- Дорогой мистер Ватсон, - загремел в ухо Тони Десантис, - вы подаете надежды! Дедуктивная гипотеза великого Шерлока Холмса почти тождественна вашей, хотя вы, на мой взгляд, излишне педалируете социально-политический момент. Я могу судить лишь по отчетам о процессе по телевидению и в прессе, однако считаю дело почти элементарным: первое, Мак-Дональд не рассчитывал избавиться от семьи, чтобы жениться на богатой наследнице, так как прошло десять лет, а он так и не женился. Второе, он избавился от жены и семьи не потому, что полюбил другую женщину и хотел жениться на ней и начать жизнь сначала, так как он, как я уже отмечал, не женился и тайно и даже нетайно мог бы изменять жене, сколько влезет. А поскольку эта версия отпадает, а в наше время всегда надо искать первопричину в сексе, остается одно: он узнал о ее измене и, воспылав ненавистью ко всей свежей семье, устроил у себя варфоломеевскую ночь. Согласись, что только ненависть и ревность, ревность и ненависть могли побудить даже "зеленого берета" на такое преступление.
- Может, ты и прав, Тони, но так же, как и преступления Мэнсона, резня, устроенная на дому Мак-Дональдом, неразрывно связана и с американскими зверствами во Вьетнаме. Послушал бы ты, что прокурор говорил о "вьетнамском синдроме"! Этот прокурор прояснил для меня то, что сплошным туманом бродило в моей голове. Мне самому пришлось сражаться с тем зверем, от которого я произошел и который начал пробуждаться во мне во Вьетнаме. Об этом я честно рассказал в книге. Зверь, увы, сидит в каждом из нас…
Утром Грант попросил принести ему черный кофе и завтрак, постучать и оставить поднос у двери. Позавтракав, он прошмыгнул, закрыв лицо платком, во двор, где стояла его машина. А вдруг ночной гость оставил шутки ради сюрприз под капотом? Включаешь зажигание, как невеста молодого героя в "Крестном отце", и возносишься на небеса… Нет, его встреча с Клифом была делом случая, а Клиф вряд ли разъезжал по Северной Каролине с взрывчаткой Ку-5. Впрочем, чем черт не шутит. Может, Клиф, отличный в прошлом подрывник, как раз возит в своем лимузине и такие аргументы, как Ку-5 и термитные спички, дабы убедить жадноватых владельцев злачных мест застраховать у него свое имущество ценой приличных ежемесячных взносов. Стыдясь своей подозрительности - так начинается мания преследования! - он бегло оглядел мотор.
Не успел он вырулить на улицу, как увидел, что навстречу с треском и грохотом несется кавалькада мощных мотоциклов со снятыми глушителями, с восседавшими на них ряжеными: кто в гитлеровской каске с намалеванной белой свастикой, кто в старинном офицерском мундире с эполетами, кто в костюме супермена из комиксов с велосипедной цепью на груди. Они мчались прямо на него, гремя клаксонами, с включенными фарами. На задних сиденьях сидели полуголые "мамы" в пестрых бикини, с американским флагом в руках, с плакатами:
"ДОЛОЙ КОНГРЕССМЕНОВ, СУЮЩИХ СВОИ ГРЯЗНЫЕ НОСЫ В НАШИ ДЕЛА!"
"КОНГРЕСС НАРУШАЕТ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА!"
"СМЕРТЬ АНГЕЛАМ АДА И ЯЗЫЧНИКАМ!"
Грант успел съехать на пустой тротуар, но какой-то волосатый питекантроп в черном мундире эсэсовца, проносясь на ревущем "харлей-дэвидсоне", шарахнул велосипедной цепью по заднему боковому стеклу.
Грант вытер вспотевший лоб ладонью. Кто говорит, что Фейетвилл скучный городок? Жизнь тут так и бьет ключом. Гаечным ключом и велосипедной цепью.
В захудалой местной больнице, где давно забыли о том, как в добрые старые времена приходилось класть в реанимацию дюжинами "зеленых беретов" и рейнджеров всех союзников США после очередной кучи-малы на Мейн-стрит города, его ждали новые огорчения. Врач наложил швы на рассеченную кожу на лбу и голове и велел миловидной сестре, молодой мулатке, перевязать его и обклеить пластырем, но тут появился вызванный ими полицейский - сержант Эзра Розен, брюхатый и плоскостопый "коп" с утиной походкой вперевалку, - и составил протокол о ночном нападении неизвестных лиц на репортера из города Рай, штат Нью-Йорк, приехавшего на судебное заседание в богом и полицией спасаемый город Фейетвилл. Чтобы не ввязывать в это дело мотель, Грант, наспех импровизируя, представил дело так, будто стал жертвой нападения с целью ограбления у своего мотеля, но сумел отбиться от тройки нападавших и укрыться в своем номере.
Сержант позвонил в мотель. Ночной клерк ушел давно домой. Дежурил сам владелец. Передал ли ему что-нибудь ночной клерк о нападении жильца из тринадцатого номера часов в одиннадцать вечера? Нет, ничего не передавал.
- Городок у нас тихий, - сказал сержант, которому уже явно было пора на заслуженную пенсию. - Это дело, видно, рук "черных беретов". Ох, и весело же тут было при "зеленых беретах"! Все эта разрядка да разоружение… А попробуй, к примеру, разоружить полицию. Что тогда будет? Соединенные штаты мафии.
При выходе из врачебного кабинета его обстреляли "вспышками". Сержант Эзра Розен любил рекламу и вызвал бездельничавших у здания фоторепортеров в больницу. Двум-трем подвернувшимся репортерам Грант повторил ту же версию о нападении, что и полиции.
В тот день сержант уже встречался с репортерами, которые пронюхали, что ночью какие-то ку-клукс-клановцы подъехали к зданию суда, вкопали в землю большой деревянный крест, обмазанный смолой, и подожгли его на страх врагам - очевидно, тем, кто выгораживал в суде черномазого, принявшего участие в убийстве семьи доктора Мак-Дональда. Этот горящий в ночи крест, снятый каким-то фоторепортером, не поленившись встать в полночь с постели, появился во всех газетах, напоминая каролинцам, что "невидимая империя рыцарей ку-клукс-клана" отнюдь не приказала долго жить.
ПРЕСТУПЛЕНИЕ БЕЗ НАКАЗАНИЯ
Заключительная речь судьи была шедевром софистики и казуистики.
- Виновен или невиновен Джеффри Р. Мак-Дональд в убийстве своей семьи - вот вопрос, который я должен был как судья поставить перед присяжными. Но я не могу это сделать, потому что, если защита никоим образом не доказала невиновность подсудимого, то и обвинение не смогло до конца доказать его вину. В нашей американской юриспруденции термин "невиновен" вовсе не подразумевает полной непричастности подсудимого к преступлению, в коем он обвиняется, а означает, что обвинение не доказало полностью и вне всяких сомнений его вину. А большие сомнения в деле доктора Мак-Дональда остались и у меня, и, я полагаю, у вас. Почти десятилетний срок, отделяющий нас от момента совершения преступления, чересчур велик. Следует признать, что военно-судебные органы, как говорится, завалили следствие и оставили нам слишком много оборванных нитей. Людская память, увы, слишком несовершенна. Вот почему многие юридические системы признают срок давности и вынужденно освобождают возможных преступников от наказания. Не мы властны над временем, а время над нами. Многолетняя коррозия виной тому, что в цепи доказательств обвинения слишком много недостающих звеньев.
С другой стороны, совершенное преступление так чудовищно, что все человеческое в нас вопиет против того, чтобы оставить его безнаказанным, ибо вся наша юриспруденция покоится на презумпции неотвратимости возмездия. В ходе дальнейшего следствия могут раскрыться новые факты, новые доказательства, не косвенные, а прямые, а только прямые доказательства могут побудить меня послать человека на смерть. Мы все помним, что история нашей юриспруденции изобилует непоправимыми случаями вынесения ошибочных смертных приговоров на основании косвенных доказательств и ложных улик.
Первые репортеры медленно, с оглядкой потянулись к выходу, чтобы срочно телефонировать своим редакциям решение судьи…
- Есть, наконец, и еще одно соображение, которое мы не приняли во внимание. Может быть, я несколько отстал от жизни, но мимо меня как-то прошло то обстоятельство, что нынешний год, оказывается, объявлен Годом ребенка. Об этом впервые узнал я лишь из сегодняшней прессы. Вот… "Национальный альянс по предотвращению жестокости к детям сообщает, что по случаю Года ребенка в США приедет в конце этого года или в начале будущего почетный председатель этого общества, всемирно известная кинозвезда Софи Лорен…". Я полагаю, что всем нам должно быть ясно, что, поскольку на нашем процессе рассматривается как раз дело об убийстве детей и их матери, мы не можем в условиях Года ребенка, когда все средства массовой информации обрушивают во всем мире и в нашей стране Ниагару соответствующей пропаганды, как бы мы ни приветствовали цели этой кампании, быть до конца объективными и хладнокровно и трезво разобраться в нашем деле, ибо всем нам мешает ежедневная, ежечасная пропагандистская бомбардировка всех наших чувств и эмоций.
Зал зашумел. Защитник сиял. Прокурор с выражением крайнего изумления и возмущения на лице ел судью глазами.
- Мы бились здесь над уравнением, - продолжал судья Батлер, - в котором слишком много неизвестных величин, и решить мы его оказались не в состоянии, тем более что решался вопрос о жизни или смерти человека. Мы оказались в порочном круге, в лабиринте, из коего нас не мог вывести даже компьютер, не заменивший нам нить Ариадны. Нашим проводникам - Обвинению и Защите - казалось, правда, что они могут зажечь светильник и вывести нас из лабиринта, но это только казалось им. И напрасно тщились мы тут на примере разбираемого дела судить и наше время, и наше общество. Не под силу это данному суду. Не под силу. Мы не смогли здесь решить арифметическую задачу, а от нас потребовали, чтобы мы посягнули на решение проблем высшей математики, самых проклятых вопросов эпохи.
Грант не сводил глаз с Мак-Дональда. Говорят, он собирается жениться, мечтает о детях, особенно о сыне. Какие родители выдадут дочь за такого человека? Кто за него пойдет? Не следует ли невесте, перед тем как выйти за него, прочитать от корки до корки стенографический отчет этого, пусть незавершенного, процесса, взглянуть на посмертные фотографии Колетт, Кимберли, Кристины? Чего стоит закон, если он не оградит общество от Мак-Дональда!
В принципе Грант всегда после вьетнамской войны был против смертной казни. Газовая камера для Мэнсона была бы, наверное, чересчур легким наказанием. Но справедливее было казнить его в "зеленой комнате" тюрьмы на калифорнийском острове Сан-Квентин, чем выпустить, согласно закону штата Калифорния, под залог, под честное слово, через десяток лет. И то же можно сказать и о Мак-Дональде. Будь Грант судьей, он, взвесив всё и вся, сделал бы все от него зависящее, чтобы добиться смертной казни убийцы. Уж он не допустил бы никакого крючкотворства. А судья Батлер лавировал и маневрировал, юлил и финтил. Сказал бы прямо: Пентагон не велит!
- Современная жизнь, - витийствовал северокаролинский Цицерон, - ставит перед нами все больше вопросов, в том числе и растущее число вопросов неразрешимых. Растет неуклонно, несмотря на компьютеры и другую новейшую криминалистическую технику, число неразгаданных преступлений. Быть может, и убийство семьи Мак-Дональдов - одно из таких преступлений. Будущее покажет.
О, быстротекущие волны жизни нашей! Прокурор отметил незавершенность судебно-медицинского анализа крови, сделанного почти десятилетия тому назад. Увы, теперь никакая сила не восстановит эти зияющие пробелы, оставленные военной экспертизой: через неделю-две после получения образцов кровь человека совершенно разрушается и ее невозможно подвергнуть анализу на группы и подгруппы.
"Преступление и наказание". У великого Достоевского второе следовало по пятам за первым. В наше время почти правилом становится, увы, преступление без наказания. Мне хочется думать, что провидение вмешается в это дело, от которого мы пока в бессилии отступаем, и воздаст отмщение. Все в руках божьих. Быть может, высшему промыслу угодно, чтобы наказание было отложено, чтобы подержать преступника или преступников смертником или смертниками в камере его или их совести. Этого нам знать не дано.
Судья Алджернон Батлер долго сотрясал воздух подобными сентенциями, хотя всем уже было понятно, что суд будет отложен на неопределенное время. Когда судья объявил наконец об этом, раздались аплодисменты. Многие бросились к сияющему Мак-Дональду. Бывшие "зеленые береты" во главе с Роэлтом жали ему руки и хлопали по плечам и по спине. Какая-то красотка расцеловала его. Ему аплодировали, и он приветствовал публику, как боксер, одержавший победу на ринге. Кабаллеро ликовал. Под фейерверк фотовспышек доктор медленно направился к выходу.
Нет, Грант никогда не стал бы пациентом такого врача. Впрочем, не всякий врач побеждает смерть, как это сделал доктор Мак-Дональд. Всадив семьдесят пять ножей в спину закона, он вышел сухим из воды. Ускользнул от смертного приговора, от возмездия. Он видел, как один из репортеров нацарапал заголовок над своими записями: "Доктор Мак-Дональд вышел сухим из воды".
Как сказал Грэм Грин (бывший, кстати, разведчик), всегда легче убить любимого человека, чем самого себя. В одном из самых глубоких своих сочинений ("Министерство страха") писал он о переживаниях героя-убийцы, который два года готовился убить свою жену, думал об этом каждую ночь. Наконец, он ее убивает, а потом сидит на скамье подсудимых, разглядывает судью, каждого из присяжных. А когда жюри удаляется на совещание, он ждет, ждет несколько нескончаемых часов подряд… И вот суд идет, и он знает, что если есть справедливость на этом свете, то вердикт может быть только один. Но вердикт у Грэма Грина, любящего парадоксы не меньше своих земляков Шоу и Уайльда, - не виновен! Жюри решило, что вина его обвинением не доказана. Так получилось и с Мак-Дональдом.
Вдруг Грант замер. Ему показалось, что в возбужденной толпе у входа показалась и пропала рыжая шевелюра Клифа Шермана, его крутые плечи.
Не любил он драк, хотя всегда мог постоять за себя, а тут вдруг бросила его в толпу какая-то неведомая сила. Всегдашняя интеллигентность напрасно пыталась остановить бакалавра и магистра: куда ты, постой, не затеешь же ты скандал в зале суда! Что ты ему скажешь? Права станешь качать? Но робкий голос интеллигентности не мог его остановить. Покажу гаду, кто брал первые призы в каратэ в распроклятом Форт-Брагге! Штопором прорвался сквозь толпу и… не увидел Клифа, не нашел.
Может, обознался?..
В последний день суда власти ожидали, видно, каких-то особых волнений. Всем беретчикам, зеленым и черным, кроме старших офицеров, велели сидеть безвылазно в Брагге. Шериф собрал всю фейетвиллскую полицию (пятьдесят пять чинов), восемьдесят пять национальных гвардейцев, несколько фэбээровцев. Полиция получила разрешение в связи с объявлением чрезвычайного положения на двенадцать часов по ордеру судьи Батлера задерживать при въезде и выезде из города всех автомобилистов. Полицейские патрулировали улицы, дежурили в переполненных гостиницах, мотелях, ресторанах и барах, вооруженные дробовиками. У здания графства стояли броневики и джипы. Кругом сновали детективы в штатском. В толпе уверяли, что судья и прокурор получили новые письма со всевозможными угрозами. Над всем этим столпотворением, невиданным в городке со дня проезда президента Кеннеди, направлявшегося в форт-брагговский "Диснейлэнд", кружил полицейский вертолет.
Но странное дело: в публике было мало тревожных лиц. Многие с упоением глазели на все происходящее, возбужденно переговаривались, улыбались, смеялись. Все хотели увидеть доктора Джеффри Мак-Дональда, и немногие, наверное, думали в этот час о Кристине, Кимберли и Колетт…
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПРОКУРОРА
Когда судья закрыл последнее заседание суда, А. Б. В. Крейг встал, подошел к репортерам со стопой сколотых пресс-релизов и стал молча раздавать их. Грант пришел в свой мотель, сбросил пиджак, сел на кровать, заглянул в пресс-релиз и не смог оторваться, пока не прочитал его до конца. А. Б. В. Крейг апеллировал через прессу к совести Америки, ко всем честным американцам.
"Джеффри Роберт Мак-Дональд, - писал он, - такая же жертва войны и военщины, агрессивного, человеконенавистнического милитаризма, какими были эсэсовцы Гитлера и Гиммлера. И, подобно эсэсовским убийцам и палачам, он должен быть признан виновным в тягчайших преступлениях и наказан. Горе нам, если не свершится возмездие!.."
В сжатой форме он излагал доводы обвинения - те, которые он успел и не успел огласить в суде. Как видно, прекращение дела Мак-Дональда не застало его врасплох и он заблаговременно подготовил свою апелляцию к общественному мнению.
Что же узнал Грант нового о деле Мак-Дональда?
Оказывается, Крейг собирался вызвать в качестве свидетелей мать и отчима Колетт. В пресс-релизе он излагал их показания так:
"Мы, мистер Альфред Кассаб и миссис Милдред Кассаб, жили в городке Пачог, графство Саффок, штат Лонг-Айленд, когда Джеффри Мак-Дональд стал ухаживать за Колетт Стивенсон - дочь наша сохранила фамилию своего покойного отца. Они были еще школьниками. У нас свое довольно солидное дело: мы торгуем морожеными яйцами. Джеффри в наших глазах был типичным юношей из преуспевающей, благополучной семьи. Мы не возражали, чтобы шотландский клан Стивенсонов породнился с кланом Мак-Дональдов. Правда, нас беспокоило, что Джеффри всегда отличался вспыльчивостью. В драках он терял голову и дрался как бешеный, не заботясь о последствиях. Но в нем было много обаяния.
Поженились Колетт и Джеффри в 1963 году, когда Колетт по его настоянию бросила учиться в Скидморском колледже, который находится в городе Саратога-спрингс, штат Нью-Йорк. Джеффри тогда учился еще в Принстонском университете. Вскоре после шикарной свадьбы молодые переехали в Чикаго, и Джеффри поступил на медицинский факультет Северо-западного университета. Убийство беременной Колетт и детей нас страшно потрясло. От потрясения этого мы не оправились и по сей день и, видно, никогда не оправимся. Ведь Колетт была нашей единственной дочерью, а во внучках мы души не чаяли.
Когда шло следствие, мы стояли целиком и полностью на стороне Джеффри, поверив в его версию убийства. Мы не могли поверить в то, что убийцей был наш зять. Когда через три месяца он был оправдан военными властями и получил почетное увольнение из армии, мы только радовались. Первое подозрение зародилось у нас, когда мы узнали, что Джеффри обманул нас, сильно преувеличив серьезность собственных ранений. Ведь он вышел из госпиталя уже через двенадцать дней. Он говорил нам, что ему заливали глицерином проколотое легкое, что у него была обширная гематома, а мы выяснили потом, что все это он выдумал. Наши сомнения и подозрения все росли и росли. Мы добились того, чтобы нам показали следственное дело, и сразу поняли, что военные власти заботились не о выяснении истины, а о репутации "зеленых беретов", к которым принадлежал Джеффри. Отсюда и реабилитация его после слушания дела под председательством полковника Уоррена Рока. В октябре 1970 года дело закрыл генерал-майор Эдвард Флэнаган.