Шурик ошибся ненамного. Вечером авторитет подкатил к общаге на сверкающей "хонде", полученной в качестве приза за участие в благотворительной акции "Лицом к людям". "Хонда" с турбодвигателем была оборудована по последнему слову японского автомобилестроения, в том числе и электрическими стеклоподъемниками, с которыми Генка никак не мог наиграться. Обмыли приобретение в элитарном ресторане "Ленин", заказав копченого угря, портвешок "Бордо" 1898 года и две "Балтики". (НЕ РЕКЛАМА!) За счет заведения, естественно. Генка вжился в образ, осмелел и даже обозвал метрдотеля козлом…
Челюсть сладко потянулся в постели, протер сжатыми кулаками глаза и, нажав кнопку на пульте, включил свою любимую Бритни Спирс. Взглянул на стенные часы. Одиннадцать. Нормально. Челюсть, как будущий олигарх, привык планировать день, иногда до минуты. Даже завел себе специальный блокнотик для этой цели, куда заносил предстоящие мероприятия, в том числе и весьма сомнительные с морально-правовой точки зрения. Каждое утро традиционно начиналось с просмотра записей. Не вставая с кровати, Челюсть протянул руку к журнальному столику и взял упомянутый блокнот.
"Так… Набить морду автослесарю, плохо сделал колесо, падла, – Челюсть поставил галочку, означавшую, что мероприятие выполнено. Морду он набил бракоделу еще на прошлой неделе, так сказать досрочно. – Второе. Встретить маму с Сочей, отдыхала старушка, поезд в час дня. Встретим. Третье. Отдать Ирокезу пять баксов. Тьфу, зараза… Четвертое. Получить с Трупа двадцать тысяч…"
Челюсть поковырялся карандашом в зубах, стимулируя мыслительный процесс. "Какой еще Труп? Кто такой?" Он встал с кровати, выключил Бритни и сосредоточился. Затем еще разок посмотрел на запись и ударил себя ладонью по широкому лбу. "А-а-а! Блин! Журналюга! Которому клешню сковырнули на чердаке! Точно! У него ж сегодня срок! Отлично!"
Челюсть резво вскочил и потер руки. Настроение приподнялось – как все-таки согревают душу приятные хлопоты. Да и вообще, надо уметь радоваться мелочам. Он побежал в ванную, принял душ, позавтракал кукурузными хлопьями с молоком, взбодрился кокаинчиком, вернулся в спальню и снова завел Бритни. На подушке валялась "Мафия Новоблудска", которую Челюсть изучал накануне до двух ночи. Книгами молодой человек вообще-то не увлекался – еще на херню время тратить, но данным изданием заинтересовался, оно вызывало профессиональное любопытство и, главное, было с фотками. Листая страницы, он лелеял тайную надежду увидеть в ней и себя, или хотя бы найти упоминание о собственной выдающейся персоне. Но не увидел и не нашел, в связи с чем неподдельно огорчился, поклявшись набить лицо писателю при первом удобном случае. Даже безголовый засранец Ирокез ухитрился попасть в кадр – в какой-то бане он парился с двумя шлюхами, где его и щелкнули. Вчера кричал, что с писаки кожу снимет и натянет вместо обложки, но на самом деле счастлив был, аж светился, будто собака Баскервилей. Гордился и всем книгу в нос совал. Челюсть где-то даже завидовал напарнику.
Среди прочих знакомых и незнакомых физиономий на страницах "Мафии" он заметил невзрачного мужичонку, облик которого никак не соответствовал авторитетным стандартам. Челюсть удивился еще больше, когда прочел надпись под фотографией. Как, этот обмылок с картонным "акробатом" на шее и есть знаменитый Бетон, про которого трещат на каждом углу? Да его мизинцем проткнуть можно, дистрофика. И на роже вечное похмелье написано… Челюсть отыскал нужную страницу и с интересом прочитал очерк, посвященный авторитету. Потом вновь долго рассматривал фотку. "Ну, никогда бы не подумал… Хотя… Сейчас пацан десятилетний может подойти и пику под ребро вставить, если закурить не дашь…" Заснул Челюсть с испорченным настроением, но сейчас оно, слава Богу, нормализовалось и стабилизировалось.
Он сделал пару запланированных звонков, дал команду шестеркам, чтоб встретили маму с поезда, и стал морально готовиться к пополнению личного бюджета.
***
– Ты извини, не прибрано… Ты присядь вот сюда, я сейчас, – Шурик от волнения не знал, за что хвататься, будучи похожим на любовника, попавшего в классическую ситуацию, связанную с возвращением мужа из командировки. То ли с балкона прыгать, то ли брюки надевать. Брюки, правда, на Шурике в настоящий момент имелись, спортивно-кальсонного фасона, но из другой одежды присутствовал только гипс на руке. Услышав стук в дверь, он решил, что это Генка, и не стал обременять себя облачением в представительскую форму одежды. Генка хоть и авторитет, но перетопчется. Достаточно кальсон. Когда же вместо плохо выбритой хитрой рожи журналист неожиданно увидел милое лицо Маши, то со стыда был готов сгореть на костре священной инквизиции. Он схватил валявшуюся на столе футболку, неуклюже напялил ее прямо поверх гипса.
– Я как раз прибраться решил, – бросая судорожные взгляды на паутину в углах, оправдывался он, – тебе надо было позвонить, я бы подготовился… Ты меня как нашла?
– Да ты успокойся, – Маша присела на предоставленный стул, незаметно смахнув с него пыль, – ты ж адрес в больнице оставил.
– А, ну да, да… Все равно, это так, так неожиданно. Я тут над статьей работал, с ночи засиделся, – продолжал лепетать журналист, – срочная работа.
Он поднял часы, валявшиеся на полу возле тахты. Два дня. Насчет статьи он не врал, вчера договорился с Цветковской, что сделает эксклюзивное интервью с Бетоном для "Мира беспредела", в результате спать лег аж в четыре утра. В час ночи заглянул поддатый Генка, со следами грубого падения на фирменном костюме. Рассказал, как гудел в "Лобке", а чертов халдей, не признав в нем авторитета, вызвал вышибалу. Вышибала же оказался не нашим, не бандитским, а омоновцем, халтурившим за деньги, вместо того чтоб проливать кровь в горячих точках. И, вероятно, не знающим о положении вещей на криминальной арене родного города. Типа, кто есть кто. Услышав, что наличности у Генки не имеется, он без всякого трепета и уважения поднял авторитета за шиворот итальянского пиджака, дотащил до дверей, и, развернув, со смаком залепил ему тяжелым сапожком в область поясницы. Хорошо, что в "Лобке" в столь поздний час почти не было ротозеев, и никто не заметил морального унижения самого кровавого человека в истории Новоблудска. Генка по привычке пытался растопырить пальцы и загундосил: "Ты, говно пятнистое, на кого руку поднял?! Ты на Бетона руку поднял!" Но, услышав в ответ: "А мне по хер. Бетон ты или Гондон", убрался прочь с тоской на пьяном лице. Тем более что охранник пригрозил надуть его и лопнуть, если еще раз увидит в "Лобке". Шурик успокоил униженного и оскорбленного авторитета, пообещав в ближайшее время поставить обнаглевшего вышибалу на место, но на всякий случай предупредил, что прежде чем пить на халяву, желательно выяснять, кто охраняет учреждение общественного питания. Затем отвел Генку в его комнату и уложил спать. Сегодня после обеда они собирались съездить в коммерческий банк, поговорить с президентом о бессрочном кредите, а также заскочить в телефонную компанию, где приобрести мобильную трубку со стопроцентной скидкой. А то несолидно. Повезло, что вчера не пострадало лицо уважаемого человека, иначе "фейс-контроль" мог не сработать, а это главный залог успеха. "Главное, рожу береги!" – постоянно наставлял преступного лидера журналист. Вообще-то до вчерашнего инцидента в "Лобке" быть авторитетом Генке очень нравилось. Он уже вошел в роль, разучил несколько основных фигур из пальцев, умело пользуясь этим при каждом удобном случае. Кое-где на него смотрели с плохо скрываемым восхищением, кое-где с почтительным страхом. А позавчера, когда он заглянул в привокзальный магазин купить сигарет, к нему осторожно подкрался директор и спросил, не может ли многоуважаемый Гена решить вопрос с крышей? Генка сразу-то не просек тему, пальцы раскорячил, наехал на товарища, мол, ты думай, с кем разговариваешь, окорок говяжий! Я Бетон, а не плотник, чтоб крыши тебе чинить. За что тут же получил в подарок два пузыря "Наполеона" и блок "Кэмела". (И ТО И ДРУГОЕ – НЕ РЕКЛАМА!) Выйдя из магазина, вспомнил о втором значении слова "крыша", но возвращаться не стал. Это мелюзга дворовая пускай ларькам да лабазам крыши ставит, а он не того уровня человек, про него книги пишут…
Маша не планировала заходить к Шурику, она приехала в этот район к знакомой портнихе, а та задерживалась на час. (Хотя? Объяснение для всех, кроме себя.) Поэтому почему бы не навестить заодно… Кстати, Шурик чем-то похож на американского актера Майкла Фокса из "Назад в будущее", которого Маша обожала в детстве. Интересно, как у него рука? В смысле, у Шурика. Да, и вообще? Когда они виделись в последний раз? Недели две назад? Или три? Почему он не звонит? Решил, что в ее глазах он теперь мокрое место? А когда приключилась та история? Месяц назад? Или больше? Мысли автоматически перескочили на больную волну. Через три, максимум четыре недели рекомендация должна быть в Петербурге. Жаба при встречах ехидно улыбается и подмигивает… Ленка крутит пальцем у виска…
Почему-то она захотела увидеть Шурика именно сегодня, выдумала портниху и приехала…
– Кофе будешь? – на ходу предложил Шурик, носясь по комнате и поднимая смерч из пыли, тетрадных листков, пустых пакетов из-под кефира и грязного белья. Смерч умелой рукой направлялся в шкаф, где и оседал на нижней полке.
– С удовольствием.
– Сейчас…
Кофе в заначке не было, пришлось стрельнуть у соседей. Пока Шурик, сияя от нежданно свалившегося счастья, носился с чайником по коридору, Маша разглядывала место обитания великого журналиста. И хотя место не радовало изяществом обстановки и больше походило на логово наркомана, Маша не огорчилась этому обстоятельству. По очень простой причине. Здесь никогда не жила женщина, а если и жила, то очень давно! Прыгать или танцевать "шуба-дуба" Маша по этому поводу, конечно, не стала, но сердечко у нее приятно кольнуло. Она нарисовала на пыльном столике рожицу и улыбнулась.
– Ну, не Диснейленд, конечно, – заметил журналист, вернувшись с чайником и банкой кофе. – Как у тебя дела? Документы отправила?
– Нет еще, с рекомендацией проблемы.
– Что такое? Насыпай кофе, правда, сахара нет.
– Ничего, я так… Главврач не дает.
– Денег, что ли, просит?
– Какой ты догадливый.
– Менталитет, – Шурик разлил кипяток.
– Не денег… Ладно, Бог с ним. Рука-то как?
– Нормально. На той неделе гипс снимут. Срослось, тьфу-тьфу…
Маша поставила чашку в центр нарисованной рожицы.
– Саша, я тебя все хотела спросить… Ты мне сказал тогда, на чердаке, что никакого Бетона нет, что ты его выдумал…
– И что? – спокойно спросил Шурик.
– Но я читала про него, даже фотографию в книге видела. Значит, это все-таки была заказная статья? И тебе платят бандиты?
– Нет… Бандиты мне не платят. Что касается заказных статей… Можно продаваться, но не быть продажным. Это разные вещи. А Бетон? Поверь, я тебя ни в чем не обманул.
Шурик пустился в долгие, туманные объяснения о теории случайностей и ее влиянии на развитие базиса. "Да, я назвал Бетона, но разве я мог предположить, что существует настоящий бандит с таким именем? Совпадение, абсолютное совпадение, я сам чуть не обалдел. С бандитами я ни-ни… А вообще я тихий и славный…" Маша внимательно смотрела на журналиста, но так и не смогла заметить ни тени смущения на его лице. Что ж, не исключено и совпадение…
Шурик вдруг вспомнил, что в дырявых "трениках" выглядит не совсем славно, сказал: "Ой", – бросился в шкаф и, отрыв парадно-выходные брюки, пробормотал:
– Маш, я сейчас. Извини…
Перешагнув через табурет, он дернул на себя ручку комнатной двери и замер, словно статуя "Мальчик со штанами"…
Перед ним, покручивая на пальцах ключ от машины и загробно ухмыляясь, стоял Челюсть. Сегодня он выглядел еще страшнее, чем тогда на чердаке. А может, просто там было темнее. Шурик попятился назад и чуть не свалился, на-ткнувшись на табуретку. Маша обернулась на шум и пролила кофе на платье.
– Здорово, Труп! Гляжу, узнал? Финита, бля, комедия! О, и куропатка твоя в гнездышке. Привет, куропатка! Я вам любовь не испортил?
Челюсть прикрыл за собой дверь, ногой пододвинул табурет и грузно плюхнулся на него, широко раздвинув ноги.
– Ты не забыл, Труп, какой сегодня замечательный день? Когда ты наконец можешь возместить нанесенный тяжелый моральный ущерб. Надеюсь, ты подготовился и оправдаешь мои справедливые надежды. Короче, гони бабки!
Челюсть достал блокнотик и заглянул в него краешком лилового глаза.
– Согласно документам, двадцать тысяч баксов. Но, так и быть, могу взять в рублях, хотя это я не правильно. Андестенд, Труп?
Шурик опустился на тахту и на автопилоте пробормотал:
– У меня нет…
– Чего-чего, – насторожился Челюсть, – нет?!
Шурик посмотрел на Машу. Девушка была белее одинокого паруса из одноименного стихотворения классика. Во непруха! Ну почему она зашла именно сегодня?! Именно сейчас?! Как это не правильно и несправедливо!
– У меня нет денег, – повторил Тихомиров.
– То есть, если я конкретно въехал, – Челюсть сунул руку за пазуху и вынул уже знакомый Шурику ломик, – ты по-скотски отнесся к моим конкретным словам. Вместо того, чтоб собирать бабки, ты сидишь с телкой и гоняешь чаек. Ты не прав. Труп. Я рассчитывал на твою порядочность. А ты дешевый динамщик. Может, ты чего не так понял? Может, ты забыл сумму? Так у телки бы спросил. Как не стыдно, Труп?
Шурику стыдно не было, он лихорадочно шарил глазами по комнате, пытаясь найти что-нибудь потяжелее. Увы, ничего, кроме авторучки, на глаза не попадалось, а ею, в лучшем случае, можно пристукнуть только таракана.
– Понимаешь, Труп, дело даже не в бабках. Дело в моем упавшем достоинстве. Как оно у меня упало, так с тех пор и не встает. Теперь меня, по твоей милости, будут считать лохменом. Я ненавижу, когда меня держат за лохмена.
Челюсть крутанул ломик, Шурик схватил авторучку. (В глаз воткну!) Маша схватила чашку с остатками кофе.
– В общем так, Труп, – с ледяным спокойствием сказал Челюсть, не заметив манипуляций оппонентов, – сейчас я тебе сломаю вторую клешню, как и обещал, а через неделю ты готовишь двадцать пять кусков. Согласись, я беру недорого. За то, что ты сегодня выкинул, приличные люди гасят на месте, безо всяких отсрочек. Но тебе повезло, я сегодня добрый.
– ЗАТО ТЕБЕ НЕ ПОВЕЗЛО. Я СЕГОДНЯ ЗЛОЙ…
Челюсть замер, в его лиловых глазах мелькнула легкая тень удивления.
Кто это там еще кукарекает? Он медленно, нехотя повернул могучую шею в сторону двери. Маша вскрикнула. Шурик, опустив руку с авторучкой, прошептал:
– Бетон…
На пороге комнаты стоял Генка. В элегантном карденовском (НЕ РЕКЛАМА!) клифте на голое тело и итальянских туфлях на босу ногу. Плоскую грудь украшал пятидюймовый золотой крест. Висящий на длинной, до пупа, цепи. Указательный палец левой руки – шайбообразный перстень с вензелем. Что украшало правую руку, присутствующие не видели – она была спрятана за спину, под пиджак. Левой же Генка небрежно опирался на дверной косяк. И никаких эмоций в зеленых глазах.
– Бетон, – шепотом повторила Маша.
– Бетон, – прохрипел про себя Челюсть, автоматически поднимаясь с табурета.
Он узнал авторитета. Почти сразу. Да, Бетон. Почти такой, как в книжке… Только живой…
Для Челюсти случившаяся оборотка оказалась полной неожиданностью. Сейчас он пребывал примерно в том же состоянии, что и кинозритель, которому вместо "Влюбленного Шекспира" вдруг показали учебный фильм по ампутации конечности. Челюсть не был трусом и, зайди сюда пара быковатых жлобов, он бы только улыбнулся, ибо таких вариантов за свою бурную жизнь насмотрелся до дури. Но сейчас что-то холодное и противное защекотало в животе, что-то ужасно неприятное скользкой змеей поползло наверх к горлу. Челюсть не мог пока понять, что это обычный человеческий страх, нормальная реакция сохранения шкурки. И еще фактор внезапности. Он предполагал, что этот заморыш притащит каких-нибудь своих дохлых
Приятелей, и был готов к этому. Но что за него вступится сам Бетон?.. За которым столько мертвяков, что можно строить мемориал… Не может такого быть! Не по правилам!.. Бетон. Этот безумно спокойный взгляд, рука, спрятанная за спиной. Одно неосмотрительное движение, одно неосторожное слово, и он выхватит обрез, не знающий промаха… И ничего нельзя сделать. Помпуха осталась в машине. Кто ж знал? Как обидно…
Челюсть пукнул.
Непреднамеренно.
Страх. Основной инстинкт… Комната наполнилась атмосферой тревожного ожидания.
Генка прищурил правый глаз и покосился на ломик.
– Ну-ка, положь свою приблуду, – он прикрыл входную дверь.
Челюсть медленно выполнил команду, аккуратно опустив ломик на пол. Затем снова выпрямился. Генка едва дотягивал ему до подбородка.
– Какие бабки тебе нужны, толстомясый?
– Погоди, Бетон… – Челюсть выставил ладони.
– Не сучи ручонками-то, – Гена оттопырил мизинец, – спокойней разговаривай.
Правая рука авторитета по-прежнему оставалась за поясом. Челюсть пал духом. К такому обращению он не привык. Его не боялись. А стало быть, бояться должен он.
– Понима…
– Ты, толстомясый, не на него наехал, – перебил Генка, показав мизинцем на Шурика, – ты, падла, на меня наехал. Это мой человек, и наехать на него могу только я.
– Я не знал, Бетон, – Челюсть не отрывал глаз от руки с обрезом, – клянусь, не знал! Он не сказал.
Ключи от машины выскользнули из руки на пол.
– Не бухти! И так воздух испортил. Как это не знал, кабан жирный? Ты чего в блудняк меня вводишь? Сашок, ты ему говорил?
Обалдевший Шурик автоматически кивнул:
– Говорил…
– Слыхал? Или ты глухой по жизни? Так я тебе сейчас ершик подарю для ушей. Одноразовый.
Генка был прекрасен в своем образе. Словно заслуженный артист на премьере спектакля "Никто не хотел подыхать". Зритель затаил дыхание. Челюсть не знал, куда девать руки. Они отвлекали, мешали сосредоточиться и достойно ответить на поставленный вопрос.
Челюсть икнул.
– То понос, то икота, – весело прокомментировал Генка, – слышь, Сашок, не эта ли куча навозная тебе руку сломала?
– Эта… Вернее, второй. Но этот тоже был.
– Ах, вот оно у нас как?!..
Правая Генкина ноздря нервно задергалась. Челюсть смахнул тыльной стороной ладони капельку пота, повисшую на носу.
– Бетон, я не хотел, это Ирокез ломал, клянусь мамой! Он беспределыцик! А я, наоборот, отговаривал! Ну, клянусь, Бетон! Он же, козел, никого не слушает! Ну, чего я мог сделать, сам подумай! Саша, скажи ему!
– Это тебе думать надо, как отсюда живым выйти, – Генка перешел к классике жанра, процитировав фразу из "Места встречи", – мне лично насрать и на тебя, и на твоего кореша. Ты здесь, ты и отвечать будешь. Короче, молись, толстомясый. Я тебя не больно кончу. Пиф-паф, и ты уже на небесах…