- Но ты же знаешь, что я тебе и так помогаю, даже в ущерб другим делам.
- Мне понадобится, правда на короткое время, еще больше людей, причем самых лучших и опытных.
- Если ты докажешь мне, что это все ускорит раскрытие преступления, ты их получишь.
- А моя помощь в чем будет выражаться? - спросил прокурор.
- Вас я прошу дать разрешение на просмотр корреспонденции, поступающей на имя Казимежа Фельчака, и на прослушивание его телефонов: и того, что дома, и того, что в квартире на Черняковской улице.
- Вопрос непростой. Тем более что ни один из этих телефонов не зарегистрирован на имя Казимежа.
- И тем не менее он ими пользуется.
- На просмотр корреспонденции я, пожалуй, соглашусь.
- Спасибо, но этого мало. Это даже менее важно, чем телефоны. Преступники, даже начинающие, как правило, избегают писать, чтобы не оставлять следов. Телефон - другое дело. Неизвестно, кто говорит, откуда говорит. И всегда можно от всего отпереться. А дело срочное, без вашего разрешения я не смогу ничего сделать, - настаивал Качановский.
- Понимаю. Завтра я дам вам ответ.
- Но все-таки мне хотелось бы знать, что ты намерен предпринять? Или это такая тайна, которую нельзя открыть ни прокурору, ни мне, твоему начальнику?
Качановский рассмеялся:
- Да нет, почему же. Просто мне хотелось вас заинтриговать, и, кажется, это удалось. А теперь я открою карты.
И майор ознакомил со своим планом участников совещания. Когда он кончил, полковник проговорил:
- Ничего не скажешь, ловко придумано, но не хотел бы я оказаться в твоей шкуре, если твой план провалится.
- Не должен провалиться. Уверен, все будет так, как я задумал.
- Но согласитесь, - заметил прокурор, - это очень опасная игра.
- Мои люди справятся.
- Я думаю не только о них, - продолжал прокурор. - Сотрудники милиции прекрасно знают, что бывают в их работе такие моменты, когда приходится рисковать головой. Так сказать, профессиональный риск. А я думаю сейчас и о нем.
- О преступнике?
- Он тоже человек.
- Проводя нашу операцию, мы приложим все усилия, чтобы обеспечить его безопасность.
- Однако наступит момент, когда этот человек окажется на краю гибели. Успеете ли вы его спасти?
- Успеем. Ведь мы знаем о грозящей ему опасности.
- Говорить-то легко, - слова Качановского не убедили прокурора, - а ведь достаточно опоздать на какие-то доли секунды…
- Не опоздаем. Именно потому я и прошу у полковника лучших людей. Впрочем, он уже сказал, что не хотел бы быть в моей шкуре в случае неудачи. Я иду на риск сознательно и беру на себя всю ответственность. Головой отвечаю.
- Нужна мне твоя голова, - проворчал полковник.
- Может быть, вы предложите что-нибудь другое, поинтереснее? - вышел из себя Качановский. - Я слушаю вас внимательно.
- Черт с тобой! Нет у меня другого выхода.
- И у меня нет, - признался прокурор. - Вы не убедили меня окончательно, но в данный момент ничего лучшего я предложить не могу. Однако я еще раз настоятельно прошу принять все меры, чтобы те люди не пострадали. Их судьбу вправе решать лишь суд.
- Я прекрасно все понимаю.
- Ну и я согласен, разумеется с той же оговоркой, что и прокурор, - добавил полковник. - Когда ты думаешь начать операцию?
- Подготовка займет самое большее два-три дня, а потом придется ждать, как развернутся события. Если я увижу, что дело затягивается, немного попугаю барсуков в норе.
- Теперь, когда мы решили, как действовать, у меня будто гора с плеч свалилась, - признался прокурор.
- Я приложу все усилия, чтобы она не свалилась на вашу любимую мозоль, - рассмеялся майор.
"О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей многославный,
Он, дерзновенный, какое великое дело замыслил!" - этой цитатой из Гомера закончил полковник военный совет.
Глава четырнадцатая
План майора Качановского
Вряд ли есть необходимость объяснять, что такое словесный портрет. Этот метод идентификации личности преступника хорошо знаком читателям детективных романов. А вот известно ли им, каким путем шли к его созданию?
Вначале портрет преступника, чью фотографию не удалось раздобыть, создавал художник со слов свидетелей. Однако этот метод имел существенный недостаток. Если в таком портрете свидетель улавливал хоть какое-то сходство с разыскиваемым преступником, он считал портрет верным, хотя тот во многом отличался от оригинала. Например, если свидетелю, запомнившему во внешности преступника торчащие уши и не обратившему внимания на резко выдающийся подбородок, показать портрет этого преступника, нарисованный со слов человека, не обратившего внимания на торчащие уши, свидетель не узнает преступника.
Вот почему вскоре отказались от такого примитивного метода и заменили его другими. Сначала это был "фоторобот". Свидетелю показывали множество фотографий разных лиц, а он старался вспомнить, какие элементы лица на фотографиях наиболее, на его взгляд, похожи, а затем из выбранных им элементов составлялся портрет.
Этот метод усовершенствовал американец Хьюго Макдональд из Лос-Анджелеса, разработав так называемый "айденс-кит", когда свидетелю показывали не фотографии, а отдельные элементы лица, из которых и составлялся портрет.
Затем в ФРГ был разработан метод "пик", а в Чикаго "мимик", при которых на киноэкран проецировались отдельные элементы лица, пока не формировался полный портрет. Однако все эти методы, в том числе и английский "фото-фит", были лишь различными модификациями "айденс-кит". К тому времени было разработано 169 типов лба и линии волос, 81 тип глаз, 86 - губ, 70 - носа, 64 типа подбородка и линии щек. К этому можно добавить громадное разнообразие усов, бород, очков, головных уборов. Как подсчитали математики, из всех этих элементов можно составить более пяти миллиардов человеческих лиц - число, превышающее население земного шара.
Отдел криминалистики при Главном управлении милиции ПНР использует собственную технику "портрета по памяти". Это так называемый "композиционнорисуночный идентификатор", в который входит набор отдельных элементов лица, сделанный на пленках, и фотоальбом этих элементов, что гарантирует большую достоверность портрета, создаваемого со слов свидетелей. В Польше словесный портрет впервые был использован в 1960 году, во время расследования нашумевшего преступления: убийства известной актрисы Станиславы Ч. и похищения ее драгоценностей. Преступники - молодые супруги - были задержаны именно благодаря словесному портрету.
Получив "добро", майор Качановский немедленно приступил к подготовке задуманной им операции.
В криминалистическую лабораторию майор Качановский обратился с необычным заданием. Он положил перед специалистами несколько фотографий Казимежа Фельчака и попросил составить словесный портрет этого человека.
- Да зачем же вам словесный портрет, товарищ майор, когда у вас имеются его фотографии? Ведь они гораздо вернее словесного портрета.
- В том-то и дело, что необходимо создать портрет, лишь напоминающий лицо молодого человека с фотографии, лишь похожий на него, чтобы люди, знающие этого человека, увидев портрет, могли сказать: очень похож, но я не уверен, что это наверняка он.
- Задача ясна, хотя и непонятно, зачем это вам, - рассмеялся эксперт. - Но раз нужно, попробуем сделать.
И он с большой сноровкой принялся составлять портрет из отдельных элементов лица. Губы сделал немного другие, более узкие, слегка изменил линию волос, лоб сделал больше и из-за этого даже наметились залысины.
- Так хорошо?
- Великолепно. Остается лишь размножить портрет.
- Сделать фотографии или рисунки?
Качановский немного подумал:
- Пожалуй, лучше рисунки.
- И, как всегда, жутко срочно? Чтобы было готово вчера?
- Да нет, если сделаете через пару дней, и то сойдет.
- Через два дня они будут у вас, во дворце Мостовских.
Через три дня по телевидению было передано специальное сообщение: "Милицией разыскивается молодой мужчина в возрасте около двадцати пяти лет, подозреваемый в крупном хищении государственного имущества и убийстве. Портрет составлен по описаниям свидетелей. Все известные вам сведения об этом человеке, и прежде всего его имя и фамилию, а также местопребывание, просим немедленно сообщить лично или по телефону в городское управление милиции или в ближайшее отделение".
На следующий день вся варшавская пресса напечатала это сообщение и поместила портрет разыскиваемого.
Через три дня сообщение было повторено.
Магнитофоны., подключенные к телефонам в квартирах на улице Окшеи и на Черняковской, записывали теперь все разговоры. Наблюдатели не спускали глаз с Казимежа Фельчака.
Эффект был потрясающий. Уже на следующий день после передачи сообщения по телевидению Казик не появился на своем обычном посту перед банком на улице Чацкого. В этот день он вообще не выходил из дому. На следующий день перебрался в квартиру на Черняковской. Причем как перебирался! Из дому вышел в пальто с высоко поднятым воротником, в шапке, надвинутой на самые брови. И разумеется, надел темные очки, хотя день был не солнечный. Схватил первое попавшееся такси.
Было ясно, что маскироваться Фельчак не умел. И его одежда, и его поведение привлекали к нему внимание.
В течение пяти дней он не покидал своего убежища на Черняковской.
- Как бы он там с голоду не помер, - беспокоился Дзюба.
А тем временем, как это обычно бывает при такого рода сообщениях, в милицию стали поступать сигналы от населения - в письменной форме и по телефону. Люди спешили помочь милиции в ее борьбе с преступниками. В своем огромном большинстве информация была ложная, но в нескольких письмах и телефонных разговорах сообщалась фамилия Фельчака и его домашний адрес.
Тем временем магнитофоны не записали ничего достойного внимания. Телефон на Черняковской вообще молчал. В квартиру на Праге звонили, спрашивали Казика - в основном девушки. Им отвечали, что Казика нет дома и неизвестно, когда он будет.
Прокурор Бочковский каждый день звонил майору: интересовался, как обстоит дело с осуществлением плана. У Качановского пока еще не было никаких новостей. На пятый день майор решился:
- Придется немного попугать нашего "барсука", так сказать - выкурить его из норы.
В этот же день в квартиру Фельчаков на улице Окшеи зашел участковый. Он поинтересовался у старого портного, где находится его сын Казимеж и чем он занимается. Хозяин сказал ему, что сына дома нет, и это была правда. А вот на вопрос о том, где же пребывает гордость черной биржи, он соврал, заявив, что не знает.
- Ведь я почему пришел, - мялся участковый. - Только потому, что хорошо знаю вашу семью. Сколько лет я у вас участковым?
- Я уж и не припомню сколько.
- Вот и я говорю, лет пятнадцать, не меньше. И никогда с вами никаких неприятностей, все в полном порядке. И Казика вашего еще малышом помню. Хорошая семья, вот бы все так…
- Ну а что же теперь?
Участковый полез в карман и достал рисованный портрет разыскиваемого преступника - шедевр криминалистической лаборатории.
- Вот, - сказал он. - По всем отделениям милиции разослан этот портрет с вопросом, не встречали ли мы этого человека. А он точь-в-точь ваш Казик. Потому я и пришел к вам.
- Да что вы, ни капельки не похож, - возразил портной. - И рот другой, и залысин у Казика нет. Всем бы такую шевелюру, как у него!
- Так-то оно так, да все-таки… Сам не знаю, что делать.
- Как "что делать"? Ничего не делать. Ведь это не Казик.
- Если я не сообщу о нем, у меня могут быть неприятности, - стоял на своем участковый.
- Какие могут быть неприятности, если это совсем другой человек?
- Может, вы и правы, - обрадовался участковый, делая вид, что у него гора с плеч свалилась. - А все-таки будет лучше, если сам Казик явится в управление милиции. Знаете, чтобы уж все было в порядке. Что ему стоит? Ведь он же ни в чем не виноват.
- Конечно, не виноват, - заверил его портной с искренней убежденностью. Уж он-то ни минуты не сомневался, что его сын не может иметь ничего общего с хищением и убийством.
- Так, значит, будет лучше всего, если сам Казик придет и все объяснит, - повторил участковый. - Ну, мне пора.
- А то посидели бы. Небось со службы, голодные, да и горло промочить найдется чем, - уговаривал старый Фельчак.
- Зайду как-нибудь, когда время будет. А сейчас надо успеть еще в универмаг наведаться, опять двор превратили в свалку. Так вы не забудьте передать ему мой совет.
- Как только Казик вернется, я его тотчас пошлю во дворец Мостовских, - обещал портной.
Он без промедления позвонил на Черняковскую и слово в слово передал сыну свой разговор с участковым. Старший Фельчак искренне считал, что надо последовать его совету.
- Ведь ты же невиновен, - убеждал он сына, - так пойди в управление и объясни. Так и так, скажи. Не съедят же тебя, допросят и отпустят.
- Ну что ты несешь, отец! Для них мы все виновны. Со мной и говорить не будут, сразу арестуют. И просидишь там как миленький несколько месяцев, пока докажешь, что ты ни при чем. А если даже и докажешь, что к тому делу ты не имеешь никакого отношения, они тебе пришьют что-нибудь другое. Те же боны, например.
- Сколько раз я тебе говорил, зарабатывай честным трудом.
- Ну, опять поехал… Буду вкалывать с утра до ночи за четыре тысячи в месяц?
- Я вот вкалывал и, как видишь, с голоду не умер, да и вас вырастил.
- Опять двадцать пять! Ну сколько можно?
- Ладно, поступай как знаешь. - И старый портной в сердцах бросил трубку.
В этот же день, к вечеру, Казимеж Фельчак покинул свою нору на Черняковской. Наблюдатели, следившие за каждым его шагом, отметили, что парень, как видно, пытался отпустить бороду и за пять дней ему удалось отрастить довольно длинную щетину. Новое убежище он нашел на Жолибоже на вилле у женщины, которая, как и он, занималась скупкой бон и валюты.
На следующий день по телевидению не только повторили предыдущее сообщение, но и предупредили, что каждый, способствующий укрыванию преступника от властей, будет отвечать по всей строгости закона. На сей раз показали целых два портрета, оба словесных: первый тот же, что показывали раньше, второй со щетиной. "Выкуривание барсука" велось по всем правилам. В его новой норе тоже организовали прослушивание телефонных разговоров. На сей раз прокурор Бочковский без возражений дал на это санкцию, так как убедился, что следствие идет по верному пути. На следующий день, ближе к вечеру, был зафиксирован следующий диалог.
- Позовите Ришарда, - послышался голос Казимежа Фельчака (номера, который он при этом набрал, установить не удалось).
- Я у телефона.
- Узнаешь меня?
- Узнаю. Что надо? Ведь я же запретил мне звонить.
- Телевизор смотришь?
- Да. Крепко за тебя взялись. И наверное, все из-за этой чертовой бабы.
- Мне надо встретиться с тобой, Рысик.
- Зачем?
- Я боюсь. На Окшеи они уже были.
- Кто?
- Наш участковый.
- И что?
- Показывал отцу фотографию. Советовал мне самому явиться в милицию. Если не поможешь, мне ничего другого не остается…
- Ты откуда звонишь?
- Да тут от одной… Знакомая моя. Но не могу же я у нее вечно сидеть. Да и сдрейфит она, своя шкура дороже.
- Хорошо. Встретимся завтра.
- Где?
- Как стемнеет, приходи в парк Скарышевского, к пруду. Да проследи, чтобы не было хвоста.
- Сам знаю. Во сколько?
- Сказал, как стемнеет. Ну, где-то около восьми. Поговорим. Не робей, найдется хаза, просидишь спокойно несколько месяцев, пока все не затихнет.
- В Варшаве?
- Это не телефонный разговор.
- Ладно, до завтра.
- До завтра. Только смотри, будь осторожен.
Прослушав магнитофонную запись, майор с удовлетворением потер руки. Хитрость удалась, рыбка клюнула.
На следующий день с утра сотрудники милиции обследовали парк Скарышевского. Ничего не скажешь, место для свидания было выбрано удачно. В это время года часть парка, прилегающую к пруду, редко кто посещал, а уж в сумерки здесь и вовсе было пустынно. Заросшее густыми кустами место не располагало к прогулкам.
Правда, листья еще не раскрылись, но аллейку у пруда окаймляли вечнозеленые кусты и хвойные деревья, так что было где спрятаться нескольким сотрудникам милиции. Сам майор решил укрыться в разросшихся кустах можжевельника и с этого "командного пункта" руководить операцией.
Как всегда предусмотрительный, Януш Качановский на всякий случай расставил еще несколько человек и на некотором расстоянии от аллейки у пруда, где, как предполагалось, произойдет встреча. Вторая линия должна была вступить в действие, если у первой что-нибудь сорвется.
Уже за два часа до назначенного времени все участники операции заняли свои посты. День выдался хмурый и холодный. Гуляющих в парке было немного.
Казимеж Фельчак появился в парке примерно за полчаса до условленного времени. Не спеша прошелся по аллеям, присматриваясь к гуляющим и стараясь определить, не следит ли кто за ним. Посидел на лавочке у одной из статуй. Потом прошелся вдоль пустых в это время теннисных кортов. Парк почти совсем обезлюдел. Фельчак, по всей видимости, уверился, что слежки за ним нет, и быстрым шагом направился к пруду. Здесь тоже никого не было, кроме хорошо замаскированных милиционеров, которые в бинокли наблюдали за его действиями.
Парень присел на одной из двух скамеек в небольшой аллейке. Ему и в голову не могло прийти, что эти скамейки были установлены здесь сегодня утром по распоряжению майора Качановского. Удобства для преступников создавались в расчете на то, что они проведут свою встречу именно здесь, а не уйдут в другое место.
Фельчак ждал уже двадцать минут. Было заметно, что он все больше нервничает, то и дело посматривая на часы. Наконец, в полной темноте, он заметил фигуру приближающегося мужчины. Вскочив с лавки, бросился ему навстречу.
- Рысик?
- Ну чего орешь?
- Я уж и ждать перестал.
- Надо же было проверить, не шляется ли кто поблизости.
- Да нет здесь ни души. Я проверил.
Они разговаривали у кустов, за которыми спрятался майор Качановский, так что он слышал каждое слово.
- Дело дрянь, - сказал Ришард. - Менты крепко в тебя вцепились. Сегодня в газетах опять пропечатали твою рожу.
- Что же делать?
- Лечь на дно. Есть у меня план…
- Ну говори же!
- Не суетись, надо спокойно поговорить.
- Вон там скамейка, - сказал Фельчак. - Можно сесть.
И они направились в сторону ставшей совсем невидимой в темноте скамейки. Сделав несколько шагов, Ришард остановился:
- Тьфу, черт, ботинок развязался.
Он наклонился, чтобы завязать шнурок. Его спутник тоже остановился. Ришард, все еще возясь с левым ботинком, вдруг выругался:
- Холера, там кто-то стоит!
- Где?
- Да возле скамейки!