Он страстно хотел узреть реакцию людей на свои слова. И он ее получил – в полной мере. Невзирая на тяжелое молчание, царящее на клочке пространства.
– О, черт… – нарушил тишину Шорохов.
– Боже мой… – срывающимся голосом прошептала Ирина Сергеевна. – Вы хотите сказать, что Игорь… мертв?
– Именно это я и хочу сказать, – с достоинством кивнул Турецкий. – Собственно, это я и сказал. Если вы не расслышали – мертв и Глотов, состоявший с вами в интимной связи.
– Откуда мы знаем, – вдруг с надрывом выкрикнул Робер, – что так и есть, как вы говорите?! А вдруг это вы убили Игоря? Почему мы должны вам верить?
– А вдруг его вообще не убили? – ухмыльнулся Турецкий. – А они хихикают с Глотовым за ближайшей скалой – мол, разыграли мы вас, чи-и-из, леди и джентльмены! Да нет, – он стал серьезен. – Единственный выживший – у вас перед глазами. Вы знаете, месье Робер, что я не убийца. А как раз наоборот. Так что не валяйте дурака. Может, хватит, Ирина Сергеевна, – он повернулся к женщине, которая от страха втянула голову в плечи, – разыгрывать тут спектакли и дурачить приличное общество?
На женщине не было лица, она дрожала, с подбородка стекала слюна, глаза затравленно бегали.
– Вы так хотели избавиться от своего мужа, Ирина Сергеевна, – с укором сказал Турецкий. – Вы подговорили Глотова, соблазнив его своим прелестным телом и бог весть какими перспективами на дальнейшую совместную жизнь. Глотов выполнил задуманное. А теперь совсем хорошо – их обоих нет. Все закончилось наилучшим образом.
– Охотно верю, Александр Борисович, что так и было, – вставил Феликс и криво усмехнулся. – Да что-то не верится. Это все равно невозможно доказать. Никак. Увы. Все причастные мертвы, а Ирина Сергеевна – не дура свидетельствовать против себя. Впрочем, если очень сильно ее попросить?..
– Боже правый, – пробормотала Ольга Андреевна, – так это были вы?.. Подождите, – она широко открыла глаза, – причем здесь мой Николаша? Причем здесь Ксения? При чем здесь… я?
– Да глупости, неужели вы сами не понимаете? – вымолвила Ирина Сергеевна с ноткой вымученности. – Хорошо. – На ее чело улеглась печать обреченности – как будто ей минуту назад дали выслушать смертный приговор. – Я давно знала, что Игорь мне изменяет. Не просто так, со шлюхами, а имеет серьезный роман на стороне с тридцатилетней вдовой, сестрой крупного чиновника из краевой администрации. Он мотался в Краснодар практически каждую неделю, почти не таясь, под какими-то вздорными предлогами. Он так себя при этом вел… – она шумно выдохнула. – Словом, не так давно я стала склоняться к мысли, что Игорь собирается от меня избавиться. Не развестись – развод бы подломил его бизнес окончательно. А избавиться физически, вы понимаете? – она умоляюще уставилась на Турецкого. – Этот страх рос, он уже превратился в манию, я была уверена на сто процентов. Я почти не сомневалась, что у них с любовницей имеется план насчет меня. И когда я узнала про эту поездку… А особенно после того, как он жестко настоял на моем участии в уикенде…
– Вы решили, что живой из этой поездки не вернетесь? – хмыкнул Турецкий.
– Да, – она энергично закивала, – я взвинтила себя до предела, я не находила себе места, все мои отговорки не действовали… Люди, окружающие его, были преданы ему, а не мне…
– А вы не подумали, что для убийства есть способы более… м-м, безопасные? Нанять киллера, сделать себе алиби…
– Он хитер, – запротестовала женщина. – Если бы я погибла на яхте в присутствии стольких людей, от какого-нибудь несчастного случая… Его бы никто не заподозрил.
– Мне кажется, это глупости, – усомнился Турецкий. – Как показали события, ничего такого в голове у Игоря Максимовича не было.
– Не согласен, – крякнул Феликс. – Игорь мне, как говорится, друг… точнее сказать, мертвый друг, но истина дороже. Характер у него был тот еще. Мы не знаем, что было у него на уме. Не вмешайся некто со своими планами, мы могли бы иметь сейчас другой расклад событий и их персонажей.
– Поправьте меня, Ирина Сергеевна, если допущу неточность, – сказал Турецкий. – Вы находились на грани нервного срыва, особенно в преддверии плавания. И вот на причале появляется прилично одетый джентльмен располагающей наружности, но смертельно пьяный…
– Вы обняли столбик ограждения, сползли, отключились, – зачастила женщина. – На причале и на палубе в этот момент никого не было. Я подошла к вам, нашла у вас документы на имя частного сыщика. Виновата, простите. Приличный человек, – подумала я, – сегодня пьяный, завтра трезвый. Еще и детектив… Безумная идея, но она была навязчивой. Я была уверена, что все, кто будет на яхте, люди Игоря, никто за меня не вступится, не поймет, не встанет на мою сторону. А утром я вам все объясню, попрошу прощения, предложу вам крупную сумму за мою безопасность – пусть это будет нашим маленьким секретом. Ведь не выбросят вас за борт, не повернут яхту к Сочи только ради того, чтобы высадить вас…
– Но ваше телосложение очень хрупкое, практически невозможно вспомнить, когда вы в последний раз отжимали штангу и волокли на горбу восьмидесятикилограммового мужика, – возразил Турецкий. – Вы побежали на яхту, отыскали Глотова, который к вам неровно дышал, попросили его оказать вам маленькую услугу…
– Да, каждый раз, когда мы выходили в море, этот парень строил мне глазки, красовался передо мной…
– Могу представить, каких золотых гор вы ему наобещали. Уйдете от мужа, но это в далекой перспективе, а в ближней – здоровый спортивный секс.
– Да, я что-то обещала, – смутилась Ирина Сергеевна. – Потом пришлось выполнять обещанное. После секса он окончательно свихнулся, он так возненавидел моего мужа…
– Не сомневаюсь в ваших чарах, Ирина Сергеевна. Вы встали на стрем, а Глотов взвалил на хребет мирно спящего у причала мужика и быстро втащил на яхту. Одна из кают для персонала пустовала, вы знали, что туда никто не зайдет.
– А до утра вы не проснетесь, – кивнула женщина. – Прошу меня простить за эту авантюру, Александр Борисович. Я так и не решилась поговорить с вами на следующий день. Стали происходить невероятные события – гибель Николая, пропажа Ксении, все остальное… Я была в недоумении, ведь это не имело отношения ни ко мне, ни даже к Игорю…
– Запутано, согласен, – хмыкнул Турецкий. – И вот финальный аккорд: яхта натыкается на скалу. Все бегут к шлюпке, и Глотов тоже. И вдруг он замечает, что Голицына нет среди собравшихся к эвакуации людей. А им не до Глотова, не до Голицына, все испуганы, возбуждены. Импульс, страсть – моча и сперма ударяют в голову, он бежит вниз, убивает вашего мужа, дабы не было отныне между вами досадных преград. Он знает, что яхта сейчас затонет, тело если и найдут, то очень нескоро, когда уже невозможно будет что-либо доказать…
– Поверьте, это его собственная инициатива, – взмолилась Ирина Сергеевна. – Я здесь совершенно ни при чем. Я не убийца…
– Вы не убийца, – подумав, согласился Турецкий. – Вы хрупки, пугливы, интеллигентны, нежнейший цветок. Однако авантюрная жилка в вас присутствует, иначе вы не отдались бы Глотову в холодильнике при всем стечении народа. Сожалею, Ирина Сергеевна, но я случайно проходил мимо. Слово "случайно", прошу заметить, я употребляю без кавычек. Расслабьтесь, я никогда не подозревал вас в чинимых на яхте злодеяниях. Живите спокойно. Вас ждут блестящие перспективы и безбедная жизнь. Уж с деньгами покойного мужа, я думаю, вы с вашим умом разберетесь.
Ирина Сергеевна закрыла глаза.
– Потрясающе, – восхищенно прошептал Феликс. – Ирина Сергеевна ни в чем не виновата. А кто тогда?
Наступило гнетущее молчание.
Турецкий рассматривал их, как невиданных зверушек, а они опускали глаза, волновались и многое бы отдали за то, чтобы провалиться сквозь землю. Даже невиновный в щекотливой ситуации почувствует себя не в своей тарелке. Доказывай, что ты не верблюд… Лаврушин судорожно обнял жену, она напряглась, словно ее обнял посторонний мужчина. Турецкий смерил их загадочным взглядом, виновато улыбнулся Ольге Андреевне – мол, не принимайте близко к сердцу. Посмотрел на чету Буи. Николь беспокойно повела худыми плечами, а Робер вдруг яростно зачесался – словно собака, страдающая от блох.
– Эй, Мегрэ, не надо так смотреть… Вы что это думаете?
Николь покосилась через плечо – словно прокладывала дорогу, куда бы шмыгнуть. Турецкий укоризненно покачал головой, перевел взгляд на последнюю парочку – Феликса и Герду. Последняя вдруг резко вспомнила, что она еще не все перебрала в своей сумке, резко чиркнула "молнией", зарылась в нее обеими руками. Феликс облизнул побелевшие губы, судорожно сглотнул. Сделал попытку улыбнуться, но улыбка получилась какой-то однобокой и более похожей на гримасу мертвеца.
– А вы умеете, Александр Борисович, держать аудиторию в напряжении, – пробормотал он. – Вам бы в лекторы идти. Куда-нибудь на кафедру криминальной психологии…
– Не существует такой кафедры, Феликс, – вкрадчиво произнес Турецкий. – Вы уверены, что это все, что вы хотите сказать?
– О, майн гот… Вы с кем сейчас разговариваете?
Проницательная улыбка, как видно, удалась. Феликс в страхе задрожал. Турецкий водрузил тяжелый взор на последнего участника событий – матроса Шорохова. Этот тип предпочитал отмалчиваться. Смотрел угрюмо, не моргая, не отрывая глаз, не выдавая волнения, но волнение было, о нем говорили побелевшие костяшки пальцев, сжатых в кулак.
– Послушайте, сыщик, – проворчал Шорохов осипшим голосом, – да, ваши штучки производят впечатление. Но, может, хватит? Покажите пальцем, кто, по вашему мнению…
– А эти люди уже догадались, что я обо всем знаю, – резко перебил Турецкий. – Они уже созрели, чтобы выдать себя. Они уже поняли, что их затея не прокатила. Вернее, прокатила, но благодаря заслугам других. Но воспользоваться этим везением они уже не смогут, они надолго сядут. Вы готовы, господа? Скоро рассвет – время, к которому я обещал покойному Игорю Максимовичу развенчать убийц. Проявим уважение к покойному? Итак?
Заплакала навзрыд Ольга Андреевна. Все недоуменно на нее уставились.
– Уже лучше, – усмехнулся Турецкий, – вы вникли в ситуацию, Ольга Андреевна.
Вспыхнул, как маков цвет, Лаврушин. Яростная гримаса перекосила сморщенное лицо.
– Послушайте, вы в своем уме? – он отпустил жену, начал приподниматься. – Да какое вы имеете право?…
– Сидеть! – рявкнул Турецкий. Лаврушин рухнул обратно и тяжело задышал.
– Держите руки перед собой, – предупредил Турецкий. – И вас, Ольга Андреевна, это касается. Шорохов, обыщите Ивана Максимовича. Герда – Ольгу Андреевну. Быстро и тщательно. А вам лучше не шевелиться, господа подозреваемые.
Герда подскочила, отбросив свою сумку. Озадаченно почесав затылок, поднялся Шорохов.
– Всю одежду, – подсказал Турецкий, – все труднодоступные места. Не будем смущаться при этом, дело, в принципе, серьезное.
– Нет у него ничего, – проворчал Шорохов, обхлопав карманы остолбеневшего Лаврушина.
– У Ольги Андреевны тоже нет, – спустя минуту вынесла заключение Герда.
– Уже избавились от пистолета? – улыбнулся Турецкий. – А и правильно, зачем таскать его с собой, если дело сделано другими?
– Мы не понимаем, – плаксиво промямлил Лаврушин, – что это значит?
– Да все вы понимаете, – отмахнулся Турецкий, – финал настал, а если не верите, Ольга Андреевна вам все популярно объяснит. Она уже готова облегчить душу.
Женщина подняла на него заплаканные глаза. В них было все: боль, раскаяние, отчаяние – все что угодно. В них не было только ненависти к разоблачившему их сыщику.
– Потрясающе, – прошептал Феликс, – моя несерьезная версия попала в самое яблочко.
– Можете забрать мои лавры, – разрешил Турецкий, – и использовать историю на полную катушку. Вы были правы, история знает подобные случаи. Что случилось, Ольга Андреевна и Иван Максимович? Почему вы решили избавиться от Голицына? Вроде родственник, брат, все такое?..
– Оленька, молчи, – процедил Лаврушин, – он сам не ведает, что говорит. Молчи, умоляю, у него нет доказательств.
– Доказательств нет, ты прав, Ванюша, – голос Ольги Андреевны отвердел – усилия воли не пошли насмарку. – Но это мы, и с этим грузом нам теперь доживать…
– И вновь аналогичная ремарка, – вставил Феликс. – Убедительных улик, свидетельствующих против Лаврушиных, разумеется, нет. Есть интуиция, наблюдательность и косвенная мелочь, над которой даже "необстрелянный" адвокат будет долго смеяться. Так что можете рассказывать смело, Ольга Андреевна, сомневаюсь, что вас с супругом привлекут. Если сами не захотите. Диктофона здесь, разумеется, нет, а если бы и был – не улика для суда.
– Оленька, молчи… – шипел Лаврушин.
– Феликс, вы словно бы вступаетесь за преступников, – упрекнула Герда. – Эти люди убили нескольких человек, а вы так говорите…
– Не думаю, что они собирались убивать такую толпу, – возразил Феликс.
– А я вообще ничего не понимаю, – убежденно заявила Николь.
– Почему… вы их стали обвинять? – коряво сформулировал архиважный вопрос Робер Буи.
– Феликс прав, – пожал плечами Турецкий, – интуиция, наблюдательность, косвенная мелочь. Я удивился еще позавчера утром, почему женщина в пасмурную погоду носит солнцезащитные очки. Вы сидели в них на палубе, Ольга Андреевна – помните, когда я впервые появился? Разумеется, вы уже знали, что ваш сын мертв. Вы сильный человек, но не настолько, чтобы утаить свою душевную трагедию. Вы могли справиться с лицом, но не могли справиться с глазами. Вы хотели, чтобы никто не видел ваших глаз. Вы объяснили это тем, что от сильного ветра у вас слезятся и краснеют глаза. Но в тот же день я видел вас без очков, вы стояли на пронизывающем ветру, и глаза у вас не слезились и не краснели. Пустяковая улика, но она дала пищу для размышлений. Вы и ваш муж вели себя безупречно, в то время как остальные, то и дело, давали повод усомниться в своей искренности. Салим, стоящий в коридоре, имел строгий приказ никого к себе не подпускать. И дело не в приказе – у нормальных телохранителей тоже развит инстинкт самосохранения. Он все прекрасно понимал. А удар ножом он мог получить в единственном случае: если кого-то к себе подпустил. После недолгих размышлений я пришел к неутешительному выводу, Ольга Андреевна, подпустить к себе он мог только вас. Больше никого. Несчастную, тронувшуюся умом женщину, потрясенную смертью сына, нападением, которое она пережила, и загадочным исчезновением тела Николая. Салим позволил вам приблизиться… и даже не успел об этом крупно пожалеть. А ваша реакция, когда я сообщил о гибели Голицына – событие, которое вы долго готовили, но не смогли осуществить, зато погубили уйму народа? О, в ваших напоенных мукой глазах мелькнули торжество и облегчение. Уж здесь не спорьте. Не менее выразительна была реакция Ивана Максимовича. Так в чем причина, Ольга Андреевна?
– Можете смело исповедаться, – буркнул Феликс, – правосудие в вашем случае бессильно. Вы всегда можете заявить, что ничего такого не было. А мы всего лишь сговорились, чтобы вас утопить.
– Оленька, молчи… – шипел Лаврушин.
– Заладил, как попугай! – всплеснула руками Герда.
– Отчего же, я скажу, – прошептала Ольга Андреевна. Турецкий насторожился: в женских глазах зажглось что-то недоброе. Наверное, показалось, в следующее мгновение она опять была воплощением скорби и раскаяния. – Это все проклятые деньги… А вы хотели чего-то более оригинального? Пару лет назад Игорь занял нашей семье… нашей с Ваней фирме, довольно крупную сумму. В то время денег у него было полно, он их не считал, когда мы стали уверять, что обязательно отдадим, махнул рукой – мол, пользуйтесь моей добротой, когда-нибудь отдадите. Деньги без остатка ушли в дело, фирма худо-бедно работала, приносила небольшой доход. Потом грянули эти проклятые глобальные неурядицы. Все полетело к черту – у нас, у Игоря, хотя его бизнес с нашим, конечно, не сравнить. Те деньги, что были для Игоря копейками, стали очень даже кстати. Он намекнул нам, что хотел бы получить обратно свою сумму. Пусть без процентов, но всю… Мы думали, он шутит, но позднее он повторил свою просьбу – в более серьезной форме… Ванюша умолял о рассрочке, ведь в случае возврата долга мы теряем все – обе машины, квартиру, бизнес…
– Позвольте полюбопытствовать – о какой сумме идет речь?
Ольга Андреевна всхлипнула.
– Немногим больше двухсот тысяч долларов… Это стало бы полной катастрофой для нашей семьи. Мы так и сказали Игорю. Он ответил, что весьма сочувствует, но для него эти деньги в настоящее время многое значат и он вынужден настаивать…
– Почему вы решили, что его смерть избавит вас от выплаты долга? Разве не составлялось…
– Никаких документов, – покачала головой женщина. – Если хотите, это было джентльменское соглашение, – она невесело усмехнулась. – Договор, который не удосужились закрепить на бумаге. Игорь просто раскрыл свой сейф, отсчитал нам нужную сумму наличными…
– Как вы собирались его убить?
– Это яд… – женщина смутилась. – Синтетический алкалоид, аналог клещевика. Мы хотели подсыпать ему в еду.
– Понятно, – кивнул Турецкий. – Морское путешествие подошло как нельзя кстати. На борту нет врача. Судно уходит далеко в море, Голицын принимает алкалоид, а пока "Антигона" вернется в Сочи, пока его тело уляжется на стол к патологоанатому, остатки яда уже бесследно удалятся из организма. Останется единственное объяснение: внезапное кровоизлияние в мозг, остановка сердца. А когда все пошло не по плану, когда на борту появился посторонний мужчина, когда погиб Николай, вы передумали. Кстати, Иван Максимович, а что вы в действительности выбрасывали тогда за борт? Пустой "фуфырик" от лекарства или флакончик с сильнодействующим ядом? Вы решили от него избавиться, потому что найти его у вас при тщательном обыске – проще простого.
Лаврушин ничего не ответил.