- Безусловно, друзья, - говорил Жан-Поль, - во время операции возникнут какие-то неожиданности, непредвиденные обстоятельства, и решать их придется не мешкая. Но суть ясна, а ваша находчивость скорректирует мой план по ходу дела.
Замысел понравился - дерзкий, но остроумный. Робер считал, что Кларка легко можно завлечь в ловушку, предложив высказаться по телевидению об американских ракетах в Европе. Тема была его коньком, а выступление - бесплатной рекламой. Кстати, и американцы будут довольны.
- Ты и правда собираешься выпустить его на экран? - спросил Клод.
- А почему бы нет? Дадим минуты на две в вечерней программе новостей под рубрикой "Те, кто за ракеты". Есть у нас такая рубрика. А вслед пустим массовую демонстрацию в той же Соседней стране с нашим комментарием: "А это те, кто против". И все получится сбалансировано.
Вечером Робер позвонил Клоду: Геллер за хорошее вознаграждение согласен провести сеанс с Кларком, не интересуясь, что к чему и зачем. Вопрос об интервью Кларка был также улажен с директором телевизионной программы.
Через три дня съемочная группа отправилась в Соседнюю страну.
Машину вел Робер. Клод приглядывался к новому компаньону. Геллер был небольшого роста, с грустными иудейскими глазами, пухлыми негритянскими губами, которые постоянно чуть-чуть улыбались. Контраст печальных глаз с улыбкой приводил в замешательство - в разговоре было трудно попять, серьезно он настроен или иронизирует. Это раздвоение лица гипнотизера, манера изрекать двусмысленности или отмалчиваться делали его загадочным, таинственным.
- Вы слыхали что-нибудь о том человеке, к кому мы едем? - спросил Клод.
Геллер пожал плечами и отвернулся к окну.
Долго ехали молча. Вдруг сосед Клода потянул его за рукав и шепнул:
- Закройте глаза. Плотно, плотно.
Клод подчинился.
- А теперь скажите - какого цвета руль нашей машины?
Клод ответил, что не знает, и, открыв глаза, увидел темно-зеленый в дырочку чехол на обруче руля.
Геллер тихо смеялся.
- Чудеса! Мы ничего не замечаем вокруг себя. Смотрим, но не видим.
- Полбеды! - отозвался Робер. - Мы порой живем, по не чувствуем жизни. Как роботы. Это хуже.
А Геллер все над чем-то посмеивался, но в глазах таилась тоска и даже скорбь.
Кларк принял их в своей загородной вилле, объявив, что интервью будет проходить на пленэре. Так возникло первое непредвиденное обстоятельство, о чем и предупреждал Жан-Поль.
Робер профессионально взялся за Кларка.
- Прекрасно, месье Кларк. Но здесь мы снимем лишь часть нашего репортажа, так сказать, фрагмент. Ведь мы решили, учитывая значимость и общественный вес вашей персоны, снять вас, как говориться, крупным планом, то есть сделать небольшой документальный фильм. Мы вас отснимем и здесь, в домашней обстановке, и с вашей любимой собакой. Надеюсь, у вас есть любимая собака?
- А как же! Кижу, Кижу! Найдите мне Кижу.
- Короче говоря, месье Кларк, сценарий таков: вы - в своей семье, вы - с собакой Кижу, в розарии, словом - в непринужденной обстановке. Но прежде всего вы - деловой человек, не так ли?
- Безусловно!
- Вы предприниматель, к тому же со своими оригинальными политическими взглядами. Есть у вас такие взгляды, месье Кларк?
- О!
- Я так и знал. И вы, я уверен, выразитель настроений большинства привилегированных людей Европы.
Кларк млел.
- Поэтому мы обязательно должны показать вас в рабочей обстановке - в вашем кабинете.
Кларк не возражал.
Долго позировал перед камерой в своем поместье: нюхал розу, ласкал Кижу, блаженно брел по просеке и даже, переодевшись в теннисный костюм, попросил снять себя на корте. После лирической увертюры все поехали в его канцелярию, где был накрыт обед. Съемочная группа с аппетитом ела утиный паштет, спаржу и кроличье рагу. Клод тихо спросил у Геллера - справится ли он с подопечным.
- Без проблем. Натура вспыльчивая, легко возбудимая. Такие быстро устают. С самого начала интервью Кларка надо чем-то раззадорить, взвинтить, и он скоро выдохнется и будет готов для опытов.
Наконец, Кларк пригласил их в свой рабочий кабинет. Массивный несгораемый шкаф стоял рядом с письменным столом.
- Черт возьми! - не удержался Клод и отвел Геллера к окну. - Замка в сейфе нет, значит, без ключа. Я нервничаю. Не нравлюсь себе. Как же без ключа? Тут какая-то другая система.
- Не беда. Не волнуйтесь. Дайте вашу руку. Зря нервничаете. Слушайте меня: раз есть дверца, то, значит, бронированный сундук открывается.
Клод в миг обрел спокойствие и уверенность. Сделалось даже весело и захотелось громко пошутить. Но Геллер сильно сжал ему руку и шепнул: "Спокойно, без лишних эмоций". И принялся расставлять осветительную аппаратуру.
- Слишком яркий свет, - пожаловался, жмурясь, Кларк, когда вспыхнули юпитеры. Свет убавили, и съемка началась.
- В вашей стране, господин Кларк, судя по всему, не очень-то жаждут обзавестись ядерными ракетами, не так ли? Многие против.
Кларк с места в галоп ринулся на всех и вся, кто против ракет.
- А наши ценности, а западная цивилизация, кто ее будет защищать от русских? Хотел бы я видеть, как пацифисты своими транспарантами и плакатами перекроют дорогу Советской Армии! Нет, уж лучше американские ракеты у нас, чем советские ракеты на нас.
- Вы уверены, что они нападут на нас?
- А как же! Конечно. Убежден.
- Почему?
- Да потому, что они красные, у них другой строй, другие взгляды.
- Хорошо. Допустим. Но как быть с Гитлером? С атомной бомбой, сброшенной на японцев? Ведь не русские, а немцы пошли на нас войной, не Сталин, а Трумэн швырнул ядерную взрывчатку на два мирных города Японии. Не правда ли?
- Это - история. Дело далекое. А русские ракеты - сегодняшний день.
- Но они готовы их уничтожить, если американцы уберут свой ядерный арсенал из Европы.
- Никогда Америка не бросит нас на произвол русским. Пусть везут сюда свои ракеты сколько надо! Пусть американцы ставят их хоть здесь в моем кабинете. Вот тогда я буду спать спокойно, господа.
Но Робер настаивал.
- Вы полагаете, что ваш сон будет тревожным, если во всей Европе не останется ни одного ядерного заряда - ни у них, ни у нас? Ведь такое нам предлагает Москва.
Кларк стал злиться и закипать, забыв, видимо, о камере и будущих телезрителях.
- Послушайте, вы что, считаете меня полным дураком? Конечно, без атомных штуковин жить гораздо спокойнее. Но если уж они нацелены на нас, то мы должны просить, умолять американцев прикрыть наши головы, а не отказываться от их услуг.
- Впервые ядерное оружие в Европе появилось у нас, а не у русских. Американцы завезли его сюда, нацелили на Москву, а русские приняли ответные меры. Вы согласны?
- Все это, повторяю, область истории, прошлое.
- Ну, хорошо, месье Кларк, пусть будет по-вашему. Смотрите, пожалуйста, на моего ассистента. Для разнообразия ракурса… Вы сказали, будто готовы даже в своем рабочем кабинете поместить американскую ракету. Представьте себе, что она уже здесь, а при ней - американский солдат, и он может ее запустить. Причем когда хочет и куда хочет. Спокойнее ли вам станет в соседстве с таким квартирантом? Месье Кларк! Почему вы не отвечаете?
Кларк спал.
- Готов? Так быстро?
- Мне надоела его болтовня из пустого в порожнее.
Геллер подошел к сейфу.
- Так, стало быть, без ключа… Шифрованный кофр. Прошу полную тишину. Ван Кларк, месье Ван Кларк! Вы устали, вы очень утомлены. У вас свинцовые ноги и руки, у вас ртутью налиты веки. Вы меня слышите, Кларк?
- Да.
- Но-мер сей-фа! Но-мер сей-фа. Но-мер! Но-мер!
- 63… 01… 97…
- Работайте! - бросил Геллер, бережно держа руку Кларка в своей, словно считал пульс.
Клод набрал цифры на диске сейфа, и тяжелая дверь распахнулась. Внутри зеленели, как тугие пучки салата, стопки новеньких долларов, стояла шкатулка, в каких обычно держат драгоценности, какие-то лекарства, множество папок.
- Ни до чего не дотрагивайся, - посоветовал Клод. - Если расписка здесь, то думаю, она должна храниться отдельно от всех деловых бумаг.
- Почему?
- Потому что ни к какому досье не относится. Сама по себе.
По все папки оказались пухлыми, туго набитыми и ни одной тонкой, чтобы по виду там был всего лист бумаги.
Не нарушая порядок вещей в сейфе, Клод и Робер молча разглядывали его содержимое, стараясь определить, где может скрываться расписка.
- А это здесь зачем? - Робер показал на иллюстрированное издание "Поль Сезанн". - Что за ценность, чтобы хранить в сейфе?
Клод достал альбом, осторожно потряс над столом и вытряхнул мелко исписанный ядовито-зелеными чернилами листок бумаги.
- Вот она! Узнаю чернила и почерк Дорта.
Это было то, что они искали. Клод закрыл сейф.
- А он не вспомнит, что проболтался во сне? - спросил Робер.
- Не вспомнит даже, что спал. Все по своим местам, интервью продолжается! Кларк! Вздохните глубоко. Вот так. Еще!
Геллер закурил сигарету и как-то особенно сильно задымил, окутав Кларка сизо-коричневым туманом. Тот закашлялся, чихнул и строго спросил:
- Ничего не вижу, как же вы в таком чаду меня снимаете, господа?
- В самом деле, давайте прервемся и выпьем по чашке кофе, - предложил Геллер. - Вы, кажется, немного устали, месье Кларк?
Кларк смотрел растерянно, часто мигая.
- Так на чем же мы остановились? Ах да, вы спросили про американскую ракету в моем кабинете… И вдруг этот дым… Мне почудилось… Ха-ха-ха!
Он смеялся, содрогаясь всем телом, тыча пальцем в Робера.
- Вы с ума сведете меня своими вопросами! Мне почудилось вдруг, что ракета уже здесь, что ее запускают и оттого - дым!
Смеялись все, Клод и Робер - разряжая свое напряжение, Геллер - за компанию. Но в его темных глазах по-прежнему стояла скорбь.
- Да выключите вы, наконец, свой фонарь! - попросил Кларк, закрываясь от яркого света. - И давайте выпьем по чашке кофе.
Убедившись, что его больше не снимают и не записывают, заговорил откровеннее, как бы доверительно.
- Молодые люди, я вам вот что скажу… Не для экрана, а между нами. Помимо глобальных проблем войны и мира, есть маленькие местные заботы. Они и ближе и понятнее фермеру, докеру или приказчику. Все хотят есть, одеваться, ездить в своей машине с полным баком бензина. А в нашей Европе уйма безработных, которые позволить себе этого не могут. И тут появляются американцы. Мы можем не любить американцев, но они предлагают деньги и дело. Готовы выбросить уйму долларов на шахты для ракет, на содержание своей армии в Европе, на обслуживание аэродромов, баз и прочего. Стройте нам все это, говорят американцы, работайте, снабжайте продуктами - и мы вам хорошо заплатим. А почему бы и нет?
- Видимо, за аренду земли под ракеты и базы тоже хорошо платят? - осторожно спросил Клод.
- Верно! Правильно меня поняли. За свои базы в Испании, Греции, ФРГ, Италии, словом, везде американцы платят щедро. Миллионы! Это ли не доход Европе?
- Постойте, месье Кларк! - глаза Геллера сделались веселыми, а взгляд - любопытным. - Получается, что американцы своими ракетами в Европе оберегают нас от русских, то есть делают нам добро. По логике мы должны быть признательны и обязаны им и должны платить за то, что нас защищают, так? Но платят они! Это, как если бы вы, месье Кларк, наняли себе сторожа, а он еще и платил бы вам за свою службу у вас в саду.
- Вы меня запутали, - пробормотал Кларк. - Надо разобраться. Кто еще хочет кофе, коньяку? А не желают ли месье журналисты выкурить отменную сигару?
Никто больше ничего не желал, и съемочная группа покинула резиденцию Кларка, пообещав уведомить о дате трансляции передачи.
Расписка Дорта, как и предполагал Клод, была на сумму, ровно вдвое меньшую, чем фальшивый вексель, состряпанный Кларком и врученный американцам. Для них Кларк выглядел альтруистом, бескорыстно выполнившим роль связного по передаче денег в обмен на расписку. Хотя на самом деле он хорошо погрел себе руки на этом. И Клод решил не щадить Кларка. Встретившись с Крафтом, отдал ему письма и открытки Дорта к Шанталь.
- Вот рука Дорта, его почерк. Сравните с векселем, который вам передал Кларк, и вы поймете, как он вас надул.
Американец был обескуражен и удручен.
- Да, я вижу. Почерк совсем другой. Тогда кто же написал документ?
- Кларк!
- Кларк? Почему?
- Спросите у него. И потребуйте подлинник.
- Кошмарный сон! В центр уже доложено. Нас поздравили с успехом.
- А вы - меня.
- Да, да, - машинально повторил Крафт, - а мы - вас… Как же быть, месье Сен-Бри? А зачем он это сделал?
- Будем надеяться, что Дорт не в курсе махинаций Кларка и по-прежнему в ваших руках.
- Думаете, не все еще потеряно?
- Да. По моим данным, подчеркиваю - по моим данным - Дорт согласился на сумму вдвое меньшую, чем та, которую вам объявил Кларк.
- Что вы говорите! Интересно.
- Кларк положил разницу себе в карман или в сейф, а может, в банк. Но факт, что он с вас содрал вдвое и заработал на посреднической операции ровно столько же, сколько получил Дорт. Расписку Дорта он взял себе, а вам написал другую.
Американец был скорее восхищен, чем смущен.
- Вот это да! Какой мастак, а? То есть я хочу сказать - какой прохвост. Пройдоха, жулик… А что же нам теперь делать?
- Решайте сами. Со своими коллегами. Либо вы с молчаливого согласия прощаете Кларку аферу и он оставляет у себя присвоенные деньги, либо не прощаете и требуете деньги вернуть. Но в любом случае, месье Крафт, в любом случае вы должны получить подлинник расписки Дорта.
Крафт пообещал не забыть благородные услуги Клода, однако Клод так и не понял, что значило обещание американца. Не узнал он и того, как выкручивался Кларк. Он мог только догадываться, предполагать. Не найдя в своем сейфе злосчастной расписки, Кларк, видимо, клялся и божился, что не ведает, куда она подевалась. Но ему уже не верили и требовали. Однако зарвавшийся мошенник не мог дать того, чего у него не было, не мог он вытребовать у Дорта и вторую такую расписку - тот попросту выгнал бы его вон и, кто знает, как бы повел себя в парламенте при повторном голосовании, узнав, что компрометирующего документа уже не существует.
Так Кларк дискредитировал себя в глазах американских спецслужб, ему не доверяли, стали подозревать. Против него набирался целый букет обвинений - мошенничество с деньгами, подлог с распиской, а в довершение ко всему - упорный отказ вернуть оригинал. Невразумительные объяснения об исчезновении расписки из сейфа, шифр к которому знает только владелец, усугубляли вину. Американцы сочли, что их не просто обманывают, но дурачат, увидев в нежелании "восстановить справедливость", как однажды обмолвился Крафт, какую-то непонятную им махинацию Кларка.
Что с ним стало потом, Клод так и не узнал, хотя часто спрашивал американца - как там Кларк? Крафт отвечал неопределенно, пожимал плечами, отводил взгляд.
- Я не кровожаден, - подзуживал Клод, - но, по-моему, такое не прощается, не правда ли?
- Это уже не по моей части, месье Сен-Бри… И скажу откровенно - мне кажется, что вы слишком много знаете. И про Кларка, и про Дорта, про меня…
- Про Боля тоже.
- И про него. Одним словом, мне не нравится, что вы в курсе многих дел и событий. Не в наших правилах, чтобы один индивидуум был посвящен практически во всю операцию!
- Что же мне теперь делать? Отравиться?
Крафт пропустил мимо ушей. Он как бы рассуждал сам с собой, но в его монологе что-то таилось - предупреждение, угроза? Клод уловил и то, и другое.
- Может быть, нам пора расстаться, а? И при встрече делать "незнакомый цвет лица"?
- Займитесь-ка посерьезнее Локсом.
- Ну что же, значит, продолжение следует, так я вас понял, мистер Крафт?
Тот кивнул.
Глава одиннадцатая
Расплата
Клод, Жан-Поль и Робер старательно, как только могли, наводили справки об Эдди Локсе. И уже знали не меньше, пожалуй, его самого о вкусах, привычках, увлечениях. Но ничего предосудительного не выудили. Бизнес, семья, парламент, теннис, бридж - таков был замкнутый круг жизни предпринимателя, ничем не выделявшегося из людей своей среды. Локс в парламенте неизменно поддерживал правых - исправно голосовал за уменьшение пособий по безработице и на социальные затраты, за прибавление новых нулей к военному бюджету. Но был против предоставления исключительного права министерству внутренних дел прослушивать телефонные разговоры "неблагонадежных граждан в целях национальной безопасности".
При обсуждении плана возможной установки американских ядерных ракет сразу же занял позицию резко негативную и, выступив в парламенте с яркой речью, назвал правительство "вассалом Америки", грозил поднять вопрос о доверии, если "сюзерену с ковбойскими шпорами" не будет заявлено твердое "нет".
Считалось, что его речь и авторитет подействовали на колебавшихся депутатов. Поэтому расчет американцев при повторном голосовании склонить Локса в другую сторону был правильным - за ним могли качнуться и другие.
В том досье, которое завели на Локса три неведомых ему француза, значилось: миллионер слывет заботливым семьянином и все свободное время, кроме священного, как ритуал, часа для тенниса, посвящает жене Элен и шестнадцатилетней дочери Мэри.
"Ума не приложу, на какой козе к нему подъехать?" - ломал голову Клод.
Ситуация складывалась тупиковая. "Железный" миллионер был неприступен и недоступен даже для знакомства с ним. И Клод, не видя выхода, начал серьезно сомневаться в успехе затеянной операции. Ничем не могли помочь ни дядя, ни Робер.
К тому времени Клод покинул убогую мансарду в Латинском квартале и снял меблированную квартиру на улице Акаций, неподалеку от Триумфальной арки. Апартаменты были небольшие, но стоили дорого - за то, что в центре Парижа. Консьержка, жившая в каморке возле лифта, раз в неделю убиралась в двух комнатах и ванной, удивляясь, что месье Сен-Бри совсем не пользуется кухней. Клод и правда не заглядывал туда: завтракал в соседнем кафе, обедал где попало, вечера проводил с Жан-Полем и Робером.
Чаще всего они ужинали в греческом ресторанчике "Крит". На столах горели свечи, и зыбкие светотени создавали атмосферу уюта и одновременно непонятной тревоги.
В один из зимних вечеров, когда в Париже стояла ветреная погода с холодными дождями, все трое, укрывшись в "Крите", в который раз перебирали варианты "совращения" барона Эдди Локса. Но ничего подходящего придумать не могли.
- Прищемили меня эти америкашки, - твердил Клод. - Да, прищемили и замкнули. Я кажусь себе болваном, которому однажды просто повезло, и он возомнил, что умный и находчивый. С этим кретином из Соседней страны, с Дортом, повезло…
- Клод! Будь осторожен и говори потише, - остановил его Жан-Поль. - Мы здесь не одни.
- Ах, вот как! Нас кто-то может слушать? Пусть!
- Не шути, ты можешь все испортить.
- С чего ты это взял, мой дорогой дядя?
- А с того, мой дорогой племянник, что ты даже не представляешь, насколько глубоко и опасно проникли, въелись в нашу жизнь друзья американцы, их осведомители.