Она довольно-таки спокойно восприняла мое появление, даже с некоторой игривостью в больших карих глазах, по-видимому, полагала, что с законом у нее все в порядке и мой визит - обыкновенное недоразумение, которое легко разрешится. Пригласила в комнату и даже предложила кофе.
Она подтвердила свою дружбу с Мариной Петруниной и лишь затем обеспокоенно спросила:
- Что-то случилось?
- Да, - не стал хитрить я. - Ночью она задушена в собственной квартире.
Последовал вскрик. Кораллового цвета губки прикрыла ладошка. Молодая особа слегка попятилась и угодила точно в кресло. Отняв ото рта руку, она пыталась одернуть высоко задравшуюся юбку, а ее глаза неверяще смотрели на меня, словно я был сотрудником не уголовного розыска, а компании, занимающейся розыгрышами жителей города.
Я внимательно следил за выражением ее лица, за жестами. Все выглядело естественно, без наигранности.
- Где вы провели вчерашнюю ночь?
Она, конечно, пребывала еще под воздействием страшного известия, но смысл сказанного мною поняла.
- Дома, - ответила она, все еще в неверии покачивая головой.
- А вечер где проводили?
Если бы она задумалась или попыталась хитрить, я принял бы ее игру, чтобы затем запутать и поймать на противоречиях, но молодая особа была вполне искренна, а голос звучал напуганно:
- Вечером я заходила к Марине и пробыла у нее до девяти часов.
Я пытался выяснить, как протекало их общение и о чем они вели беседу. Оказалось, они готовили ужин, потом его поедали. Говорили все больше о пустяках: о парфюмерии, о моде, о женском белье и о многих других дамских проблемах.
- Итак, вы ушли от подруги?..
- Я уже говорила, в девять. Вы меня в чем-то подозреваете?
- Да вы не волнуйтесь, одна из особенностей моей профессии - подозревать. Через подозрения к истине, - и я вернул разговор в нужное мне русло. - Ваша подруга в этот вечер с кем-нибудь еще собиралась встречаться?
- Не знаю. Она мне не говорила, - Нуждова приложила свои полноватые руки к груди. - Ей-богу, не говорила.
- Верю, верю, - поспешил я с успокоением. - А какое настроение было у Марины?
- Нормальное. Шутила, анекдот новый рассказала.
- Ваша подруга была видной женщиной, а значит, пользовалась успехом у мужчин.
- Я бы так не сказала, - моментально отвергла Нуждова мое предположение. - Марина больше увлекалась своей работой, нежели думала об устройстве личной жизни.
- Хотите сказать, поклонников не было?
- Ну почему, имелись, только в отношении их Марина никаких планов не строила.
- Не внушали доверия или внешностью не вышли?
- Я уже говорила: она в коммерции увязла, а о семейной жизни и не помышляла. Так, позволяла мужику возле себя находиться, вроде отдушины он у нее был, в гости сходить, в ресторан на пару, короче, для расслабления. Потребуется - позвонит, пригласит. Последнего звали Лешей, - в порыве откровенности подвинула она разговор к интересующей меня теме.
- Ну и что представляет из себя Леша?
Прежде чем ответить, она призадумалась, пожала плечами:
- Знаете, я его видела всего раз. Столкнулись на улице. Он был с Мариной. Вот тут она мне его представила.
- Фамилию назвала?
- Нет, только имя.
- Ну, а как он выглядит?
- У меня зрительная память плохая, - пожаловалась вдруг Нуждова. - Вот что услышу, слово в слово запомню и надолго, а вот со зрительной памятью слабо. Ну, рост, плечи - все, как полагается. Лицо… Лицо обыкновенное: нос, губы, глаза… - она запнулась и добавила: - злые.
- А Леша не обмолвился о своей профессии?
- Нет. Но позже я узнала от Марины, что он милиционер.
- Выходит, мой коллега, - подытожил я. - Интересно.
- А может быть, он и врал Марине, чтоб придать себе значительности.
- А кто был у вашей подруги до Леши?
- До Леши? - она склонила голову набок. - До Леши был Ловчила. Это я ему такую кличку дала. Весь он был какой-то скользкий, верткий. Говорил складно, но много пустого. По его словам, все у него в жизни гладко, но за счет чего устраивал себе сытую жизнь - особенно не распространялся. Отделывался усмешкой и стандартной фразой: "Ловкость рук и никакого мошенства". Впрочем, однажды в подпитии он открылся, что его кормит игорный бизнес, мол, на рынках дурю заезжих молодцев.
- Опишите его.
- Высокий, подвижный, пальцы такие длинные, как у пианиста, - начала она уверенно и осеклась.
- А лицо, - подсказал я.
- Продолговатое, нос обыкновенный, а вот глаза на месте не стоят, взгляд неуловимый, нельзя определить: говорит он правду или околесицу несет. В общем, незапоминающаяся личность, да и видела-то я его раза три или четыре. Они редко встречались у Марины, чаще он ее к себе приглашал.
- Адресочек, случаем, не знаете? - спросил я в расчете на удачу.
- Он мне, вроде бы, ни к чему был. Со слов Марины знаю: живет он где-то в центре. Хотя постойте, она, кажется, говорила, что у него три квартиры, а где - не могу сказать. Ну, поверьте, - Нуждова приложила руки к груди, - не интересовал он меня ни капельки.
- Но вашу подругу чем-то заинтересовал!
- Только не внешностью и не умом. Марина в другом рассчитывала на него.
- В чем именно?
- Деньги. Думала, их у него много.
- Значит, ожидания не оправдались?
- Если бы оправдались, тогда Леша не появился бы.
- А как вы думаете: Леша и Ловчила друг о друге знали? Может быть, даже и встречались?
- Не знаю.
- У меня есть предложение. Давайте попытаемся составить фотороботы Леши и Ловчилы. Придете завтра к нам в удобное для вас время.
- Не получится, - с ходу отвергла она.
- Почему? - несколько обескураженно вырвалось у меня.
- Я уже говорила: зрительная память неважная. Да и Лешу я видела всего раз. Ну, а Ловчила - вот закрою глаза, пытаюсь его представить, и не могу. Ну, не запомнился он мне ни капельки.
- Имя, фамилию его хотя бы можете назвать?
- Фамилию не знаю, а имя - Иннокентий, Кеша, только не уверена, что это настоящее имя. Одним словом, Ловчила.
Я посмотрел на часы. Прошло уже достаточно времени, и нужно было возвращаться на место трагедии. Для розыска Леши и Кеши имелось мало данных, кроме тех, что один из них - милиционер, а другой вращался где-то в игорном бизнесе, хотя на поверку все это может оказаться ложью.
- И все-таки завтра жду вас у себя, - сменил я тон на приказной и попросил листочек бумаги и ручку.
Написав номер своего рабочего телефона и фамилию, предложил ей собираться.
- Куда? - встревоженно вырвалось у Нуждовой.
- К подруге. Необходимо посмотреть, все ли в квартире на месте.
Она не возразила, лишь прерывисто вздохнула…
Тетку погибшей уже успели доставить. Ее отпаивали в кресле сердечными каплями. Она прижимала обе руки к левой стороне груди и легонько покачивалась. Вместе с туловищем ходила из стороны в сторону и голова с седым пучком волос на затылке. Вошедшая вместе со мной Ольга Нуждова, покосившись в сторону спальни, сразу же бросилась к ней, опустилась возле кресла на колени, и они обе заплакали навзрыд, с причитаниями.
Не выносящий надрывного женского плача, я поморщился и вышел из зала, чтобы переждать в прихожей всплеск трагических эмоций. С женщинами остались Горявский и Макаров. Пока судмедэксперт знакомил меня с предварительными результатами осмотра тела, протяжные тоскливые звуки в зале стихли. Я открыл дверь. Горявский, склонившись над теткой и о чем-то выспрашивая, пытался привлечь ее внимание к себе. Макаров же с Нуждовой находились возле окна. Он что-то пытался втолковать ей, и что самое интересное, его рука лежала на плече молодой особы. При моем появлении Горявский выпрямился, а Макаров убрал с плеча руку и даже отошел на шаг от девицы.
- Ну что? - спросил я.
- Выясняем, - отозвался Макаров, а Горявский, скроив страдальческую мину, помотал головой, намекая этим жестом на невменяемость тетки погибшей.
Пришлось мне склониться над креслом. Женщина медленно подняла голову. В замутненных от слез глазах - боль. Я чувствовал ее состояние, знакомое каждому, кто терял в жизни близкого человека, причем нежданно, но слов для выражения сострадания не мог отыскать. Проникновенных слов. Вот так и скорбим мимоходом, вернее, черствеем с каждым таким случаем, постепенно превращаемся в холодных профессионалов.
- Вы можете говорить? - мой голос скорее жесток, нежели участлив. - Ваше имя, отчество, пожалуйста.
- Антонина Петровна Колмыкова.
- Марина доверяла вам все свои тайны?
- Ну, все, не все, а совета частенько спрашивала, да и просьбы были.
- Вы знаете, где хранятся у нее драгоценности, валюта?
- А ее убили из-за них? - молниеносно ответила она вопросом.
- Мы хотим это выяснить.
- Да, Марина доверила мне этот свой секрет, как она выразилась, на всякий случай. Кто же ведал, что этот случай так нежданно наступит… - ответ прозвучал твердо, без раздумий, хотя и со слезой.
- А вы в курсе, где хранила Марина драгоценности и валюту? - обратился я к застывшей возле окна Нуждовой.
Вопрос, по-видимому, оказался для нее внезапным. Она растерялась и ответила испуганно:
- Я? Нет. Зачем мне это?
- И подруга не показывала вам свои украшения?
- Показывала, но я никогда не интересовалась, где она их хранит, - голос молодой особы окреп, звучал уже уверенно. Судя по всему, она быстро оправилась от растерянности.
- Ну, а вы тайники показать можете? - вновь перенес я внимание на Антонину Петровну.
- Да, конечно.
Она с трудом поднялась из кресла и подошла к стенке из красного дерева. Открыла дверцу с торчавшим в ней ключом. Вынула шкатулку, приподняла крышку.
- Она пуста, - в замешательстве проговорила Антонина Петровна.
- Что в ней хранилось? - опередил меня Горявский.
- Ее повседневные украшения.
- Вы сможете их описать? - поспешил с очередным вопросом следователь прокуратуры.
- Попробую. В случае чего, Олечка мне поможет, - она показала рукой в сторону молодой особы.
- Давайте сделаем это несколько попозже, - вновь взял я инициативу в свои руки. - Кроме повседневных, у нее были еще ювелирные изделия?
- Да, имелись.
- И вы знаете, где они хранятся?
- Да. Марина, как я уже говорила, на всякий случай, доверила мне и этот свой секрет, - и Антонина Петровна двинулась в сторону прихожей. Мы - за ней.
Дверь в спальню по-прежнему была открыта, а на тело убитой хозяйки квартиры наброшена простыня. Антонина Петровна приостановилась и, вытянув руку, стала искать опору. Я подхватил ее за плечи, завел на кухню и усадил на маленький диванчик. Дал ей немного прийти в себя. Однако торопить события вопросом не пришлось.
- Откройте тот пенал, - проговорила она и показала подрагива-ющей рукой на стоявший в углу высокий кухонный шкаф.
Я выполнил ее просьбу.
- Освободите среднюю полку от посуды, - последовало новое приказание.
Мне пришлось вытащить из шкафа часть кухонной утвари на стол.
- А теперь выньте саму полку и дайте ее мне.
Я выполнил требуемое. Полочка оказалась, несмотря на небольшую, порядка двух сантиметров, толщину, довольно-таки увесистой. Антонина Петровна положила полку себе на колени и взяла с кухонного стола нож. Она сдвинула с места торцевую планочку, а затем и вытащила ее. Полка оказалась пустотелой внутри. Но стоило Антонине Петровне перевернуть ее и слегка потрясти, как оттуда посыпались кольца, кулоны, перстни, цепочки и прочие ювелирные украшения.
- Все на месте, - констатировала женщина.
- Больше тайников нет? - осведомился я.
- Еще один, там же, - она протянула руку к тому же шкафу, - под нижней полкой.
Нижняя полка являлась составляющей каркаса шкафа и была прикреплена уголками с помощью шурупов.
- Уберите планку, планку уберите, - подсказала женщина.
Я понял, о чем идет речь: о дощечке, закрывающей пространство между полом и нижним основанием шкафа. Планка оказалась прикрепленной с помощью магнитов, и вытащить ее не составляло большого труда.
- Засуньте в нишу руку, - потребовала Антонина Петровна и пояснила: - Там снизу должна быть прикреплена клейкой лентой валюта. Много.
Пришлось опуститься на колени и даже коснуться плечом пола. Я зашарил рукой в поисках пачек денег, но вытаскивал лишь обрывки ленты. Добросовестно обследовав все, проговорил:
- Здесь ничего нет.
- Господи, значит, из-за них Марину порешили, - Антонина Петровна сложила руки на груди и закрыла глаза. На бледноватые губы скатились две слезинки.
- Может быть, она сама их забрала? - засомневался Горявский. - Допустим, на приобретение партии товара.
- Нет-нет, - покачала головой, не открывая глаз, женщина.
- А в банк она не могла их положить? - продолжал допытываться следователь прокуратуры.
- Нет, тут у нее хранились деньги "на черный день", - Антонина Петровна вытерла кончиками пальцев слезы.
- Вы не могли бы назвать сумму? - поинтересовался я.
- Нет, но много. По моим понятиям, очень много, и все в долларах.
- А о тайниках вы никому не рассказывали? - подкинул очередной вопрос Горявский.
На подозрительность следователя в широко открывшихся глазах женщины сначала промелькнул испуг, затем застыло выражение обиды. Я недовольно поморщился. Вопрос, конечно, уместный, но задавать его следовало в иной плоскости, не напрямик. А так можно было ожидать всего, вплоть до истерики. Однако мои худшие опасения не сбылись: женщина сумела справиться с душившими эмоциями, хотя ее речь прозвучала прерывисто, несвязно и со слезами:
- Да что я… Нет, никому не рассказывала… Вы за кого меня принимаете… Клянусь светлой памятью Марины, никому… Она же мне как дитя родное…
Ближе к вечеру, когда уже имелись данные экспертиз, я подвел итоги дознания. Для меня они были не особенно утешительными. Подозревать в причастности к преступлению можно было кого угодно: и соседку, и тетку, и подругу, и неведомых мне Кешу с Лешей, - но против каждого из них не имелось ничего изобличающего. Положение вырисовывалось скверное: на моей шее мог повиснуть очередной "глухарь". Полагаться на удачу в сложившейся ситуации - это то же самое, что опустить руки и смириться с поражением. Но - не позволяло самолюбие. Я был уверен почти на все сто процентов, что убийство совершил мужчина, причем во время любовной игры, а значит, хороший знакомый жертвы. Правда, последнее я допускал с некоторой натяжкой, исходя из положения тела, из того, что одежда была сложена на тумбочке, и в квартире царил полнейший порядок. Если бы обманным путем ворвался налетчик, то картина преступления наверняка предстала бы иной. Итак, знакомый мужчина - вывод не бесспорный, но все-таки дающий надежду и указывающий путь дальнейших действий. В моем распоряжении два имени: Кеша и Леша, как два маячка в безбрежном море версий.
III
Появление Алешина у меня в кабинете - не редкость: чаще наведывался по работе, реже наносил, как он сам выражался, "визит вежливости", дабы справиться о здоровье, о планах, о перемене в личной жизни. Но не припоминалось, чтобы он заходил ко мне с улыбкой, да еще таинственной. Все говорило в пользу того, что он приволок какую-то неза-урядную новость, причем приятного содержания.
- Как жизнь холостяцкая? - поинтересовался он, скорее для проформы, подавая мне руку.
- Женщин ласкаю лишь во сне, - отшутился я.
- Кстати, о женщинах. Идем мы тут как-то с Чегиным и такую женщину встретили! Хочешь, познакомлю? Необыкновенная, красивая, душевная, обходительная, умная, - восторженно охарактеризовал Алешин неведомую мне особу.
- Что-то многовато для одной, - засомневался я. - А вообще-то, тронут до слез вашей заботой, - и я притворно всхлипнул. - Но, извини, спутницу жизни подберу как-нибудь сам… Идешь ты, значит, с Чегиным, - повторил я за ним, но следом дурашливость слетела с меня, и я переспросил: - С Чегиным?
Для удивления имелось основание, так как знал, что тот, взяв несколько дней в счет отпуска, пребывал в затворничестве.
- С ним, с ним, - подтвердил Алешин и продолжил: - Вроде вечернего променада у нас. Идем, жизнью наслаждаемся, разговоры ведем. И тут навстречу нам женщина, привлекательнейшая. Мы ее с Пашкой сразу оба усекли, и беседа наша разом оборвалась. А она идет, голова вскинута горделиво, на губах легкая улыбка, и вдруг - авария. Видимо, выбоинка на тротуаре попалась, каблучок набок, она оступилась, ойкнула. И к нам умоляюще так обращается: "Простите, - говорит, - не могли бы вы мне помочь, кажется, я лодыжку потянула". Ну, довели мы ее до ближайшей скамейки, усадили. Паша медицинские познания проявил, обследовал эту самую лодыжку. Предложили до дома проводить. Она стала отказываться, попыталась встать, но от боли поморщилась и вновь на скамейку опустилась. Паша тут же побежал такси ловить. Доставили ее до дома. Помогли подняться на нужный ей этаж. Женщина оказалась не только приятной глазу, но и гостеприимной. Зазвала на чашку чая.
- И не побоялась двух таких ломтей, - вставил я очередную шпильку.
- Знаешь, в ней есть что-то гипнотизирующее. Все дурное исчезает, становишься послушным.
- И два послушника ввалились в квартиру?
- Представь, не устояли. Познакомились. Она удивилась, что мы из правоохранительных органов. Сказала, что рада такому знакомству, так как до сего времени друзьями в этих органах не располагала.
- Теперь, надо думать, ее жизнь окажется под надежной защитой.
- Ну, вместо чая предложила нам водочки, - перестал обращать Алешин внимание на мои колкости. - Мы не отказались. Выпили, чтоб общение душевным получилось. Она кое-что из своей жизни поведала. Разведена. Муж у нее жуиром оказался, другими словами - бабником. Не понимаю, как от такой женщины можно еще что-то на стороне искать. Да рядом с ней находиться - это превеликое удовольствие.
- Что еще она вам поведала? - поторопил я Алешина.
- Дочка у нее пяти лет. Самой не более двадцати пяти. Врачом работает. Квартира у нее двухкомнатная, со вкусом обставленная. Ну, это дело второе. Понимаешь, нам с Пашкой одна и та же мысль пришла, мы даже переглянулись, а когда она удалилась на кухню, мы в один голос: "Вот кого Вадику надобно!"
- Тронут, что вспомнили обо мне. А что сами не осчастливили ее? Поделить никак не могли?
- Дурак ты, Вадя, - Алешин оттолкнулся от стола. - Мы же люди женатые, это тебе надо семейную гавань искать. И учти: такую женщину грешно в любовницах держать, да и опасно: верный крах семьи. Короче, завтра мы собираемся у Пашки Чегина в семь вечера.
- Позвольте узнать, кто это "мы"?
- Я, ты, Пашка и Жанна. Ее Жанной зовут. Кстати, - Алешин поднял вверх указательный палец, - чтобы ты был в курсе всех наших отношений, довожу до тебя: мы уже однажды собирались у него. Это был как бы ответный визит Жанны. На этой встрече мы окончательно решили, что вам просто необходимо познакомиться.
- Ваше приглашение следует понимать как ультиматум или я могу отказаться?
- Как ультиматум: никаких отговорок, никаких ссылок на занятость, никаких болезней. В противном случае для определенного круга лиц ты станешь персоной нон грата.