Леонид Замятин
Эффект "домино"
Пальцы шарили по шее, выискивая место, где проходила сонная артерия.
- Пульса нет, - констатировал несколько испуганный голос.
- Кажись, переусердствовали, - над телом склонился еще один человек.
- Что делать будем? - спросил все тот же испуганный голос.
В небольшой комнате с зашторенным окном, где из мебели - две пары стульев да стол с недопитой бутылкой водки, стаканами и закуской в газете, на какое-то время воцарилось молчание.
- Надо подумать, - прозвучало в ответ после паузы.
- И зачем мы их сюда притащили? Шли себе мужики, не задирались. И чего нам в них не понравилось? - каялся испуганный голос.
- По ориентировке они напоминали налетчиков, взявших кассу продуктового магазина, - последовало напоминание.
- Ну, выяснили же, что не они, надо было бы отпустить.
- Так они тебе и признались. Таких ох как долго мытарить надобно, чтобы они первые показания дали. Да и повели они себя слишком заносчиво, вроде мы и на самом деле мусор какой-то.
- Вот и домытарили.
- Не скули. Сегодня выходной, в отделе, кроме дежурных, никого. Тебя они видели, меня - нет. Выйдешь тем же макаром, а я, как и сюда заходил, через черный ход. Но сначала поможешь его вынести, - говоривший коснулся ногой безжизненного тела. - Загрузим в машину и отвезем на какой-нибудь пустырь. Основное: чтоб без свидетелей. Но еще одна закавыка осталась: как быть с его дружком, связанным в соседней комнате?
- Отпустить. Пригрозить и отпустить, - незамедлительно последовало предложение.
Звякнули, соприкоснувшись, бутылка со стаканом.
- Отпустить, говоришь? Так он же завтра у прокурора нарисуется. И выпишут нам с тобой путевочки в санаторий усиленного режима лет этак на пятнадцать, а то и более. Ну, я человек холостой, может, этот курортный сезон и переживу, а вот тебе-то, семейному, каково будет.
- Ты что, предлагаешь и его тоже? - в голосе, звучавшем испуганно, проявилось отчаяние, как у человека, попавшего не по своей воле в щекотливую ситуацию.
- Судьба ему уж выпала такая, - в комнате раздался зловещий нервный смешок. - И нам на попятную вроде поздновато, перестарались мы с тобой. Это, видимо, ты так ловко засандалил ему ногой в висок.
- Я… Я слегка и в плечо, кажется.
- Не будем скромничать и разбираться, от чьего удара он испустил дух, времени в обрез, а нам надо сделать выбор, и он у нас не ахти какой богатый. Лишь бы никто не заметил. Этого, - последовал кивок в сторону лежавшего на полу тела, - затолкаем в багажник, ну а его дружка донесешь на плечах, и последи, чтобы рот оставался скотчем заклеен. Затем вернешься, закроешь черный ход и выйдешь через главный, чтобы дежурный видел, а впрочем, специально можешь не рисоваться перед ним. Уяснил?
Говоривший выдвинул ящик стола и вытащил оттуда самодельный мелкокалиберный пистолет. Поворошив бумаги, отыскал к нему патрон. Зарядил.
- Как игрушечка? - самоделка, перевернувшись в воздухе, вновь оказалась в широкой ладони. - Изъял у одного чадушки из приличного семейства. Ну, а за то, что уголовное дельце не завели, родители его теперь ко мне с большим материальным почтением относятся. Почти бесшумная вещица, - и пистолет, подвластный руке, совершил еще один переворот в воздухе.
Заполночь возле одного из коммерческих магазинов, расположенных чуть в стороне от жилых домов, остановилась машина с выключенными фарами. Из нее вышли двое и заозирались по сторонам. Обошли вокруг торговой точки.
- Порядок, - произнес полушепотом один из них и приказал: - Тащи его сюда.
Мужчину в светлой рубашке с расползшимися темными пятнами подтащили к входной двери магазина. Развязали. В руки сунули небольшой ломик.
- Ломай дверь, - последовал приказ.
Мужчина пытался что-то сказать, но рот был заклеен лентой и не получилось даже протестующего мычания. Тогда он помотал головой.
- Ломай, это твой шанс. Сделаешь - отпустим, - и его, развернув, подтолкнули.
Ломик вонзился меж двух половинок двери. Нечеловеческое усилие рвущегося на свободу. Дверь поддалась и тотчас сработала сигнализация, будя жителей окрестных домов. Мужчина в растерянности выронил орудие взлома.
- Беги, чего стоишь, - последовал новый приказ.
Два раза повторять не пришлось. Но тут же грозный окрик превзошел по силе звонок сработавшей сигнализации:
- Стой! Стрелять буду!
Последовал выстрел в воздух, два других по цели.
- Порядок, прямо в голову, - констатировал один, извлекая из-за пояса самодельный пистолет. Отведя руку в сторону, нажал на спусковой крючок. Раздался негромкий хлопок. Стрелявший тщательно протер рукоятку носовым платком и, присев, вложил оружие в еще не закоченевшие руки убитого мужчины.
- Ну, вот и все. А теперь вызывай оперативную группу, - обратился он к напарнику, явно обескураженному таким поворотом событий. - А пока они будут ехать, коротенько обговорим правила поведения в прокуратуре.
I
На улице середина лета. Жара. Постоянно хочется чего-то холодненького. Завидуешь тем, кто сейчас за городом или на реке. Они-то имеют возможность распоряжаться своим временем, как заблагорассудится, а тут - вечный пленник: не я диктую ему условия, а оно мне. В голове - предстоящие оперативки, допросы, встречи, обязательные телефонные разговоры.
Юрку Алешина я заметил издалека. Усталая старческая походка, поникшая голова говорили о том, что его донимали какие-то серьезные проблемы. Пришлось трижды окликнуть, прежде чем он повернулся в мою сторону. Протянули друг другу руки для приветствия, но крепкого пожатия, к которому приготовился, не ощутил.
- Лучшему следователю прокуратуры, - все же счел нужным я поддеть его фразой, регулярно звучавшей при наших встречах.
Он ответил не менее заезженной:
- Лучшему сыскарю города и его окрестностей, - провел пальцем по своим знаменитым, пшеничного отлива усам.
- Что-то тебя ни погода, ни девушки не радуют? - попытался я в шутливой форме вызнать причину его озабоченного состояния.
- У кого жена красавица, тот на других не пялится, - ответил он как-то невесело.
- Из надежных источников известно: красавица - в отпуске и сейчас греет свой животик где-то на черноморском побережье, а вот муж, не успев проводить, исходит ревностью и выглядит задумчивее древнего мыслителя, пытавшегося постичь тайны бытия.
- Ох, Вадя, мне бы твои заботы, - он по-отечески похлопал меня по плечу. Еще бы, Юрка на полголовы выше меня и шире в плечах, а при таких габаритах можно посчитать себя если и не мудрым, то умудренным, хотя мы с Алешиным ровесники и готовились разменять четвертый десяток.
На веранде пивного бара он поведал о причине своего угрюмого состояния.
- Ментяры ваши мужика завалили, слышал?
- В курсе, - кивнул я. - Оба из Зареченского уголовного розыска. Что еще? Ах, да! Там же Пашка Чегин, дружок твой, замешан. Вот где собака-то зарыта.
- Не в том суть дела, что друг, - махнул Алешин рукой.
- А в чем же?
- Картина паскудная вырисовывается, - Алешин проницательно посмотрел на меня.
- Юрок, ты что, стал сомневаться во мне? Могила! Под пыткой не расколюсь, - и я для убедительности провел себе пальцем по шее.
- Все это пока на уровне домыслов и делать окончательные выводы рановато, но с тобой поделюсь.
- Принял это дело к производству, что ли? - наконец-то дошло до меня.
- Приказали.
- И что ж, намерен намалевать мрачную картину? Или уже поступило распоряжение: больше белой краски?
- Пока работаю без понуканий, без подсказок и без нажима.
- Ну и слава Богу. Тогда чего угрюмиться, не понимаю? Все не можешь определиться с правомерностью применения оружия? Ну, прихватили наши мужичка-разбойничка на месте преступления. Тот отстреливаться начал. Наши тоже не лыком шиты: предупредительный в воздух и… по нему. Тут, кажется, все ясно: ребят надо к награде, а не под уголовную статью.
- На одном из городских пустырей был обнаружен труп молодого мужчины, - пояснил Алешин.
- Если речь идет о той ночи, когда произошла перестрелка у коммерческого магазина, - перебил я, - то она, судя по оперативной сводке, вообще оказалась рекордной на убийства. Если не ошибаюсь, пять тел с признаками насильственной смерти были доставлены в морг.
- Меня заинтересовал лишь труп, обнаруженный на городском пустыре. Человек, застреленный сотрудниками угро возле магазина, и человек, найденный убитым на пустыре, были друзьями. И ко всему, оба работали в частной торговой фирме экспедиторами. Перед трагической для них обоих ночью они покинули офис фирмы в девять вечера. Это подтверждено их сослуживцами и охраной. Но на этом их следы не теряются. Дотошный репортер выяснил, что они посетили закусочную на центральном рынке. Я перепроверил эти сведения, имея на руках фотографии погибших. Бармен и две официантки подтвердили факт их пребывания в своем заведении и даже ориентировочно назвали время, когда они его покинули: половина одиннадцатого, а перед этим оба куда-то звонили, скорее всего домой, и говорили о своем возвращении в ближайшие полчаса. И это еще не все, я пошел дальше. Несмотря на трагизм ситуации, я рискнул посетить семьи убиенных. Переговорил с женами, насколько позволяла обстановка. Сквозь всхлипы и рыдания удалось выяснить: в половине одиннадцатого они действительно звонили, каждый себе, и предупредили, что через полчаса прибудут. Но домой не явились. Один из них был застрелен приблизительно через три часа при попытке взлома двери магазина, другой был найден с переломанными ребрами и поврежденными внутренними органами на пустыре. Вот такие факты.
Я покачал головой.
- В чем-то сомневаешься? - уставился на меня Алешин.
- Просто поражен проделанной работой. Если каждый следователь прокуратуры будет вот так дотошно выискивать, нам, сыскарям, прямая дорога на биржу, без работы оставите.
- Дальше пойдут домыслы, - предупредил Алешин. - Хотя от них сильно попахивает реальностью. Я предполагаю, что двое наших сотрудников, Чегин и Макаров, мотались с какой-то целью по городу на личном транспорте. Правда, они оба утверждают, что возвращались с дачи Чегина, куда так поздно ездили, чтобы искупаться в пруду. Видишь, этакая романтическая причина. Сам понимаешь, если это вымысел, то опровергнуть его сложно: свидетелей их ночного купания нет. А по-моему, они в подпитии катались по улицам и пялились на девочек, а затем им почему-то не понравились двое молодых мужчин, вышедших из закусочной. Слово за слово, предъявлены удостоверения, экспедиторы вынуждены сесть в машину. Что дальше делать с пленниками, они не знали. Можно, конечно, было отпустить их, но это значит признать ошибочность задержания, как говорится, честь мундира пострадала бы. И тогда им стали вешать какие-то противоправные действия, от которых задержанные, несомненно, открещивались. Отношения между сторонами накалялись. Желание доказать свою правоту и тем самым проучить экспедиторов взыграло настолько, что твои коллеги, не задумываясь, свернули к своему родному милицейскому отделу, чтобы там, в казенных стенах, инсценировать официальный допрос и заставить в чем-то сознаться. Их протащили в здание незамеченными, видимо, через черный ход. Один из дежуривших в отделе офицеров видел Чегина, прошмыгнувшего мимо и пробормотавшего фразу об оставленных в кабинете ключах. А вот выходил Чегин где-то через час. Спрашивается, что он там делал? Впрочем, ответ очевиден: работал. Но сие позднее появление Чегина на работе ставит под сомнение их полуночное пребывание на даче. По-моему, повторяюсь, они затащили этих бедолаг через черный ход, который открыл Чегин, и устроили допрос с пристрастием, результатом которого стали два трупа.
- Лихо, - покачал я головой. - А что показали подозреваемые?
- Ничего противоречивого, за что можно было бы ухватиться.
- А ты пытался искать это противоречивое?
- Вадя, я не верю, чтобы Пашка вот так запросто… - Алешин нервно зажестикулировал руками. - Чтобы Чегин и… Не верится.
- И что же дальше намерен делать, если это, конечно, не следственная тайна?
- Обыкновенная рутинная работа. Это я тебя одной версией попотчевал, а их несколько. Вот и прорабатываем все.
- Кроме жен, с кем-нибудь еще из родственников погибших общался? Может, они какую-то идейку могут подбросить.
- Общался, если это можно назвать общением, когда слезы, всхлипы, причитания, проклятия, полное неверие в справедливость. Да, сегодня еще одну новость получил, не из приятных: жена одного из погибших экспедиторов свела счеты с жизнью. Отравилась. Остались двое малолетних детей. Вот такое невеселое продолжение у этой истории.
С улицы нас окликнули. Повернув головы, мы увидели нашего общего знакомого Писарева Герку, тоже, как и Алешин, следователя прокуратуры, мало походившего на следователя своим простецким видом и этакой ребяческой наивностью: в компании обмануть его ради хохмы не составляло труда. Однако, то ли по протекции, то ли по не замечаемым нами способностям, он носил звание "старшего", причем "по особо важным делам".
Он подал каждому из нас руку и сообщил Алешину:
- Звоночек в прокуратуру поступил, думаю, заинтересует тебя. Звонила женщина, ее адрес я записал на календаре. Она откликнулась на помещенное в газетах объявление по поводу свидетелей. Так вот, женщина видела, как поздним вечером насильно усаживали в машину, ориентировочно марки "Жигули", двоих мужчин. Она даже номер машины запомнила.
- Да, - вырвалось у Алешина упавшим голосом.
II
Если Алешин отзывался о своей работе как о рутинной, то моей больше подходило определение "беспокойная". Постоянно в ожидании, даже в стенах собственной квартиры, что вот-вот должен последовать вызов, означавший, как правило, что на месте очередной трагедии наверняка обнаружен труп. По пустякам нас, людей из управления, не дергали, менее сложными делами занимались районные отделы милиции.
Утром я несколько припозднился на работу. Смотрел до глубокой ночи любовную драму по телевизору, затем долго ворочался с боку на бок и, как следствие, - проспал. Поспешно собрался, наделал по-быстрому бутербродов с колбаской, и сейчас, поднимаясь по ступенькам здания, известного не только всему уголовному миру области, но и законопо-слушным гражданам, смаковал мысль о том, что первым делом заварю себе крепенького чая и устрою небольшой завтрак. Однако все мои мечты были вмиг разрушены. Из дежурной части меня окликнули:
- Сухотин! Тебя начальник ищет. Срочный выезд. Машина ждет.
Подниматься к себе в кабинет не стал. Со вздохом сожаления просунул руку, в которой держал пакетик с бутербродами, в окошко дежурной части и проговорил:
- Утешайтесь, ребята, поправляйтесь на чужих харчах.
Как я и предполагал, произошло убийство. В обставленной дорогой мебелью квартире на широкой кровати с высокими резными спинками лежала обнаженная молодая женщина. Характерные лиловые пятна на шее говорили о насильственной мучительной смерти. На первый взгляд в квартире образцовый порядок: все ящички задвинуты, дверцы заперты, халатик и белье женщины аккуратно сложены на прикроватной тумбочке. Возможно, произошла обыкновенная "бытовуха".
Оперативная группа из районного отдела была уже здесь, так же как и представитель прокуратуры следователь Горявский, с которым мне уже приходилось работать. Я выразил всем общее приветствие: слегка кивнул.
Оперативников возглавлял Макаров, тот самый, который числился у Алешина в подозреваемых. Его я отозвал в сторону и задал лаконичный вопрос:
- Ну и что?
На его лице появилось кислое выражение. В глазах, сколько я помнил, всегда прищуренных, обозначилось что-то вроде беспокойства. Он кратко изложил известное ему:
- Марина Петрунина, двадцать шесть лет, частный предприниматель. Смерть от удушения. Ориентировочное время: час ночи. Собака след не взяла.
Я заглянул в зал и увидел женщину средних лет, шмыгающую носом, и было непонятно: то ли она всхлипывала, то ли у нее насморк.
- Соседка, - пояснил сопровождающий меня Макаров и добавил: - Пока не допрашивали.
- Наверстаем упущенное, - проговорил я и вошел в зал. За мной последовали Макаров и Горявский.
Женщина подняла голову и задержала взгляд на мне, видимо, полагая, что новое появившееся здесь лицо, то бишь я, высокое начальство. Она даже попыталась подняться из кресла.
- Сидите, сидите, - остановил я ее. - Вы хорошо знали Марину?
- Да, мы дружили. Вчера я приходила к Марине в половине десятого. Пробыла у нее минут двадцать. Она была спокойной, даже веселой. Я приходила к ней по поводу трудоустройства племянницы. Она обещала взять к себе. У Марины в городе несколько торговых точек, есть даже на центральном рынке. Мы ведь с ней вместе начинали челночить, в Турцию ездили. Потом я забросила этот бизнес, а она не отступила, и дела у нее в гору пошли. Валюта у нее завелась. На дому она ее держала, не доверяла банкам. А когда вот эти скачки с курсом доллара начались, она от этого очень много поимела.
- Скажите, она проживала одна? - вклинился я вопросом в бесхитростный рассказ женщины.
- Одна. Она не замужем. Не сложилось как-то.
- Мужчины у нее были? - попытался выудить что-то ценное Горявский.
- Были, но я их, честно говоря, у нее не видела. Возможно, они к ней поздно приходили или к себе ее приглашали. Но с ее слов знаю: были. Одного Кешей звали, а другого, который попозже появился, Лешей.
- А фамилии? - спросил Макаров.
- Фамилий не знаю. Один из них вроде бы в казино крутится, игорным бизнесом занимается, а вот другой, кажется, в охране, что ли, работает. Точно сказать не могу. Я не любопытствовала насчет мужиков, это она сама как-то раз обмолвилась о них.
- Скажите, родственники у нее в городе есть? - поинтересовался я. Именно из таких кажущихся мелочей и состоит процесс дознания. Каждый, даже малюсенький, фактик не только проясняет что-то в биографии жертвы преступления, но и указывает ориентир для последующих действий.
- Есть, - не раздумывая, ответила женщина и уточнила: - Тетка и два двоюродных брата. Один из них, ну, того, не в себе маленько, шизофреник, - она прикусила нижнюю губу, видимо, решая: говорить или не говорить. - А родители у нее за Уралом. Вчера вечером, где-то около шести, я столкнулась возле подъезда с подругой Марины. Она шла к ней. Ее зовут Ольгой, Ольга Нуждова. Может быть, она вам что-то расскажет.
- Вы знаете ее адрес? - ухватился я за предложение женщины.
- У меня есть номер ее телефона.
Соседка оказалась на удивление осведомленной. Она назвала также фамилию, имя и отчество тетки Марины и указала даже улицу. Определить остальное нам не составляло труда. Обеих женщин решили доставить сюда.
Для меня больший интерес представляла подружка погибшей, хотя бы потому, что она могла прояснить многое во вчерашнем вечере - последнем в жизни женщины-предпринимательницы, назвать новые для нас имена. Не исключался и такой вариант, что именно подружка могла быть замешана в убийстве, допустим, в качестве наводчицы. Вопросов к ней множество, и потому за неведомой нам Ольгой Нуждовой отправился я.
Дверь открыла полная молодая дева с округлым лицом, на котором вызывающе выделялись пухлые губы, выразительно подчеркнутые яркой губной помадой.