Перед моим мысленным взором проплыло оранжевое волокно со странным сечением в виде трехлистника клевера, вслед за ним рукопись Берил, Спарацино, Джеб Прайс, голливудский сынок сенатора Патина, миссис Мактигю и Марк. Они были конечностями и связками одного тела, которое я не могла собрать воедино. Каким-то необъяснимым образом люди и события, не имеющие отношения друг к другу, как по волшебству замыкались на Френки. Марино был прав. Одно обстоятельство всегда оказывается связанным с другим. Убийство никогда не возникает на пустом месте. Впрочем, это касается вообще всего дурного.
- У тебя есть какая-нибудь теория насчет того, в чем именно заключается эта связь? - спросила я у Марино.
- Нет, черт побери, ни одной, - ответил он, зевая, как раз в тот момент, когда доктор Мастерсон вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь.
Я с удовлетворением заметила, что в руках у него была стопка папок.
- Ну, - сдержанно сказал он, не глядя на нас, - я не нашел никого с именем Френки, видимо, это было его прозвище. Поэтому я подобрал тех, кто подходит по времени лечения, возрасту и расе. Здесь у меня истории болезни шести белых мужчин, исключая Эла Ханта, которые были пациентами в Валхолле в течение того временного интервала, который вас интересует. Все они в возрасте от тринадцати до двадцати четырех лет.
- Почему бы вам просто не дать их нам просмотреть, пока вы будете сидеть и курить свою трубку? - Марино был настроен менее воинственно, но не намного.
- Я бы предпочел только рассказать их истории по причинам конфиденциальности, лейтенант. Если к кому-то из них у вас возникнет острый интерес, мы изучим его историю болезни подробнее. Так будет достаточно корректно?
- Да, вполне, - сказала я прежде, чем Марино успел что-либо возразить.
- Первый случай, - начал доктор Мастерсон, открывая верхнюю папку. - Девятнадцать лет, из Хайлэнд-Парк, Иллинойс, принят в декабре 1978 года с анамнезом: злоупотребление наркотиками, а конкретнее - героином. - Он перевернул страницу. - Рост - пять футов восемь дюймов, вес - сто семьдесят фунтов, глаза - карие, шатен. Его лечение продолжалось три месяца.
- Эл Хант попал к вам лишь в апреле, - напомнила я, - они находились здесь в разное время.
- Да, наверное, вы правы. Это мое упущение. Значит, мы можем его вычеркнуть. - Он отложил папку в сторону.
Я глянула на Марино предупреждающим взглядом. Я видела, что он готов взорваться, его лицо стало красным, как у Деда Мороза.
Открыв вторую папку, доктор Мастерсон продолжил:
- Следующий - четырнадцатилетний юноша, блондин с голубыми глазами, пять футов три дюйма, сто пятнадцать фунтов. Принят в феврале 1979 года, выписан шесть месяцев спустя. В его анамнезе - утрата чувства реальности и фрагментарный бред. Ему был поставлен диагноз: шизофреник неорганизованного или гебефренического типа.
- Вы не могли бы объяснить, что, черт побери, это означает? - спросил Марино.
- Это означает бессвязную причудливую манеру поведения, полную социальную отстраненность и другие странности поведения. Например... - Доктор Мастерсон помолчал, просматривая страницу. - Он мог отправиться утром на автобусную остановку, но так и не появиться в школе. А однажды его нашли сидящим под деревом и рисующим странные, бессмысленные рисунки в блокноте.
- Да, А теперь он знаменитый художник, живущий в Нью-Йорке, - пробормотал Марино с сардонической усмешкой, - его зовут Френк, Франклин, или его имя начинается на Ф?
- Нет. Ничего похожего.
- Итак, кто же следующий?
- Следующий - двадцатидвухлетний мужчина из Делавера. Рыжие волосы, серые глаза, э... пять футов десять дюймов, сто пятьдесят фунтов. Принят в марте 1979 года, выписан в июне. У него был диагносцирован органический галлюцинаторный синдром. Провоцирующим фактором являлась темпоральная лобная эпилепсия и в анамнезе - злоупотребление гашишем. Течение заболевания осложнялось дисфорическим настроением и попыткой кастрировать себя, как реакцией на галлюцинацию.
- Что значит дисфорическое? - спросил Марино.
- Беспокойнее, нетерпеливое, подавленное.
- Это было до того, как он пытался сделаться сопрано, или после?
Доктор Мастерсон начал проявлять признаки раздражения, и на самом деле я его понимала.
- Следующий, - скомандовал Марино, как сержант на плацу.
- Четвертый случай - восемнадцатилетний юноша, волосы - черные, глаза - карие, пять футов девять дюймов, сто сорок два фунта. Его приняли в мае 1979 года, диагноз - шизофреник параноидального типа. В анамнезе, - он перелистнул страницу и протянул руку за трубкой, - рассеянный гнев и беспокойство, с сомнениями по поводу тождественности пола и явным страхом, что его примут за гомосексуалиста. Начало этого психоза, очевидно, было связано с тем, что в мужском туалете к нему подошел гомосексуалист.
- Задержитесь на этом случае. - Если бы Марино не остановил доктора Мастерсона, это сделала бы я. - Нам нужно поговорить именно о нем. Сколько времени он пробыл в Валхолле?
Доктор Мастерсон раскуривал свою трубку, заглядывая тем временем в записи, после чего ответил:
- Десять недель.
- Которые как раз попали на время пребывания здесь Ханта, - подытожил Марино.
- Совершенно верно.
- Значит, кто-то подошел к нему в мужском туалете, я у него поехала крыша? Что с ним случилось? В чем заключался его психоз? - спросил Марино.
Доктор Мастерсон переворачивал страницы. Затем он поднял очки на лоб и ответил:
- Проявление мании величия. Он верил, что Бог руководит его поступками.
- Какими поступками? - Марино подался вперед на стуле.
- Здесь не содержится никаких подробностей, за исключением того, что он довольно причудливо выражался.
- И он был параноидальным шизофреником? - уточнил Марино.
- Да.
- Вы не могли бы описать симптомы этой формы шизофрении?
- С классической точки зрения, - начал доктор Мастерсон, - существует набор характерных признаков, в который входит и бред величия, или галлюцинации с величественным содержанием. Тут может присутствовать и навязчивая ревность, и экстремизм в межличностных отношениях, и уверенность в бесспорности собственных представлений, а в некоторых случаях - стремление к насилию.
- Откуда он сам? - спросила я.
- Из Мэриленда.
- Черт, - пробормотал Марино. - Он жил с родителями?
- Он жил со своим отцом.
- Вы уверены, что он был параноиком, а не шизофреником недифференцированного типа? - вмешалась я.
Разница была существенна. Шизофреники недифференцированного типа, как правило, не способны спланировать преступление и успешно избежать ареста. Человек, которого мы искали, был достаточно организован, чтобы заранее подготовить и совершить свои преступления, и при этом ускользнуть от полиции.
- Я совершенно уверен, - ответил доктор Мастерсон и после небольшой паузы вежливо добавил: - Довольно интересно, что имя пациента - Френк.
Он вручил мне папку, и мы с Марино бегло просмотрели ее содержимое. Френк Итен Эймс, или Френк И., и, таким образом, - "Френки", заключила я. Эймс был выписан из "Вальгаллы" в конце июля 1979 года и вскоре после этого, согласно записи доктора Мастерсона, сделанной в то время, сбежал из дома в Мэриленде.
- Откуда вам известно, что он сбежал из дома? - спросил Марино, взглянув на психиатра. - Откуда вам известно, что с ним произошло после того, как он покинул это заведение?
- Его отец звонил мне. Он был очень расстроен, - ответил доктор Мастерсон.
- И что же дальше?
- Боюсь, ни я, ни кто другой ничего не могли сделать - Френк был совершеннолетним.
- Вы помните, чтобы кто-нибудь называл его Френки? - спросила я.
Он покачал головой.
- А как насчет Джима Барнза? Он был социальным сотрудником, прикрепленным к Френку Эймсу?
- Да, - неохотно признал доктор Мастерсон.
- У Френка Эймса был какой-нибудь неприятный инцидент с Джимом Барнзом? - спросила я.
Доктор Мастерсон некоторое время колебался, а затем нехотя ответил:
- Как будто...
- Какого характера?
- Как будто сексуального, доктор Скарпетта. И ради Бога, я пытаюсь помочь. Надеюсь, вы поведете себя корректно в отношении этого случая.
- Эй, - сказал Марино, - можете на это рассчитывать. Я имею в виду, что мы не планируем рассылать пресс-релизы.
- Значит, Френк знал Эла Ханта, - сказала я.
Напряженное лицо доктора Мастерсона отражало внутреннюю борьбу:
- Да. Именно Эл выдвинул обвинения.
- В яблочко, - пробормотал Марино.
- Что вы имеете в виду, говоря, что Эл Хант выдвинул обвинения? - спросила я.
- Я имею в виду, что он пожаловался одному из наших психотерапевтов, - ответил доктор Мастерсон, в его голосе появились оборонительные интонации. - Кроме того, он что-то говорил и мне во время одного из наших сеансов. Когда спросили самого Френка, тот отказался что-либо рассказывать. Он был очень злой и отчужденный от мира молодой человек. Я не мог ничего предпринять по поводу того, что сказал Эл, так как без сотрудничества Френка все обвинения были просто сплетней.
Мы с Марино молчали.
- Весьма сожалею, - сказал доктор Мастерсон, и на этот раз он действительно был огорчен, - но больше я ничем не могу вам помочь. Я не знаю, где сейчас находится Френк. Последний раз я разговаривал с его отцом лет семь, восемь назад.
- При каких обстоятельствах? - спросила я.
- Мистер Эймс позвонил мне.
- По какому поводу?
- Он спрашивал, не слышал ли я что-нибудь о Френке.
- Ну, и что вы ответили? - спросил Марино.
- Нет, - ответил доктор Мастерсон, - я ничего не слышал о Френке. Мне очень жаль.
- Почему мистер Эймс позвонил вам? - спросила я.
- Он хотел найти Френка, и надеялся, что, может быть, я дам намек, где его искать. Потому что его мать умерла. То есть, мать Френка.
- Где она умерла, и как это произошло? - спросила я.
- Во Фрипорте, штат Мэн. Вообще-то говоря, обстоятельства ее смерти мне неясны.
- Она умерла естественной смертью? - спросила я.
- Нет, - сказал доктор Мастерсон, избегая встречаться с нами взглядом, - я совершенно уверен, что нет.
Чтобы выяснить это, Марино понадобилось совсем немного времени. Он позвонил в полицию Фрипорта, штат Мэн. По их данным, вечером 15 января 1983 года Миссис Вильма Эймс была забита до смерти "взломщиком", который, очевидно, находился в доме в тот момент, когда она пришла из продовольственного магазина. К моменту смерти ей было сорок два года. Она была маленькой женщиной с голубыми глазами и обесцвеченными светлыми волосами. Преступление осталось нераскрытым.
У меня не оставалось ни малейших сомнений по поводу того, кем был этот так называемый взломщик. И у Марино тоже.
- Так, может быть, Хант действительно был ясновидящим, а? - произнес он. - Ведь мальчишка откуда-то знал, что Френки угробил свою мать. А это совершенно точно произошло гораздо позже того времени, когда оба шизика вместе торчали в психушке.
Мы праздно наблюдали за ужимками белки Сэмми, вертевшейся вокруг кормушки для птиц. Когда Марино привез меня из больницы и высадил около моего дома, я пригласила его на кофе.
- Ты уверен, что Френки не работал какое-то время на мойке у Ханта в течение последних нескольких лет? - спросила я.
- Я не помню, чтобы мне попадался какой-нибудь Френк или Френки Эймс в их конторских книгах, - ответил Марино.
- Он запросто мог сменить имя, - сказала я.
- Если он пристукнул свою старушку, то, скорее всего, он именно так и поступил, рассчитывая на то, что его, возможно, будет разыскивать полиция. - Пит протянул руку за своим кофе. - Проблема в том, что у нас нет его свежего описания, а заведения, подобные автомойкам, представляют из себя проходной двор. Парни то и дело приходят и уходят. Работают пару дней, неделю, месяц. Можешь себе представить, сколько существует высоких, худых и темноволосых белых парней? С ума можно сойти.
Мы были так близко, и в то же время так далеко. Это просто бесило. Я сказала:
- Волокна ассоциируются с автомобильной мойкой. Хант работал на автомобильной мойке, клиентом которой была Берил, и, возможно, он знал ее убийцу. Ты понимаешь, о чем я говорю, Марино? Хант знал, что Френки убил свою мать, потому что Хант и Френки, возможно, общались после "Вальгаллы". Френки мог работать на мойке у Ханта, возможно, даже недавно. И он мог заметить Берил впервые, когда она пригнала свою машину на мойку.
- У них тридцать шесть служащих. Из них, белых, - только одиннадцать, док, причем шестеро - женщины. Сколько остается? Пятеро? Троим из них около двадцати, а это означает, что им было лет восемь, девять, когда Френки находился в "Вальгалле". Очевидно, что это не они. Оставшиеся двое тоже не подходят по разным другим причинам.
- По каким именно?
- Например, они наняты лишь в течение последних двух месяцев, и когда Берил пригоняла свою тачку, их там не было. Не говоря уже о том, что их описания не слишком соответствуют. У одного рыжие волосы, а другой коротышка, почти такой же маленький, как ты.
- Большое спасибо.
- Я буду продолжать проверку, - сказал он, отворачиваясь от птичьей кормушки. Белка Сэмми внимательно наблюдала за ними глазками-бусинками с розовыми ободками. - А что насчет тебя?
- А что насчет меня?
- В твоей конторе еще не забыли, что ты там работаешь? - поинтересовался Марино, как-то странно глядя на меня.
- Все под контролем, - ответила я.
- Я бы не был в этом так уверен, док.
- А вот я совершенно в этом уверена.
- Что касается меня, - Марино никак не мог остановиться, - я думаю, что ты не должна так увлекаться.
- Я собираюсь еще пару дней не появляться в конторе, - твердо объяснила я, - мне необходимо выследить рукопись Берил. Итридж теребит меня по этому поводу. Нам необходимо знать, что в ней. Может быть, это именно та связь, о которой ты говорил.
- Главное, чтобы ты не забывала о моих правилах. - Он выбрался из-за стола.
- Я достаточно осторожна, - заверила я его.
- А от него больше ничего, да?
- Да, - ответила я. - Никаких звонков. Ни единого намека. Ничего.
- Ну, позволь мне все же напомнить, что Берил он тоже звонил не каждый день.
Мне не были нужны напоминания. Я не хотела, чтобы Пит начинал снова.
- Если он позвонит, я просто скажу: "Привет, Френки. Как поживаешь?"
- Эй, это не шутка. - Он остановился в прихожей и обернулся. - Ты пошутила, я надеюсь?
- Конечно, - улыбаясь, я похлопала его по спине.
- Я серьезно, док. Не делай ничего подобного.
Услышишь его на своем автоответчике, не бери чертову трубку...
Я открыла дверь, и Марино застыл с расширенными от ужаса глазами.
- Срань господня... - Он шагнул на крыльцо, с идиотским видом нащупывая свой револьвер и крутя головой в разные стороны, как ненормальный.
Я просто потеряла дар речи, глянув через его плечо. Зимний воздух содрогался от треска и рева пламени.
Автомобиль Марино пылал факелом посреди черной ночи, языки огня в дикой пляске тянулись вверх, стремясь дотянуться до выщербленной луны. Схватив Марино за рукав, я затолкала его обратно в дом как раз в тот момент, когда в отдалении послышалось завывание сирены и взорвался бензобак. Окна гостиной озарились, когда огненный шар выстрелил в небо и поджег маленькие кизиловые деревца на краю моего участка.
- О Боже, - воскликнула я, когда отключилось электричество.
Большой силуэт Марино в темноте метался по ковру, напоминая разъяренного быка, готового к атаке. Он вертел в руках портативную рацию и ругался без удержу:
- Поганый ублюдок! Поганый ублюдок!
* * *
Я отослала Марино вскоре после того, как обгоревшая груда, в которую превратился его возлюбленный новый автомобиль, была увезена на грузовике техпомощи. Он настаивал на том, чтобы остаться на ночь. Я же считала, что будет вполне достаточно нескольких патрульных машин, следящих за моим домом. Он настаивал на том, чтобы я переехала в гостиницу, я же отказывалась двинуться с места. У него были свои обломки крушения, а у меня - свои. Улица и мой участок представляли собой болото из сажи и воды, первый этаж дома был погружен в вонючий дым. Почтовый ящик у конца подъездной аллеи напоминал обгоревшую спичку, и я потеряла, по крайней мере, с полдюжины самшитовых кустов и примерно столько же деревьев. Короче говоря, хотя я и ценила заботу Марино, мне было необходимо побыть одной.
Я раздевалась при свете свечи, и часы показывали далеко за полночь, когда раздался телефонный звонок. Голос Френки сочился в мою спальню, как вредоносный туман, отравляя воздух, которым я дышала, дискредитируя мое персональное убежище, мой уютный дом.
Сидя на краю кровати, я слепо вглядывалась в автоответчик, к горлу подступила горечь, и сердце слабо трепыхалось у меня в груди.
- ...Я хотел бы быть поблизости, чтобы посмотреть. Это было впе-впе-впечатляющее зрелище, Кей? Это было что-то? Мне не нравится, когда у тебя в доме другой му-му-мужчина. Теперь ты знаешь. Теперь ты знаешь.
Автоответчик остановился, и огонек сообщений начал мигать. Закрыв глаза, я сделала медленный глубокий вдох, мое сердце колотилось, тени от пламени свечи безмолвно колыхались на стенах. Я не могла поверить, что все это происходит со мной.
Я знала, что мне нужно делать. Тоже самое, что делала Берил Медисон. Я спрашивала себя, испытываю ли я такой же страх, какой испытывала она, когда спасалась бегством из автомойки, обнаружив корявое сердце, нацарапанное на дверце своего автомобиля? Мои руки отчаянно дрожали, когда я открывала ящик тумбочки у кровати и достала справочник. Сделав заказы, я позвонила Бентону Уэсли.
- Я не советую тебе этого делать, Кей, - сказал он, мгновенно просыпаясь. - Нет. Ни при каких обстоятельствах. Послушай меня, Кей...
- У меня нет выбора, Бентон. Я просто хотела, чтобы кто-то знал. Если хочешь, можешь сообщить Марино. Но не вмешивайся. Пожалуйста. Рукопись...
- Кей...
- Мне нужно найти ее. Я думаю, что она именно там.
- Кей! Ты заблуждаешься!
- Посмотрим! - Я повысила голос. - Что, по-твоему, я должна делать? Ждать здесь, пока ублюдок решит выломать мою дверь или взорвать мою машину? Если я останусь - я труп. Ты еще не понял этого, Бентон?
- У тебя есть система охраны. У тебя есть оружие. Он не может взорвать твою машину вместе с тобой. Э... Марино звонил. Он рассказал, что произошло. Они там совершенно уверены, что кто-то окунул тряпку в бензин и засунул ее в бензобак. Они нашли следы от фомки. Он вскрыл...
- Господи, Бентон. Ты даже не слушаешь меня.
- Слушаю. Ты послушай. Пожалуйста, послушай меня, Кей. Я обеспечу тебе прикрытие, кого-то, кто поедет вместе с тобой, хорошо? Одну из наших женщин-агентов.
- Спокойной ночи, Бентон.
- Кей!