Они спустились в подвал, и из шкафчика Хенрикссон достал нужный ключ. Когда они поднялись наверх, госпожа Хенрикссон с просветленной улыбкой направилась им навстречу.
- Ты прав,- сказала она.- Об этом мне сказал мой внутренний голос. Это все тот мальчишка, Русенгрен, это он подговорил Леннарта. А Леннарт у нас просто мягкий, податливый, он легко поддается влиянию. Вы должны его понять,- сказала она,- повернувшись к Сюндману.- Ему ведь всего только шестнадцать лет. А вот другого мальчишку, этого Русенгрена, вы должны наказать как следует. Мы всегда так старались воспитать нашего Леннарта, внушить ему, что правильно и что неверно. Леннарт хороший мальчик, правда, он хороший, только легко подпадает под влияние... А вообще-то говоря, он молодец, шутка ли, так долго водить за нос полицию!
Сюндман ничего не ответил. Вместе с директором бюро они пошли к Фаландеру, ожидавшему их в машине. И потом покатили к сараю на берегу моря.
Снаружи строение действительно выглядело как сарай из гофрированного железа и досок. Но Сюндман заметил, что с помощью воздушного резинового кабеля к нему подведено электричество.
Хенрикссон вынул ключ и открыл дверь. Они вошли. На полу лежал добротный настил из досок, а вдоль стен тянулись полки, заставленные разнообразными банками и баночками.
Фаландер подошел к коробке из волнистого картона около одной из стен.
- Ну вот,- сказал он.- Вот и динамит. Того же сорта. Только что без шведского флага.
- Значит, остается лишь дождаться ребят,- сказал Сюндман.- Пожалуй, лучше всего тебе и Хенрикссону выйти отсюда и посидеть в машине. Тогда вы сможете проследить, когда ребята подойдут сюда. Чтобы они не успели опять от нас улизнуть. А я пока немножко осмотрюсь здесь.
Через четверть часа Сюндман вышел из сарая с каким-то большим чертежом в руках.
- Ты знаешь, что здесь такое? - спросил он.
- Нет.
- Здесь схема расположения железной дороги, вот она, тут совсем рядом. Вот поезд,- сказал Сюндман и показал на рисунок.- А вот провод для взрыва. И вот здесь набросок: что случится, если взрыв произойдет как раз под поездом.
- Что они, совсем рехнулись? - спросил Фаландер.
- Здесь же только планы,- сказал Сюндман.- Они еще не претворены в жизнь - пока.
- Надо будет у железнодорожного полотна расставить охрану,- сказал Фаландер.
- Не так просто, охранять ведь надо большой участок дороги,- сказал Сюндман.
- Да, конечно. Хотя динамит-то у нас. Надо полагать, они теперь уже ничего не смогут взорвать. Скоро, я думаю, удастся захватить их самих.
- Ты сосчитал, сколько в ящике не хватает динамита?
- Нет.
- Иди туда и сосчитай.
- Есть.
Через несколько минут Фаландер вышел. Вид у него был невеселый.
- Там нет десяти динамитных патронов, а взрывов до сих пор было только четыре плюс одна попытка. Так что пять патронов у них еще есть.
- Позвони на работу и обо всем доложи. Я подожду здесь на случай, если ребята появятся.
- Есть.
18
Пока Сюндман и Фаландер осматривали в Соллентуне прибрежные сараи и считали динамит, два мальчика, которых они разыскивали, Леннарт Хенрикссон и Эрик Русенгрен, сидели в пивном баре недалеко от Гамла Бругатан, в самом центре Стокгольма.
Гамла Бругатан - старая, уже обреченная на снос улица, резко контрастирующая с новыми, уже модернизированными улицами в районе Хеторгсити, расположенном в нескольких кварталах отсюда. На этой Гамла Бругатан до сих пор еще сохранились уютные темноватые лавочки с маленькими прямоугольными окошками вместо витрин. И этот старый пивной бар на северной стороне улицы совершенно такой же, как много лет назад: столики, покрытые пластиковой плиткой, цветы на окнах - толстые, ленивые, чванные. Занавеси желтые, в красный цветочек, потолок тоже выкрашен в желтый цвет; задняя стена украшена обоями с изображениями старинных парусных кораблей.
У двери табличка: "Вниманию публики. В помещении кафе распивать спиртные напитки запрещается. За нарушение штраф от 10 до 100 крон".
Посетители кафе чаще всего в куртках и белых рубашках, некоторые в синих рабочих комбинезонах. За одним из столиков какой-то тип наклонился вперед и тихо, но выразительно сказал своему соседу: "Я тебе ручаюсь, что серебро с пробой. Гарантия. И приемник транзисторный - новенький, только из магазина. Отдаю их тебе почти задарма. Но деньги на бочку. Сей же миг".
Немного подальше сидели те двое парнишек, на которых полицией был объявлен розыск, Леннарт и Эрик, каждый с кружкой пива.
- Гады эти полицейские. И глупы к тому же,- сказал Эрик.- Но они свое получили. Взрывчик был дай боже, прямо у них под носом, у главного входа. А что? Мы с тобой могли бы весь город взорвать, и все равно им нас не поймать. Нету у них зацепочки, ни одной, чтобы нас поймать, ей-богу, нету.
- И наглые какие... хотят еще папашу моего упрятать,- сказал Леннарт.- Ну, теперь-то мы им, по крайней мере, показали... В другой раз призадумаются, прежде чем решатся выкинуть такой фортель. Давай спорить, теперь моего папашу выпустят. А против нас у них ни одной ниточки нет. Да, дура все-таки эта полиция. И как типично для них - наброситься на моего папашу!
- Знаешь, что мы сделаем в следующий раз? - спросил Эрик.- Давай пустим их по ложному следу, можно даже сразу по нескольким! А потом будем с тобой наблюдать, как они рванутся вперед, да совсем не в ту сторону... Можем даже устроить несколько ложных следов, и чтобы все они вели знаешь куда? К кронпринцу. Дескать, он и виновен...
Оба засмеялись.
- Кронпринц - здорово! - сказал Леннарт.- Отличная мысль. Его они вряд ли привлекут. Нельзя, мне кажется, привлекать членов королевского семейства, а, как ты думаешь?
- Почем я знаю!
- А потом долбанем поезд?
- Вот был бы шик!
- В следующий раз вообще устроим мировой взрывчик, все честь по чести.
- Точно. Пусть он войдет в историю. А что ты скажешь о башне на ратуше?
- Или, может, башня Какнэс?
- С башней Какнэс не так-то легко справиться,- сказал Эрик.- Бетон, мощнейший бетон... Но старикану моему так и надо. Он бы с ума сошел, если бы узнал, что мы замышляем.
- Взрыв мы должны устроить в субботу вечером,- сказал Леннарт.- Когда что-нибудь показывают по телеку. Да, а почему твой батя сошел бы с ума?
- Он работает в телецентре, ты знаешь. И сам принимал участие, когда башня Какнэс строилась.
- А что ты скажешь насчет мостика Вестербу? - спросил Леннарт.- Несколько зарядов, заложенных по всем правилам... Ты представь себе только, какое восхитительное зрелище! Бац! - и все рушится в Меларен. А сами мы стоим себе неподалеку с фотоаппаратами наготове, а потом возьмем да и продадим этот снимок в "Экспрессен". Еще заработаем на этом дельце гору монет. Ведь уж определенно ни у кого, кроме нас, не будет фотоаппарата наготове, когда шарахнет!
- Давай теперь послушаем радио,- сказал Эрик. Он включил транзисторный приемник и уменьшил громкость.
"Сегодня взрывальщик устроил взрыв динамита в пятый раз,- сказал голос диктора.- Были взорваны двери в доме полиции. Один постовой полисмен получил ранение глаза. Находившийся под подозрением человек, задержанный вчера, освобожден из-под стражи и выпущен на свободу. Когда произошел взрыв, он сидел в тюрьме предварительного заключения и, следовательно, не может считаться виновным..."
- Ура-ура! - сказал Леннарт.- Теперь уж они действительно выглядят смешными, фараоны-то наши. Потому что нет у них ни одной зацепочки против нас. Можем продолжать в том же духе, пока на пенсию не уйдем.
Он замолчал и снова стал слушать радионовости.
"Полицейские, видимо, напали на след злоумышленника. Им удалось обнаружить тайник с динамитом в Соллентуне, являющийся, по всей вероятности, запасным складом взрывальщика. Еще несколько часов, и мы его схватим, говорит комиссар группы, занимающейся розыском преступника".
- Дело дрянь. Гады, они нашли наш динамит в сарае на берегу,- сказал Леннарт.- И потом я видел, как отец выходил с двумя полицейскими из дома полиции час назад.
- Есть только одно объяснение,- сказал Эрик,- твой батя, наверно, продал нас полицейским.
- Нет, мой папаша так никогда бы не поступил,- поспешно сказал Леннарт.
- А как же они тогда разыскали на берегу наш сарай? И почему так быстро выпустили твоего батю?
У Леннарта глаза внезапно наполнились слезами. Он отвернулся, вынул носовой платок, высморкался.
- Чертов старик,- сказал Эрик.- Чертов папаша. Я-то думал, что он за нас. Ведь он же сам говорил, хорошо, мол... "Хорошо, что кто-то наконец занялся расчисткой" - это он о взрывальщике, и всего несколько дней назад. А потом вдруг задрожал перед фараонами и доносит на своего собственного сына.
- А ты чего хотел? Все они такие. Вспомни только об Энбуме, ну, о нашем магистре. Все они одна шайка-лейка, одна сволочь,- сказал Леннарт.- Мой папаша, и Энбум, и управление социального обеспечения, и социал-бюрократы. Только и занимаются, что топят меня и друг друга. И этот магистр Энбум, зачем он снизил мне отметку, ведь почти все письменные у меня о’кей. И папаша мой тоже хорош, предает меня, когда я бьюсь за его дело, взрываю дома Амелии Петерсен и вообще занимаюсь расчисткой, как он хотел. Никто меня не ценит, только надувают. Не хочу я больше с ними жить, ненавижу их, всех до одного. Сделал дело - опять не угодил. Им хочется, чтобы я, как хорошенькая куколка, сидел себе тихонечко и помалкивал, и не вякал. Папаша мой, и моя мамаша, и мистер Энбум, и все они - все хотят сделать из меня только послушного робота: выполняй все их законы и правила и помалкивай.
- Не на таковского напали!
- Факт. Я не их собственность, и я им не игрушка. Я хочу показать им, что я тоже кое-что могу. А они меня предают. Сгинуть бы от всего...
- Сгинуть, хорошенькое дело, а куда?
- Не знаю,- сказал Леннарт.- Куда податься, куда бежать... Вся Швеция - это просто тюрьма.
- Ну, хватит тебе причитать, встряхнись,- сказал Эрик.- Пока что нас не сцапали. Образуется все как-нибудь. Разве мы не взорвали двери в самом доме полиции? А нас с тобой сцапали? Фига с два! Мы и дальше будем водить за нос дураков-полицейских, пока у них морда не позеленеет.
- Ладно,- сказал Леннарт.- Покажем им, по крайней мере, что при этом человек чувствует. Насуем им динамиту прямо в рожу. Может, хоть тогда они проснутся и что-нибудь заметят.
- Уж сколько недель мы водим полицию за нос. Будем продолжать. Надо только быть умнее. Тогда им нас век не поймать.
19
Петер Сюндман сидел тем временем на вилле в Соллентуне и допрашивал директора бюро Хенрикссона.
- Как вы полагаете, это ваш сын устроил всю серию взрывов?
- Не знаю.
- Почему вы не знаете?
- В субботние дни я обычно уезжаю за город и стреляю ворон. Здесь, в нашей стране, развелось сейчас слишком много ворон. Они только пачкают. Нужен человек, который бы навел тут порядок. Обычно я занимаюсь ими на Ервафельтет, там их всегда великое множество. Если повезет, за день я снимаю их штук двадцать - тридцать. Хотя большей частью приходится ограничиваться всего несколькими штуками.
Петер Сюндман прервал его:
- Какое все это имеет отношение к вашему сыну и ко взрывам?
- Как же я могу знать, чем занимается Леннарт по субботам, если я выезжаю за город стрелять ворон?
- А что вы можете сказать о своем сыне? Что он за человек? Мог он подготовить и провести все те взрывы?
- Я ведь уже сказал, что не знаю, чем он занимается по субботам. Сам я выезжаю за город и стреляю ворон. И понятия не имею, что делает Леннарт. Я занимаюсь своим делом. В свое время я воспитывал Леннарта, старался, чтобы он вырос аккуратным и вежливым и чтобы следил за собой. В школе у него все в порядке. Я учил его уважать все законы и вести себя как полагается.
- Вы не находите, что по своему характеру он немного стеснительный?
- Какое это сейчас имеет отношение к делу? Леннарт совсем не стеснительный. Он помалкивает, когда должен помалкивать. Мы научили его не огрызаться. Он еще молод и неопытен, поэтому вполне естественно, что он помалкивает.
- Комиссар Бенгтссон, он был у вас здесь в пятницу, говорит, что сын ваш, кажется, сам боится того, что может сказать. Что он производит такое впечатление, будто ему хочется удержать те слова, которые он сам произносит.
- Не понимаю, что вы такое говорите. Мы учили Леннарта говорить ясно и отчетливо.
- А каковы ваши взгляды на жизнь?
- Болен наш мир, совсем болен. Болен из-за всей этой неустойчивости, из-за несоблюдения всяких норм, а также из-за безнравственности. Того, кто действительно хочет действовать, кто справедлив и верен своему долгу, того отпихивают в сторону, на самое незаметное место. А на должности высоких начальников сажают всяких жалких трусов, некомпетентных неучей, которые только и умеют, что всем улыбаться, и не желают нести ответственность ни за одно решение, каким бы правильным оно ни являлось. Ничего удивительного, что Швеция катится вниз. Вместо того чтобы поддержать то хорошее, что есть в нашем шведском народе, мы принимаем множество иностранцев, а они только пьянствуют да занимаются контрабандой, ввозят наркотики и вообще всячески стараются подорвать наше общество. Да потом еще власти дают всем иностранцам социальное пособие да оплачивают им бюллетень и вообще оказывают всяческую поддержку, в то время как наши бедные шведы из сил выбиваются, работая за себя и за других.
- А может быть, все наоборот? - спросил Сюндман.- Разве не иностранцам дают самую тяжелую и плохооплачиваемую работу, используя их для того лишь, чтобы шведам жилось еще лучше?
- А, значит, вы тоже из тех улыбающихся социалистов! - сказал Хенрикссон.- Вспомните только, что они зачем-то переименовали наше старое доброе Медицинское управление в Социальное управление. По мне, так называли бы уж сразу Социалистическое.
- А что думает об этом ваш сын?
- Он думает так же, как я!
- Может быть, даже что-нибудь и делает в поддержку ваших слов?
- Да, вот он, наверно, и пытался. С помощью этих самых взрывов. Решил навести в правосудии порядок, раз никто другой не хочет. Хоть как-нибудь досадить этим улыбчивым защитникам иностранцев...
- Так что вы, оказывается, своим сыном гордитесь?
- Не то чтобы им горжусь или не горжусь. Просто меня это не касается.
- Вас не касается то, что сделал ваш сын?
- Да. Ему уже больше пятнадцати лет. К тому же он находится под влиянием дурных товарищей. Нелегко быть родителем и воспитывать, когда все прочие разрушают то доброе, что ты пытаешься заложить в своих детях.
- Вы всегда придерживались подобного мнения о социал-бюрократах и о людях, сочувствующих иностранцам, и всякое такое?
- Теперь я, пожалуй, стал понимать все гораздо лучше. Когда я был молод, в нашем правительстве было больше уважения к порядку. Тогда государственный служащий знал, что может гордиться своей работой. А теперь все переменилось.
- Вы считаете, что поступали правильно, отправляя обратно в Германию людей, бежавших в Швецию, чтобы спастись от нацистов?
- Мы должны защищать Швецию от иммигрантов. В противном случае вся наша страна погибнет. Каждый параграф закона для того и создан, чтобы защитить наше государство от угрозы извне. Это были хорошие законы, гуманные и человечные. Тому, у кого в Швеции имелся близкий родственник, разрешалось оставаться. Не могли же мы пропустить к нам в страну всех этих шалых иммигрантов!
- Любите ли вы вашего сына?
- Что еще за интимные вопросы? Пожалуйста, оставьте в покое мою личную жизнь. Какое вам дело до нее?
- Я только хочу попытаться понять ваше отношение к своему сыну. Должно быть, это вы оказали на него такое влияние. Это ведь вам так не нравятся все те дома, в которых произошли взрывы, а не вашему сыну.
- Да, но я его не просил взрывать эти дома. Это он придумал сам.
- Все то, что вы мне сейчас здесь говорите, только слова: отрицательное отношение, справедливость, долг... Но неужели у вас у самого нет никаких теплых чувств хотя бы к кому-нибудь?
Директор бюро внезапно поднялся, посмотрел вниз, на Сюндмана, открыл рот и вдруг закричал резким, грубым голосом:
- Вот отсюда! Вон отсюда со всеми вашими обвинениями и со всеми вашими инсинуациями! Мой сын - хороший мальчик. А я только выполняю свой долг. Я считаю, что полиция применяет весьма странные методы. Вон отсюда, идите, ищите отпечатки пальцев и занимайтесь своим делом. Вон, а то я позвоню вашему начальнику и расскажу ему, как вы относитесь к своим обязанностям! Оскорблять честных государственных служащих - вот чем теперь, оказывается, занимается полиция! Вон, я сказал! Вон!
Сюндман вышел. В холле он встретил госпожу Хенрикссон. И попросил ее пойти с ним в другую комнату, чтобы уточнить некоторые подробности. Они направились в старомодную столовую с дубовыми стульями и уселись там.
Все-таки госпожа Пия Хенрикссон казалась чуточку полноватой; тем не менее выглядела она довольно приятно; одета была в серый шерстяной костюм в клеточку; светлые волосы уложены плотными мелкими локонами.
Сюндман начал с тех же вопросов, что задавал ее мужу:
- Как вы думаете, может ваш сын быть инициатором всей той серии взрывов?
- Да.
- Почему он так поступает?
- Хочет показать, что он сильный.
- Разве ваш сын сильный?
- Сильный. Он сильный, энергичный мужчина.
- Неужели сильный и энергичный мужчина должен прибегать к динамиту?..
- Я горжусь своим сыном.
- Гордитесь... А вы знаете, что одним из взрывов был убит человек?
- Нет, "горжусь" это не то слово. Но вы все равно как следует не поймете. Вы смотрите на все как бы с одной только точки зрения - с точки зрения этой жизни. А ведь следующая за этой жизнь не менее важна. И в той жизни действуют совсем другие законы и не такие правила, как в этой. Духи гордятся Леннартом.
- Вы любите своего сына?
- Конечно. Мне кажется, Леннарт такой умный. Мы им очень гордимся.
- Но любить и гордиться это ведь не совсем одно и то же?
- Я люблю своего сына. И часто беседую о нем со своими духами. Хотя теперь он стал почти совсем взрослым. Теперь он уже не маленький ребенок.
- А каким Леннарт был в детстве?
- Он всегда был молчаливым и застенчивым. И играл большей частью в одиночестве.
- Но теперь у него есть друзья?
- Да, два года назад все переменилось. У него вдруг появились товарищи, он начал с ними встречаться, да так часто - что ни день, то встреча, теперь мы его почти и не видим.
- Ну и как он, изменился с тех пор, как у него появились товарищи?
- Дайте подумать. Да, он, пожалуй, стал, как бы это сказать, немного более открытым, что ли.
- Он был трудным, наверно, когда был маленьким?
- Да, сначала с ним было трудновато. Но скоро мы поняли, что если только в воспитании придерживаться твердых правил, то всякие там проблемы исчезают. И тогда он стал очень хорошим и послушным ребенком. И никогда не бывал трудным или озорным. Посмотришь, какие у других дети - и шумные, и капризные, так прямо не нарадуешься, какой удачный у нас получился Леннарт.
- Тем не менее занимается он тем, что устраивает взрывы.