Эксперты сразу же и занялись обработкой следов. Снег здесь стаял, и на глинистом грунте, в основном с левой стороны машины, виднелись отчетливые оттиски разнокалиберной обуви: две пары из них оставили широкие солдатские сапоги - одни, если на глаз, сорок второго, а другие, пожалуй, сорок пятого размера, - но больше всего было следов модельных туфель из тех, что, на радость пижонам, делают на особо высоком каблуке. Если предположить, что сапоги принадлежат патрулю ВАИ - водителю и прапорщику, то, по этой логике, главный интерес должны были представлять следы туфель: обладатель их, скорей всего, и был тем человеком, который находился в машине. Следы, оставленные модельными туфлями, к тому же напоминали следы, обнаруженные около трупа… Эксперты (для них, по счастью, все следы - главные) с одинаковой тщательностью заливали жидким гипсом лунки, оставленные всеми без исключения подошвами. Гипс каменел на глазах, по этим отпечаткам легко теперь будет установить особенности обуви.
Высота откоса была приличная - метров восемь. Снег, оставшийся еще на склоне, яснее ясного говорил о том, что машина, пока летела вниз, перевернулась боком через крышу, каким-то образом успев в последний момент вновь стать на колеса. Деформированная крыша салона и погнутый капот двигателя подтверждали правильность догадки. Право, не позавидуешь тем (нет, поправил себя Чекалин, вернее всего - тому), кто был в машине. Нужно очень крепко держаться за руль, чтобы при таком перекувырке не разбить себе голову. Видать, не разбил, если ни прапорщик из ВАИ, ни злополучный Силков ничего такого не узрели… Чекалин все больше утверждался в мысли, что человек, находившийся в момент аварии в машине, и есть убийца. Рисовалась такая, примерно, картина: освободившись от трупа, убийца устремился подальше от города, но машину повело на гололеде - вот и приземлился под откосом.
Двери открылись с трудом. Чекалин только заглянул внутрь машины, предоставив экспертам детально исследовать салон. Но и этого беглого взгляда было достаточно, чтобы увидеть главное - правое переднее сиденье, рядом с водительским, залито кровью, темная густая лужа и под сиденьем, на полу. На кресле шофера пятна лишь местами. Мимолетно отметив, что куда логичнее все выглядело бы, если бы было наоборот: как- никак не пассажир убит, а водитель. Лишь на секунду отвлекшись на эту мысль, Чекалин напомнил экспертам:
- Пальцы, ребята! На руле, на ручнике, на переключателе передач - любою ценой пальцы!
Следователь райотдела милиции при помощи работников ГАИ тем временем фиксировал свое, громко произнося каждую фразу для понятых:
- Деформированы переднее левое крыло, крыша салона, капот двигателя, бампер, нижний фартук… Разбиты стекло левой фары, правый указатель поворота и стекло передней правой двери… Под задними колесами автомашины имеются углубления в десять сантиметров, выброс почвы назад, что свидетельствует о том, что машина буксовала. Под левым задним колесом лежит свернутый пиджак…
Чудо из чудес! После такой аварии машина оказалась на ходу, и если бы не забуксовала - глядишь, и след ее давно бы простыл… Чекалину не терпелось повнимательнее разглядеть пиджак. Что принадлежит он бедняге Щербаневу, тут и сомнений нет; пуловер на нем был легкий, паутинистый, не мог Щербанев без пиджака быть, никак не мог, пусть и в отменно отоплива- емой "Волге". В пиджаке много чего интересного может обнаружиться - кошелек с деньгами, к примеру, водительские права, путевой лист, записка какая- нибудь, мало ли; отсутствие денег и документов тоже, положим, даст немалый материал для раздумий. Но и при этом, как ни уверен был Чекалин, что владелец пиджака не кто иной, как убитый таксист, он вовсе не исключал тем не менее, что убийца мог сдернуть пиджачок со своих плеч, не пожалел, пожертвовал им ради того, чтобы опять выбраться на дорогу. Если так - тем больший интерес для розыска и следствия представляет собою этот невзрачный форменный, многократно свернутый и брошенный под левое заднее колесо мужской пиджак…
- Анатолий Васильевич! - подозвал Чекалина эксперт Федотов. - Есть пальцы! На баранке. По-моему, двух типов.
- Двух? - переспросил Чекалин. - Что ж, все верно. По крайней мере, двое держались за руль.
- Особенно хорошо читается, взгляните, вот этот след. Хоть в. пособие по криминалистике вставляй! - Федотов присыпал и впрямь до удивления отчетливый, выпуклый даже, рельефный (Чекалин подумал: палец-то, поди, в крови был, в крови!) след алюминиевым порошком, приложил к нему дактилоскопическую пленку, снял отпечаток.
Теперь можно было уже пиджаком вплотную заняться. Раз-два - взяли, раз-два - взяли, - так, враскачку, и стронули машину с места. Пиджак, прямо сказать, был в плачевном состоянии: весь в глине, разодранный - правда, не настолько, чтобы можно было не заметить четыре, строго по форме ножа, дыры сзади. Так что, хотя документов в пиджаке не было (ни денег, ни другого чего), эти страшные отверстия вернее любого документа удостоверяли принадлежность пиджака. Лишь одно непонятно было - почему пиджак, сам по себе, разумеется, не имевший в глазах преступника ценности, да еще с пустыми карманами, оказался здесь? В момент убийства (или - если быть совсем уж точным - в момент нанесения ножевых ран) пиджак был на Щербаневе, это бесспорно, но затем убийца, избавляясь от трупа, почему-то счел нужным оставить пиджак у себя, - странно! Ведь не мог же он предугадать, что через несколько минут машина свалится под откос и забуксует, не для того же, в конце концов, загодя снял с мертвеца пиджак, чтобы потом было что бросить под колесо?..
Оказалось, Исаев думал о том же.
- На кой ему пиджак-то сдался? - сказал он вслух.
- Может, не хотел терять времени - рыться в карманах? Оставил на потом? - Чекалин и сам не больно верил этому своему предположению, но - нужно же хоть от чего-нибудь отталкиваться!
И точно: Исаев мгновенно отыскал уязвимое место:
- Позволь, а раздевать покойника - на это не нужно время? Уж не говорю о том, что все в крови… процедура крайне, я думаю, неприятная.
- Да, неувязка какая-то, - согласился Чекалин, но про себя подумал, что, может, эта несомненная неувязка и является как раз чем-то определяющим в психологическом облике преступника. Если не особо вдаваться в дебри психоанализа, а только то взять, что на поверхности, и то улов немалый: окажись на месте убийцы матерый какой преступник - едва ли стал бы возиться с пиджаком, из страха хотя бы испачкаться в крови. Да и рядом с постом ГАИ только по неопытности можно избавляться от трупа. Стало быть, не исключено, что для убийцы это - первое такого рода преступление; да, сказал себе Чекалин, такой поворот дела тоже надобно иметь в виду.
Для розыска преступника еще одна деталька могла иметь решающее значение. В машине были обнаружены два папиросных окурка, оба от "Беломора", оба с характерным прикусом бумажного мундштука. Конечно, курить, и притом именно "Беломор", мог и водитель такси (все это, понятное дело, в свой срок будет установлено). Возможно также, что обе эти папиросы выкурил кто-либо из пассажиров (хотя, по совести, это маловероятно, чтобы за сравнительно короткий рейс в городе кто-нибудь успел кряду выкурить две папиросы). Но не менее вероятно и то, что характерный прикус мундштука принадлежит именно убийце. Эксперты с величайшим тщанием уложили окурки в коробочку: как знать, может быть, этим окуркам суждено будет стать одним из весомых вещественных доказательств… Спустя несколько минут Чекалин почти не сомневался уже, что окурки имеют прямое отношение к убийце: в грязи, около машины, валялась, затоптанная уже, пустая пачка от папирос "Беломер" - надорванная и смятая. Случайность? Нет, Чекалин не верил в такого рода совпадения. К тому же мало кто теперь курит папиросы, на тысячу один, пожалуй…
Осмотр машины и всего того, что лаконично именуется местом происшествия, закончился уже затемно: в марте темнеет рано. В управление Чекалин приехал в начале восьмого вечера. У кабинета его уже ждали два человека - армейский прапорщик, не иначе, тот самый, из ВАИ, и незнакомый старшина милиции.
- Силков? - спросил у него Чекалин.
- Так точно, прибыл по распоряжению майора Фирсова! - вскочив с места, громко отрапортовал тот.
- Хорошо, подождите, я пока с прапорщиком побеседую.
3
Прапорщик (звали его Ильин) был огромен, где-то под метр девяносто и в плечах, как говаривали в старину, косая сажень. Чекалин, едва глянул на него, тотчас вспомнил об отпечатках сапог около такси: если кому и могут принадлежать сапоги сорок пятого размера, так разве что такому вот богатырю. Но об этом потом, решил Чекалин, главное, не забыть, вернуться.
Чекалин придвинул прапорщику пачку сигарет:
- Курите.
- Спасибо, не балуюсь.
- Бросили?
- Нет, не начинал.
Чекалин улыбнулся в душе: получалось, что, предлагая прапорщику закурить, он как бы исподволь выведывал, не курит ли тот папиросы "Беломор"; папиросники обычно отказываются от сигарет, слишком слабые они для них. Но нет, правда же, он и в мыслях не имел ничего такого. Просто самому до смерти курнуть захотелось, ну и предложил прапорщику - из вежливости… Однако ж - так или иначе - круг лиц, которым могли принадлежать окурки "Беломора", сократился, пусть хоть на одного человека…
Чекалин попросил прапорщика Ильина подробно и последовательно, по возможности не упуская ни малейшей подробности, рассказать обо всем, что связано с обнаруженным под откосом такси и находившимся в машине пассажиром. Добросовестность, с которой Ильин отнесся к этой просьбе, может быть, несколько даже чрезмерной была, но Чекалин не перебивал его, не торопил: по крайней мере, была гарантия, что прапорщик нужное не упустит.
- Я так считаю - случайно заметил я ту машину. Даже не то что заметил - так, почудилось вроде. Дело, значит, так было: выехали за черту города, я хотел до дорожной развязки проскочить, но тут посмотрел я на часы - шесть часов или около того. Нет, думаю, надо назад поворачивать, а то Михеич (это я так рядового Михеева, водителя "газика", про себя называю) останется без завтрака, так и протопает до обеда голодный. Поехали в часть, говорю ему, разворачивайся. Ну, Михеич мой сбавил ход, иначе никак, снежный накат, что каток твой, при повороте начнет с края на край бросать. Сбавил, значит, он ход и давай к обочине прижиматься, чтоб для разворота больше места иметь, на снежный наст даже въехал. Тут мне и почудилось что-то серенькое внизу, под откосом.
- Что - фары осветили машину? - уточнил Чекалин.
- Нет. Такси внизу, мы наверху - как фарами достанешь? Свет от фар, я так понимаю, поверху шел, а от него, от света этого, блик какой-то или отсвет, что ли. Ну и мелькнуло что-то в глазах. А тут еще - след от машины увидел в снежном насте. Чудной след - прямехонько вниз! Стоп, говорю Михеичу, что-то не так тут, включай фару-искатель. Вышел я из газика, получше разглядел все. Точно - машина внизу. Эй, крикнул вниз, есть там кто живой? Еще и Михеичу велел: посигналь, мол. Ну это я так, для порядка. И в голове не было, что там есть кто-то. И вдруг слышу - голос оттуда, снизу: "Алле, кто там?" Я в ответ: "У тебя там что, авария?" А он: "Да что-то вроде того". Спустился я с откоса - по-лыжиому, елочкой. Рядом с машиной - парень. Волосы светлые, без шапки. Спрашиваю: "Не замерз?" Отвечает: "Малость есть".
Опять говорю: "Как тебя, мужик, угораздило?" - "Да вот, - отвечает, - с дружком, таксист он, катались". - "А где он?" - спрашиваю. "В таксопарк, - говорит, - пошел, с начальством договариваться". Я, помню, пошутил еще: "А тебя заложником, что ли, оставил?" Смеется: "Да, нет, покараулить пока попросил". Я ему: "В сосульку, друг, превратишься". А он: "Это, - говорит, - запросто". И еще: "Может, до автобуса добросишь меня?" - "А что, - говорю, - давай, не жалко". Я его решил на пост ГАИ доставить. Вообще-то не обязан, машина гражданская, но мы с этим не считаёмсй, помогаем друг дружке. А мне парень этот немного чудным показался. Нет, так вроде ничего такого, ну, может, запашок перегарный, - только вот в глазах что- то, страх не страх, но вроде чего-то ждет; напряжение в глазах - вот1 Правда, и замерз он, судя по всему, здорово, как окаменел весь. Ну, привожу я его на пост ГАИ…
Чекалин все ждал, когда прапорщик о Михеиче, водителе своем, заговорит: для чего тот вниз спускался. Вмятины-то, следы около такси от двух ведь пар армейских сапог остались, от двух! Притом разных размеров!.. Ну, а если не Михеич оставил следы - значит, кто-то еще побывал около машины; новое тогда, первостепенной при том важности, обстоятельство… Да, хочешь не хочешь, а придется прервать прапорщика, уточнить эту деталь.
- Одну минуточку, Ильин. Вы один спустились вниз или вместе с водителем?
- Один. Не хотелось "газик" без пригляда оставлять. Да и для страховки - мало ли что! - ему лучше было наверху остаться. Верно?
- Все верно, Ильин. Но я вот почему задал свой вопрос. Внизу, около такси, отчетливо видны отпечатки двух пар солдатских сапог. Одни - огромные, вероятно, ваши, примерно сорок пятый размер. Другие - сорок первый - сорок второй размер. Вот я и подумал - не его ли, не Михеича ли вашего, сапоги?
- Конечно, его! - сказал неожиданно прапорщик. - Чьи же еще!
- Но ведь вы сказали…
- Так вы ж спросили - один я спускался или вместе с ним. Спускался я один, а он в это время наверху был. А потом, когда мы с тем парнем наверх поднялись, я послал туда Михеича…
Чекалин был недоволен собой. Вот что значит неточно поставить вопрос! Если бы по-человечески спросил: спускался ли и водитель к такси? - не пришлось бы меж трех сосен блуждать. Что досаднее всего - могло и так ведь получиться, что вообще уплыла бы столь необходимая информация…
- Зачем? - спросил Чекалин. - Михеича послали зачем?
Парень этот сказал, что перчатки в машине оставил. Я поостерегся его от себя отпускать, вдруг, подумал, бежать вздумает. Вот и послал Михеича.
- Он нашел перчатки?
- Да. На сиденье водителя, сказал, лежали.
- Простите, я перебил, - сказал Чекалин. - Значит, привезли вы парня на пост ГАИ… Кстати, по дороге он говорил что-нибудь?
- Нет. Да там и ехать было - всего ничего, метров пятьсот. Хотя нет, вспомнил: попросил закурить.
Я-то некурящий, а Михеич удружил ему. Спички у парня свои были…
- А что Михеич курит - сигареты, папиросы?
- Без понятия. По-моему, сигареты. Сейчас, по-моему, все сигареты курят, - нет?
- Пост ГАИ, - сказал Чекалин. - Как там было все? Кто дежурил?
- Старшина дежурил. Тот, что в коридоре сейчас сидит. Силков фамилия, давно знаем друг друга. Вот, говорю, Силков, авария у тебя под носом, такси под откосом; смешно так получилось, стихами вроде. Он показал на парня, спрашивает: а это кто, водитель? Нет, отвечаю, назвался пассажиром. Ладно, говорит, разберемся, подожди, не видишь, занят? Там, в стекляшке у него, правда, какой-то мужчина был, нарушитель, я так понимаю. Силков ему что-то насчет соблюдения правил втолковывал, все просечку сделать грозился. Послушал я с минуту - надоела мне эта самодеятельность. Мне водителя рядового Михеева к завтраку, понимаешь, доставить надо, а он, Силков, ерундой тут занимается, начальника из себя корчит! Наклонился к нему, говорю на ухо: обрати, Силков, внимание - пассажир "под банкой", водитель, говорит, дружок его, тоже, поди, пьян, выясни, что к чему, задержи парня. А Силков отвечает: не пассажира наказывать надо, а водителя. В таксопарк, говоришь, пошел? Никуда не денется, вернется! Тут я его и прижучу! И к парню: как фамилия шофера, дружка твоего? Силантьев, отвечает. Ну, добро, говорит Силков, некогда мне сейчас с тобой вожжаться, поважнее дела есть, мотай-ка ты отсюда подобру- поздорову!.. Парень повернулся и, знай себе, пошел. Прямо к троллейбусной остановке.
- Я попрошу вас описать парня.
- Светлые волосы, я уже говорил. Очень белый, прямо в глаза бросается. Темная куртка на нем нейлоновая.
- Черная?
- Нет, наверное, темно-коричневая. Шарф тоже темный. Без головного убора. Худощавый, высокий.
- Выше вас, ниже?
Прапорщик даже фыркнул:
- Ну - выше! По плечо мне, метр восемьдесят примерно.
- Как причесан?
- Шевелюра вверх зачесана, чуть вбок. Цвет глаз? Нет, не обратил внимания. Да, вот что бросилось! Кожа на лице - чистая, гладкая, белая, прямо прозрачная, любая девица позавидует. Симпатичный? Да, располагающая внешность.
- Какие-нибудь особые приметы? Шрам, бородавка, усы…
- Н-нет…
- Примерный возраст?
- Года двадцать два - двадцать три.
- Случись увидеть его - узнаете?
Задумался на минутку:
- Да, конечно.
- Просьба к вам. Сапоги на вас - вы и утром в них были?
- Да.
- Очень хорошо. Зайдите, пожалуйста, к нашим криминалистам - я сейчас позвоню им. Они сняли отпечатки - там, у машины. Пусть сличат с вашими сапогами. - Чекалин набрал номер телефона экспертов. - Федотов, через пару минут к вам заглянет один товарищ, Ильин его фамилия… - Положил трубку. - Еще вот что. Михеич ваш тоже очень нужен. Сможете завтра, до обеда, обеспечить его явку?
- Можно хоть сейчас. Он внизу в машине сидит! Позвать?
Как ни хотелось Чекалину поскорее расспросить Михеича, каким это, интересно, куревом угостил он того парня, не "Беломором" ли, случайно, но все же этот разговор, скорей всего, перенес бы на другое время, на завтра, скажем. Потому как сейчас в первую очередь надлежит побеседовать со старшиной Силковым. Ах,
Силков, Силков… Подумать только: работник милиции, имевший возможность задержать предполагаемого преступника, не только не сделал этого, но даже и документы не попытался проверить, да что там документы - фамилию хоть для проформы бы удосужился спросить!.. Но это так - реплика в сторону. Чекалин вовсе не намерен читать морали Силкову. В беседе с Силковым его одно интересует сейчас: выудить из него как можно больше сведений о доставленном к нему на пост парне; как ни оплошал Силков, была все же надежда на цепкий глаз профессионала, к тому же, в отличие от прапорщика, видел Силков парня в помещении, при ярком свете…
- Скажите, Ильин, - спросил вдруг Чекалин, - когда вы заметили, что на том парне темная куртка, вернее, темно-коричневая?
- Что темная, - ответил, чуть помедлив, прапорщик, - я сразу понял, как вниз, под откос, спустился. А потом, когда на пост ГАИ пришли, тут я. и заметил, что коричневая. - Помолчал, явно вспоминая что-то. - Нет, я неверно говорю. Тогда я не обратил на цвет куртки внимания. Это я уж потом, когда вы давеча спрашивали, вспомнил. Представил себе его при свете, как он стоял у стены, под плакатом с правилами дорожного движения, - и вспомнил. Да, темно-коричневая, точно…
Чекалин так и думал: все дело в ярком свете. У Силкова, стало быть, было то преимущество перед прапорщиком, что он сразу увидел пария хорошо освещенным. В таких случаях именно первый взгляд оставляет наиболее точное впечатление. Так что, если повезет, Силков много чего полезного может поведать. Да, окончательно решил Чекалин, сперва Силковым следует заняться; сейчас же, не откладывая. Но в это время зазвонил телефон. Майор Фирсов из ГАИ.
- Анатолий Васильевич, как там Силков мой, прибыл к тебе?
- Все в порядке, спасибо, - сказал Чекалин. - Сидит в коридоре. Как раз пригласить его хотел.
- А если мы оба с ним потолкуем? - попросил Фирсов. - Это не очень помешает твоим делам?