Группа розыска под командованием Ларса Гординга была разделена на две подгруппы: одну для внутреннего, другую для внешнего розыска. Под внешним розыском понимают обычно все то, что происходит за пределами дома полиции - допросы, отыскивание следов и так далее. А под внутренним розыском имеется в виду не менее важная работа - просмотр и анализ карточек известных преступников, но прежде всего, пожалуй, "центральное бюро "типсов"". Такой центр по обработке поступающих от населения сообщений является для полиции одновременно важным подспорьем при розыске преступников и настоящим проклятием. Множество сложнейших расследований было доведено до благополучного конца именно благодаря таким "типсам", то есть предположениям, поступившим от частных лиц. В то же время в такой центр поступает громадное количество совершенно бесполезных и даже бессмысленных предложений. Но проверять, насколько возможно, приходилось все до единого, потому что одно из них могло навести полицию на верный след.
Поэтому проверка всех этих сомнительных и недостоверных "типсов" считалась скучной, но необходимой работой. Хотя некоторые из них были настолько нелепы и несуразны, что их сразу же можно было бы сбросить со счета. Как, например, утверждение Улльсона о том, что взрывальщик вычерчивает на карте квадраты.
Берндта Фаландера назначили в бюро по приему "типсов" против его воли. Но людей не хватало, полиция нуждалась в подкреплении, а Фаландер был в это утро свободен. Поэтому он сидел у телефона и отвечал.
- Полиция. Отдел розыска.
В трубке послышался тягучий мужской голос:
- Это вы занимаетесь розыском взрывальщика?
- Так точно.
- У меня есть для вас "типс".
- Я вас слушаю.
- Но сначала я хочу сказать одну вещь.
- Да?
- Я хочу сказать, что не принадлежу ни к той, ни к другой стороне.
- Какую сторону вы имеете в виду?
- Ни к той, ни к другой стороне.
- Какая эта та и другая сторона?
- Я совершенно нейтрален. Я не хочу быть ни в чем замешан.
- Конечно.
- И не хочу называть своего имени.
- Понятно.
- Но я хочу, чтобы все эти взрывы наконец прекратились. Дальше так продолжаться не может в такой мирной стране, как Швеция. Я только высказываю свое мнение, хотя и являюсь совершенно нейтральным.
- Я понимаю.
- И поэтому хочу предложить вам свой "типс".
- Да, пожалуйста.
- Так вот что. Вы обратили внимание, что в тех домах, в которых произошли взрывы динамита, проживает довольно много иностранцев?
- Нет, я на это не обратил внимания.
- Да, разумеется, не замечаешь, пока об этом не знаешь. Ведь многие из них давно живут в Швеции, а некоторые жильцы из домов уже переехали.
- Да, вероятно, вы правы. Теперь, когда вы мне это сказали, я вспоминаю, что там было довольно много жильцов, говоривших по-шведски с акцентом, во всяком случае в одном из тех домов, которые я обследовал. Хотя тогда я не придал этому никакого значения, ведь у нас теперь так много иностранцев, что вообще не обращаешь внимания на них.
- Да, я так и понял. Поэтому и позвонил вам. Надеюсь, вы скоро поймаете злоумышленников. Не потому, что я стою на чьей-либо стороне. Я совершенно нейтрален. Не забывайте об этом. Но мне кажется, мы черт знает до чего докатились, не правда ли, если говорить начистоту. Поэтому я вам и звоню.
- Не можете ли вы объясниться несколько более подробно? Каким образом данные о проживающих там иностранцах могут помочь нам отыскать преступника?
- Нет, этого я сказать не могу. Я бы охотно сказал, если бы мог, но я сам не знаю. Не имею ни малейшего представления о том, кто это такой. Я совершенно нейтрален, как я уже вам сказал. Я совершенно тут ни при чем, ни в коей мере ни к чему не причастен. Но мне хотелось подать полиции этот "типс", чтобы помочь вам напасть на верный след.
- Большое, большое спасибо. Не могли бы вы только сказать ваше имя, на случай, если бы нам захотелось порасспросить вас еще кое о чем.
- Нет,- упрямо отрезал собеседник Фаландера.
И положил телефонную трубку. Не надо было Фаландеру спрашивать у этого человека его имя. Ну, теперь все равно ничего не поделаешь. И потом так уж положено, у всех, кто звонит, спрашивать фамилию. Иностранцы. Вот так та-ак, подумал он. А на динамитном патроне с Карлавеген, сто одиннадцать, изображен шведский флаг. Начинает вырисовываться какая-то картина. Но картина чего?
Он пошел к Гордингу и Бенгтссону и доложил о своем разговоре.
- Надо было подумать об этом раньше,- сказал Бенгтссон.
- Не так-то легко об этом думать,- сказал Гординг.- Вдруг "типс" фальшивый?
- Во всяком случае звучит он очень и очень многообещающе,- сказал Бенгтссон.
- Так-то оно так,- произнес Гординг.- Надо немедленно направить туда Фаландера и Сюндмана. Фаландер, ты можешь сразу же и приступить. А Сюндману я скажу, как только его поймаю.
- Ты забираешь самых лучших наших парней,- сказал Бенгтссон.
- Опять, пожалуй, надо начинать с жильцов в тех домах, где был взрыв,- сказал Фаландер.
- Давай, давай,- сказал Гординг.
8
Во второй раз Фаландер начал обход всех жильцов дома на Риддаргатан. Только теперь он в первую очередь звонил в те квартиры, где на дверях висели таблички с иностранными фамилиями.
На третьем этаже жила семья Билеков. Фаландеру показалось, что эта фамилия похожа на иностранную.
Когда он позвонил, послышались шаркающие шаги.
Дверь открыла женщина лет тридцати пяти, очень красивая. В ее пышной, зрелой красоте проступали черты будущего материнства. Она была беременна, и, по всей видимости, ей осталось совсем недолго до родов.
- Добрый день, мое имя Фаландер. Может быть, вы помните, я тут был у вас несколько недель назад. В связи с этими взрывами.
- Да, да, припоминаю,- ответила женщина.- Вы, кажется, полицейский, не так ли?
- Да, я из полиции.
Женщина оперлась спиной о шкаф.
- Устала немножко,- сказала она.- Не можете ли вы войти в квартиру, там бы мы могли присесть.
Фаландер смотрел на ее длинные белокурые волосы, когда она шла перед ним по коридору, направляясь в общую комнату. Ничего в ней нет иностранного, подумал он. Типичная шведка, и выговор у нее типично шведский.
Когда они сели, Фаландер продолжал:
- Мы сейчас ведем розыск, кое-какие нити у нас уже есть. Мы, например, обнаружили, что здесь, в этом доме, живет много иностранцев. И решили выяснить, не имеет ли это какое-нибудь отношение к взрывам.
- Так,- сказала женщина.
- Вы шведка? Билек как будто не совсем шведская фамилия.
- Да, я чистая шведка. Это моего мужа зовут Билек. Хотя, в общем, он тоже швед.
- Понятно.
- Но он приехал сюда, когда ему было пять лет,- продолжала она.
- Когда это было?
- В тысяча девятьсот тридцать восьмом году.
- Вот оно что.
- Он приехал из Германии. Сами знаете, что там было. Собственно, приехал сюда его отец. Поэтому он и попал в Швецию.
- А что, собственно, случилось?
- Не знаю. Отец теперь умер. Да все равно он не любил об этом говорить. Думаю, о том, что там произошло, не знал даже мой муж. Ему ведь было всего пять лет, когда все происходило. Но случилось что-то, связанное с политикой, так мне во всяком случае кажется. Отец не поладил у себя на родине с режимом. Вы знаете - нацизм и всякое такое... Но об этом он никогда не рассказывал.
- А какие у него были политические взгляды?
- Он редко говорил о политике. Когда о политике говорили другие, он сидел и слушал. Слушал с большим интересом, но с таким выражением лица, как будто знал и понимал все гораздо лучше...
- А теперь, значит, здесь живете вы.
- Да, когда отец пять лет назад умер, мы получили возможность занять эту квартиру.
- А его жена, ваша свекровь?
- Она умерла уже давно. Свекровь приехала с ним сюда, но потом опять вернулась в Германию, еще во время войны, а назад сюда так и не приехала. Не знаю, почему она уехала и почему не вернулась обратно.
- Так. Может быть, хотите что-то добавить?
- Нет, к сожалению. Мне почти ничего не известно. Жалко, что Фридриха уже нет в живых, он определенно мог бы вам как-нибудь помочь. Хотя он не любил полицейских.
- Вот как, почему?
- Не знаю. Правда, один раз я слышала, как он отзывался о полицейских: вся эта шатия, мол,- сплошные нацисты.
- Он был коммунистом?
- Во всяком случае, не активным. По крайней мере, здесь, в Швеции. Что он делал в Германии до того, как попал сюда, я почти не знаю.
.- Что он имел в виду, говоря, что полицейские сплошь нацисты?
- Не имею понятия. Скорее всего, ему пришлось побывать в лапах немецкой полиции. У него не было ни одного зуба, когда он приехал сюда. Зубы все вставные, хотя ему было тогда всего тридцать пять лет. Я никогда у него не спрашивала, почему. Но можно ведь и самому догадаться.
- Гестапо, вы думаете?
- Да, именно...
- Так что он, собственно, ненавидел нешведских полицейских?
- Не знаю. По-моему, он считал, что все они одного поля ягоды.
- А здесь, в Швеции, ему когда-нибудь приходилось иметь дело с полицией?
- Во всяком случае, пока я его знала - нет. Если только до того, как я с ним познакомилась.
- Есть ли здесь, в доме, еще иностранцы?
- Да, только раньше их было больше.
- Больше?
- Да, мой муж говорит, что, когда он был маленьким, здесь жило гораздо больше иностранцев. В особенности немцев. И, помнится, еще один поляк.
- А кто живет здесь сейчас?
- Ах, все это было так давно! Подождите-ка, ведь у нас есть госпожа Беккер, живет двумя этажами выше.
- Сколько же ей лет?
- Да, наверное, лет семьдесят. Сидит она в своей квартире и ни с кем не разговаривает. Ей положена маленькая пенсия, вот она и перебивается.
- Надо мне будет с ней побеседовать.
- Да, пожалуй.
Она заколебалась, посмотрела на Фаландера, зажгла сигарету; видно было, что она немного нервничает. "Нельзя курить-то, ведь у тебя ребенок скоро будет",- подумал Фаландер. Но ничего не сказал.
- Не знаю только,- замялась она.- Не знаю, хорошо ли будет, если вы поговорите с госпожой Беккер?
- Почему же нехорошо? Я должен все выяснить как следует.
- Не думаю, что она сможет вам что-нибудь рассказать. Она ни с кем не общается, только сидит в своей квартире и уж, конечно, ничего ни о ком не знает.
- Почему так?
- Из-за нее самой... У нее свои... проблемы.
- Что за проблемы?
- Да со спиртным. Иногда она выпивает.
- Вот оно что!
- Ей нельзя напоминать...
- О чем?
- Она сидела в концлагерях. В Польше. Приехала в Швецию после войны.
- И что же?
- И когда ей об этом напоминают, она начинает пить.
- Понятно.
- Вы непременно хотите с ней поговорить?
- Ну, можно и подождать немного.
- Да, пожалуйста, она, собственно говоря, очень милая. Но когда начинает пить, то ужасно ругает моих ребят. А это совершенно ни к чему. Она и без того несчастна.
- Ну хорошо, оставим ее в покое. Пока что.
- Спасибо большое. Извините, что не провожаю вас до дверей, я немного устала.
- Да, да, конечно,- сказал Фаландер.
9
В субботу четвертого апреля наступила оттепель. Снежная каша покрыла в Стокгольме все улицы. Талая вода собиралась в лужи, капала с крыш, ручьями текла поперек улиц.
- В такой вот денек понятно, почему Стокгольм называют Северной Венецией,- сказал Сюндман Фаландеру. Было десять часов, план разработан, все полицейские расставлены по постам, оставалось только ждать.
Весь Стокгольм притаился в ожидании. В ожидании следующего взрыва.
- Подумать только, сколько один человек может задать всем работы! - заметил Фаландер.
- Да уж,- отозвался Сюндман.- Хотя толком мы пока еще не знаем, сколько их, один или несколько.
Теперь под специальной охраной находился не только Эстермальм, особо охранялись также те дома, где проживало много иностранцев, в частности, немецких эмигрантов.
В этот день всякий другой розыск был приостановлен. Всех включили в работу по охране и наблюдению.
Фаландер и Сюндман вернулись в полицейский участок Эстермальмского района. В их обязанность входило просто сидеть и ждать вызова. Находиться в состоянии готовности. Сразу же выехать на место, как только посты заметят подозрительное.
В 12.22 в пожарную часть поступил сигнал тревоги. "Здесь пожар,- сказал мужской голос,- улица Эрика Дальберга, тридцать один". И положил трубку.
Сообщение было принято пожилым сторожем пожарной части, который подменил на минутку одного из штатных телефонистов, пока тот в тишине и покое смаковал свою чашечку кофе. Сторож записал все данные.
Три пожарных машины понеслись по вызову. Маленький юркий автомобильчик с четырьмя пожарными оказался самым проворным. Машина остановилась, и из нее выпрыгнули пожарные. Нигде никакого пожара. Никакого дыма. По большому дому с квадратным фасадом постройки тридцатых годов, с рядами массивных квадратных окон, было видно, что он не так-то легко загорится. Один из пожарных обошел весь дом кругом, вышел на прямоугольный газон с жухлой серой травой между домами. Весь квартал был спланирован архитектором, отдающим предпочтение прямоугольным фигурам. Дыма, однако, нигде не видно.
- Ложная тревога,- сказал один из пожарных.
Ложные вызовы в пожарную часть не такое уж редкое явление.
- Ох уж эти мне шутники! Если человеку обязательно надо выдумать оригинальную шуточку, всегда кончается одним и тем же,- отозвался другой пожарный.- Обязательно вызовут пожарную команду. Ужасно смешно...
- Такие упражнения для нас только полезны,- сказал третий.- Только давайте все же пройдемся тут и поглядим, что и как. Может быть, следует позвонить также и в квартиры, разузнать, не горит ли что у кого... Мало ли...
Но нигде ничего не горело. Пожарные машины чуть было не тронулись в обратный путь, как вдруг один из пожарных заметил какой-то предмет, лежавший на земле рядом с воротами и наполовину засыпанный снегом. Сначала ему показалось, что это серый шланг. А потом он увидел, что это бикфордов шнур.
- Вы только посмотрите,- воскликнул он.- Бикфордов шнур!
- Опять взрывальщик,- сказал другой.
На пожарной машине имелась рация, и они немедленно сообщили о своей находке в полицию. Через несколько минут прибыл полицейский автомобиль, оборудованный рацией. По Эстермальму промчались в машине Сюндман и Фаландер и через две минуты также были на месте.
Никто из полицейских не дотронулся до бикфордова шнура. Сначала нужно было подождать техников, экспертов по снятию отпечатков пальцев.
- Домик-то надо обыскать,- сказал Фаландер.
- Обязательно,- согласился Сюндман.
Фаландер нагнулся и внимательно осмотрел бикфордов шнур.
- Этот изготовлен совсем иначе,- сказал он.- Другой образец, не тот, что использовался при первых взрывах.
- А что если он вообще не имеет отношения к тому взрывальщику?
- Мы можем на это рассчитывать?
- Нет.
На место происшествия прибыли еще два микроавтобуса с десятью полицейскими в каждом. Теперь количество занятых в операции достигло двадцати четырех, плюс пожарные, в общем, всего тридцать человек.
- Давайте разделимся,- предложил Фаландер.- Одна группа займется домом, другой придется обыскать окрестности. Особенно важно заглядывать во все двери и на лестницы, взрывальщик все три раза закладывал динамит за входными дверями, на лестнице. Спрашивайте всякого, кто вам повстречается...
Поиски ни к чему не привели. Никто во всем доме ничего не знал.
- Послушай,- обратился Сюндман к Фаландеру,- послушай, а не здесь должен произойти следующий взрыв, как уверял Улльсон?
- Точно, точно... здесь! Он высчитал, что следующий взрыв должен произойти где-то здесь, поблизости.
- Неужели же он оказался все-таки прав?
- Да, никак не угадаешь, что будет. У преступника могут быть какие угодно завихрения.
В эту минуту к ним подбежал полицейский. Он обыскивал дома на Армфельсгатан, боковой улице метрах в двадцати.
- Я нашел моток бикфордова шнура,- доложил он.
Сюндман и Фаландер последовали за ним. Действительно, на земле валялся присыпанный снежком моток бикфордова шнура. Фаландер внимательно его осмотрел.
- Тот, что мы нашли, вероятно, от этого мотка,- сказал он.
- Интересно, единственный это кусок или нет? Или от мотка отрезано еще несколько кусков?
- Чтобы выяснить, я должен проверить, совместить концы,- ответил Фаландер.
- Нет, давай оставим пока все как есть,- сказал Сюндман.
- А если я буду осторожен,- сказал Фаландер,- возьмусь за него в перчатках?
- Ну давай попробуем,- сказал Сюндман.
Тут вдруг ему показалось, что в недостроенном доме на другой стороне улицы будто бы есть какое-то движение. Ему почудилось, что на третьем этаже на мгновение мелькнула чья-то тень.
- Немедленно всех ко мне! - приказал Сюндман.
Он старался не смотреть в сторону новостройки, чтобы не спугнуть скрывающегося там человека. Через несколько минут все полицейские были на месте.
- Смотрите все на меня,- сказал Сюндман.- Сейчас я вам что-то скажу и вам захочется посмотреть в ту сторону, но вы туда не глядите. Глядите все время только на меня.
Сюндман говорил тихо, чтобы его не было слышно на той стороне улицы.
...Человек услышал, что к нему приближаются: он поспешно вышел на балкон. Обнаружил, что кто-то следует за ним по пятам. Тогда он начал взбираться по деревянной лестнице на строительный подъемник. Он старался не смотреть вниз. Лестница кончилась. Прямо под собой он услышал шаги. В полуметре от себя, с левой стороны, он увидел выступающую вперед балку, до нее можно было дотянуться.
- Не делайте глупостей! - закричал ему снизу полицейский.- Дом окружен со всех сторон!
Но человек его не слушал. Все свое внимание он сконцентрировал на одной только балке. Прыгнул, чуть было не потерял равновесие, схватился за решетку, которой был обнесен подъемник, и уселся верхом на балке. Потом начал осторожно продвигаться по ней вперед.
На другом конце балки он уже смог дотянуться до выступа. Взобрался на крышу. И был встречен пятью полицейскими, они просто стояли и поджидали его. Он повернулся и собрался было проделать тот же путь в обратном направлении, но один из полицейских схватил его.
Через минуту Сюндман и Фаландер тоже были наверху.
- Леннарт Улльсон! - произнес Фаландер.- Значит, это все-таки вы?
- Нет. Я не виновен,- сказал Улльсон.
- А что же вы тогда здесь делаете?
- Ожидаю взрыва. Я же говорил, что следующий взрыв будет именно здесь. А поскольку полиция мне не верит, я сам был вынужден пойти сюда, чтобы схватить преступника.
- Но чем вы здесь занимаетесь, в этой новостройке?
- Здесь хороший пост для наблюдения. Видно все кругом, а тебя никто не видит.