- Месье Крафт, я решил Эдди Локса не убивать. Американец занервничал, поглядывая по сторонам, сделав страшные глаза, как бы говоря: "Ну, как вы можете произнести такое!" А Клод продолжал свое:
- Да, я решил его не убивать. По разным причинам. Хлопотно. А потом… Если меня схватят и станут недозволенным приемом допрашивать… Что я тогда скажу? Что, мол, меня подослал некий Джордж Крафт из американской миссии. А вдруг он в миссии не значится? Может ведь такое быть, а, месье Джордж Крафт, или как вас по-настоящему?
Гость был явно не готов к такому обороту. Он сидел в низком кресле, растерянно мигая, не зная, что отвечать.
Клод прошелся от окна к двери и назад.
- Так что я решил не убивать. Но заработать на Локсе, на вас, американцах, по-прежнему хочу. Как быть?
Замолчав, внимательно посмотрел на Крафта, вопрошая взглядом - как же ему быть? Но участия не нашел. Крафт, не прикасаясь к стакану с виски, сидел в напряженной позе, с выражением недовольства.
- Вам известно о существовании "Бригады спасения Мэри Локс", месье Крафт?
- Мне - да. Но вы откуда об этом знаете?
- Раз говорю, значит, знаю. Бригада обменяла Мэри на Вульфа. Но где она, Мэри? Дома ее нет. Бригада пока не вернула дочь своему папе.
- Почему?
- Потому, что я вошел в контакт с этой организацией, пообещал ей хорошие деньги и попросил позаботиться о том, чтобы за девочкой присмотрели. Вот она, Мэри Локс…
Клод включил видеомагнитофонную кассету. На экране появилась Мэри и патетически начала хорошо заученный монолог:
- Дорогой папа! Моя жизнь в руках жестоких людей. Из американской тюрьмы я бы в конце концов вышла и вернулась бы в свой дом. Но здесь, у этих людей, нет ни законов, ни сердец. Сделай все, что можешь, чтобы меня спасти!
Крафт облизнулся, как лисица, и отпил глоток.
Клод переменил кассету.
- А теперь посмотрим и послушаем папу, которому была показана его дочь.
Непроницаемый барон Эдди Локс сидел за своим рабочим столом и молчал. С магнитофонной пленки шел голос Клода:
- Месье, надеюсь, вам все ясно. Вы бессильны против тех, у кого в руках ваша единственная любимая дочь. Поэтому, месье, будьте благоразумны.
- Ваши условия? - выдавил Локс.
- Условия такие: в день голосования в парламенте по поводу иностранных ракет на земле вашей страны вы поступите так, как пожелает того ваша дочь. И в тот же день Мэри вернется в свой дом.
Большая пауза. Наконец, Локс поднимается из-за стола и решительно и внятно произносит:
- Я согласен… Согласен поступить так, как захочет моя дочь. Все.
Клод плеснул себе виски и сел напротив Крафта.
- Кассеты ваши, месье Крафт. Любопытные кадры, не правда ли?
- Как вам удалось?
- Что, месье Крафт?
- Проникнуть к террористам, похитившим дочь миллионера.
- Ее не похитили, а обменяли.
- Ну, хорошо, обменяли или похитили, не в том суть. Как удалось проникнуть в их среду, отснять девчонку?
- Вы не в первый раз задаете мне такой вопрос. Вас уже удивляло, как я совратил Карла Дорта. Не копайтесь в деталях, месье Крафт. Важен результат, а он вас устраивает. Итак, будем считать, что и Локс у нас, то есть у вас, в кармане. Как Дорт. Кто там следующий и последний?
- Давид Штейн.
- Так. Как прикажете - потрошить или цианистым калием?
Крафт щелкнул пальцами.
- Видите ли, времени осталось совсем мало. Я имею в виду голосование по ракетам в парламенте. Поэтому, видите ли, мы кое-что предприняли, пока вы занимались другими делами… Пока вы катались на лыжах.
- Так, так. Интересно, что же вы предприняли с Давидом Штейном?
- Этот человек - владелец примерно половины кинотеатров в Соседней стране. Когда он отказался сделать то, что нужно, мы решили его немного попугать…
- Попугать?
- Слегка. В пяти его кинозалах во время сеанса начался пожар, а потом в прессе поднялась шумиха о том, что в кинотеатрах Штейна небезопасно.
- Шантаж, стало быть. И как на это реагировал депутат Штейн?
- Отвратительно. Сдал мандат. Отказался от своего депутатства.
- И поделом вам! Примитивно, грубо действуете.
Крафт вздохнул, похоже, соглашаясь.
- Может быть, вы попробуете, месье Сен-Бри, с ним поговорить, повлиять? Возможно, у вас получится. Как-то у вас все трудные проблемы ловко решаются. Тут есть над чем задуматься.
- Что же вас удивляет?
- Да то, что любое дело, за которое вы беретесь, очень уж гладко проходит, месье Сен-Бри.
- Значит, и так плохо и эдак. Если бы я провалил то, что мне поручается, - было бы скверно. А удачи вас тоже шокируют, да?
- Меня шокирует ваша осведомленность о "Бригаде по спасению Мэри". И вообще… У нас есть к вам много вопросов.
- Задавайте.
- Не здесь, месье Сен-Бри. Но мы их вам, не сомневайтесь, зададим. А сейчас на очереди - Штейн. Вы согласны поработать с ним?
- На предмет?
- Ну, конечно же, на предмет не-ре-убеждения. Я, кажется, ясно выражаюсь?
Клод подумал и согласился.
Давид Штейн, развалясь в кресле, курил сигару, щуря маленькие хитрые глазки. Выслушав Клода, который представился посредником, неожиданно предложил попариться в сауне. Они спустились этажом ниже, где помещалась комфортабельная парилка. Штейн объяснил, что раз в неделю в этот час обязательно парится, что Клод ему понравился, и, совмещая приятное с полезным, они продолжат свою беседу.
- Я интуитивно чувствую, молодой человек, что вы не на их стороне и вам не очень-то приятны все эти американские интриги. А, впрочем, возможно, ошибаюсь. Но дело не в этом. Дело в том, что я их слишком хорошо знаю. Вы жили когда-нибудь в Америке?
- Не приходилось.
- А я провел там много лет.
Они разделись и, обмотавшись простынями, уселись на верхнюю полку парилки. Пахло смолой, сухой горячий воздух ласкал тело.
- К тому же у меня целая куча родственников в Америке, и все они хорошо устроены. Свои отели, рестораны. Словом, бизнес. Американцы сейчас задумали весь мир прибрать к рукам. Затея крайне опасная. Я лично против. Но что я, Давид Штейн, могу? И вдруг - это голосование за их ракеты. И оказалось, что я как депутат кое-что значу, что могу дать им от наших ворот поворот!
Давид Штейн, довольный, похлопал себя по толстым ляжкам. По лицу струился пот, он вытирал его концом простыни.
- Однако надо их знать, этих янки. Все пронюхали - и то, что у меня есть солидные вложения в американских компаниях, и то, что полным-полно родственников в Америке. И стали давить, чтобы я переменил мнение об их ракетах. Но я не могу так поступить! Себя перестану уважать.
Он энергично промокнул бурое лицо, отдувался, но не двигался с места.
- Вы не ошиблись, месье Штейн. Я - случайный, эпизодический участник в их игре. Мне поручено предложить вам деньги и напомнить, что сгорели еще не все ваши кинотеатры. Так было велено передать.
- Да черт с ними, с кинотеатрами! После пяти организованных пожаров стало ясно, что с киношным бизнесом пора кончать. Проблема не в деньгах, а в живых людях. Если я не уступлю здесь, то они будут мстить там, в Америке, всем моим братьям, племянникам, всем, кто из моего рода. А их много. Вот я и сдал свой депутатский мандат. Для семейства Штейнов это лучше, чем если бы я проголосовал против, но в то же время и не значит, что я за их ракеты. Просто отныне я вне политики, с меня взятки гладки. Ничья!
И Штейн сделал кукиш, предназначенный, как понял Клод, для американцев.
После Нового года парламент Соседней страны должен был собраться на повторное обсуждение вопроса об американских ядерных ракетах. Американцы нервничали, считали и пересчитывали всевозможные варианты, раскладывали, как пасьянс, голоса. Клод утешал Крафта тем, что им удалось "переубедить" двух депутатов - Дорта и Локса. Получалось большинство "за" цифрой 102.
- Лучше бы их было 104. Так надежнее. Двух мы провалили.
- Не мы, а вы. Без моего участия. Те, за кого брался я, - в нашем активе. Боля угробили вы, несчастного Штейна запугали до смерти тоже вы.
- Многое, очень многое будет зависеть от итогов голосования.
- Для кого, месье Крафт?
- Для меня, месье Сен-Бри.
Они прогуливались возле Нотр-Дама. Холодное солнце мутно отражалось в грязно-коричневой воде зимней Сены. Ветер гонял под ногами бумажные обертки, обрывки газет. И было неуютно, тоскливо. Но Клод пребывал в приподнятом настроении. Ему становилось особенно весело и легко, как только вспоминал, что всему скоро придет конец, что скоро занавес и он кончит играть комедию, сотрет грим, заживет новой жизнью. Какой - Клод еще не знал.
- Так что же, месье Крафт, может измениться в вашей, назовем ее дипломатической, карьере от голосования в парламенте?
- Неужели вам не понятно, что за провалы не поощряют, не награждают и не повышают.
- Ах, вот оно что! Ждете повышения.
- Скажите, месье Сен-Бри, кто вы такой?
- А вам неясно? Циник, стяжатель, гангстер, контрабандист.
- Нет. Вы себя называете не тем, кто есть. Этим вы прикрываетесь. Но я докопаюсь до вас!
- В вас заговорила профессиональная подозрительность. Я - ваш платный, наемный агент. Могу, например, убивать за деньги.
- Но не убили пока никого.
- У меня свидание, месье атташе. Позвольте откланяться. Желаю продвижения, повышения и так далее.
И Клод отправился к Жан-Полю, который тяжело заболел: сердце, печень, простуда - все навалилось на старика разом. В больницу лечь наотрез отказался, целые дни проводил в постели, листая иллюстрированные журналы, переключая программы телевидения.
Вечером приехал Робер, и все трое допоздна строили догадки - как пройдет голосование в Соседней стране, чем закончится вся эта история.
Наутро Клод поездом отправился к Карлу Дорту. Ему хотелось снова прокатиться в вагончике прошлых времен, побалагурить с престарелым кондуктором. Но на этот поезд он не попал и ехал экспрессом.
В мэрии Дорта не застал. Но деваться было некуда, и он остался ждать в приемной. Ждал долго, время шло нудно, и Клод задремал.
- Месье Сен-Бри?!
Очнулся и увидел Дорта. Горбун рассматривал его с нескрываемым страхом, даже ужасом, который так и плескался в его глазах.
"Значит, она с ним, - решил про себя Клод. - Иначе зачем бы ему так волноваться".
- Да, представьте себе, перед вами месье Сен-Бри собственной персоной.
- Пройдите.
Дорт распахнул дверь кабинета, бросив секретарю, чтобы его не беспокоили.
- Месье Дорт, я буду краток. И главное - не волнуйтесь. Я здесь не за тем, чтобы нарушить вашу счастливую, надо полагать, семейную идиллию.
Клод достал из кармана конверт, хотел было вынуть содержимое, но передумал и отдал так.
- Что это? - строго спросил Дорт, не дотрагиваясь до пакета.
- Мой вам подарок. С той лишь разницей, что подарки принято беречь, а этот вы тотчас уничтожите.
Дорт поднял густые брови, надел очки и осторожно, словно ожидая подвоха, взял бумажный прямоугольник.
Клод никогда еще не видел, чтобы столь мгновенно преображалось человеческое лицо. У Дорта оно враз покрылось свекольного цвета пятнами, веки набрякли, глаза остекленели.
"Сейчас хватит удар", - подумал Клод и посмотрел, где бы взять стакан воды.
Дорт тупо смотрел на исписанный им же самим листок бумаги и ничего не понимал.
- Копии не снималось, месье Дорт. Подлинник в единственном экземпляре. Сейчас вы его сожжете, а в парламенте проголосуете так, как подсказывает совесть. Вернее, так же, как в первый раз.
Дорт деланно засмеялся, хоть смешного ничего не происходило, и снял очки. Багровая краска на лице постепенно линяла.
- Я бы и без этого, месье Сен-Бри, без вашего подарка, - хрипло молвил он, помахав распиской, - я и без него проголосовал бы так, как велит совесть.
- А потом?
- А потом - вот! - и Дорт рывком открыл ящик письменного стола, запустил глубоко руку, пошарив, вынул маленький черный пистолет и приложил к виску.
- Ну, ну, месье мэр! Пожалуйста, без театральных жестов.
- Я не шучу. Так бы и сделал.
- Жгите, жгите же свою расписку. А стреляться нельзя. Она этого не перенесет.
Дорт поджег лист бумаги над массивной пепельницей, и он, коробясь, медленно сгорел, оставив черный, вздрагивающий, как крылья бабочки, пепел.
Клод поднялся с кресла.
- Прощайте, месье Дорт.
- До свидания, месье Сен-Ври. Может быть, вы что-нибудь выпьете?
Клод не прочь был выпить глоток виски, но отказался - компания Дорта не располагала к этому.
Парламент Соседней страны заседал целый день с перерывом на обед. Вопрос о том, быть или не быть ракетам США, поставили на голосование поздно вечером. Голосовали поименно. Когда очередь дошла до Эдди Локса, он попросил разрешения пригласить его дочь. Мэри вошла через боковую дверь под шум изумленных голосов.
- Господа депутаты, перед вами моя дочь, недавно освободившаяся из американской тюрьмы, куда она попала из-за моих политических убеждений. Да, да, господа, я не оговорился, и вы не ослышались. Так оно и есть. Американские соответствующие службы пытались повлиять на меня, да и кое на кого из здесь присутствующих, дабы склонить на свою сторону. Чтобы я проголосовал за их ракеты. Мой отказ дорого мне обошелся - дочь Мэри ложно обвинили в провозе наркотиков через границу США и упрятали за решетку, а мне предложили сделку: отдать голос за ракеты в обмен на Мэри. Я отверг. Чудом Мэри вырвалась из плена. И вот она здесь. Дочь, скажи - как мне поступить в эту минуту?
- Как тебе подсказывают совесть и честь, отец.
- Я заявляю "нет" ракетам Соединенных Штатов Америки на моей земле, в моей стране.
В одиннадцатом часу ночи председатель объявил итоги: 96 голосов "за", 106 - "против". Это был триумф тех, за кого поплатился жизнью Гюстав Гаро.
В день голосования в Соседней стране у себя в парижской квартире на улице Ришелье скончался Жан-Поль Моран.
Возвращаясь с похорон, Клод и Робер зашли в тесный греческий ресторан на улице Муффетар, где они часто бывали втроем, и выпили пахнущей сосновой смолой рецины.
- Чем собираешься заняться, Клод? - спросил его друг.
Заглядевшись в задумчивости на огонь жаровни, Клод, казалось, не слышал. Робер переспросил.
- Понятия не имею.
- Слышал я, будто вдова Гаро собирается продать издание "Точки над "i". Может быть, сложимся?
Клод оживился.
- А что, это прекрасная мысль! И начнем новую жизнь, да? Давай попробуем!
В тот вечер Клод Сен-Бри долго бродил по темным переулкам и ярко освещенным бульварам Парижа - не хотелось возвращаться в унылую холостяцкую квартиру. Впереди, как долгожданная земля после шторма в океане, виделась новая жизнь. Он хотел перемен, и завтрашний день открывал их, уводя от жестоких испытаний судьбы, выпавших на его долю.