– Ну так вот. – Ржевский начал объяснять. – Вы понимаете, что меня убивать, в общем-то, не за что. Убивают чаще всего или из-за денег, которых у меня нет, или из-за ревности, а я не женат и с личной жизнью у меня… – Ржевский помялся и закончил: – Все нормально и без напрягов. У меня как-то не получалось знакомиться с девушками, из-за которых меня могли бы убить или хотя бы избить.
Гуров слушал Ржевского и удивлялся. Было похоже, что парень не совсем отдавал себе отчет в происходящем и прежде всего в том, что он, по сути, является одним из основных подозреваемых.
Гуров покивал, соглашаясь.
– Да, я все понимаю. Бывает, что и убьют. Продолжайте, пожалуйста.
– Ну так вот. Если мы все-таки допустим вероятность, что убьют конкретно меня, то вероятность эта мала, потому что меня могут убить, только если спутают с кем-нибудь. А с кем меня можно спутать? Я живу скромно, одеваюсь сами видите как. Предположить, с точки зрения киллера, что я так хитро перекрываюсь и нарочно еду до офиса на метро, чтобы потом разъезжать по городу в машине рядом с толстым охранником, – ну, это уж слишком круто. Единственное, от чего я могу погибнуть, так это только от ошибки водителя. Так получается.
– А к чему вы развили такую речь? – спросил Гуров.
– А к тому, что Анатолий Анатольевич рассуждал приблизительно так же. Вы же спросили, почему он боялся ядов, так я поясняю. Это, по его мнению, была единственная реальная вероятность его убийства. Потому как Анатолий Анатольевич был постоянно в помещениях – или дома, или в банках. Еще он много времени проводил в машине, но его машину охраняют, точнее говоря, охраняли и днем, и ночью. В гараже у него дома есть специальный подъемник. Когда он приезжает, то водитель в его присутствии загоняет машину на подъемник, и она поднимается к потолку, а потом гараж опечатывается в присутствии шефа. Охрана постоянно стоит у дверей.
– Круто, – согласился Гуров, – но одновременно и глупо. Охрану можно подкупить, запугать, да мало ли что. Кроме того, ваш шеф ведь не только садился в машину, но и выходил из нее. А это как раз очень удобная возможность для снайпера.
– Согласен, – кивнул Ржевский. – Но вы так говорите, потому что не видели нашего Ветринова. Это же была целая история – как он выходил из машины. Например, с банком-то все было ясно: он въезжал во внешний двор, а дальше для него был построен еще внутренний двор с крышей, он там и выходил. А вот когда шеф приезжал к Нонне, то сперва из машины выходил охранник и проверял подъезд, потом шефу давалась отмашка, и он почти что выбегал из машины и сразу в подъезд. Вот так.
– Не могу одобрить его поведения, – заметил Гуров. – Он такими финтами просто показывал всем, какой он трус, но степень своей безопасности не увеличивал.
– Не знаю, – Ржевский отклонился к спинке кресла. – Ну, в общем, вот мы и подошли к тому, что я и сказал ранее. Сам Анатолий Анатольевич вычислил, что если его захотят убить, то скорее всего его отравят. Поэтому и взяли на работу меня.
– Как я понимаю, питался ваш шеф с такими же осторожностями, как и… – Гуров замолчал, подыскивая слово, но Ржевский, улыбнувшись, помог ему.
– Так же, как и жил, – сказал он.
– Согласен, – сказал Гуров. – Но все-таки, когда мы выяснили все эти пикантные подробности, ответьте мне, пожалуйста, на вопрос: кого боялся Ветринов? От кого он так перекрывался? Ведь нельзя жить и каждого человека опасаться.
– Он боялся всех, – спокойно ответил Ржевский. – Его любимой темой разговора, я имею в виду после темы покушать, был разговор о том, что все продажны, всех можно купить и перекупить, продать и перепродать.
– Весельчак был Анатолий Анатольевич.
– Да уж.
– Ну а кто стал бы перекупать всех, кого он называл? Кто именно? Ну, например, – Гуров улыбнулся, – его теща, его жена, Нонна… кто конкретно?
– Но только не Нонна, – Ржевский высказал это резко, и Гуров с интересом взглянул на него. Ржевский, встретив взгляд Гурова, покраснел.
– Я хотел сказать, что ей это было бы невыгодно, да и вообще, не такой она человек, чтобы… чтобы убивать… Проще уж заподозрить меня.
– Вот как? А почему?
– Ну, почему… – Ржевский растерялся, подумал и смело закончил: – Ну, потому что, например, я ученый, исследователь и…
– И вам было любопытно посмотреть, как действует один из известных вам ядов? – усмехаясь, закончил Гуров. – Как хорошо вы себя оговорили. Зачем вам это?
– Я просто привел пример! – воскликнул Ржевский.
– А мне не надо просто примеры приводить! – рявкнул Гуров.
Ржевский от неожиданности вжался в спинку кресла и испуганно заморгал.
– Я задал вам конкретный вопрос! Я спросил: кого опасался Ветринов? Кого он подозревал в возможностях подкупить своих людей?
Ржевский, все так же сжавшись, посидел в кресле, подумал и пробормотал:
– Конкурентов.
– Прекрасно, – одобрил Гуров. – До этого мы еще доберемся. Еще кого?
– Жену, – начал перечислять Ржевский, – тещу, но ее особенно Анатолий Анатольевич не опасался, она редко к ним ходит… Ну, кого еще. Наверное, брата, потому что брат – один из его наследников. Детей у Анатолия Анатольевича нет. Не было.
– Хорошо, – вздохнул Гуров. – Как я понял, весь мир хотел смерти Ветринова.
– Да, примерно так.
– А, например, Гранина, своего заместителя, он тоже подозревал?
– Вы знаете, нет, на него только ругался. Дело в том, что Вениамин Петрович – человек, обремененный семьей и родственниками жены, и ему слишком уж не до того, чтобы еще и строить коварные планы. Элементарно не хватает времени человеку, успеть бы разобраться со своими многочисленными бабами.
– Так считал Ветринов?
– Да, так считал Анатолий Анатольевич.
Гуров позвонил, и им принесли кофе.
Ржевский повеселел. Гуров же, найдя в столе Стаса сигареты и снова вспомнив о своем исчезнувшем напарнике, похмыкал, закурил и продолжил беседу:
– Ну, хорошо, тогда давайте разберем случай, произошедший сегодня. Сегодня оказалось, что вы были на месте, но оказались бесполезны. Почему? В чем же тогда состояли ваши обязанности, если яд… – Гуров помедлил и произнес: – Самый обыкновенный цианистый калий, яд очень известный, вдруг оказался в нужном месте в нужное время, а вы остались не у дел.
– Ну, надо же понимать, – Ржевский слегка улыбнулся, но было заметно, что эта линия разговора ему не нравится. – Надо же понимать, что имелось в виду, когда решался вопрос о постоянном присутствии врача. Нельзя предугадать все случаи. Я всегда делал анализы еды, которую приносили в кабинет Анатолию Анатольевичу, но когда, например, он встречался в ресторанах с деловыми партнерами, то я просто ждал в машине внизу. Анатолий Анатольевич ел только то, что ели его партнеры, и ничего больше… Если же после встречи у него были какие-то проблемы, то я быстренько делал анализы и принимал медикаментозные меры. Если считал нужным. Но, между нами говоря… – Ржевский даже покраснел и понизил голос, настолько, похоже, парень стеснялся самого себя и своих простых хитростей. – На самом деле, если я видел, что все нормально, то давал или слабительное, тогда Анатолий Анатольевич очень хвалил меня за работу, или, наоборот, давал успокаивающее, и тогда он… ну, короче, шел спать.
– Успокаивался то есть.
– В какой-то мере, безусловно.
– Что из себя представляет жена, то есть теперь уже вдова Ветринова? – спросил Гуров.
– На мой взгляд, абсолютно неинтересное существо, – ответил Ржевский. – Она очень больной человек. Невроз, я думаю. Отягощенный истерией по причине некорректного поведения мужа.
– Это интересно, – пробормотал Гуров. – А кроме нее и брата, больше родственников у Ветринова нет?
– Мне больше никто неизвестен.
– Что вы можете сказать о брате?
Ржевский помялся и тихо спросил:
– Можно мне сигарету? Я себе не успел купить…
– Да, пожалуйста, – Гуров пододвинул пачку сигарет к Ржевскому, – тем более что они не мои, а полковника Крячко.
– А этот полковник…
– Помните мужчину в короткой курточке и в сапогах, как у д'Артаньяна? Так это он.
– А он… этот полковник… – Ржевский неожиданно покраснел, затем побледнел и замолк. Гуров, прищурившись, взглянул на него.
– Что вы хотели спросить? – Сыщик протянул Ржевскому зажигалку, тоже найденную в ящике стола у Стаса.
– Я… хотел… – повторил Ржевский, прикуривая. – Он, этот ваш полковник, сейчас где? Когда я… когда меня увозили, он оставался у… в квартире.
– Может, до сих пор там еще и торчит, – раздраженно бросил Гуров, – никак не могу ему дозвониться.
Он взял свой телефон со стола и набрал знакомый номер. Подождав и послушав длинные гудки, полковник отложил телефон.
– Или отключился, или не слышит, – резюмировал он. – Но при нашей работе такое бывает.
– Зачем же отключать телефон? – пробормотал Ржевский. – Зачем же его отключать, если он есть?
– Да мало ли, – Гуров внимательно изучал изменение расцветки лица Ржевского и решил не шутить, а ответить почти правду. – Бывает же так, что лежишь в засаде и вдруг звонит телефон. Сами понимаете, зачем это нужно?
– Лежишь, и звонит телефон, – убитым голосом повторил Ржевский и опустил голову.
– Вы хотели мне рассказать о брате вашего шефа, – напомнил ему Гуров, постучав пальцем по столу.
– О брате? – повторил Ржевский. – А что о нем говорить? Обычный… обычный научный работник. Историк, кажется. Или философ. Не помню, в общем, что-то такое…
– Где он работает? В вузе? В каком?
– Александр Анатольевич? Нет, не в вузе. Он вообще-то хозяин маленького магазинчика где-то на проспекте Мира. Но я там не был, я только пересказываю, что слышал.
– А говорите, историк!
– Он историк, кажется, кандидат наук. Если бы у него бизнес шел хорошо, он был бы бизнесменом, а так только постоянно рассказывает о своих неудачах. Конечно, историк!
Гуров рассмеялся. Он не ожидал от Ржевского такого неожиданного юмора.
– Историк, значит, – повторил он. – Это интересно. А чем же торгует его магазин?
– Не помню, кажется, едой.
– Едой?
Глава третья
Стас не потерял сознание.
То ли череп у него оказался покрепче и позакаленней, чем думали эти братки, то ли просто удар прошелся вскользь, что вероятней всего, но он почти все нормально видел и почти нормально соображал, только движения были заторможены. И все-таки в голове было не совсем свежо, а очень даже туманно и вдобавок подташнивало.
Стас закрыл глаза и притворился полностью потерявшим сознание. И почувствовал, что на самом деле начал его терять. По чуть-чуть. Понемножку.
Выпрыгивать одному против четырех, на их территории, да еще в тесноте, – эти подвиги удачи сулили мало. Такие классы рукопашного боя мог показывать только хронически улыбающийся Джекки Чан, да и то – в киношном варианте. А как он действует на самом деле – это Стасу было неизвестно. Да сейчас его этот вопрос занимал мало. Не сдохнуть бы. Или оклематься слегонца да погибнуть героически, если удрать не получится.
Стаса затащили через дверь в ресторан и поволокли по бетонной лестнице куда-то вниз.
– Какой тяжелый козел попался, – пропыхтел над ним грубый голос, и Стаса, несколько раз задевшего локтями и коленями о стену, наконец вволокли в какую-то комнату и бросили на жесткий пол.
Возникла тишина, затем негромкие шаркающие шаги, и на слух Крячко определил, что в комнату вошел еще один человек.
– Это он?
Голос пришедшего мужчины был приглушенным и спокойным. В нем чувствовались сила и уверенность.
– Да, шеф. Он самый, – ответил кто-то из присутствующих.
– Что-то на пижона похож. Курточка пижонская, сапожки пижонские… Вообще, по прикиду, – полный дешевый фраер, в натуре, – задумчиво проговорил первый голос. – Почему вы уверены, что это мент?
– Так сказал Павел, – ответил шефу тот же голос.
– Мало ли что ему покажется со страху, вашему Павлу, – проворчал шеф. – Что у него было в карманах?
После секундной растерянной паузы над Стасом наклонились и начали обшаривать его карманы.
– Вот, шеф.
Стас застонал и закачал головой, чувствуя, что одурение от удара с него сходит медленно и волнами. Тошнота же, наоборот, усилилась.
– Ни хрена себе, полковник из главного управления! – тихо присвистнул тот, которого называли шефом. – Да вы что, ребятки! Неужели такой человек сам пойдет на работу для сявок?! Это точно не мент! Сразу же видно! И ксива у него левая!
Снова вокруг Стаса образовалась тихая угрожающая пустота, тут же он почувствовал удар по голове и улетел.
Когда Стас очнулся, то первое, что он осознал, было жуткое неудобство от тяжести в затылке и от бесконечного холода.
Тяжело открыв глаза и осмотревшись, как смог, Стас увидел, что лежит он на запыленном бетонном полу, вокруг него бетонные стены, а на потолке… Крячко прищурился, поморгал и еще раз посмотрел, потому что свет был неяркий, и разглядел тоже бетон. И на потолке бетон.
Вспомнилась некстати фраза Иоанна Грозного из фильма "Иван Васильевич меняет профессию": "Замуровали, демоны!"
Все это не утешило, не развеселило, однако нужно было порадоваться, что он еще жив, как кажется, и, поработав руками и ногами, Стас убедился – точно, жив и здоров.
Тоже, как кажется.
Приподнявшись сперва на локте левой руки, а затем и полностью встав на ноги, Стас схватился руками за затылок. Голова болела и, казалось, начинала трещать по всем своим швам от самого малого движения не только тела, но и мысли.
Упершись рукой в шершавую холодную стену, чтобы не качало, Стас осмотрелся более внимательно.
Как ему показалось, находился он на стройке. Двери в его помещении не было, а вместо нее был только дверной проем с грубыми неоштукатуренными краями.
Покачиваясь и отталкиваясь плечом от стены, Стас пошел к выходу, по привычке ощупывая карманы своей куртки. Сигареты оказались на месте.
Закурив и почувствовав себя психологически лучше, Крячко вышел на лестничную клетку и начал спускаться по лестнице вниз, продолжая лазать по карманам. Во внутреннем кармане он нашел удостоверение, вынул и просмотрел, – точно, его удостоверение. Его собственное, полковника Крячко.
Тут же Стас ощутил в правом боковом кармане пиджака пистолет.
Выдернув пистолет и затем магазин, Стас убедился, что на первый взгляд все нормально и все на месте. Понюхав ствол и не ощутив запаха гари, Стас безнадежно загрустил. Дело пахло откровенной подлянкой, если уж не пахло гарью. Для чего было возвращать ему пистолет?
Совсем уже сомневаясь и в реальности, и во всем на свете, Стас засунул руку в правый внутренний карман куртки и вынул оттуда свой сотовик. И он был на месте!
Стас нажал кнопку, телефон ожил и тут же скандально заверещал и зачирикал своим тренькающим сигналом.
– Да! – отозвался Стас, прикладывая телефон к уху и продолжая спускаться по лестнице.
– Ты где был, твою мать?! – заорал телефон голосом Гурова, и это сразу же примирило Стаса с окружающей действительностью. Все-таки есть в мире что-то стабильное, от чего можно отталкиваться, как от стены, чтобы не ощущать себя полностью потерянным. – Ты где находишься? Я весь день не могу до тебя дозвониться! Ты пьян? Стас!!
– Я тоже не могу до себя дозвониться, – сказал Стас и вышел из подъезда. Посмотрев на вечернее небо, он опустил глаза и невдалеке, на строительном пустыре, увидел свой "Мерседес", стоящий как ни в чем не бывало.
– Ну ни хрена себе, сказал я себе, – озадаченно пробормотал Стас и осмотрелся.
Он на самом деле находился в незнакомом районе и не соображал даже, где тут север, где юг, где – ближайшая трасса.
– Стас! – уже более-менее спокойным голосом позвал его Гуров. – Стас, все в порядке?
– В общем, да, только не совсем, – пробормотал Стас, снова начиная всматриваться в свой "Мерседес".
– То есть? Не понял! – терпения Гурова хватило ненадолго. Он снова заорал: – Ты будешь отвечать нормально или нет?! Ты точно трезвый?
– Точно, точно. Приеду, расскажу, только пока я не знаю, в какую сторону ехать. Но определюсь через пару минут. Ты где?
– Я у себя дома. Уже дома, Стас. А ты действительно уверен, что ты трезвый?
Мысль была интересной. Стас остановился, поднес руку ко рту, выдохнул воздух и понюхал его. Черт его знает, вроде подозрительным ничем не пахло.
– Кажется, да. Но полной уверенности уже нет. Я сейчас попробую подъехать и тогда кое-что расскажу. Есть, в общем, что поведать.
– Я уже понял, – проворчал Гуров, явно успокаиваясь. – Ты, кстати, что-нибудь слышал о превышении служебных полномочий и нежелательности неформальных отношений со свидетелями?
Стас нахмурился, спешно соображая, к чему это Лев Иванович начал напоминать обо всем этом.
– Если ты думаешь, что я завис у какой-то женщины, то, к сожалению, ты не прав, – сказал он. – К очень большому моему сожалению. Зависа не было.
– М-да? – очень недоверчивым тоном переспросил Гуров и заторопился: – Ну, в общем, приезжай, поговорим. А за руль лучше не садись в таком состоянии. А то еще что-нибудь забудешь. Где я живу, например. Или как меня зовут.
– Не забуду, – буркнул Стас.
Посмотрев на свой "Мерседес" с нехорошим подозрением, Стас решил последовать совету друга и не искушать судьбу еще раз. Приключений на сегодня хватало. И, кажется, даже с переизбытком.
Крячко кое-как отряхнул запачканную белесой цементной пылью куртку и брюки, засунул руки в карманы и побрел к трассе, видневшейся неподалеку. Он шел и думал, что вот сейчас, или минуту спустя, или две минуты спустя, но его "Мерседес" должен будет взорваться со страшным грохотом, раскидав в разные стороны железочки и пластмассочки. А в него самого, в Стаса Крячко, должны начать стрелять из-за какого-нибудь ближайшего угла.
Однако ничего подобного не произошло.
Стас дошел до дороги, остановил первую же машину, упал на заднее сиденье и назвал домашний адрес Гурова.
– Ну ты даешь, мужик! – восхитился водила, оборачиваясь и внимательно высматривая лицо Стаса в полумраке салона. – А ты знаешь, сколько тебе это будет стоить?
Стас вздохнул, вынул кошелек, наличие которого он уже проверил, и начал пересчитывать купюры, следя за выражением лица водилы. На счете "шесть" водитель посерьезнел, кивнул и развернулся.
– Так бы раньше и сказал, – словно нехотя заметил он. – А можно деньги вперед? А то… ну, в общем, всякое бывает. Время-то нынче какое, сами знаете.
– Знаю, – согласился Стас и передал деньги. Водитель, подняв ладонь, принял их, просмотрел и погнал машину.
Вскоре Стас, высматривая окрестности из окна, узнал, где он находится. Это был маленький непутевый городок с диким названием Долгопрудный.
Зазвонил сотовик. Водитель вздрогнул, взглянул на Стаса через зеркало заднего обзора и успокоился.
Снова звонил Гуров.
– Ну что теперь скажешь? Определился, на какой стороне Луны находишься?
– Определился, – спокойно ответил Стас, – я в другом городе.
– В каком?! – заорал Гуров. – В каком еще "другом городе"?! Совсем уже охренел, что ли?
Стас заметил, что водитель улыбается, прекрасно слыша голос Гурова.