- Что происходило на психотренинге в тот день, доктор Мастерсон? Что это было за маленькое чудо, о котором вы упомянули? Его имитация фиалки? Вы это имели в виду?
- Это сломало лед, - сказал он, - но чудом, с вашего позволения, был быстрый и интенсивный диалог, в который он вступил со своим отцом, будто бы сидевшим в пустом кресле посреди комнаты. Когда напряженность диалога стала нарастать, психотерапевт почувствовал, что происходит, сел в кресло и начал играть роль отца Эла. Эл был настолько увлечен, что почти впал в транс. Он не мог отличить реального от воображаемого, и, в конце концов, его гнев вырвался наружу.
- Как это проявилось? Он стал буйным?
- У него началась истерика, - ответил доктор Мастерсон.
- Что его "отец" говорил ему?
- Он нападал на него с обычными резкими замечаниями, ругал его, говорил, что он ничего не стоит как человек. Эл был сверхчувствителен к критике, доктор Скарпетта. Отчасти именно это лежало в основе той путаницы, которая царила у него в голове. Он считал, что хорошо чувствует других, тогда как на самом деле он был весь погружен в свои собственные переживания.
- К нему был прикреплен социальный сотрудник? - спросила я, продолжая перелистывать страницы и не находя никаких записей, сделанных психотерапевтом.
- Конечно.
- И кто это был? - казалось, в истории болезни не хватало страниц.
- Психотерапевт, о котором я только что упоминал, - ответил он вежливо.
- Психотерапевт, который проводил психотренинг?
Он кивнул.
- Он все еще работает в этой больнице?
- Нет, - ответил доктор Мастерсон, - Джима больше нет с нами...
- Джима? - прервала я.
Он принялся выбивать трубку.
- Как его фамилия, и где он теперь? - спросила я.
- С сожалением должен сообщить, что Джим Барнз погиб в автомобильной катастрофе много лет назад.
- Сколько именно лет назад?
Доктор Мастерсон начал снова протирать свои очки.
- Полагаю, лет восемь - девять, - сказал он.
- Как и где это произошло?
- Я не помню подробности.
- Как трагично, - сказала я так, как будто эта тема меня больше не интересовала.
- Должен ли я предположить, что вы считаете Эла Ханта подозреваемым по вашему делу?
- По нашим двум делам, двум убийствам, - сказала я.
- Очень хорошо, по двум.
- Видите ли, доктор Мастерсон, кого-то в чем-то подозревать - совершенно не мое дело. Это работа полиции. Я только собираю информацию об Эле Ханте с тем, чтобы убедиться, что история его болезни предполагает наличие суицидальных наклонностей.
- По этому поводу есть какая-то неопределенность, доктор Скарпетта? Он ведь повесился, не так ли? Могло ли это быть чем-то другим, кроме самоубийства?
- Он был странно одет. Рубашка и трусы, - ответила я довольно сухо. - Такие вещи обычно порождают слухи.
- Вы предполагаете асфиксию при самоудовлетворении? - Он удивленно поднял брови. - Случайная смерть, которая произошла, когда он мастурбировал?
- Я изо всех сил стараюсь избегать этого вопроса, кто бы его ни задавал.
- Понимаю. Из осторожности. На случай, если его семья может оспорить то, что вы напишете в свидетельстве о смерти.
- На любой случай, - сказала я.
- Вы на самом деле сомневаетесь в том, что это самоубийство? - Он нахмурился.
- Нет, - ответила я. - Я думаю, он сам распорядился своей жизнью. Я думаю, он спустился в подвал, имея конкретную цель, и снял брюки, когда вытаскивал ремень, который использовал, чтобы повеситься.
- Понятно. И, возможно, я могу прояснить вам еще один вопрос, доктор Скарпетта. Эл никогда не проявлял склонностей к буйству. Насколько мне известно, единственный индивидуум, которому он когда-либо причинял вред, это он сам.
Пожалуй, я верила ему. Но я также не сомневалась в том, что он многого мне не говорит, что провалы в его памяти и неопределенность ответов - явно умышленные. Джим Барнз, думала я. Джим Джим.
-Как долго Эл находился здесь? - Я переменила тему.
- Четыре месяца, по-моему.
- Он провел какое-то время в вашем отделении судебно-медицинской экспертизы?
- В больнице нет такого отделения. У нас есть палата, называемая Бэкхоллом, для психопатов и пациентов, страдающих белой горячкой, - для тех, кто представляет опасность для самих себя. Мы не принимаем криминальных душевнобольных.
- Эл был когда-нибудь в этой палате? - снова спросила я.
- В этом никогда не возникало необходимости.
- Спасибо, что уделили мне время, - сказала я, вставая. - Было бы совсем замечательно, если бы вы выслали мне фотокопию этой истории болезни.
- С превеликим удовольствием. - Мастерсон снова улыбнулся широкой улыбкой, но не глядя на меня. - Звоните без колебаний, если я смогу чем-нибудь быть вам полезен.
Я шла по длинному пустому коридору к вестибюлю и думала - правильно ли я поступила, не спросив у доктора Мастерсона о Френки. Мой инстинкт подсказывал мне даже не упоминать в беседе его имя. Бэкхолл. Для психопатов и больных белой горячкой. Эл Хант упоминал о своих разговорах с пациентами из судебного отделения. Что это, плод его воображения или просто путаница? В "Вальгалле" нет судебного отделения. Хотя, вполне мог быть некто, по имени Френки, запертый в Бэкхолле. Может быть, потом ему стало лучше, и его перевели в другую палату, как раз когда Эл находился в Бэкхолле? Может быть, Френки воображал, что убил свою мать, или, может быть, он хотел это сделать?
"Он до смерти забил поленом свою мать".Убийца до смерти забил Кери Харпера куском металлической трубки.
К тому времени, когда я добралась до своего кабинета, было темно, и охранники уже давно ушли.
Сидя за своим столом, я развернулась лицом к терминалу компьютера. Я набрала несколько команд, экран янтарно засветился, и спустя несколько мгновений передо мной было дело Джима Барнза. Девять лет назад, двадцать первого апреля, он попал в автомобильную аварию в округе Элбимал, причина смерти - "закрытые ранения головы". Содержание алкоголя в его крови оказалось 0.18 - почти в два раза выше допустимого предела, и он был заряжен нотриптилином и амитриптилином. У Джима Барнза были проблемы.
В отделе компьютерного анализа, дальше по коридору, на столе у задней стены, как Будда, восседало архаичное устройство для просмотра микрофильмов. Я никогда не отличалась особой сноровкой в обращении с аудиовизуальными пособиями. После нетерпеливого поиска в библиотеке микрофильмов, я нашла катушку, которую искала, и каким-то чудом умудрилась правильно вставить ее в аппарат. Погасив свет, я уставилась на бесконечный поток расплывчатого черно-белого шрифта, поплывшего по экрану. Когда я наконец нашла нужное дело, мои глаза начали болеть. Пленка тихо заскрипела, когда я, покрутив ручку, расположила в центре экрана написанный от руки полицейский отчет. Приблизительно в десять сорок пять автомобиль Барнза, "БМВ" 1973 года, на высокой скорости ехал на восток по шоссе 1-64. Когда его правое колесо съехало с дорожного покрытия, он слишком сильно вывернул руль влево. Автомобиль врезался в разграничительный бордюр и оторвался от земли. Прокрутив пленку дальше, я нашла отчет медицинского эксперта. В разделе комментариев доктор Браун написал, что в тот день покойный был уволен из больницы "Вальгалла", где работал в качестве социального сотрудника. Когда он в тот день уехал из "Вальгаллы" приблизительно в пять часов вечера, было замечено, что он чрезвычайно возбужден и рассержен. К моменту смерти Барнзу исполнился тридцать один год, и он был неженат.
В отчете медицинского эксперта были указаны два свидетеля, с которыми доктор Браун, должно быть, разговаривал. Одним из них был доктор Мастерсон, а другим - сотрудница больницы, некая мисс Джини Сэмпл.
* * *
Иногда работа над делом об убийстве похожа на блуждания в потемках. Ты сворачиваешь на любую тропинку, показавшуюся тебе обнадеживающей, и, если повезет, она, в конце концов, может быть, выведет тебя к главному следу. Какое отношение мог иметь психотерапевт, умерший девять лет назад, к сегодняшним убийствам Берил Медисон и Кери Харпера? И все же я чувствовала - здесь что-то есть, существует какая-то связь.
Я не рвалась расспрашивать персонал доктора Мастерсона. Можно поспорить, что он уже предупредил тех, кого нужно, как вести себя, если я позвоню, - они будут вежливы... и молчаливы. На следующее утро, в субботу, моя голова продолжала подсознательно работать над этой проблемой, и я позвонила в клинику университета Джона Хопкинса в надежде, что доктор Измаил окажется на месте. Мне повезло, и он подтвердил мои подозрения. Образцы крови и содержимого желудка Стерлинг Харпер показали, что незадолго до смерти она приняла левометорфан. Его содержание оказалось восемь миллиграмм на литр крови. Это слишком много для того, чтобы быть случайностью, и для того, чтобы остаться в живых. Она лишила себя жизни таким образом, что при обычных обстоятельствах это не выяснилось бы.
- Она знала, что левометорфан в обычном токсикологическом тесте выглядит как декстрометорфан? - спросила я у доктора Измаила.
- Я не помню, чтобы когда-нибудь обсуждал что-либо подобное с ней, - ответил он, - но ее очень интересовали подробности, связанные с собственным лечением и назначаемыми лекарствами, доктор Скарпетта. Возможно, она исследовала сей предмет в нашей медицинской библиотеке. Я помню, что она задавала множество вопросов, когда я впервые, несколько лет назад, назначил ей левометорфан. Так как это был эксперимент, у нее, естественно, возник интерес, возможно, он был связан...
Я едва слушала, пока он продолжал объяснять и оправдываться. Я бы никогда не смогла доказать, что мисс Харпер нарочно оставила на виду пузырек со средством от кашля так, чтобы я его нашла. Но я была вполне уверена, что именно это она и сделала. Она решила, что умрет достойно, не опозорив своего имени, но сделает это не в одиночестве.
Повесив трубку, я налила себе чашку горячего чая и принялась ходить по кухне туда и обратно, иногда останавливаясь и разглядывая яркий декабрьский день за окном. Сэмми, одна из нескольких ричмондских белок-альбиносов, снова грабила мою кормушку для птиц. Какое-то мгновение мы смотрели друг другу прямо в глаза, ее пушистые щеки неистово работали, семечки летели из-под лап, и тощий белый хвост вопросительным знаком подергивался на фоне голубого неба. Мы познакомились прошлой зимой, когда я стояла перед окном и наблюдала, как она вновь и вновь прыгает с ветки, чтобы тут же медленно сползти с конусообразной крыши кормушки и сорваться к земле, неистово цепляясь лапами за прозрачный воздух. После несчетного числа падений на твердую землю, Сэмми, в конце концов, добилась успеха. Иногда я выходила и кидала ей горсть орехов. Дошло до того, что я ощущала приступ беспокойства, когда долго не видела ее. Однако, к моему радостному облегчению, она обязательно появлялась, чтобы снова очистить мою птичью кормушку.
Усевшись за кухонный стол со стопкой бумаги и ручкой в руке, я набрала номер телефона больницы "Вальгалла".
- Джини Сэмпл, пожалуйста. - Я не представилась.
- Она пациентка, мэм? - без паузы спросила секретарша.
- Нет. Она сотрудница... - Я изобразила наивность, - я так думаю, во всяком случае. Я не видела Джини много лет.
- Одну минуту, пожалуйста.
Она снова взяла трубку:
- У нас нет сотрудницы с таким именем.
Черт! Как это возможно? Я была в недоумении. Номер телефона, записанный рядом с ее именем в отчете медицинского эксперта, принадлежал больнице "Вальгалла". Что же, доктор Браун ошибся? Девять лет назад, Думала я. Многое могло произойти за такой срок. Мисс Сэмпл могла переехать. Могла выйти замуж.
- Простите, - сказала я, - Сэмпл - ее девичья фамилия.
- Вы знаете ее фамилию после замужества?
- Как ужасно. Я должна бы знать...
- Джин Уилсон?
Я неуверенно помолчала.
- У нас есть Джин Уилсон, - продолжал голос, - одна из наших психотерапевтов, которая занимается трудотерапией. Вы можете подождать?
После очень короткой паузы она заговорила снова:
- Да, мэм, Сэмпл указано как ее второе имя, но она не работает по уик-эндам. Она будет в понедельник с восьми утра. Не хотите оставить ей сообщение?
- Вы не могли бы сказать мне, как с нею связаться?
- Нам не разрешается давать домашние телефоны. - В голосе появились подозрительные нотки. - Если вы мне скажете свое имя и номер телефона, я попытаюсь сообщить о вашем звонке и попросить ее перезвонить вам.
- Боюсь, что я недолго буду находиться по этому номеру. - Я какое-то время подумала, а затем разочарованным тоном уныло добавила: - Я попробую в другой раз, когда снова буду неподалеку. Полагаю, я могу написать ей по вашему адресу, в "Вальгаллу".
- Да, мэм, разумеется.
- И этот адрес?..
Она дала мне адрес.
- А имя ее мужа?
Пауза.
- По-моему, Скип.
Иногда это уменьшительное от Лесли.
- Миссис Скип или Лесли Уилсон, - пробормотала я, как бы записывая. - Спасибо вам большое.
В справочной мне сообщили, что в Шарлоттсвилле есть один Лесли Уилсон, один Л. П. Уилсон и один Л. Т. Уилсон. Я начала звонить. Мужчина, который подошел к телефону, когда я набрала номер Л. Т. Уилсона, сказал мне, что "Джини" ушла по делам и будет дома примерно через час.
* * *
Я понимала, что Джини Уилсон вряд ли будет отвечать на вопросы незнакомому человеку по телефону. Она, скорее всего, будет настаивать на том, чтобы сначала поговорить с доктором Мастерсоном, на этом все и закончится. Однако несколько сложнее будет отказать тому, кто появится во плоти у ее двери, особенно если этот человек представится главным медицинским экспертом и в подтверждение предъявит соответствующий значок.
В джинсах и красном пуловере Джини Сэмпл Уилсон выглядела не старше тридцати лет. Она оказалась бойкой брюнеткой с доброжелательными глазами и кучкой веснушек на носу, ее длинные волосы были завязаны сзади в хвост. Через открытую дверь гостиной были видны два мальчугана, смотревшие мультики по телевизору, сидя на ковре.
- Сколько времени вы работаете в "Вальгалле"? - спросила я.
- Э... около двенадцати лет, - ответила она после некоторых колебаний.
Меня так обнадежил ее ответ, что я чуть было не испустила облегченный вздох. Джини Уилсон работала в больнице не только, когда девять лет назад был уволен Джим Барнз, но и когда двумя годами раньше Эл Хант находился там в качестве пациента.
Она как будто приросла к косяку. На подъездной аллее кроме моей машины, стоял только один автомобиль. По-видимому, ее муж куда-то уехал. Замечательно.
- Я расследую убийства Берил Медисон и Кери Харпера, - сказала я.
Ее глаза расширились.
- Что же вы хотите от меня? Я их не знала...
- Можно мне войти?
- Конечно. Извините. Пожалуйста.
Мы устроились в ее маленькой кухне - линолеум, белый кафель и сосновые шкафчики - безупречной чистоты, с коробками круп, аккуратно выстроившихся в ряд на холодильнике, и столами, на которых были расставлены большие стеклянные банки, полные печенья, риса и всевозможных макаронных изделий. Посудомоечная машина была включена, и из духовки доносился запах пекущегося пирога.
Я надеялась, что моя резкость поможет переломить ее сопротивление:
- Миссис Уилсон, одиннадцать лет назад Эл Хант был пациентом "Вальгаллы" и некоторое время подозревался в совершении преступлений, которыми я сейчас занимаюсь. Он был знаком с Берил Медисон.
- Эл Хант? - Она явно была смущена.
- Вы помните его?
Она отрицательно покачала головой.
- Вы говорите, что работали в Валхолле около двенадцати лет?
- Точнее, одиннадцать с половиной.
- Как я уже упоминала, Эл Хант находился там в качестве пациента одиннадцать лет назад.
- Это имя мне незнакомо...
- На прошлой неделе он покончил жизнь самоубийством, - сказала я.
Теперь она была в полном замешательстве.
- Я разговаривала с ним незадолго до его смерти, миссис Уилсон. Назначенный ему социальный сотрудник погиб в автомобильной аварии девять лет назад. Джим Барнз. Я хочу распросить вас о нем.
Краска начала заливать ее шею.
- Вы думаете, что его самоубийство как-то связано с Джимом?
Этот вопрос не имел ответа.
- Насколько мне известно, Джим Барнз был уволен из "Вальгаллы" за несколько часов до своей смерти, - продолжала я. - Ваша фамилия - ваша девичья фамилия - упоминается в отчете медицинского эксперта, миссис Уилсон.
- А... ну, мне задали несколько вопросов, - сказала она, запинаясь, - знаете, было ли это самоубийство или несчастный случай? Меня спрашивали. Доктор, следователь - я не помню. Но какой-то человек звонил мне.
- Доктор Браун?
- Я не помню, как его звали.
- Почему он хотел поговорить с вами, миссис Уилсон?
- Видимо, потому что я была одной из последних, кто видел Джима живым. Я думаю, что доктор набрал номер больницы, и Бетти назвала ему меня.
- Бетти?
- Она тогда была секретаршей.
- Мне нужно, чтобы вы рассказали все, что помните, имеющее отношение к увольнению Джима Барнза, - сказала я, когда она встала, чтобы проверить пирог.
Вернувшись на место, она выглядела несколько спокойнее. Она больше не нервничала, скорее была раздражена.