньше ростом, одет в синий плащ на подкладке, ты знаешь, блестящий такой пластикат, в моде сейчас. У этого волосы темные и брови темные, а нос характерной формы. Вот, пожалуй, и все, что я могу о них сообщить.
- Я немедленно передам все их приметы по радио. Ты поднимешься сюда?
- Да. Иду.
Поднявшись в отдел, Сюндман встретил в коридоре Берндта Фаландера. Они вместе вошли к Бенгтссону.
- Хорошо еще, в дверях никого не было, когда рвануло,- сказал Фаландер.- Только в дежурке разбилось стекло в окне и старику Юнассону, он как раз там сидел, попал в глаз кусочек дерева. "Скорая помощь" уже в пути.
- Бедняга Юнассон! - сказал Бенгтссон.- Оболтусы проклятые. Надеюсь, это не опасно.
- А мы-то думали, все уже кончено,- устало сказал Сюндман.
- Это кто-то другой,- сказал Бенгтссон.- Вечная история, стоит только одному начать, а потом как эпидемия: другие считают - они-то не хуже, тоже должны внести свою лепту. У пироманов всегда так, давно всем известно, и у динамитоманов, по всей вероятности, такие же штучки-дрючки.
- Очень может быть,- сказал Сюндман.- А что, братцы, если Хенрикссон и в самом деле невиновен? Несмотря ни на что?
- Что ты, никогда не поверю. Получается нелепость какая-то.
- Тебе просто трудно расстаться со своими теориями. Вспомни, что ты сам всегда говоришь.
- А что я всегда говорю? - спросил Бенгтссон.
- Ты всегда говоришь, что самая распространенная ошибка, которую допускают следователи по уголовным делам, это когда они крепко привязывают себя к какой- нибудь одной версии и начинают отыскивать доказательства для этой своей версии. Вместо того чтобы собирать только факты.
- Ох, верно! - согласился Бенгтссон.- Скажешь сам, а потом тебе же то же самое укажут другие. Ну, ладно, а как ты думаешь, первые взрывы тоже дело тех юнцов?
- Не знаю,- ответил Сюндман.- Ты попросил прийти сюда Гординга?
- Да, скоро явится. А ты чего, собственно, сам здесь, разве у тебя сегодня не выходной?
Сюндман объяснил, что Хенрикссон выразил желание что-то ему сообщить.
- Тогда лучше всего тебе сейчас же пойти в следственную тюрьму и выслушать, чего тебе хочет выложить Хенрикссон,- сказал Бенгтссон.- Вдруг что-нибудь важное.
- Только выну из руки щепочку,- сказал Сюндман.- Я тоже пострадал от взрыва.
Вскоре после того, как Сюндман ушел, пришел Гординг.
- Черт знает какая наглость,- взрывать двери в доме полиции! Ни малейшего уважения к закону и порядку. А старик Юнассон, вот бедняга,- сказал Гординг.
- Редко приходится видеть тебя таким взволнованным,- сказал Бенгтссон.- Обычно ты такой спокойный...
- Ну как же, такое нахальство,- сказал Гординг,- прямо вызов всей полиции. Ох, недолго им осталось погулять на свободе после того, что они сейчас натворили, ей-богу, недолго!
Бенгтссон рассказал Гордингу, как все получилось, потом спросил:
- Что ты на это скажешь?
- Дай мне немного подумать.
- Конечно, конечно, думай.
Имелась особая причина, почему Бенгтссон спросил у Гординга его мнение, а также почему Гординг выразил желание подумать. Гординг был известен среди своих сослуживцев под лестным прозвищем "Голова", это почетное имя он получил благодаря своей способности, просматривая огромный материал следствия, искать и находить те мелкие, даже позабытые детали, которые приводили в конце концов к тому, что преступник оказывался у них в руках.
Так, в прошлом году было одно убийство, загадочное. Гординг просидел всю праздничную неделю один-одинешенек в своем рабочем кабинете, жуя пряники и попивая кофе из термоса. Он всегда так, когда думает. И - нашел связь между двумя деталями в материалах следствия: между пропавшим письмом (в одной части следствия) и убийством генерального директора почтового ведомства (шесть недель спустя). В голову никому не пришло, что между этими двумя событиями могла существовать какая-то связь. А Гординг ее открыл, и сочетание этих двух фактов привело к тому, что полиция смогла докопаться до убийцы.
На этот раз Гордингу не пришлось жевать пряники. После размышления, длившегося всего несколько минут, он сказал:
- Ты помнишь третий взрыв?
- На Карлавеген, сорок два,- сказал Бенгтссон.
- Да, именно. Там было два мальчика лет четырнадцати-пятнадцати, отделавшихся легкими царапинами.
- А что, возможно, эти два факта и сходятся!
- Те ребята жили в Соллентуне. Поблизости от Трэдгордсвеген, если не ошибаюсь. Там же живет и наш директор бюро. Не может же это быть случайностью!
- Да, пожалуй.
- Ты вчера был в Соллентуне? - спросил Гординг у Бенгтссона.
- Да.
- Видел кого-нибудь из ребят?
- Нет. Ах да, сына директора бюро.
- У тебя есть приметы Сюндмана на тех, кто только что выбежал из дома полиции?
Бенгтссон вздрогнул, схватил листок для заметок и прочел свою запись. Потом резким движением бросил листок на стол, почесал ухо и сказал:
- Начинаю стареть. Я должен был об этом подумать. Приметы сходятся...
- Так что наш директор бюро, может быть, и невиновен. Все ниточки тянутся не к нему, а к тем, кто проживает на его вилле.
- Да, хотя его сына и на свете не было тогда - двадцать пять лет назад.
- Именно. Но, весьма вероятно, он оказался под влиянием своего отца.
- Что ж, мне приходилось и раньше слышать о таких вещах.
Когда Петер Сюндман вошел в камеру, Хенрикссон сидел, не без достоинства, на своих нарах и рассматривал на стене коричневое пятно причудливой формы. Он поднялся и поздоровался с Сюндманом чопорно и вежливо:
- Здравствуйте. Я могу дать важные показания.
- Здравствуйте.
- Что это здесь прогрохотало?
- Кто-то попытался с помощью динамита взорвать двери дома полиции...
- Хотя я сижу в камере. Это обстоятельство служит подтверждением того, о чем я намерен сейчас заявить.
- О чем же?
- Я невиновен.
- Так.
- И знаю, кто устраивает взрывы.
- Так.
- На основании фактов, имеющихся в материалах расследования, можно сделать только одно заключение.
- Я вас слушаю.
- И я считаю своим гражданским долгом заявить то, что мне известно.
- Так.
- Вы должны понять, что я поступаю так не для того, чтобы оправдать самого себя. Но законы должно соблюдать. Кроме того, вы обязаны предотвратить дальнейшие взрывы.
- Так.
- Вина его, собственно говоря, не так уж велика. Это все мальчишка Русенгренов, он виноват гораздо больше. Леннарт несамостоятелен и легко поддается влиянию. Если бы не Русенгрен...
- Кто это Леннарт и кто Русенгрен?
- Леннарт - это мой сын. А Эрик Русенгрен - его закадычный друг. Он живет всего в квартале от нас.
- А откуда вам известно, что они виновны?
- Виновным должен быть кто-нибудь из нашего дома. Все уже доказано, и этот ваш сыр, и плетеная сумка, и удобрения.
- Хорошо. Дальше.
- Жена моя виновной быть не может. И потом есть еще одно важное обстоятельство. Леннарт хочет стать инженером-химиком.
- И что же?
- Осенью собирается в техническую гимназию. Он любит химию, и у него есть маленькая лаборатория. Я знаю, что особенно он интересуется взрывчатыми веществами.
- Где находится его лаборатория? Вчера, когда мы обыскивали ваш дом, мы ее не нашли.
- В старом сарае, на самом берегу, около Норрвикена.
- А нам об этом никто ничего не сказал.
- Вы меня не спрашивали.
- Да, действительно. Мы сейчас же обыщем сарай.
- Обыщите, обыщите. Я могу вам показать, где он находится.
- Сейчас. Я только пойду сообщу своим коллегам. И мы с вами сразу же отправимся на место,- сказал Сюндман.
- Надеюсь, вы понимаете,- сказал директор бюро,- я только выполняю свой гражданский долг.
- У вас нечиста совесть, раз вы предаете своего собственного сына,- сказал Сюндман.- Вот это я понимаю.
- Почему же у меня нечиста совесть? Если действуешь правильно, следуешь закону и выполняешь свой долг, нельзя говорить о нечистой совести. Я только выполнил свой долг.
- Хорошо-хорошо,- сказал Сюндман.- Я скоро вернусь.
Спустя четверть часа явились Сюндман и Фаландер, зашли в камеру и взяли с собой директора бюро. В личной машине Фаландера они поехали в Соллентуну. За некоторую денежную компенсацию Фаландер был не прочь использовать своего "Вольво-144" для служебных поездок.
Сюндман с заведующим бюро уселись на заднее сиденье.
- Сначала нам нужно заехать на Трэдгордсвеген, на виллу ко мне,-- сказал Хенрикссон.- Ключ там.
Сюндман и Хенрикссон направились к вилле. Когда они туда вошли, госпожа Хенрикссон сидела в большой, выкрашенной в белый цвет качалке. Она резко ее остановила, будто в том, что она сидела и качалась на качалке, было что-то некрасивое и вульгарное.
- Стэн-Оке! - воскликнула она.- Я знала, что ты вернешься домой. Духи говорили мне сегодня ночью о тебе, и не один раз.
- Я сказал им об этом,- сказал Хенрикссон.
- Сказал им... О чем ты сказал?
- Что виновен, наверно, Леннарт.
- Леннарт! Как ты можешь так говорить! Наш маленький сыночек! Он же просто ребенок!
- Ты так полагаешь? А ты не помнишь, как прошлым летом он взрывал свои бомбы в норках полевых мышей?
- Ах, это была всего лишь детская забава. Ты не понимаешь Леннарта. Он никогда бы не мог сделать такую вещь.