Чекалин подумал: вероятно, оно и лучше, если Фирсов рядом будет. Неизбежно разговор коснется того, почему Силков столь преступно пренебрег своими служёб- ными обязанностями, а это уже по епархии Фирсова, пусть он и разбирается.
- Нет, все нормально, - сказал Чекалин. - Ты свое выяснишь, я - свое.
- Спасибо, очень ты мне удружил! - с неожиданной пылкостью воскликнул Фирсов. - Выезжаю, так что буду через десяток минут.
Когда Чекалин положил трубку, прапорщик сказал:
- Я могу позвать рядового Михеева, если нужно.
- Нет, - сказал Чекалин, - позвать не получится, слишком мало у меня сейчас времени. Пусть он с вами зайдет к криминалистам, если, конечно, не переменил обувь… Да, вот еще: если он курит папиросы - сразу возвращайтесь, сообщите мне.
4
С первой же минуты разговора стало ясно: старшина Силков ушел в глухую защиту. Есть такая стойка у боксеров: перчатки и плотно прижатые к животу локти не позволяют противнику достать наиболее уязвимые места - лицо и "солнечное сплетение".
Глупость, конечно, никакая это не защита, тактика, которую избрал Силков. Разве что в своем только воображении кажется он сам себе неуязвим?.. Псевдоза- щитный тон этот придавал разговору крайне неприятный характер, превращал его в перебранку. Стоило майору Фирсову попросить его рассказать, подробно и по порядку, как было дело нынче утром, когда прапорщик из ВАИ сообщил об аварии такси, как Силков тотчас парировал:
- Какое дело? Не было, товарищ майор, никакого дела!
Фирсов, бедняга, даже побелел от ярости; тем не менее терпеливо разъяснил старшине, что под "делом" в данном случае он разумеет сам факт: какого рода сообщение сделал прапорщик, кого и для какой цели привел он на пост ГАИ.
Силков почему-то прореагировал только на часть вопроса: "для какой цели?" Весьма распространенная манера сворачивать разговор в сторону!
- А я почем знаю - для какой цели? Что я, старик Хоттабыч - чужие мысли читать!
- Вот что, Силков, - оправившись от этой беспардонной наглости, тяжело проговорил Фирсов. - Извольте отвечать на заданные мною вопросы.
- Хорошо, - кивнул Силков, - я скажу. Я так скажу: он, прапорщик этот, валит с больной головы на здоровую! Сам же, понимаешь, пришел не вовремя - и сам же бочку на меня катит!..
- Как это не вовремя?
- А так, очень просто! Занят я был!
- Чем это?
- Важным делом!
- Нельзя ли поподробней?
Чекалин восхищался долготерпением Фирсова. Не то что разговаривать с Силковым - смотреть на него и то было невыносимо. Можно представить себе, каких усилий стоило Фирсову сохранять этот вежливый тон…
- Поподробней? Почему нельзя, можно! Я как раз нарушителя задержал. Ну и фиксировал его данные, чтобы потом, значит, просечку в талоне сделать.
- Что за нарушение?
- Превысил скорость! У поста полагается идти на сорока километрах, а он… Да это он и сам признал, что на сорока пяти шел!
Фирсов дал себе немножко воли, присвистнул иронически:
- Да, крупный нарушитель!
- А что - спускать? - озлился Силков. - Если каждому прощать - вообще на голове скоро ходить станут! А в правилах, между прочим, не указано, за какое превышение наказывать нужно…. Я так пони* маю - любое нарушение должно быть пресечено! Что, разве не так, товарищ майор?!
О, усмехнулся в душе Чекалин, он еще и демагог, этот старшина Силков! Фирсов - точно услышал его мысли.
- Просьба к вам покорнейшая, Силков, - сказал он. - Прекратите, пожалуйста, свою копеечную демагогию. Вы прекрасно понимаете, что нарушение нарушению - рознь. Впрочем, речь сейчас не об этом. Вы, Силков, почему-то старательно обходите мои вопросы. Напомню вам, что нас интересует любая мелочь, начиная с того момента, как прапорщик переступил порог поста ГАИ. - Повторил: - Лю-ба-я ме-лочь…
- Вот я и говорю, - оживился, словно бы подхлестнутый, Силков. - Сижу, значит, с нарушителем отношения выясняю. А тут, откуда ни возьмись, прапорщик. Авария, говорит, неподалеку, с такси, мол, что-то. А рядом с ним мужик какой-то, вместе пришли. Спрашиваю: это кто - водитель, что ль? Мысль, значит, у меня такая, что это он водителя с той аварии прихватил с собой. А он: нет, говорит, пассажир это. Раз не водитель, так нечего и мешать. Говорю прапорщику: не видишь, занят? И опять, значит, нарушителя утюжу. А прапорщик все не отстает. Наклонился, зудит на ухо: задержи да задержи пассажира, дескать, он "под мухой" - значит, и водитель тоже, дружки они… За что, я говорю, пассажира наказывать, пусть хоть и "под мухой" он. Наказывать, говорю, водителя надо. Где он, кстати, спрашиваю. В таксопарк, говорят, пошел, за подмогой.
- Кто сказал насчет таксопарка? - спросил Фирсов.
Силков задумался.
- Вот этого точно не скажу. Вроде прапорщик сказал… Ну я и подумал: в таксопарк - так оно и должно быть. Они, таксисты, всегда втихаря следы свои заметают, норовят без нас обойтись. Спросил у того пассажира: как зовут дружка твоего? Говорит, Силантьев. Я черканул фамилию на бумажку, для памяти, значит, и говорю: никуда твой Силантьев не денется, все равно за машиной вернется, тут я его и прихвачу. А ты, говорю ему, пассажиру, значит, ты иди, не интересно мне с тобой время тратить, поважнее дела есть. Они и ушли - сперва пассажир, потом и прапорщик…
- Ну и как - пришел Силантьев? - спросил Фирсов.
- На моем дежурстве - нет, не пришел. Так я ведь скоро дежурство свое сдал, часа через полтора.
Чекалин почувствовал, что настал его черед задавать вопросы.
- Вы уверены, что фамилия водителя - Силантьев?
- Ну этот же, дружок его, сказал, что - Силантьев! Я так и записал.
- А соврать дружок не мог?
- А какой смысл ему обманывать? Все равно ведь придет шофер за машиной.
- А если не придет?
- Так ведь у машины номер есть. В пять минут можно узнать, кто в эту смену на ней был. А что - не Силантьев?
- Нет, не Силантьев. Щербанев.
- Вот и верь после этого людям! - не без пафоса воскликнул Силков.
- А как фамилия пассажира - не поинтересовались?
- К чему? Мне шофер нужен был.
- С каких это пор, - вмешался Фирсов, - нам свидетели стали не нужны? Свидетели, я имею в виду, происшествия.
- Это да, - подумавши, согласился Силков, - это я маху дал. Надо было фамилию спросить. А еще лучше - документ проверить. Хотя, по правде, мало кто сейчас с документами ходит…
- Как выглядел пассажир? - задал Чекалин главный свой вопрос.
Силков пожал плечами:
- Человек как человек.
- Приметы.
- Обыкновенный человек.
Чекалин начинал выходить из себя:
- Возраст!
- Да не старый. Ближе к молодому.
- Тридцать лет? Двадцать? Сорок?
- Откуда мне знать! - с долькой некоторого возмущения даже сказал Силков. - Я, может, всего разок и посмотрел на него. Я ж говорю - все это не вовремя было. Когда я делом занят был.
- Попробуйте все-таки представитеь себе, как все было, - совсем уже спокойно попросил Чекалин. - Вспомните, кто где находился. Света ведь достаточно было?
- Света? Света хватало! - Помолчал. - Лет двадцать пять ему… Высокий довольно. Не толстый. Одет? Что-то темное на нем. Шапка? Нет, не знаю. Вроде без шапки был. Блондин.
- По фотографии смогли бы узнать?
- Н-нет… - выдавил из себя Силков. И снова ушел в защиту: - Без надобности мне было запоминать его. Мое дело - с нарушителями бороться. За день столько их перебывает - все на одно лицо делаются… - Нормальное человеческое любопытство все- таки взяло верх: - А что - пассажир этот и был шофером?
- Нет, - сказал Чекалин. - Пассажир скорей всего был убийцей шофера. Но в любом случае в момент аварии именно он был за рулем такси. Может быть, это поможет вам получше припомнить все?
Какова должна быть реакция человека, узнавшего, что совершено убийство и что он, окажись поприметливей, мог бы - так совпали, допустим, обстоятельства - помочь наибыстрейшим образом найти убийцу? Как бы ни разнились друг от друга люди, можно не сомневаться, что подавляющее большинство испытало бы недовольство собой, острое сожаление, что из-за своей невнимательности не может помочь следствию. Не таков Силков был! Неизвестно, что там у него внутри шевелилось, может, даже и раскаяние, шут его знает, но в таком случае он очень уж тщательно, и не без успеха, скрывал свои чувства, - наружно Силков был невозмутим и, как прежде, непробиваем. На лице - выражение безусловной правоты.
- А что, - в своей манере поспешил он оправдаться, - у него на лбу написано было, что он убийца? Знал бы заранее, так уж, конечно, все запомнил бы! Как это говорится - соломку подослал бы…
У Чекалина не было больше ни малейшего желания продолжать разговор. Дело ведь не в том, что Силков из-за дурацкой, как показалось было, амбиции что-то там скрывает. Нечего ему скрывать, вот в чем беда! Ничего-то он, к сожалению, не увидел, ничего не запомнил. К большому сожалению. Чекалин крепко, признаться, рассчитывал на него. Ну что ж, говорил себе Чекалин, с подобными вещами приходится мириться. Да и то сказать: если бы не такие вот осечки, вероятно, не было бы на земле занятия легче и проще, чем работа в уголовном розыске…
- У меня больше нет вопросов к старшине, - сказал Чекалин.
Отправив Силкова, сам Фирсов еще задержался ненадолго.
- Встречал ты второго такого деятеля? Ему говорят, что авария, - он даже не спросил, есть ли жертвы! Ему, видите ли, нарушителя надо доутюжить! - Другим тоном прибавил: - А преступника он, похоже, и правда не запомнил.
- Похоже. И что самое смешное - он кругом прав. Нарушитель превысил скорость? Превысил. Нужно его за это наказать? Нужно. Важное дело? Важное. Не вовремя явился со своей вестью прапорщик? Ясное дело, не вовремя. Ну и так далее. А уж преступника возможного запомнить - это он и действительно не обязан. Вот тебе образчик, как можно, ни на йоту не отступая от инструкции много бед натворить…
- Да нет, - сказал Фирсов. - В данном случае он как раз крепко напортачил. Не имел он права отпускать того парня… как свидетеля хотя бы. Потом вся его реакция на аварию - преступная небрежность. Такому не место в органах. Я буду настаивать на его увольнении!
Чекалин понимал: Фирсову надо было дать выход своим так долго сдерживаемым чувствам, поэтому не перебивал. Но мысли его уже далеки были и от незадачливого старшины, и даже от Фирсова. Он набрасывал в уме план дальнейших розыскных действий - своих и всей оперативной группы. Неотложное, самое неотложное хотя бы… Пригласить художника и со слов прапорщика (возможно, и другие очевидцы появятся) составить композиционный портрет возможного убийцы, широко распространив затем фотокопию рисунка в городе. На основе свидетельских показаний подготовить ориентировку на предполагаемого преступника. Установить водителя троллейбуса, на котором разыскиваемый уехал от поста ГАИ, а также пассажиров, которые запомнили, на какой остановке он сошел. Провести беседы с водителями такси, которые работали минувшей ночью и могли видеть преступника на машине номер "47–47"…
5
Оставшись один, Чекалин позвонил экспертам-кри- миналистам.
- Федотов, вы еще здесь? Хорошо. Ребята из ВАИ заглядывали к вам?
- Да, - ответил Федотов. - И слепки с их сапог уже готовы. Я как раз собирался звонить - слепки идентичны следам от сапог, оставленным около машины. Следы же от туфель совпадают со следами обуви в дорожке следов около трупа. Теперь насчет отпечатков пальцев. Как я и предполагал, они двух типов. Одни отпечатки принадлежат убитому водителю такси: полное совпадение большого и безымянного пальцев правой руки. Отпечатки, принадлежащие другому лицу, в картотеке не значатся.
В том, как Федотов доложил обо всем этом, был, конечно, высший экспертный шик: никаких эмоций, ни одного лишнего слова, точно речь о незначащих пустяках, о сущей безделице. Вероятно, и отвечать полагалось так же: сугубо по-деловому, четко, коротко. Но Чекалин решил нарушить неписаные эти правила: не костяшки ведь на бухгалтерских счетах перекидываем - живое дело!
- Черт возьми, - ничуть не сдерживаясь, воскликнул он, - а мы не так уж мало, Федор Федорович, знаем об этом мерзавце! Теперь бы его самого заполучить только…
- У нас еще имеются окурки "Беломора", - напомнил Федотов.
Он, конечно, неспроста упомянул об окурках. Этим он, не изменяя своей лапидарной манере, как бы хотел подчеркнуть, что, когда убийца будет найден, для нас, при таком-то количестве "следов" разного рода, совсем не трудно будет припереть его к стенке. Несомненно, этим своим словно бы мимоходным замечанием он подбадривал Чекалина, что одновременно с несомненностью служило и косвенным признанием им особых сложностей в распутывании дела. Кому-кому, а уж Федотову в этом смысле можно верить: всякое на своем криминалистическом веку видывал.
Не успел положить трубку на аппарат - стук в дверь.
- Входите!
Судмедэксперт Саша Левин:
- Я из морга. Смерть наступила от одного из трех ударов ножом в грудь. Полагаю, что удар прямо в сердце был первым.
- А что это за странные удары в спину? - спросил Чекалин.
- Более чем странные, - согласился с ним Левин. - Они были нанесены по мертвому телу.
- Даже так? Ты не прикидывал, Саша, каков может быть психологический облик человека, совершающего подобное?
- Я вас понимаю, Анатолий Васильевич. Предполагаете серьезные психические отклонения? Скажем, психопат с садистскими наклонностями?
- Что-нибудь вроде этого.
- Не исключено, разумеется. Но мне сдается, что психика у него в норме.
- Тогда что же?
- Скорей всего, чрезмерности идут от неопытности преступника, я хочу сказать - от крайней его неумелости. Порезы, в большинстве своем, незначительные, мелкие… какие-то истерические, что ли. Как если бы человек этот был в смятении, почти в беспамятстве.
Левин явно клонил к тому, что убийство совершено новичком. Что ж, мысль эта была не новая для Чекалина. Но что-то все же мешало ему согласиться с этим логически вроде бы безупречным выводом. Видимо, тут все дело в том, что логика (это Чекалин усвоил чуть не с первых своих шагов в угрозыске) отнюдь не обязательный спутник уголовно наказуемого деяния; тут многое происходит как раз вопреки логике. Так что есть смысл покопаться в противоположном, так сказать, направлении: не было ли в поступках убийцы чего-либо, что, наоборот, выдавало бы преступную опытность этого человека?
Сразу додумать эту мысль Чекалин не успел, однако. Он продолжил ее чуть позже - у генерала.
Генерал позвонил сам, минуя секретаря. Чекалин знал: так он поступает в тех случаях, когда хочет дать понять, что звонит как бы не по службе, а конфиденциально.
- Анатолий Васильевич, не шибко занят? А то зашел бы…
- Да, Сергей, Лукич. Если позволите, я прямо сейчас поднимусь к вам.
- Жду.
Саша Левин пошел к двери:
- Мавр сделал свое дело - Мавр удаляется.
- Погоди, мавр. Нет ли на трупе каких-нибудь следов, которые могли возникнуть во время борьбы, при активной, скажем, самообороне?
- Буде такое обнаружилось бы…
- Да, конечно, - сказал Чекалин.
- Исчезаю…
Приемная генерала располагалась этажом выше.
- Садись, Анатолий Васильевич. Как прошел день?
Рассказ обо всем мало-мальски заслуживающем внимания занял от силы десять минут. Заново прокручивая вслух события дня, Чекалин лишний раз удостоверился в том, что психологический портрет преступника вовсе не столь очевиден, как может показаться с первого взгляда. Видимо, этой мыслью и был окрашен весь его рассказ, потому что генерал прежде всего отметил:
- Как-то очень неэкономно он вел себя, этот блондин… гм, уж не в желтом ли ботинке? Сколько, говоришь, в общей сложности ножевых ударов? Семь?.. Да и пиджак этот с трупа… Новичок?
- Не все сходится, Сергей Лукич. С одной стороны, такая-то уж образцово-показательная беспомощность…
- А с другой?
- Ну вот хотя бы. Смотрите, как находчиво он врал про водителя такси. Как хладнокровно вел себя на посту ГАИ. С какой молниеносностью придумал фамилию шофера. Тут, если угодно, определенная выучка просматривается.
- Все равно, - задумчиво проговорил генерал. - Кроме, может быть, одного. Инстинкт самосохранения малость недооцениваешь. В экстремальной ситуации распоследний дурак умным делается. - Прибавил после паузы: - Что не отменяет, разумеется, твоих соображений. Послушай, - чуть подался вперед, - а вдруг все еще проще? Представь себе на одну минутку, что этот блондин - вообще понятия не имеет о случившемся.
- Как же он попал тогда в машину?
- Ну, это не проблема. Проголосовал на дороге. Тот, кто за рулем был, подобрал его.
- Зачем?
- Мало ли. По доброте душевной. Или, скажем, подкалымить захотел. Попутно.
- От места, где находился труп, до места аварии примерно четыреста метров. Надо же, - слегка поиронизировал Чекалин, - именно в этом промежутке блондин и оставил машину…
- В этом нет ничего не возможного. Бывают и почище совпадения.
- А вас не смущает, Сергей Лукич, что машина следовала из города, а не наоборот?
Генерал упорно гнул свою линию:
- Нет. Ничуть не смущает. Загородные рейсы самые выгодные. Ну, а кроме того, не исключено, что машина шла на дорожную развязку, чтобы вернуться в город.
- Вы не забыли, что блондин в разговоре с прапорщиком назвал шофера дружком? - напомнил Чекалин.
- Ну еще бы не дружок, - поулыбался генерал. - Вместе полкилометра проехали… У пьяного - все дружки, а каждый второй так и вовсе брат.
- Значит, посторонний человек взялся покараулить аварийную машину…
- Почему бы нет? Вместе попали в беду - отчего бы не порадеть почти что родному человечку? Да и вообще, Чекалин, на свете, учти, еще не перевелись отзывчивые люди… Логично?
- Вполне. Меня в связи с этим только вот что интересует: каким образом водитель ухитрился не оставить следов своей обуви на грунте? Испарился, что ли?
- Мда, - помялся генерал. - Это - вопрос.
- Можно еще один?
- Нет чтобы поддаться начальству!..
- Фамилия шофера… Достоверно ль, чтобы случайный пассажир знал ее? Я не могу представить себе ситуации, при которой явный убийца стал бы во всеуслышание объявлять свою фамилию.
- И чтобы посторонний человек, - в тон Чекалину подхватил генерал, - так вот, с ходу, без малейшей на то нужды запомнил эту фамилию… - Сразу, без паузы, перешел на деловой тон: - Думаю, ты прав: надо искать этого блондина. Именно он - ключ к разгадке.
Резко зазвонил один из телефонов. Генерал снял трубку с белого аппарата, стоявшего на столике несколько в стороне.