XV
Долговязую фигуру осведомителя я увидел сразу, как только открыл дверь в закусочную. Он занимал ставшее уже постоянным наше место. На высоком столике - две кружки пива, две стопки водки и неизменная закуска: бутерброды с килькой. Встретил он меня уже традиционной фразой: "Вадя, мать твою, куда ты запропастился?" Несмотря на развязность и панибратский тон осведомителя, от меня не ускользнула стоявшая в его глазах настороженность, даже пугливость, словно над ним нависла опасность. Я оглядел зал. Немноголюдно, и среди примелькавшихся лиц завсегдатаев никого нового не обнаружил.
- Ну что, со свиданьицем, - провозгласил он тост заискивающим голосом. Нет, он явно чего-то опасался. И эта угроза, по его разумению, должна была, видимо, исходить от меня.
Чокнулись, выпили.
- Половину расходов записывай на мой счет, - мрачно пошутил я.
- Какие пустяки по сравнению с приятностью нашего общения, - нашелся чем ответить он и тут же сам, чего раньше за ним не наблюдалось, перевел разговор в деловое русло: - Какую теперь пользу могу принести российскому сыску?
- По улице Заводской из высотного дома выбросили человека, двоюродного брата той самой убитой женщины-коммерсанта.
- Но там же самоубийство, - прервал он меня.
- Откуда известно?
- Регулярно почитываю в газетах криминальные сводки, - не задержался он с ответом.
- Похвально, - я похлопал его по плечу и продолжил: - Так вот: произошло убийство, и люди, заинтересованные в устранении брата той женщины как опасного свидетеля, предположительно, каким-то образом связаны с центральным рынком.
- Откуда известно? - попотчевал он меня тем же вопросом, который совсем недавно преподносил ему я.
- Ты по врачам хотя бы изредка ходишь?
- Хожу, - он недоуменно посмотрел на меня.
- Когда специалист своего дела ставит тебе диагноз, ты подвергаешь его сомнению?
- Нет.
- Так вот я тебе говорю как сыщик: они ошиваются на центральном рынке, правда, в качестве кого - не ведаю.
- Установку понял, - он шумно вздохнул. - Только, начальник, дело-то мокрое и темное, и звякало вряд ли кто развяжет.
- Пока не тороплю, так что - за удачу! - я взял кружку с пивом, отпил несколько глотков.
Он тоже отхлебнул с мученической миной на лице.
- Как дела на коммерческом поприще? - попытался я привнести в наш разговор нечто приятельское.
- Не беспокойся, начальник, у меня все всегда идет, если случай не вмешается: ловкость рук и никакого мошенства, - и он прихлопнул себя ладонями по груди.
Очередной глоток пива застрял у меня в горле. Я закашлялся. Он постучал по моей спине рукой, приговаривая:
- Тренироваться надо больше по пивной части.
- Надо, - согласился я, вытирая выступившие слезы.
- Ну что, разбежались или еще по стопарику? - предложил он.
- Разбежались, - выбрал я и тут же озадачил его: - Завтра здесь же, в это самое время.
- Ну ты даешь, начальник, - подрастерялся он и повысил голос: - Сам же говорил, что не торопишь. Что я за сутки смогу разузнать?
- Что сможешь, но пока будем встречаться здесь каждый день…
Интересующая меня особа открыла дверь тотчас, даже не спрашивая "кто там", по видимому, доверившись "глазку". Она пребывала под хмельком, и это я сразу заметил. Взгляд вызывающий, ярко напомаженные губы. Она пригласила меня в зал, я отказался, сославшись на нехватку времени.
- У меня есть хороший коньяк, - заговорщически произнесла она и привалилась плечом к стене. Полы халата разошлись, обнажая полные ноги так высоко, что у любого невольно возник бы вопрос: а не намек ли это на приятное времяпрепровождение? Дама пребывала сейчас наверняка в том состоянии, когда ей до тоски хотелось общения с мужчиной, ну а в своей неотразимости она явно не сомневалась. Бедная, она не ведала, что я пребывал сейчас непоколебимо нравственным и причиной тому - Жанна. Вот раньше для пользы дела я мог бы и подыграть, а сейчас на скрытое предложение женщины ответил отказом:
- У меня аллергия на спиртное.
Губы сложились в презрительную усмешку. Она запахнула полы халата, для чего ей пришлось выпрямиться, и произнесла подчеркнуто холодно:
- Слушаю вас.
Я изложил просьбу, ради которой здесь объявился. Опасался отказа и потому готовился упрашивать и взывать к совести. Не пришлось. Потупив взгляд, она размышляла всего несколько секунд и дала согласие помочь мне во имя памяти своей подруги.
Он был, как всегда, пунктуален. На столе - уже ставший привычным набор из пива, водки и закуски. Вид, однако, у него мрачноватый. По поводу моего появления он даже не выразил радости, пусть показной. Поздоровались.
- Отрываешь от дел, начальник, - недовольно пробубнил он.
- Прости, но чертовски приятно пить на халяву, - пошутил я и следом успокоил: - Надолго не задержу. Выпьем, выложишь новости и разойдемся.
- Нечем обрадовать, начальник, пока все глухо, - занюхав выпитую водку хлебом, проговорил он.
- А у меня для тебя новость: в ближайшие дни, видимо, вытащу твоего охламона, - подарил я ему небольшую радость.
Из закусочной мы вышли вдвоем.
- Мне туда, - показал он за угол. По-видимому, там, на стоянке, находилась его машина.
- Что ж, счастливо, - я подал на прощание руку и напомнил: - Завтра в это же самое время.
- Лучше бы я вас по телефону, в случае чего, разыскивал, - предложил он свой вариант.
- Что лучше - решать мне, - отрезал я и направился к ближайшему киоску.
Она вышла мне навстречу. В неторопливой походке - развязность, на лице - игривость. Она, видимо, не оставила попытки, соприкоснувшись с моей холодностью, все-таки соблазнить меня. Похоже, в ее сознании намертво отпечатался написанный с кого-то образ "мента", готового клюнуть на самую простенькую "насадку". Правда, возникал вопрос: для каких целей я был ей нужен? Не исключено, приглянулся чисто внешне, а возможно, она просто хотела иметь защитника своих интересов в правоохранительных органах.
- Ну, что скажете, Оленька? - обратился я к ней ласково.
- Он, - ответила она твердо.
- Значит, Ловчила?
- Да он, он, Кеша, Иннокентий.
- Ну, допустим, настоящее его имя другое - Георгий, а фамилия - Саврасов, - приоткрыл я небольшую тайну.
- Не знаю, какое у него настоящее имя, а подруге он назвался Кешей.
- Что ж, спасибо за помощь. Очень благодарен, - я учтиво кивнул.
- И все? - с наигранной разочарованностью вырвалось у нее.
- Нет, что вы. Впереди вас ждут очные ставки, - ошарашил я ее новостью не из приятных.
XVI
Вечером ожидаемой встречи не произошло. Я открыл дверь и уставился на пустое кресло, в котором вчера сидела Жанна. Впрочем, о свидании здесь сегодня мы не договаривались. Я просто сам посчитал, что она вновь должна появиться у меня. Утром я проводил ее до работы, и мы расстались, пожелав друг другу счастливого дня. Кажется, она еще добавила "до вечера".
Летний вечер длинен, и он еще не завершился, и все же снедаемый неясным беспокойством я набрал домашний номер ее телефона. Выслушал однообразную мелодию длинных гудков и положил трубку.
Успокоившись мыслью, что Жанна все равно даст о себе знать, решил приготовить ужин. Но прежде чем отправиться на кухню, устроил проверку Алешину. Он, судя по звонкому голосу, находился в приподнятом настроении. Поинтересовался у него причиной веселости.
- О-о, это пока пикантный секрет, - пропел он в трубку. - И он останется им до тех пор, пока не получу разрешения на рассекречивание.
- Пользуешься отсутствием жены и водишь в дом баб, - выдал я полушутя-полусерьезно предположение.
- Вульгарно, Вадя, лучше не гадай.
- Сейчас возьму и приеду, - пообещал я.
- А вот этого делать не стоит, испортишь и себе, и мне настроение, - проговорил в ответ Алешин, и я представил на его лице таинственную ухмылку.
- Ну и катись ты со своими секретами, - пришлось мне беззлобно выругаться и положить трубку. Отрадно, что Алешин, кажется, преодолел черную полосу угнетенности и впервые после гибели Пашки Чегина его голос звучал жизнеутверждающе.
А я все ждал и ждал телефонного звонка. Он прозвучал где-то около одиннадцати вечера, только не телефонный, а в дверь. Я посмотрел в глазок. На площадке стояла Жанна. Торопливо открыл, пригласил в прихожую. На сдержанность в проявлении эмоций с моей стороны повлиял ее усталый вид. И вот еще загадка: мое тонкое обоняние уловило исходи-вший от нее запах спиртного, хотя утверждать, что она находилась "подшофе", у меня не было оснований: глаза ясны, движения четки.
- Ты не ждал меня сегодня? - она разговаривала, слегка отвернувшись в сторону.
- Ждал, и очень.
- У подруги на работе день рождения, пришлось побывать в гостях, - Жанна расстегнула сумочку и вынула оттуда губную помаду. Приблизилась к зеркалу и стала подкрашивать и без того выглядевшие искушающе губки.
- Что-то случилось? - ее поведение побудило меня строить догадки.
- С чего ты взял? - она как-то испуганно глянула в мою сторону.
- Когда женщина начинает во время разговора вдруг поправлять макияж, то она либо хочет выиграть время, чтобы скрыть растерянность, либо хочет поведать, но не решается, о каком-то неблаговидном поступке.
- Очень интересные наблюдения, - Жанна улыбнулась и спрятала помаду в сумочку. - Откуда они взяты?
- Из инструкции для сыщиков, параграф шестой, пункт третий, - пошутил я с серьезным видом.
- В таком случае туда нужно внести дополнение: если женщина поправляет макияж, то она просто хочет кому-то очень понравиться. Ясно? - и Жанна призывно вытянула руки.
Она прижалась ко мне, положив голову на плечо, и тихо проговорила:
- Я сегодня очень устала.
- Много больных, неурядицы на работе, придирки главврача… - перечислял я.
Она согласно кивала.
- …шумный день рождения подруги, внимание мужчин, - продолжил я.
- И это тоже, - с наигранным сожалением произнесла она. - Но я отвергла все ухаживания.
- О, сударыня, - я опустился перед ней на колени, - своим поступком вы заслужили мягкую постель и чашечку кофе.
Поднявшись, я подхватил ее на руки. Упали с ног туфельки, жаркое неровное дыхание коснулось моего уха, а губы удостоились прикосновения ее губ. Поцелуй вышел коротким, но сладостным, распахива-ющим ворота в мир любви.
Рассвет уже вовсю хозяйничал в квартире, заглядывал в самые затаенные уголки. За окном нарастал шум очнувшегося от короткой летней дремы города.
Часы показывали половину шестого, и я уже сожалел, вглядываясь в лицо умиротворенно спавшей Жанны, о нашем скором расставании. Минуты любви резвы, как молодые кони, и проносятся быстро, не давая насладиться в полной мере выпавшим счастьем.
Из плена очарования и грез меня вырвал длинный звонок в дверь. Раздосадованный на нарушителя идиллии, готовый выплеснуть на него взошедшую во мне злость, я ринулся в прихожую. Гнев мгновенно угас, когда увидел перед собой Герку Писарева, растерянного, с испуганными глазами. Вне всяких сомнений, он был посланцем происшедшей беды. Во мне все сжалось в предчувствии неприятного известия.
- Алешин убит, - тихо произнес Герка и судорожно развел руками.
- Где, когда? - не давая отчета своим действиям, я схватил Писарева за рубашку. Отлетела на пол оторванная пуговица.
- В своей квартире, видимо, ночью. Больше ничего не знаю, - Герка делал слабые попытки отцепить мои руки. - Мне позвонили. Оперативная группа уже там.
Я разжал пальцы, руки безвольно опустились. В этот момент меня пожирало отчаяние, как всякого человека в тупиковой ситуации. Надо было что-то делать. Но что? Что?!
- Машина у подъезда, - услышал я голос Писарева, и вместе с ним пришла подсказка: нужно немедленно ехать на квартиру Алешина.
- Подожди внизу, - попросил я Писарева.
Распахнул дверь в комнату. Жанна сидела в кровати, прикрывшись по шею одеялом.
- Что-то произошло? - спросила она со страхом.
Я молча кивнул. Язык не поворачивался преподнести страшное известие. Начал собираться. Руки плохо слушались. С трудом застегнул рубашку. Жанна тоже поспешно одевалась.
- На тебе лица нет, - она приблизилась и провела ладонью по моим щекам.
- Убили Алешина, - выдохнул я страшную весть.
Ее ротик раскрылся, но вскрика не последовало: ладошка плотно прижалась к губам.
- Прости, меня ждут, - я походя обнял ее и чмокнул в надбровье.
На площадке перед открытой дверью в квартиру Алешина стояли двое в штатском. У ног одного из них смиренно сидел пес-следовик. Собака равнодушно посмотрела на нас и зевнула, как бы показывая своим спокойствием, что все требуемое от нее она выполнила и теперь имеет право отдохнуть.
Переступил порог, и ноги отяжелели, прилипнув к полу, словно намагниченные. Юрка лежал с простреленной головой в окровавленной постели, зажав в руках простыню, в которую вцепился в предсмертной агонии, как за что-то спасительное. Черная рукоятка ножа, воткнутого в его живот, зловеще напомнила мне о предсказанном им эффекте "домино". Рядом с кроватью валялось, видимо, его личное оружие, выдаваемое в целях безопасности всем следователям прокуратуры. Не в силах больше взирать на жуткую картину, я, чуть было не сбив дышащего мне в затылок Писарева, отправился на кухню с намерением найти что-то из спирт-ного, где и застал за работой эксперта-криминалиста. Он снимал отпечатки пальцев со стоявшей на столе посуды.
До моего парализованного ужасным событием сознания не сразу дошло, что подобное я уже где-то видел: пустые бутылки из-под пива, два бокала, нарезанная тонкими ломтиками рыба. А когда память подсказала мне место и время предыдущего трагического происшествия, я увидел в этой картине недавнего застолья зловещий символ. А следом моего разума коснулось предостережение: подошла, возможно, моя очередь стать жертвой коварного и, казалось, неуловимого убийцы. Мысль о смерти продрала мой мозг покрепче нашатырного спирта. Нет, только не ждать, не обрекать себя заранее на заклание. Надо бороться, надо искать его, сейчас, немедленно. И я увидел в окружавшем меня отчаянии спасительный просвет. Он еще нечетко обозначился, но призывал к действию, ибо только оно позволяло опередить преступника и, получив меч из рук Немезиды, совершить возмездие. А для начала необходимо убедиться, попадаю ли я под предложенный Алешиным эффект "домино".
- Отпечатки пальцев с рукоятки ножа сняли? - поинтересовался я у эксперта.
Он, сосредоточенный на своей работе, недовольно покосился на меня и буркнул:
- Да, сразу.
- Как все закончите, возьмете у меня отпечатки пальцев, - на вопросительный взгляд я ответил коротко, но твердо: - Так надо.
Через приоткрытую дверь я услышал, как Писарев спросил медэксперта:
- Когда все произошло?
- Ориентировочно в полночь, - прозвучало в ответ.
XVII
В печали, растерянности, суете я чуть было не запамятовал о важной встрече, назначенной мною на сегодня. Спохватился, когда до нее оставались считанные минуты. В расчете на то, что осведомитель побоится вот так сразу уйти, не дождавшись меня, и тем самым потерять мое расположение, отправился в закусочную, постоянным клиентом которой я стал в последние дни.
Он явно нервничал, но условного места не покидал. Увидев меня, укоризненно покачал головой. Однако упрекнуть не решился, а лишь, постучав пальцем по наручным часам, полюбопытствовал:
- Что-то произошло, у вас такое сумрачное лицо?
Плакаться ему я не собирался, также как и распивать с ним водку с пивом. Прихлопнул ладонью по столику и произнес приказным тоном:
- Поедешь со мной в управление.
- Зачем? - испуганно вырвалось у него.
- Опознать надо одного типа, - соврал я.
- Вадим Андреевич, - вспомнил он вдруг мои имя и отчество, - совсем меня засветить хочешь, опознавать заставляешь, а если это мой друган?
- По фотографии опознать, без протокола, - успокоил я.
- Могли бы фото сюда принести, - подсказал он.
- Может быть, всю папочку с делом тебе прямо сюда доставить надо было? - сурово изрек я и отчеканил: - Пошли.
Секунду поколебавшись, он подчинился.
До управления доехали на его машине. Я определил ее на служебную стоянку. Провел осведомителя к себе в кабинет. Усадил.
- Ну и где фотография? - нетерпеливо спросил он.
- Не торопись, разговор предстоит долгий, будет и фотография, и еще кое-что, - пообещал я голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
Пообещал и начал бесцельно перекладывать бумаги, пусть помучается в догадках, понервничает, а я в это время сосредоточусь, хотя сделать это трудно: печальная мысль об утрате давила на психику. Пришлось даже пожалеть, что заварил кашу, находясь не в лучшей форме. Но сыск - не спорт, а я не спортсмен, и откладывать попытку мне не с руки.
- Итак, интересуешься фотографией, - нарушил я молчание. Поединок начался, и не было никакой уверенности, что он закончится в мою пользу и что не пошлю его от досады на 72 часа без санкции прокурора в следственный изолятор. Правда, это уже выглядело бы с моей стороны как капитуляция.
- Мне кажется, она больше интересует вас, - поправил он меня.
- Смотри внимательно, - я положил перед ним фотографию Марины Петруниной. - Запечатленная здесь особа тебе не знакома?
Он тянул с ответом, а значит, паниковал, не зная, в какую сторону дернуться. А выбор-то у него небогатый: "да" или "нет". Но он-то понимал, что и тут, и там его ждали ловушки, иначе я не притащил бы его попусту в управление.
- Ну и как, узнал эту женщину? - торопил я его с ответом.
- Вроде бы видел, на рынках многие лица примелькались, - ловчил он.
- Почему решил, что она работала на рынке?
- А где же еще мог ее встретить, если почти вся моя жизнь проходит там?
- Хитришь, господин Саврасов. Перед тобой фотография твоей бывшей любовницы, информацию по убийству которой ты мне так искусно поставляешь.
- Перебор, начальничек, за неимением подозреваемых шьешь дело тому, кто искренне помогал, - и он даже позволил себе нагловато ухмыльнуться.
- А подружку своей любовницы по имени Ольга, полноватая такая, тоже забыл? Знаешь, она дала тебе кличку Ловчила. И вправду Ловчила. Ну что, Кеша, Иннокентий, кажется, так ты представился своей будущей жертве… - при слове "жертва" он глянул на меня исподлобья, - признаваться будем или организовать очную ставку с Оленькой? И еще заметь: я не веду протокола, не записываю на диктофон. Можно пока считать: у нас что-то вроде беседы, и ты пока можешь взять свои слова обратно. Короче, ты не говорил, я не слышал. Итак?
- Ну, хорошо, это Марина Петрунина, моя знакомая, - сдался Ловчила и добавил: - Мы расстались по-хорошему.
- И ты спокойно отпустил такую богатенькую подругу?
- Вынужден был. Появился Леша, из ваших, но с замашками крутого парня. Пришлось отойти в сторону, - судя по спокойному тону, он обрел хладнокровие.
- Чтобы затем убить ее и завладеть драгоценностями и валютой, - рубанул я.
- Не лепи горбатого, Вадим Андреевич, такой номер без адвоката не пройдет, - он вызывающе откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.