232. Всякая непохожесть рождает преимущество
Уж не знаю, как получилось, но у меня в военном билете было написано: "национальность - армянин, родной язык - армянский, другими иностранными языками и языками народов СССР - не владеет". Как-то меня вызвали в военкомат в связи с присвоением очередного воинского звания. Меня принял военком. Я ему рассказал о Сан-Томе, откуда недавно приехал. Потом показал свой билет и попросил исправить ошибку. Полковник мне не советовал этого делать.
- Я тебе приведу пример, - сказал он. - Когда я учился в училище, у меня в документе место рождения вместо "город Советск, Тамбовская область" было указано: "Советск, Ташкентская область".
- Так такой области нет, - удивился я.
- Верно, - подтвердил полковник. - А мне написали по ошибке. Когда я окончил училище, весь наш курс направили в Якутию, в самую необжитую местность. Я уже готовился ехать, как вдруг меня вызывают и говорят: "Есть распоряжение уроженцев южных областей не направлять в холодные места". Ну и вместо тундры я поехал в Краснодар.
- Повезло, - сказал я.
Полковник не согласился:
- Дело не в этом. Дело в законе. Всякая непохожесть рождает преимущество.
Я потом часто убеждался в мудрости этого закона.
233. Кочан капусты в день
Терапевтом в мидовской поликлинике был доктор Голицын, из настоящих Голицыных. Человек он был добрый, бюллетени давал по первой просьбе, но лечил странно.
Однажды к нему пришла Таня Мозель, подруга моей жены. Чувствовала она себя скверно, плохо спала, раскалывалась голова. И доктор порекомендовал:
- Поезжайте на рынок и купите капусту.
Удивленная Татьяна спросила:
- Сколько есть?
- Начните с кочана в день, - на полном серьезе посоветовал доктор.
234. Если к другому уходит невеста
Однажды на Арбате я встретил свою старую знакомую Таню. Я встречался с ней, когда учился в академии. В ту пору она была студенткой журфака МГУ. Это была красивая умная девушка, с ней было интересно.
Все было хорошо, но она начала уклоняться от встреч, а потом призналась, что ее мать категорически против ее знакомства с солдатом, и попросила больше ей не звонить. Однажды я все-таки позвонил и попал на мать, та не очень любезно попросила меня оставить ее дочь в покое. Что я и сделал.
И вот теперь через двадцать с лишних лет - Таня. Она изменилась, потолстела.
- Как дела, Таня?
- Плохо. Работаю в заводской многотиражке, зарплата мизерная, с семьей не сложилось. А ты как?
- Работаю в МИДе.
Не поверила. Показал удостоверение.
- Машина есть?
- Есть.
- И дача?
- И дача, и квартира.
- А ведь ты знаешь, это моя мать тогда мне запретила с тобой встречаться.
- Знаю.
- Ну, я ей покажу. Опять из дома выгоню, и теперь уже насовсем.
- Как из дома? - удивился я.
- А так. Пусть убирается в Абрамцево. У меня в квартире она не прописана. Пусть обогревается дровами и ходит в сельпо за два километра.
Она ушла, а я поблагодарил женщину, которая двадцать с лишним лет назад не разрешила мне встречаться со своей дочерью. Теперь я понял, как мне тогда повезло!
235. Валентин и Валентина
Позвонила Лариса:
- У меня четыре билета на "Валентин и Валентина" во МХАТ. Я уже позвонила Любе. Пойдем вместе.
Люба - эта жена моего друга по комсомолу Эдика Родкина. К тому времени он работал заместителем директора Всесоюзного выставочного центра.
Договорились встретиться у выхода из метро "Охотный ряд". Когда я подошел, Лариса и Люба уже меня ждали.
- Где Эдик? - спросил я.
- Не смогла дозвониться. Оставила послание его секретарю.
Решили идти втроем. И… около "Арагви" встретили Эдуарда. Он шел с приема и был изрядно навеселе.
- Идем в театр, - распорядилась его супруга.
Он не поверил:
- В какой театр?
- Во МХАТ.
- Зачем?
Мы его повели, а он спрашивал у меня по дороге:
- Правда в театр?
Когда мы пришли, третий звонок уже прозвенел, и около раздевалки никого не было.
- Разминка уже кончилась? - спросил Эдик у обалдевшей гардеробщицы.
Та негодующе пожала плечами.
Спектакль уже начался, и нас отвели на самый верхний ярус. Эдик устроился на стуле и начал дремать, но не тут-то было. Какая-то девица на стуле рядом при появлении на сцене новой актрисы спрашивала у него:
- Это Вертинская?
Наконец, ему это надоело, и он громко отрапортовал:
- Это не Вертинская, это Джина Лолобриджида.
Ответил так громко, что актеры на сцене обратили внимание и посмотрели в нашу сторону. Позже один из актеров, находившихся тогда на сцене (не помню, кто), сказал Эдику:
- Мы услышали: "Вертинская - это Лолобриджида" - и еле удержались, чтобы не рассмеяться.
В перерыве Эдик выпил бутылку "Боржоми" и - комсомольская закалка подействовала, - когда мы заняли свои места в партере, был уже во вполне приличном состоянии.
А пьеса и спектакль были посредственными.
236. Бегство от всех трех сестер
Это был золотой век театра. Нам с Ларисой повезло: мы видели Ф. Раневскую и Р. Плятта в "Дальше - тишина", М. Ульянова в "Ричарде Третьем", Н. Гундареву в "Леди Макбет Мценского уезда".
Но некоторые спектакли и театры были, с моей точки зрения, переоценены. Каждый раз, когда мы шли в театр на Таганке, я ожидал увидеть если не шедевр, то что-то примечательное, и каждый раз разочаровывался. Один раз на "Добром человеке из Сезуана" мне пришла в голову мысль, что люди пришли, только чтобы посмотреть на Высоцкого, им все равно, как играет он, как играют другие, большинство не понимает содержания пьесы, и их это не волнует.
Однажды мы направились в "Современник" на "Три сестры". У меня в памяти еще оставались "Три сестры" во МХАТе с А. Степановой, А. Тарасовой. Е. Еланской. Еще со школьных лет я запомнил голос В. Качалова в роли Тузенбаха.
Среди исполнителей в "Современнике" значились известные актеры: М. Неелова, В. Гафт, В. Никулин (могу ошибиться). Открылся занавес…
Мы не дождались конца первого акта: скучно, тягуче, какое-то неумелое подражание МХАТу.
Когда мы подошли к раздевалке, то, к большому удивлению, увидели там очередь, а одна гардеробщица сказала другой:
- Смотри-ка, Клава, сегодня что-то раньше побежали.
237. Встреча на свадьбе
Когда я работал в Сан-Томе, мне приходилось раз в месяц летать за дипломатической почтой в Яунде (Камерун) через Либревиль (Габон), где на пару дней я останавливался в прекрасной гостинице "Окуме-палас". Однажды в этой гостинице я встретил своего старого знакомого по Алжиру - корреспондента "Правды" Юру Потемкина.
От него я узнал, что он летит в ЮАР. Там в тюрьме сидит наш парень. Он служил во Французском иностранном легионе. Его обвиняют в шпионаже. В те годы никаких контактов с ЮАР не было, и посещение страны было явлением чрезвычайно редким.
- Везу ему буханку хлеба и банку селедки.
- А спиртное?
- Ты знаешь, так получилось… - начал оправдываться Юра.
- Подожди.
Я сбегал к себе в номер и принес бутылку "Столичной".
Прошло много лет. Я уже работал в Первом европейском. Мой товарищ по посольству в Алжире Валера Б. пригласил меня на свадьбу своей дочери. Валера служил по ведомству Андропова и между двумя загранкомандировками работал в одном из НИИ, как тогда говорили, "под ширмой". С ним был парень, которого он представил как двойного коллегу: и по ведомству, и по работе "под ширмой" в НИИ.
Разговорились. Парень рассказал, что служил во Французском иностранном легионе, его обвинили в шпионаже и арестовали.
- Ты сидел в ЮАР? - спросил я.
- Да.
- К тебе приезжал корреспондент "Правды"?
- Да.
- Привозил водку, хлеб и селедку?
- Да.
И я рассказал ему про встречу с Потемкиным в "Окуме-палас".
Сколько было выпито потом, говорить не буду.
238. Солист из меня не получился
Эта свадьба запомнилась мне курьезной историей.
На свадьбе играла группа из пяти человек. Тогда была очень модной песня С. Кутуньо "Итальяно". Пели они ее без малейшего представления об итальянском языке. Я подошел к ним и сказал, что спою по-итальянски. И спел.
Меня попросили спеть еще. Всего я спел три раза.
В конце вечера ко мне подошел руководитель группы и пригласил работать вместе с ними. В силу моих незначительных вокальных возможностей никогда до этого и после никто петь, да еще солистом меня не приглашал.
- Я знаю только одну песню, - говорил я.
- Неважно.
Сумма, которую, по его словам, я мог бы зарабатывать с ними в неделю, была больше моего месячного заработка первого секретаря в МИДе.
Я отказался.
239. Неисповедимы пути того, кому нужно починить автомобиль
Однажды мне нужно было отремонтировать жигули. Я решил воспользоваться знакомством с моим другом по комсомолу Борисом Чугиным, который к тому времени стал вторым лицом в организации, ведающей всеми московскими станциями техобслуживания. Я позвонил его секретарю, назвал свое имя. Меня быстро соединили. Я попросил помочь отремонтировать машину.
- Так не пойдет. Мы сначала с тобой посидим, поговорим, а уж потом я дам команду. Приезжай, когда сможешь. Но завтра я занят.
А послезавтра был занят я. Встретились мы только через четыре дня. Посидели у него в кабинете, поболтали с часок. Потом он вызвал секретаря, наказал связаться с директором центра техобслуживания жигулей и дать указание отремонтировать мою машину вне очереди. Через пять минут секретарь доложил, что поручение исполнено.
На следующий день я поехал в центр. Директор был в отъезде. Принял он меня только через два дня. Был сама любезность и написал записку начальнику цеха. Начальника цеха я нашел только после выходных. Особо любезным он не был, но дал указание старшему смены, а тот перенаправил меня к механику дяде Мише.
С дядей Мишей я договорился сразу. За пятерку он отремонтировал машину за полчаса.
- Приходи прямо ко мне, - сказал он мне на прощание.
Так я и делал в дальнейшем. Узнав, что на ремонт "по знакомству" я потратил почти десять дней и заплатил ту же пятерку, Володя Гневашев многозначительно изрек:
- Хорошо, что не начал с Брежнева. А то бы ремонтировал целый месяц.
240. Пиджак на липе
Однажды был у нас в гостях наш старый знакомый Игорь Б. Его только что приняли на работу в очень солидную организацию, и мы это дело отмечали.
В три часа ночи Игорь собрался домой. Жили мы тогда на улице Новаторов, и путь его лежал по Ленинскому проспекту к метро "Университетская". Минут двадцать, не больше.
И надо же так случиться, что по дороге домой к нему подступило естественное желание, и серьезное. Человек аккуратный, он сначала снял пиджак, повесил его на липу и присел около дерева.
После благополучного исполнения желания он, не торопясь, дошел до дома, разделся, лег спать, вздремнул. А потом проснулся и вспомнил, что пиджак так и остался висеть на липе. А в пиджаке деньги и удостоверение.
Он моментально оделся и побежал искать липу. Бежал быстро. Ранние прохожие смотрели на него с удивлением. Липу он нашел. И висящий на ней пиджак нашел. Времена тогда были тихие.
Потом мы выпивали за "верную липу".
241. Пешком в булочную
- Сейчас я развернусь, - сказал я Ларисе. - Булочная на другой стороне улицы.
- Ты совершенно разленился, - сказала она. - Тебе лень перейти улицу.
Мы немного поспорили. Естественно, победила Лариса. Я вышел из машины, перешел улицу, купил два батона и пошел по направлению к машине. Свисток. Оказалось, что в этом месте улицу переходить нельзя. Мало того, что я заплатил штраф, мне пришлось целых пять минут выслушивать нотации и заполнять какие-то бланки.
Лариса ждала, что я ей скажу. А я ограничился словами:
- Теперь за хлебом будешь ходить ты.
242. Поездка по Волге
В семидесятые годы были очень модны туристские поездки по Волге. Мы с женой дважды плавали до Астрахани, один раз до Ростова.
Перед самым Ростовом у меня сломался радиоприемник. В Ростове мы нашли радиомастерскую, но часы показывали 12:55, а в час она закрывалась на обед. Времени у нас было в обрез, и я начал упрашивать приемщицу. Сначала она ни в какую. Потом посмотрела на мой приемник:
- Иностранный?
- "Грюндик".
- Тогда я позову Мишу.
Через минуту появился Миша, типичный интеллигент в очках. Он взял мой приемник и унес в мастерскую. Вернулся минут через десять.
- У вас перегорел конденсатор. Такого у нас нет. Но я высчитал параметры и подобрал чешский аналог. Будет работать.
И точно: приемник работал еще лет двадцать.
243. Васюки так и не стали Нью-Москвой
Тогда только что поступили в продажу цветные венгерские пижамные костюмы. При входе на рынок в Саратове я встретил двух вполне солидных мужчин, одетых в эти пижамы, они, вероятно, принимали их за верхнюю одежду. Никто на них не обращал внимания.
В Астрахани мы покупали черную икру банками (такое было время!) и арбузы. Каждый раз, продавая арбуз, продавец спрашивал: "Везете в Москву?" - и, получив утвердительный ответ, напутствовал:
- Каждый день его переворачивайте. А то испортится.
В городе Васильсурске (да, именно те самые Васюки!) я попросил у продавщицы двести грамм рокфора. Она ответила серьезно и назидательно:
- Вы не станете его есть. Он очень пахнет.
И я понял, что Васюки так и не стали Нью-Москвой.
244. Заразная болезнь
Однажды я очень торопился, явно превышал скорость и… свисток. Ко мне подходит гаишник:
- Куда торопимся?
- На Соколиную гору, в больницу.
Гаишник - сама предупредительность:
- Чем заболели?
И я выдаю подготовленный вариант:
- Я неделю как из Африки. Какая-то сыпь появилась на груди. Знаете, в Африке разные заразные болезни.
И протягиваю удостоверение. Гаишник шарахается:
- Не надо. Поезжайте, лечитесь.
245. Сила в фуражке
Один мой приятель возил на заднем сиденье фуражку генерала милиции. Действовало.
А Володя Климов придумал другой вариант. Когда его останавливали, он открывал бардачок и вынимал оттуда… телефонную трубку. В те годы переносной телефон ставился только на машины ответственных персон и их ближайших родственников.
Володя брал трубку и говорил так, чтобы было слышно гаишнику:
- Нет. Я сам виноват. Я виноват сам.
Потом возвращал трубку в бардачок и вежливо подавал гаишнику водительское удостоверение.
Если бы он грубил гаишнику, доказывал, что он не виноват, тот мог подумать, что его обманывают, но вежливое обращение, признание своей вины действовали. Гаишник возвращал удостоверение и желал счастливого пути.
246. О вкусах не спорят
Однажды я не там повернул. Остановивший меня гаишник оказался веселым парнем. Мы с ним познакомились. Иногда потом сидели в кафе, и он учил меня уму-разуму:
- У тебя машина, ты можешь зарабатывать большие деньги. Подвез - и заработал.
- И меня за это…
- Я тебе расскажу, как надо. Подвози только баб. Если остановят, скажешь: понравилась. У нас есть указание: за подвозку пассажиров другого пола не наказывать.
- А что деньги взял?
- Так для продолжения знакомства, для интриги.
- И где мне взять столько клиенток?
- Езжай к шести утра на подмосковную станцию, я тебе скажу, какую. Там обычно молочницы подвезти просят.
- Так они все мордовороты. Ни один гаишник ни в жисть не поверит, что я для продолжения знакомства.
- А ты отвечай: "Это не ваше дело, товарищ капитан. У меня такой вкус". Сойдет.
247. Игра на бдительность
Однажды я ехал по Окружной со скоростью не меньше 80 км в час. Подъезжая к Калужскому шоссе, выскочил на пригорок… а там милицейская машина, как меня ждет. Я подрулил к машине:
- Товарищ капитан, там напротив комплекса КГБ в лесу прячется машина с дипломатическими номерами.
Капитан моментально отреагировал: "Спасибо" - и рванул в сторону комплекса КГБ.
На том же месте был смешной случай с… фамилию умолчу.
Ехал он, по его словам, почти 90 км в час. И патрульная машина. Он от нее. Она за ним. Началась погоня. Он свернул в лесок. Машина за ними. Он поставил машину на полянке, а сам рванул в лес. Через пару минут он вышел, и, естественно, лейтенант ждет его у машины.
- Прости, лейтенант, прихватило. Остановиться не мог. Теперь делай, что хочешь.
Лейтенант расхохотался:
- Бывает!
Пошутили и разъехались. Без штрафа.
248. Наваждение
Однажды со мной произошел совершенно курьезный случай.
Я сел в метро на "Комсомольской". Ехал я после мероприятия с большим количеством горячительного. У дверей увидел группу людей в восточной одежде. Они о чем-то оживленно беседовали на своем языке. Я прислушался и… о ужас. Я их понимал.
Это было настолько странно, что, когда они вышли на "Проспекте Маркса", я пошел за ними. Совершенное наваждение. Они говорили, а я все понимал.
И потом догадался. Они говорили по-молдавски. А молдавский язык близок к итальянскому.
249. Футбол и дипломатия
Футбол в МИДе любили. После футбольного тура, после международных матчей разговоры и споры шли до самого обеда.
Однажды после матча с командой ГДР мы в компании обсуждали судью, оставлявшего безнаказанно грубость наших игроков.
- Немцы первыми начали грубить, - принялся защищать нашу сборную патриот Л. Анучкин-Тимофеев.
На что проходивший мимо Леня Теплинский заметил:
- Верно. Немцы начали грубить первыми. 22 июня 41 года.
Как-то я во время обсуждения "Записки к визиту Брежнева во Францию" предлагал внести несколько поправок. Со мной не соглашались.
Тогда я, повернувшись к Анатолию Адамишину и Леше Глухову, сказал:
- Объясню, чтобы вам было понятно. Иду я по правому краю. Вы вышли к одиннадцатиметровой отметке и ждете передачи. А я откидываю мяч назад.
- Безобразие, - дружно закричали оба.
По этому поводу долго смеялись и потом говорили мне:
- Олег, объясни, как ты умеешь, чтобы нам было понятно.