Бэнкс включил компьютер и ответил на электронные письма, на которые, по его мнению, следовало ответить, а затем принялся разбирать бумаги на столе. Ничего особенного за время его отсутствия не произошло. Основную озабоченность вызывала серия дерзких ограблений почтовых отделений, грабитель в маске угрожал сотрудникам и посетителям длинным ножом и грозил распылить аммиак. Пока обошлось без пострадавших, однако никто не мог гарантировать, что их не будет в дальнейшем. За месяц на территории Западного округа произошло четыре таких ограбления. Сержант уголовной полиции Хатчли предоставил бумагу с описью информации, скопившейся в его картотеке. Помимо ограблений, наиболее серьезным преступлением в их округе было похищение черепахи, которую угораздило заснуть в картонном ящике в саду одного из жителей, откуда ее и украли, прихватив заодно велосипед и газонокосилку.
Обычные дела. И Бэнкс, читая об этих привычных, заурядных преступлениях, вдруг, после всех ужасов подвала в доме Пэйнов, почувствовал даже какое-то странное успокоение.
Он включил радио как раз в тот момент, когда передавали медленную часть последней фортепианной сонаты Шуберта. Внезапно он ощутил сильную головную боль, осторожно помассировал лоб и переносицу - не помогло, тогда он запил чуть теплым кофе две таблетки парацетамола и, отодвинув злополучную груду бумаг, попытался забыться в нежных волнах музыки. В последние дни у него все чаще болела голова, Бэнкса мучила бессонница и он испытывал странное нежелание идти на работу. Это напоминало ему то состояние, в котором он пребывал перед переездом из Лондона в Йоркшир. Тогда он был на грани нервного срыва и теперь опасался, не грозит ли ему то же самое. Когда удастся выкроить время, решил он, надо будет наконец-то показаться доктору.
Телефонный звонок вывел его из состояния задумчивости - такое случалось столь часто, что стало привычным. Поморщившись, он взял в руку ненавистный телефон и промычал:
- Бэнкс.
- Это Стефан. Вы просили меня держать вас в курсе дела.
- Да, Стефан, - ответил Бэнкс уже совершенно другим тоном. - Что нового?
Бэнкс слышал какие-то голоса на заднем плане. Стефан, вернее всего, звонил из Миллгарта. Или из дома Пэйнов.
- Есть хорошая новость. На мачете, которым Пэйн убил констебля Морриси, найдены отпечатки его пальцев; кроме того, из лаборатории сообщили, что желтые синтетические волокна от веревки найдены в соскобе из-под ногтей Люси Пэйн, а на рукаве ее халата обнаружена кровь Кимберли Майерс.
- Так, значит, она была там, - произнес Бэнкс.
- Похоже на то. Правда, она может сказать, что волокна оказались у нее под ногтями, когда она развешивала белье. У них такая же веревка натянута между деревьев на заднем дворе. Я сам видел.
- Да, но кровь?
- Это ей будет объяснить сложнее, - сказал Стефан. - Крови не очень много, но достаточно, чтобы доказать ее присутствие в подвале.
- Спасибо, Стефан. Это действительно хорошая новость. А у Теренса Пэйна?
- То же самое. Кровь и желтые волокна. Ну и большое количество крови констебля Морриси.
- Нашли последнее тело?
- Нашли, точнее сказать, скелет - в саду. Таким образом, обнаружены все пять трупов.
- Скелет? Сколько же времени потребовалось, чтобы тело превратилось в скелет?
- Это зависит от температуры и активности насекомых, - ответил Стефан.
- Могло ли такое произойти за месяц или около того?
- Да, хотя последние месяцы были не очень теплыми.
- А в принципе возможно?
- Да.
Лиан Рей пропала тридцать первого марта, это могут быть ее останки.
- Еще осталась неисследованной большая часть сада, - продолжал Стефан. - Ребята копают очень медленно и осторожно, боясь повредить кости. Я договорился, чтобы нам в помощь прислали ботаника и энтомолога из университета для осмотра места преступления. Они помогут нам установить время смерти.
- На жертве сохранились хотя бы фрагменты одежды?
- Нет. Ничего.
- Ну что ж, Стефан, постарайтесь поскорее идентифицировать труп и, как только будут результаты, сразу свяжись со мной.
- Будет исполнено.
Положив трубку, Бэнкс подошел к раскрытому окну и украдкой достал запрещенную ему сигарету. Вторая половина дня была жаркой и душной, в воздухе чувствовалась какая-то особая напряженность - будет дождь, возможно, с грозой. Конторщики, спешившие домой, поднимали головы, словно принюхиваясь к воздуху, и доставали зонтики. Владельцы магазинов закрывали окна и сворачивали тенты. Бэнкс снова вспомнил о Сандре. Когда она работала в общественном центре на Норт-Маркет-стрит, они, перед тем как идти домой, встречались и частенько заходили в "Куинс армс", чтобы выпить. Счастливые денечки… А может быть, ему это только кажется. И вот теперь она беременна ребенком Шона.
Звучала музыка Шуберта, ясное, элегическое вступление к финалу сонаты си-бемоль. Головная боль слегка утихла. Он помнил, что Сандра во время беременности не светилась радостью приближающегося материнства. Она страдала по утрам от невыносимых приступов тошноты и, хотя не злоупотребляла, продолжала пить вино и покуривать. Она по-прежнему ходила на выставки и на спектакли, встречалась с подругами и, когда недомогание мешало ей вести привычный образ жизни, злилась и жаловалась.
На седьмом месяце (Сандра была беременна Трейси) она поскользнулась на льду и провела оставшееся до родов время в гипсе. Это раздражало и бесило ее, потому что не позволяло бродить по городу с камерой, как она любила, и закрыло ее в стенах их убогой маленькой квартиры. Она в тоске провела там всю зиму, состоявшую из череды серых дней, а Бэнкс в это время пропадал на работе, словно позабыв о доме. Ну что ж, может быть, Шон будет уделять ей больше времени. Возможно, если бы Бэнкс тогда…
Он встряхнул головой: не хотелось представлять, какой именно круг ада предназначен для невнимательных мужей и отцов. В дверь постучали: Анна Кэббот просунула в приоткрытую дверь голову и отвлекла от приступа самобичевания.
- Я не ошиблась? Ты пригласил меня на шесть часов?
- Да. Прости, Энни. Задумался.
Бэнкс надел пиджак, проверил бумажник, похлопал по карманам в поисках сигарет, бросил из-за плеча прощальный взгляд на груды бумаг на столе, к которым он толком и не притронулся. Да черт с ними! Если они рассчитывают на его упорный труд в деле расследования преступлений, то пусть потерпят с этой ненавистной, никому не нужной канцелярщиной.
Когда Дженни, проезжая сквозь сплошную стену проливного дождя, увидела перед собой безобразное скопище уродливых кранов, возвышающихся над гулльскими доками, она в тысячный, наверное, раз спросила себя, за каким чертом ее снова принесло в Англию. Еще и в Йоркшир! Особенных семейных привязанностей она не ощущала. Дженни была единственным ребенком у родителей, которые, перестав работать, проживали в Сассексе. Прежде и мать, и отец с головой были поглощены работой: он - историк, она - физик, поэтому Дженни почти все детство провела не с родителями, а с часто менявшимися нянями или девушками-иностранками, которые помогали по хозяйству и присматривали за ней, но главной их целью было изучение языка. А поскольку родители были увлечены наукой, Дженни чаще чувствовала себя предметом исследования или эксперимента, чем дочерью.
Это ее не волновало - она и не подозревала, что может быть иначе. Дженни и сама по этой модели строила свою жизнь, которую тоже воспринимала как эксперимент. Временами она оглядывалась назад, и способ ее существования казался ей мелким и эгоистичным, тогда Дженни впадала в панику, а иногда ей казалось, что все прекрасно.
В декабре ей исполнится сорок, а она все еще одинока - никогда, по крайней мере юридически, не состояла в браке, - но, хотя Дженни засиделась в девках, она чувствовала себя полной сил и сдаваться не собиралась. У нее была интересная работа, репутация хорошего профайлера и пока еще стройная фигура; для поддержания репутации ей требовалось все больше и больше знаний, а для сохранения форм она все усерднее занималась в университетском гимнастическом зале, дабы избежать появления лишних фунтов, несмотря на любовь к хорошей еде и винам.
Так почему же она временами чувствует себя такой усталой и опустошенной? Почему ее никогда не покидает чувство, будто она спешит куда-то, куда никогда не доберется? Даже сейчас, под дождем, хлещущим в ветровое стекло машины, с которым мечущиеся туда-сюда стеклоочистители не могут справиться, а спидометр показывает девяносто? Она снизила скорость до восьмидесяти, но скоро стрелка спидометра снова полезла вверх вместе с нарастающей в ее душе тревогой, что она куда-то опаздывает.
Дождь кончился. Радиостанция "Классик FM" передавала "Энигма-вариации" Элгара. На горизонте четко вырисовывались силуэты ТЭЦ и стоящей рядом широкой приземистой градирней; пар, который она извергала, был почти незаметен на фоне густых низких облаков. Дженни съехала с автотрассы, ведущая на восток М62 поступила так же, как и все в ее жизни, - оборвалась, бросила Дженни, не доведя до конечной точки маршрута.
Конечно, говорила она себе, в Йоркшир она вернулась потому, что бежала от плохих отношений с Рэнди. История ее жизни… У нее была отличная квартира в Западном Голливуде, которую она снимала за почти символическую плату у одного писателя, заработавшего столько денег, что он смог купить себе виллу в окрестностях Лос-Анджелеса. Она жила в нескольких шагах от супермаркета, ресторанов и клубов на бульваре Санта-Моника. Она преподавала и вела исследовательскую работу в Калифорнийском университете, и у нее был Рэнди. Но у него была привычка спать с двадцатилетними симпатичными студентками-преддипломницами.
После очередной не очень бурной разборки Дженни решила, что с нее хватит, и сбежала обратно в Иствейл. Возможно, именно этим и объясняется ее вечная спешка, думала она, ей отчаянно хотелось обрести дом - безразлично где, скрыться от непростых отношений и сразу обрести другие, нормальные. Так она себе это представляла. К тому же - и это обстоятельство было важным - в Иствейле жил Алан. Если он - хотя бы отчасти - являлся причиной ее отъезда, то почему бы ему - отчасти - не быть причиной возвращения? Но думать об этом ей почему-то не хотелось.
Дорога М62 влилась в А63, и вскоре впереди справа Дженни увидела размытые контуры моста Хампер-бридж, величественно нависшего над широким устьем и открывающего путь в туманы и болота Линкольншира и Малой Голландии. Вдруг несколько лучей солнца пронзили косматые облака как раз в тот момент, когда "Нимрод" почти достиг кульминации. Какая красота… Она вспомнила, как в Лос-Анджелесе Рэнди обожал показывать ей красивые и памятные места, когда в первые дни знакомства они ездили, ездили и ездили по этому огромному, растянувшемуся на много миль городу: силуэт пальмы на фоне кроваво-оранжевого неба, громадная яркая полная луна над надписью "ГОЛЛИВУД". Этого не увидишь нигде, только в Америке…
Дженни съехала на первую придорожную площадку и развернула карту. Облака понемногу рассеивались, пропуская солнечный свет, но дорога была почти сплошь покрыта лужами, и проходящие по ней легковые машины и грузовики ежесекундно грозили обрушить на нее потоки воды.
Родители Люси жили рядом с дорогой А164, идущей на Беверли, значит, она не должна будет ехать через центр Гулля. Она проехала через беспорядочно застроенную западную окраину и вскоре стояла перед домом, в котором жили Клайв и Хилари Ливерсидж. Ухоженный одноквартирный дом с эркером стоял в изогнутом в форме полумесяца ряду похожих домов плотно, стена к стене. Не слишком-то подходит для молоденькой девушки, подумала Дженни. В детстве ее родители часто переезжали с места на место, и она, родившись в Дареме, впоследствии жила в Бате, Бристоле, Эксетере, Норидже - университетских городах, где было полно молодежи. Ей никогда не приходилось прозябать в такой скучной тихой заводи, как эта.
Дверь открыл невысокий полный мужчина с мягкими седыми усами. Он был одет в зеленую шерстяную куртку с пуговицами, ни одна из которых не была застегнута, и темно-коричневые брюки, поверх пояса свешивался объемистый живот. Ремень вряд ли бы помог удержать брюки при такой фигуре, подумала Дженни, заметив подтяжки.
- Клайв Ливерсидж?
- Проходите, милая, - ответил он. - Вы, должно быть, доктор Фуллер.
- Это я, - подтвердила Дженни, следуя за ним по узкой прихожей, из которой дверь со стеклом вела в гостиную: обитый красным велюром мебельный гарнитур из трех предметов, электрокамин с углями-муляжами; стены оклеены полосатыми обоями. Почему-то Дженни представляла себе жилище, в котором росла Люси Пэйн, совершенно другим. Бэнкс говорил, что мать Люси инвалид, теперь она убедилась: бледная кожа и глаза в темных подглазьях, как у енота. Хилари Ливерсидж сидела на софе, привалившись к спинке, укрытая по пояс шерстяным одеялом. Кожа на ее тонких руках была сморщенной и дряблой, но глаза с желтоватыми белками смотрели живо и внимательно. Дженни не знала, в чем причина ее нездоровья, и решила, что у нее одна из тех неопасных хронических болезней, которые некоторым людям под конец жизни доставляют настоящее удовольствие.
- Ну, как она? - спросил Клайв Ливерсидж таким тоном, словно Люси поранилась, упав с велосипеда. - Нам сказали, ничего серьезного. Она идет на поправку?
- Я видела ее сегодня утром, - ответила Дженни. - Она выздоравливает.
- Бедная девочка, - вздохнула Хилари. - Подумать только, что ей пришлось испытать. Передайте, что мы приглашаем ее побыть с нами, когда ее выпустят из больницы.
- Я приехала, чтобы узнать, какой Люси была в детстве, подростком, - начала Дженни.
Супруги Ливерсидж переглянулись.
- Да… обыкновенной, - произнес после паузы Клайв.
- Нормальной, - добавила Хилари.
Ну да, подумала Дженни. Нормальные девушки каждый день только и делают, что выходят замуж за убийц. Даже если Люси не могла предотвратить преступления, с ней самой явно происходило что-то странное, необычное. Дженни ясно ощутила это во время сегодняшней короткой беседы в больнице. Ощутила настолько ясно, что могла даже описать ее состояние заумными психологическими терминами - Дженни повидала достаточно таких случаев в своей практике. Но главное было не это: Дженни поняла, что Люси со всеми ее странностями - это последний фрагмент, которого не хватало, чтобы решить головоломку.
- Как она училась в школе? - задала очередной вопрос Дженни.
- Она была очень способной, - первым ответил Клайв.
- У нее по трем предметам были высшие оценки. Хорошие оценки тоже были. Только отличные и хорошие, - поддержала его Хилари.
- Она могла бы поступить в университет, - с гордостью объявил Клайв.
- Почему не поступила?
- Не захотела, - сказал Клайв. - Ей хотелось посмотреть мир, начать самостоятельную жизнь.
- Она была честолюбивой?
- Люси не была тщеславной, если вы это имели в виду, - ответила Хилари. - Разумеется, она, как все молодые люди, хотела самостоятельности, но она не думала, что для этого ей необходим университетский диплом. Мне кажется, роль диплома в жизни сильно завышена, или вы так не думаете?
- Да, пожалуй, вы правы, - согласилась с ней Дженни, у которой были степени бакалавра и доктора наук. - Люси была прилежной ученицей?
- Я бы не сказала, - продолжила отвечать на ее вопросы Хилари. - Она учила все, что надо было, чтобы переходить из класса в класс, но зубрилкой не была.
- В школе ее любили?
- Она, казалось, ладила со всеми детьми. По крайней мере нам на нее не жаловались.
- Не участвовала в травлях, драках?
- Нет. Правда, одна девочка говорила, что Люси ее обижала, обвиняла Люси в том, что она с угрозами требовала денег.
- И чем все кончилось?
- Да ничем. Это был просто наговор.
- Вы поверили Люси?
- Да.
- И поэтому ничего не предпринимали?
- Ну да. Раз они не смогли доказать ничего из того, в чем ее обвиняли.
- Больше никаких инцидентов не было?
- Нет.
- Чем она занималась после школы?
- Она не особенно любила спорт, но принимала участие в постановке нескольких школьных спектаклей. Это было здорово, ты помнишь, моя милая? - обратился Клайв к жене.
Хилари Ливерсидж утвердительно кивнула головой.
- У нее были сильные увлечения?
- Она натура увлекающаяся, и если уж что ей в голову вступало, то остановить ее было невозможно, но я бы все-таки не сказала, что у нее были особо сильные увлечения.
- А как она вела себя дома? Как вы все уживались?
Супруги снова переглянулись. В этом не было ничего необычного, но Дженни это немного насторожило.
- Отлично. Вела она себя тихо, как мышка. Никогда никаких неприятностей, - ответил Клайв.
- А когда она уехала из дому?
- Когда ей исполнилось восемнадцать. Она нашла работу в банке, в Лидсе. Мы не препятствовали.
- Да и вряд ли получилось бы, - добавила Хилари.
- А потом вы часто виделись с ней?
Лицо Хилари помрачнело.
- Она говорила, что не может приезжать сюда так часто, как ей хочется.
- Когда вы встречались с ней в последний раз?
- На Рождество, - ответил Клайв.
- На последнее Рождество?
- Нет, годом раньше.
Пат Митчелл тоже говорила, что Люси отдалилась от родителей.
- Значит, семнадцать месяцев назад?
- Да, так.
- Она звонила вам или писала?
- Писала хорошие письма, - сказала Хилари.
- Что она рассказывала вам о своей жизни?
- Рассказывала о работе и о доме. По ее словам, все было хорошо. Обычно.
- А о работе Терри в школе?
Очередной обмен взглядами был красноречивее многословного ответа.
- Нет, - отрицательно помотал головой Клайв. - Да мы и не спрашивали.
- Мы не одобряли, что она выскочила за первого парня, которого встретила, - пояснила Хилари.
- До Терри она дружила с мальчиками?
- Ни с кем не было ничего серьезного.
- Так вы думаете, она могла бы выбрать кого-нибудь получше?
- Мы не говорили ей ничего плохого о Терри. Он был добрым и ласковым, у него хорошая работа, перспективная.
- Но?
- Но в действительности он оказался совсем не таким, ты согласен, Клайв?
- Да. Все было как-то очень странно.
- Что именно? - заинтересовалась Дженни.
- Он, похоже, не хотел, чтобы она виделась с нами.
- А он или она когда-нибудь говорили об этом прямо?
Хилари покачала головой, ее дряблая, обвисшая кожа заколыхалась.
- Для этого не нужны слова. Мне это было и так понятно. Нам это было понятно.
Дженни сделала пометку в блокноте. Для нее то, что она сейчас услышала, было подтверждением сексуально-садистских отношений между супругами, которые она изучала в учебном центре ФБР в Квантико. Терри Пэйн начал с того, что изолировал свою партнершу от семьи. По рассказам Пат Митчелл, то же он проделал, чтобы отдалить ее от подруг.
- Что вы можете сказать о Терри?
- Временами он казался каким-то странным, но меня это не касалось, - пожала плечами Хилари.