- Ты всерьез считаешь, что этот тощий маленький старикашка мог убить того бегемота?
- А почему бы нет? Может, ему кто-то помогал.
Бришо наблюдал, как Буасси выруливает на официальную стоянку "Пари суар", и следил за лицом сторожа, который только кивнул, чтобы они въезжали; Это был пожилой человек, явно бывший полицейский, который умел отличать полицейские машины и без опознавательных надписей.
В редакциях они уже бывали, но только в маленьких газетах. Представления о больших основывались у них лишь по американским фильмам. Они рассчитывали увидеть огромный зал, где снуют нервные мужчины без пиджаков и бегают хорошенькие женщины с бумагами в руках. Ожидали услышать стук типографских машин и увидеть стоящего рядом Лафронда, с удовлетворением наблюдавшего за тем, как из них автоматически выскакивают газеты. Как бы там ни было, но они ожидали шума и движения. Однако здесь царила тишина. Через стеклянную, на фотоэлементах, дверь они вошли в огромный пустой зал. Пальмы, кресла, в центре будка, тоже из стекла, в ней вахтер в форменной одежде. Они подошли туда и вынули удостоверения.
- Разрешите? - Вахтер взял у них из рук удостоверения, и записал имена в большую тетрадь. - К кому вы идете?
- К мосье Лафронду.
- …Лафронду… - Вахтер писал медленно, детским разборчивым почерком. Он посмотрел на них извиняющимся взглядом. - Повсюду наставили компьютеров, только у нас нет. Только мы знай себе пишем. Но теперь уже недолго, мосье. Две недели - и конец.
- Прекрасно, - сказал Шарль. Вахтер вернул им удостоверения.
- Будьте любезны подняться в лифте на четвертый этаж.
Пропустивший их вахтер был человеком лет сорока, с руками-лопатами и перебитым носом. Они с трудом могли представить, что через две недели он будет нажимать на клавиатуру компьютера.
Проходя по вестибюлю, они искали хоть какого-нибудь признака того, что находятся в редакции. Чистота, тишина. Стены цвета яичной скорлупы, на полу светло-коричневый ковер. Все скорее напоминает оранжерею из-за множества цветов, расставленных повсюду. В лифте звучала тихая музыка. В нем могло поместиться по меньшей мере человек десять, стены его тоже были цвета яичной скорлупы, а на полу лежал такой же коричневый ковер, как в вестибюле. Они вышли на четвертом этаже и огляделись. Коричневый и цвета яичной скорлупы коридор с раздвигающимися дверьми из пластика.
- Будто современная рекламная контора…
- Когда у нас так будет?
- Надеюсь, никогда.
- Ненормальный…
Дойдя до кабинета главного редактора, оба смолкли. Постучали и один за другим вошли. Шарль впереди, за ним Буасси своей странной походкой вперевалочку. Огляделись в коричневой и цвета яичной скорлупы приемной. За овальными, сделанными на заказ письменными столами сидели секретарши, словно тоже сделанные на заказ. Они одновременно подняли головы.
- Я Шарль Бришо. Мадемуазель Житон?
- Это я. - Одна из женщин нерешительно приподнялась.
- Быть может, вы помните, мы разговаривали по телефону. По делу мосье Дюамеля.
Две другие женщины, приступившие было снова к работе, вскинули глаза на Шарля. Обеим под пятьдесят, на обеих строгие костюмы. Похоже, им Бришо понравился.
Мадемуазель Житон можно было дать лет тридцать. На ней красная шелковая блузка и широкая цветастая юбка, скрывающая бедра и зад, которые по сравнению с ее возрастом были лет на десять пышнее, чем следовало. Костюм дополнял легкий грим. Даже в период своего расцвета она вряд ли была секс-бомбой, однако и теперь не скажешь, что мадемуазель Житон дурнушка. В коллекции Дюамеля она фигурировала под номером шестым за 1984 год.
- О, конечно, полиция. Пожалуйста.
- Мосье Лафронд у себя?
- Да. О вас доложить?
- Прошу вас… одну секунду… - Бришо подошел к письменному столу и склонился над ним. Нельзя было расслышать, что он говорит, Житон внимательно выслушала, потом так же тихо ответила. Со стороны они казались заговорщиками.
Женщины перекладывали бумаги на своих; столах, делая вид, будто поглощены работой.
Буасси перенес центр тяжести на другую ногу, Шарль кивал, женщина, - жестикулируя, что-то объясняла, затем откинув упавший на глаза локон, взялась за телефон.
Лафронд не был занят, во всяком случае, - принял их сразу. В его кабинете уже не было ничего ни светло-коричневого, ни цвета яичной скорлупы, ни пластиковых раздвижных дверей, ни неудобных, с изогнутыми линиями письменных столов, ни скрытого освещения. Это была нормальная приличная контора с громадным, сделанным из настоящего дерева письменным столом, с настольной лампой, креслами, люстрой на потолке и длинным столом для переговоров с расставленными рядом деревянными, обтянутыми кожей стульями с прямыми спинками. Одна стена была уставлена книгами, другую покрывали изображения старых первых полос газеты.
- Модернизация закончилась у вашего порога? - спросил Шарль.
- Нет. - Лафронд рассмеялся. - У моего порога закончилась сфера влияния дизайнера. - Знаком он пригласил их сесть, сам расположился за письменным столом.
Шарль вынул толстый блокнот в плотной, твердой обложке.
- Не скажете, когда вы видели в последний раз Дюамеля?
- В субботу вечером… Я встретился с ним в театре.
- В котором часу?
- Представление началось в семь. И длилось примерно до девяти. А в чем дело? Ведь его же убили дома…
- А после спектакля?
- Я выпил несколько рюмок на приеме и ушел домой. Не знаю, как долго оставался там Жорж.
- И не знаете, ушел ли он один или с кем-нибудь?
- Разумеется. - Лафронд нажал несколько кнопок на клавиатуре, стоявшей рядом с письменным столом. На укрепленном между книгами экране появилось изображение газетной полосы. - Прошу прощения, всего несколько секунд, - пробормотал он в их сторону, с поразительной быстротой пробегая статью. Затем нажал очередную кнопку. - Этот рыночный материал слишком длинный, - сказал он, склонившись к клавиатуре. - Достаточно половины, духовный мир торговки никого не интересует. Об ограблении банка дайте три колонки и заголовки покрупнее. Почему у вас такие мелкие заголовки? - Он отпустил кнопку, откинулся и, похоже, ему секунду пришлось соображать, пока он не вспомнил, что делают эти двое чужаков в его кабинете. - Если самому не проследить, наверняка что-нибудь упустят… - проворчал он. - На чем мы остановились?
- С кем отправился домой Дюамель в субботу вечером, - предупредительно подсказал. Шарль.
- Понятия не имею. - Лафронд задумался. - Откуда мне знать?
- Вы разговаривали с ним на приеме?
- Естественно. Поговорили несколько минут и разошлись. Знаете, как бывает на подобных приемах. Все стоят, в одной руке тарелка, в другой бокал, и пытаются есть, стараясь, чтобы их не толкнули. Двадцать пять знакомых, с которыми надо поздороваться, из них десяти пожать руку, тебя представляют множеству разных людей, вовсе тебя не интересующих.
- Кто там был?
- Актеры, телевизионщики, журналисты, бог весть кто. Обычная толпа бездельников, которые присутствуют на всех приемах. Избави нас от них, Господи! - Он снова заиграл на клавиатуре, словно на рояле, и, хмыкая, смотрел на экран. - По меньшей мере дважды в неделю у меня таким образом воруют время. - Он гневно тыкал кнопки, стирал одну картину, заставлял появляться новую. - Достаточно мне только услышать о приеме, а ля фуршет, как у меня подымается давление. Есть невозможно, беседовать невозможно, сесть невозможно, ума не приложу, почему люди приходят от этого в такой восторг?!
- А завести знакомства там можно?
- Да, можно.
- Вы не заметили, чтобы Дюамель с кем-либо знакомился?
- Нет. - Лафронд перестал нажимать на кнопки и поглядел на них. - Вы думаете, Дюамель завел там какое-нибудь новое знакомство?
- А вы как думаете? - Словно два козленка, столкнувшиеся на узком мостике, они не уступали друг другу - ни главный редактор, ни Шарль. Оба желали только спрашивать, но не отвечать.
- Дюамель легко сходится с людьми?
- Я не знаю его личной жизни. - Лафронд вновь переключил свое внимание на экран.
- Вы видели пачку писем в кабинете Дюамеля, ведь вы там присутствовали, когда мы ее нашли. - Шарль, словно подчеркивая значение каждого слова, в такт постукивал карандашом по блокноту. - Вы знали, что он пользуется успехом у женщин?
- Нет, но меня это и не интересовало. Я вообще не вникаю в личную жизнь своих сотрудников.
Даже не будь их предварительного разговора с мадам Лафронд, у сыщиков непременно возникло бы подозрение. Обычно подозрительно, если кто-то ни с того ни с сего становится вдруг равнодушным, замыкается в себе, словно черепаха, которая прячется в свой панцирь, когда собака пытается обнюхать ее. Слишком много таких притворно равнодушных голосов они слыхали, чтобы их можно было ввести в заблуждение. Оба вежливо кивали, Шарль что-то записывал.
- Э-э-э… вы занимаетесь каким-нибудь спортом? - спросил он.
- Нет. А в чем дело? Почему вас это интересует?
- Даже, не знаю, - невинно произнес Бришо. - Вероятно, потому, что вы не располнели. В вашем возрасте и в вашем положении большинство обрастает жирком.
Лафронд пристально глядел на него.
- Я имел в виду теннис, лыжи, гольф, парусный спорт…
- Работа, мосье, работа - лучший вид спорта. - Он улыбнулся. - И вам рекомендую. - Он повернулся к микрофону: - Почему вы поставили эти фотографии Вайнбергера? Дайте мне все, я сам отберу. - Лафронд нажал еще одну кнопку и вперил взгляд в экран. Провожать их он не стал.
Глава пятая
Становилось прохладнее, и парижане, дрожа от холода, плотнее запахивали на себе куртки. Слегка покапал дождь - ровно настолько, чтобы промочить людям ботинки и заставить зябко топтаться на автобусных остановках тех, кому именно сейчас понадобилось отправиться в путь.
Альбер вышел из такси, сунул под пальто книгу, которую купил в магазине рядом с домом Лафронда, и огляделся. Заводы, обшарпанные одноэтажные домишки, пыльные садики, бесцветные доски для наклейки афиш, перегородившие узкую дорогу грузовики.
Улица Гавье, 8. Антуан Риве.
Не найдя его фамилии в перечне жильцов, Альбер отправился искать квартиру консьержа.
Двухэтажный дом, высокая сводчатая подворотня. Квартира консьержа слева на повороте лестницы. Альбер переложил книгу в левую руку, чтобы освободить правую, и постучал. Дверь открыла низенькая ширококостная женщина. Вид у нее был неряшливый, волосы взлохмачены, к переднику присохли бурые остатки пищи.
- Я ищу мосье Риве.
Женщина ткнула рукой в направлении двора и захлопнула дверь. Альбер вздохнул и двинулся к мощеному двору. Слева стоял на козлах старенький "рено-дофин", справа прилепился к стене сарайчик. Был он высотой метра в два, достаточно широкий для того, чтобы в нем поместилась кровать, и около пяти метров в длину.
Дверь находилась в обращенной к воротам стене продолговатого строения. Она вела в убого обставленную кухню, за стеклом, склеенным пластырем, виднелся допотопный водопроводный кран, изготовленный на рубеже века, древний буфет, две старые афиши. Они приглашали на велосипедное состязание, вспомнить о старых Добрых временах. На стук никто не откликнулся. Альбер коленом толкнул дверь. Она отворилась, потом, словно была автоматической, медленно закрылась. Альбер еще раз толкнул ее и нехотя вошел в квартиру. У двери в комнату он остановился и, прежде чем зайти, постучал по дверному косяку.
- Риве, вы дома? - Ему показалось, он услышал какое-то шевеление. - Я из полиции, хочу с вами потолковать.
Почувствовав, как кто-то приближается изнутри, он машинально шагнул в сторону. Низкорослый, худой мужчина резко распахнул дверь, поскользнулся на каменном полу кухни и, едва обретя равновесие, выскочил во двор.
- Стой! - закричал Альбер. Но в следующий момент рефлексы, выработавшиеся за пятнадцать лет службы в полиции, подсказали правильный ход действий. Выхватив пистолет, он ворвался в комнату. Терять время не хотелось, однако надо было проверить, не остался ли там кто-нибудь. Он рванул дверцу шкафа, заглянул под кровать, распахнул ногой дверь туалета. Не прошло и пяти секунд, как он был во дворе. На бегу сунул пистолет во внутренний карман и вытащил из-под пальто книгу. Он бежал быстро, в полной уверенности, что догонит беглеца. Если только тот не скроется в соседнем доме. Однако мужчина, следовал вверх по улице Анастаз. Альбер, лавируя между прохожими мчался за ним вслед. Прохожих на улице было мало, но почему-то все они как назло оказывались перед ним и в последний момент, когда он собирался обогнать их, вынуждали его делать зигзаг. Они начинали завязывать шнурки на ботинках, беседовать между собой, толкать впереди себя детскую коляску.
Риве свернул влево. Альбер не видел его, лишь мог проследить направление его пути, когда он прокладывал себе дорогу среди прохожих. Лелак гнался за ним по проезжей части. Бежал во всю прыть, чувствуя, как сокращается между ними расстояние. Автомобилисты, поравнявшись с ним, снижали скорость и выкрикивали ругательства, один мопед даже слегка задел его, проезжая мимо.
Альбер ничего не замечал. Но вот увидел беглеца. Низенький человечек с черными волосами и морщинистым лицом обернулся на бегу. По тротуару за ним никто не гнался. Альбера он заметить не мог и все же продолжал убегать. Альбер начал выдыхаться. Он вспотел, брюки прилипали к ногам, икры ног словно кололо мелкими иголками, воздух со свистом вырывался из легких. Автомобили, автобусы, мотоциклы прыгали перед глазами.
Он услышал скрежет тормоза и отскочил влево, оказавшись между двумя припаркованными машинами. Боковым зрением уловил, как одна машина скользнула на то место, где он только что бежал, но тотчас выбросил это из сознания.
Теперь он бежал по тротуару. Бежал все медленнее. Да и направления бега менял не так быстро, как вначале; все больше времени требовалось для того, чтобы решить, куда свернуть.
Плечи Альбера все чаще натыкались на препятствия. А Риве не сбавлял темп. Расстояние между ними снова возросло, и Альбер бежал уже скорее из принципа, не веря, что когда-нибудь сможет догнать бывшего велосипедиста. Риве, словно ящерица, мог внезапно остановиться, внимательно посмотреть назад, а затем снова припуститься бежать, меняя направление, огибая идущих навстречу, пересекая мостовую. Затем он снова свернул за угол, и Альбер остановился. Хватит с него. Он пробежал по меньшей мере два километра. Сначала был спринт, потом пришлось бежать, меняя направление, толкая прохожих, отскакивая от машин, и все это - он глянул на часы меньше чем за восемь минут.
Как, черт побери, Риве выдерживает такой темп? Тренируется он, что ли? Альбер знал, что по сравнению с рядовым обывателем его собственная спортивная форма просто блестяща, но где ему сравниться с профессиональным спортсменом?! Неужто Риве серьезно тренируется? Риве, которого дисквалифицировали в семьдесят восьмом и которому денег хватает лишь на жалкую дыру на улице Гавье?
Альбер вспомнил пустые бутылки из-под вина на кухонном столе. Нет, это невозможно! Едва начав приходить в себя, он заметил любопытные взгляды прохожих. Тяжело дыша, взлохмаченный, вспотевший, он стоял, опустив голову, и что-то бормотал.
Положив книгу на припаркованную машину, он расстегнул молнию на спортивной куртке и попытался привести себя в порядок. Заправил рубашку в брюки, подтянул носки, подождал, пока обсохнет потное тело. Затем двинулся дальше. Медленной, неуверенной поступью, чтобы как-то расслабиться после напряженной погони и немного обдумать происшедшее.
Неужели Риве убил Дюамеля? Если нет, почему он убегал? И вообще Риве ли этот беглец?
Он вынул из кармана взятую в картотеке Дюамеля карточку. Антуан Риве родился в 1955 году. Не разница ли в возрасте причина того, что тот оказался, быстрее Альбера?
- Старею, - подумал он. - Двадцать лет назад я бежал бы, пока не грохнулся. Десять лет назад - пока не смог бы прислониться к стене, чтобы сдержать тошноту. Теперь остановился, как только устал. Старею, - снова подумал он, словно желая себя убедить. - Бегаю, тренируюсь с Жаком и воображаю, будто я в полном порядке. И вот, пожалуйста! Десять лет разницы в возрасте позволили этому проклятому Риве ускользнуть. Не может он быть в лучшей форме, чем я. Просто он не сдался, а продолжил бег.
Альбер приостановился, так как на тротуаре образовалась толпа, и он не знал, как ее обойти. Кто-то упал. Умер или умирает, бьется в судорогах или истекает кровью. Люди стояли и смотрели, словно любовались прекрасным зрелищем. Гадали, что могло случиться, будто от этого несчастному было легче. Спрашивали, вызвал ли кто-нибудь "скорую" и, удовлетворившись ответом, продолжали стоять.
Лелак решил обойти толпу. Правда, он учился оказывать первую помощь, но мало чего достиг. Хотя он был сыщиком и еженедельно видел покалеченных, истекающих кровью и мертвых людей, он не мог избавиться от ужаса, свойственного самому обыкновенному человеку. Врач, который вел у них курс первой помощи, уснащал свои лекции специальными выражениями, рассказывал о ходе различных болезней и лечении их. Вместо того, чтобы растолковывать, когда и что надо делать. Из всего этого Альбер вынес, что самое лучшее тотчас же вызывать "скорую". А разбирался он лишь в том, с чем часто встречался за прошедшие пятнадцать лет службы: вывихах, переломах, рваных и колотых ножевых ранах, переломах черепа.
Лелак прокладывал себе дорогу среди зевак, потом все же не удержался, чтобы не бросить взгляд на лежавшее на земле тело. Это был худой молодой мужчина. Черные волосы, морщинистое лицо, потертые серые брюки, темный свитер. Альбер остановился и, хотя сразу узнал человека, склонился поближе. Риве лежал на спине, вытянув руки вдоль тела.
- Отойдите, отступите подальше! - скомандовал Альбер. Он не вынул удостоверения, но по его тону все узнали в нем представителя власти. - Нечего здесь разглядывать…
Он присел на колено и поискал пульс у лежавшего. Риве был жив, насколько Альбер мог установить по едва уловимым неровным толчкам под его пальцами. Однако он едва дышал. Искусственное дыхание, подумал Лелак, вот что ему нужно. Он ощутил к себе ненависть, однако не смог заставить себя приникнуть к сжатому рту Риве. Положив обе руки ему на грудную клетку, он начал ритмично надавливать на нее.
Прибыла машина "скорой помощи" - плоский "Ситроен-комби" старого выпуска. В ней помещались носилки и сопровождающий. Врача не было, только двое санитаров, которые занялись своим делом с такими же скучающими лицами, как группа Лелака на месте тройного убийства. Торопливо осмотрели Риве и уложили на носилки.
Разрешили Альберу сесть с ними в машину и, включив сирену, тронулись с места. Лелак понятия не имел, куда они едут. Сзади в машине не было окошка, от резких, крутых поворотов и неожиданных торможений Альбер почувствовал дурноту. Наконец они прибыли. Больница Сен-Мелани состояла из целого ряда корпусов, построенных из старых, добротных красных кирпичей, где кошки разгуливали в саду, а крысы - по коридорам цокольного этажа.
Риве унесли, и Альбер остался стоять в переполненном коридоре, будто обеспокоенный родственник. Мимо него, меряя Альбера подозрительными взглядами, шаркали в умывальную старики в болтающихся на тощих плечах пижамах. В конце концов появился доктор.