А по улице идут прохожие. И никому нет дела до него, замурованного в этой - пятой по счету за год - комнате. Белые сорочки мужчин и яркие платья женщин кажутся ему вызывающе праздничными для обычного буднего дня. Будто он, поглощенный своими страшными заботами, прозевал какой-то большой праздник, и вот теперь вынужден смотреть на него издали. И нельзя спуститься в город и быть наравне со всеми - если не веселым, то по крайней мере спокойным. Шагать бы с толпой, как в детстве, когда с мальчишками из московских дворов бегал на демонстрацию. Тогда они пристраивались к одной из колонн и шли вместе со всеми до Красной площади. Сколько лет назад это было? Кажется, что все это из другой, чьей-то жизни...
1.
Ранним утром рабочий шестой дорожной дистанции, что в ста километрах от города Сусумана, бульдозерист Николай Егоров влез, как обычно, в кабину своей машины. Рычаги были влажными и скользкими после ночи. И хоть холодно еще в мае по утрам, но весна уже веселит душу своими явными приметами. За предыдущий день солнце потрудилось на славу - оттаяли целые поляны с прошлогодней брусникой. Утренний час до восхода солнца особенно приятен - можно работать спокойно, не торопясь. Потом по трассе запыхтят, взбираясь на перевал, тяжеловозы, замелькают газики, начнется дорожная суматоха.
Нынче надо было подсыпать трассу на пятьсот шестидесятом километре. Там образовалась такая "гребенка", что машины трясло, словно они спускались по каменной лестнице.
Дорога вильнула налево, и Николай чертыхнулся. Всегда, проезжая здесь, он выражал таким образом свое отношение к проектировщикам: и зачем было так укладывать трассу - с хитрым зигзагом? Может, в тридцатые годы, когда проводили изыскания, здесь было какое-нибудь непроходимое болото? Как бы там ни было, а на этом самом зигзаге за сезон три-четыре машины въезжали в кювет. И никакие знаки не помогают! Николай неодобрительно посмотрел сначала налево, потом, по ходу движения, направо.
Утро было серое, пасмурное. Остатки ночного тумана цеплялись за тоненькие ветви молодых лиственниц. У самой земли туман был гуще и сливался с залежавшимся потемневшим снегом. Слава богу, через час из-за сопки выплывет краешек желтоватого утреннего солнца и вдохнет жизнь и краски в этот бесцветный пейзаж.
Николай снова удивился, как много снега растаяло за прошедшие сутки. Солнце очистило от него и корни старой высохшей лиственницы, и теперь они, желтые, с коричневыми подпалинами, нависали над почти неразличимым в тумане ручьем. Николай давно присмотрел это погибшее дерево и все никак не мог выкроить время, чтобы захватить его домой. Дня на два, на три хватило бы топить печь.
Возле корней дерева ручей мотал кусок темного брезента. Откуда бы там ему взяться? Видимо, лежал под снегом... Николай остановил бульдозер, спрыгнул на дорогу и зашагал к ручью. Вблизи брезент оказался плащ-палаткой. Он наклонился над ней и застыл: из-под ткани виднелась рука человека.
2.
- Вот что рассказал бульдозерист Николай Егоров. - Подполковник теребит свои усы и внимательно смотрит на меня и на Володю Киселева, будто сомневаясь еще, стоит ли поручать нам такое сложное дело. Потом, как бы решившись, подвигает пачку фотографий и документов. На фотографиях изображен в разных положениях найденный в ста километрах от Сусумана труп мужчины.
- А вот рапорт участкового милиционера... - Подполковник закурил, вдыхая дым глубоко и с явным удовольствием. (Странно: дожить до таких лет, "любоваться" снимками вроде сегодняшних, несколько раз избежать предназначенных ему пуль - и ни одного седого волоса.)
- До встречи с вами я занимался тем, что задавал себе вопросы: кто был убит, где и, наконец, кем? А теперь я с удовольствием предоставляю возможность отвечать на них вам, коллеги. Значит, договоримся так. Вы имеете полный простор для фантазии и действий, а также - детектива-наставника в моем лице. Не так уж мало! Главное в вашем положении, - он с сочувствием оглядел нас, - не считать дело ни слишком легким, ни безнадежным. Сейчас на лице Киселева можно прочесть такое уныние, будто дело уже проиграно. Или вы его считаете слишком простым?
Володя от неожиданности сразу не нашелся, что ответить. Во всяком случае, для шуток у него явно не было настроения.
- Многовато неизвестных, - пробормотал он. - Но это даже интересно.
Подполковник внимательно посмотрел на него, потом слегка прихлопнул ладонью по столу, давая понять, что пора заканчивать этот разговор.
- В общем, вопросы по вашему делу, ввиду его особенного содержания - все-таки убийства у нас редкость! - всегда у меня вне очереди. Понятно? Ну, вот и ладненько. Успеха!
Он пожал нам руки.
За дверью Володьку прорвало.
- По-моему, он обращается с нами, как с больными. "Не думайте, что ваша болезнь слишком легкая, но и не переоценивайте ее тяжесть", - Вовка передразнил интонацию подполковника, действительно напоминающую докторскую. - "Я всегда к вашим услугам, чтобы дать вам новую порцию успокаивающего..." Он еще и посмеивается! И, наверное, думает, что это дело собьет с нас столичную самоуверенность. Ты понимаешь, все осложняется тем, что мы - новоиспеченные магаданцы - не можем не победить! За нами - Москва!
- Тебе бы сейчас шашку в руки и - в бой. Перестань говорить ерунду. Ты о чем думаешь - как решить этот кроссворд или как бы не осрамиться перед шефом? Бояться сраму тут грех. Шеф и сам видит, не беспокойся, что работка эта не сахар.
- Да... Совсем мелочи - опознать убитого, найти место преступления, ибо ясно, что труп доставлен на трассу из другого места, отыскать убийцу, доказать, что именно он - убийца...
- А у шефа, между прочим, такой вид, будто он уверен, что, окажись это дело у него, он бы потихоньку, не сразу, спокойненько, но размотал бы его. Он, конечно, поможет... Но это удивительно - какая уверенность в себе! Нам, двум молодым психам, а особенно тебе, старик, чуть-чуть бы ее сейчас не помешало, а?
Володька молчит, он с головой ушел в размышления, а мне что-то не хочется сейчас думать о преступлении. Впереди - последний свободный вечер, свободный от бесконечного "прикидывания" вариантов, проигрывания возможных ситуаций, которые, как я знал по опыту немногочисленных прошлых дел, будут стихийно возникать в голове, нисколько не считаясь со временем дня и ночи. В детективах часто пишут, что наша работа требует не только восьми положенных часов, но и всего свободного времени. Писатели кое-что, конечно, преувеличивают. Но это, увы, правда - для тех периодов, когда на тебе "висит" дело. Какие могут быть тут развлечения? Участь тех, кто занят разгадыванием ребусов, - увлекаться и не знать покоя, пока решение не найдено. Тот, чей путь к преступлению ты пытаешься угадать и не просто восстановить с наибольшей точностью, но и превратить его из схемы в психологически обоснованную версию - со всеми мотивами, логикой или отсутствием таковой, - становится на время твоей тенью. А ты в одном лице и заяц, путающий следы, и охотник. И попробуй остановить это мысленное преследование после рабочего дня, забыть о нем точно по звонку, оставить его на завтра! Не получается... Да, кроме того, известно, что "случайные" решения приходят только к тем, кто думает над ними днем и ночью.
Обычно преступник, даже самый опытный, оставляет следы, которые помогают понять, с чего начинать поиски.
Вещественные доказательства - начало всему. А мы с Киселевым их не имеем. До сегодняшнего утра мы думали, что они у нас есть. Плащ-палатка и кусок необычной, сплетенной из очень многих нитей веревки. Ну, плащ-палатку преступник мог приобрести легко. А вот насчет веревки мы решили справиться у складских работников - возможно, мест ее применения не так уж много. Но товароведы из промтоварной базы мигом разрушили нашу, и без того крохотную, надежду. Оказывается, веревка называется сельфакаторной и широко используется для упаковки грузов. Такая веревка могла в принципе оказаться у любого хозяйственного горожанина.
Мы терпеливо ждем звонка от экспертов. Тишина заполняет кабинет, и наши настроенные на потрескивание телефонного аппарата уши ловят все учрежденческие шумы.
Первым успел схватить трубку все-таки Володька. Его реакции можно позавидовать. Выслушивая что-то по телефону, он на секунду повернулся ко мне и сказал шепотом:
- Быстро дуй за экспертизой. Кажется, готово...
Наверное, не прошло и полминуты, как я проделал весь путь по коридорам и лестницам туда и обратно.
И вечно мой друг желает быть первым! Только я приготовился к зачитыванию экспертизы вслух, как он выхватил из рук листок и принялся молча изучать написанное, лишь изредка комментируя текст:
- Ну, это не интересно... Это тоже... Ага, вот: "При исследовании каких-либо прижизненных повреждений и заболеваний, которые могли бы привести к смерти, не обнаружено. Поэтому установить причину смерти не представляется возможным..." Наука бессильна! А вот это уже интересно, послушай: "Учитывая данные предварительных сведений о месте обнаружения трупа, местные метеорологические условия, время года, а также развитие изменений, примерно одинаково выраженных как на туловище, так и на конечностях, следует считать, что тело находилось под снегом примерно пять-восемь месяцев..." Вот, по таблице Беца вычислен рост убитого. Ты знаешь, он не великан: сто семьдесят - сто семьдесят три сантиметра. И вот последнее: "При исследовании установлено, что на нижней челюсти удалены три зуба. Степень заращивания лунок позволяет определить, что пятый зуб слева удален приблизительно за шесть месяцев до наступления смерти... Примерно за месяц до гибели на второй зуб справа поставлена коронка..."
Я жадно поглощаю эту скудную информацию, по привычке прикидываю, за что бы тут покрепче уцепиться. Но цепляться особенно не за что. Вот разве что время, когда совершено убийство, - лето или осень прошлого года.
3.
Начинают приходить ответы на наши запросы, посланные во все районные отделения милиции области. Мы решили выяснить, во-первых, кто выехал летом и осенью прошлого года насовсем, официально выписавшись в паспортном столе и указав пункт, куда переезжал. Во-вторых - и это была более важная для нас группа, - кто уехал в отпуск и не вернулся. Третья категория людей тоже представляла для нас интерес - кто пропал и разыскивался органами милиции по заявлениям родственников.
Большой лист ватмана мы с Киселевым разделили на три неравные графы. В первую, самую большую, заносили выбывших официально, постепенно вычеркивая те фамилии, обладатели которых, как выяснилось, благополучно проживали в местах, указанных при выписке. Во второй, тоже не маленькой графе помещались фамилии граждан, не пожелавших вернуться на Север из отпуска. Третья была меньше всех. Летом и осенью прошлого года пропали пенсионер и молодой парень из Магадана. Однако, пока мы занимались составлением этой "ведомости", и тот и другой нашлись. Первый объявился у своих родственников в Белоруссии, второй написал покаянное письмо из Владивостока, сообщив родителям, что уехал вслед за своей девушкой, которую те не хотели в жены своему сыну, и все-таки женился на ней.
Итак, осталось всего две графы. Время от времени Вовка, чертыхаясь, вынимал чистый лист бумаги и переносил туда фамилии, оставшиеся после проверки, потому что "ведомость" становилась слишком грязной. Меня не покидало ощущение, что мы с другом пустились вплавь по морю, надеясь достичь противоположного берега, и притом делали вид, будто это возможно.
Настал день, когда лист бумаги был заполнен начисто и окончательно. Списки перестали убавляться и прибавляться, но, смотря на них, я понимал, что толку от них не будет, если не появится какой-то новый ход, которого пока нет. Где и как разыскивать каждого? А если не разыскивать каждого, по какому принципу отбирать наиболее вероятные кандидатуры, чтобы по крайней мере сузить район поисков?
Эти вопросы занимают наши с Вовкой тяжелые головы.
- Да... - Он вздыхает. - Еще не начали искать преступника, а уже пахнет нашей паленой репутацией.
Меня немного раздражают его заботы о репутации, которые, как мне кажется, только мешают думать о деле. И я не выдерживаю.
- Слушай, пошли к шефу, а?
Вовка резко поворачивается.
- С ума ты сошел, что ли? Значит, лапки вверх - за подмогой?
- Не вижу в этом ничего ужасного. Пришли посоветоваться, вот и все.
- Хоть бы какое предложение за душой было... - В голосе друга мне чудится колебание, и я спешу убедить его.
- Понимаешь, лучше сейчас пойти, когда какая-то работа проделана. По горячим следам. В конце концов, он же сам предлагал помощь, вполне искренне и доброжелательно. Что важнее - дело или твоя драгоценная гордыня?
Вовка страдальчески морщит лицо. Потом вдруг оно светлеет:
- Слушай, старик, а не сходить ли тебе одному? Ну, не могу я, понимаешь...
Я обреченно плетусь к начальнику, утешаясь тем, что принимаю огонь на себя в интересах дела.
Шеф ничуть не удивился тому, что я воспользовался его приглашением довольно скоро. Я рассказываю о наших поисках и разворачиваю перед ним разграфленный лист ватмана.
- Н-н-да... - Он барабанит по столу пальцами. - Ну что же, начали вы правильно. И работа проделана большая. Давайте подумаем.
Подполковник щадит меня и не спрашивает, по какому пути мы собираемся идти дальше.
- Я бы на вашем месте сделал так. Первый список - исключить пока совсем. Это наименее вероятный вариант: люди, уехавшие "по всем правилам", - довольно благополучная группа. Не исключено, конечно, что убитый именно из нее, но давайте сначала исследуем вторую категорию. Для удобства исключим из нее всех, кто жил на Чукотке, а также в районах, отдаленных от места нахождения трупа. Опять же возможно, что убитый вовсе не из ближних районов, но надо же с чего-то начинать? В-третьих, по-моему, необходимо выделить среди оставшихся группы по профессиям. Взять для начала, положим, шоферов или промывальщиков золота - самые характерные для этих районов занятия. Отдельно взять старателей - публика, надолго уезжающая после сезона. Правда, как правило, возвращаются почти все - работа хоть и трудная, но денежная, место в артели получить нелегко, берут туда не всякого. Вот эти группки надо пока и исследовать. Я думаю, они будут небольшими. Затребуйте по каждому личное дело с предприятия и фотографию. А дальше - посмотрим.
Я слушаю шефа и завидую тому, как тот ясно и быстро сделал за нас эту прикидку. Мне не терпится заняться скорее выявлением из списка того самого "ядра", с которым предстоит работать дальше. И, сворачивая лист, я собираюсь обрадовать Вовку результатами своего визита. Но в этот момент мой друг врывается в кабинет, не дождавшись даже разрешения войти в ответ на свой нетерпеливый стук.
- А что, если нам отправить череп убитого в мастерскую профессора Герасимова?! - неуместно громко, патетически восклицает он, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Один Мегрэ сменить другого спешит... - Шеф улыбается. - Конечно, это возможно. Заманчиво получить портрет убитого, восстановленный по черепу. Только учтите, что эта фотография ни в коем случае, никогда и нигде не может служить доказательством. Но зато она может помочь найти эти самые доказательства. - Подполковник помолчал, будто раздумывая, стоит ли все-таки совершать столь сложную процедуру и загружать заказом столичную мастерскую. - Да, конечно, дело сложное, попытаемся использовать и эту возможность. Ну что же, успеха!
И он снова пожал нам по очереди руки, как тогда, когда только поручал дело.
4.
Шеф был прав. В "ведомости" теперь совсем мало фамилий. Четыре шофера, одни рабочий прииска, трое старателей. Все они с колымской пропиской бродят где-то по свету. У нас имеются их фотографии, добытые в отделах кадров, и скудные сведения из личных дел. Теперь через родственников, указанных в анкетах, можно попытаться вести их поиски. Конечно, не во всех личных делах есть пометка о родственниках, не говоря о том, что не всякий дальний родственник может сообщить место пребывания интересующих нас беглецов. И все же, пока не пришел ответ из знаменитой столичной мастерской, мы с Вовкой отстукиваем на машинке новые запросы.
Но вот настал день, когда на мой стол легла фотография, полученная из Москвы. Портрет нас разочаровал. Изображение какое-то приблизительное, неживое. Мы разложили для сравнения вокруг фотографии маленькие снимки, присланные по нашим запросам. Около этой фотовыставки сгрудились чуть ли не все работники управления. Каждый старался продемонстрировать свою наблюдательность, и после долгих споров оказалось, что лабораторный портрет похож по крайней мере на трех живых людей.
- Никаких тебе особых примет, - Вовка расстроено собирает снимки тех, кто уж совсем ничем не напоминает портрет. - Глаза маленькие у многих, волосы темные - тоже, нос как нос, да и интеллекта в лице маловато. И если из такого небольшого количества людей трое похожи на него, то сколько же его "братьев" среди тех, кого мы пока отбросили!
Вовка прав в своих пессимистических высказываниях, и все-таки настроение стало лучше. Трое отобранных нами мужчин: старатели Максименко, Артамонов и шофер Лыткин - заслуживают особого внимания. К тому же приблизительный портрет, сделанный в столице, можно показать по телевидению - вдруг окажутся наблюдательные люди.
Наблюдательные люди все-таки есть не только в милиции! На следующий день после телепередачи раздался первый звонок. Голос женский, взволнованный.
- Я видела этого человека. Понимаете, это было в Сочи, года два назад. Это мог быть он?
Если бы мы знали, где он находился год, два, три назад...
- Конечно, мог. Итак, это произошло два года назад.
- Вы извините, я могу рассказать очень мало. Пришла я на городской пляж. Народу там всегда - уйма. В некоторые дни приходится занимать место в пять утра. Вы не поверите.
- Я вам очень верю. И все-таки, как вы встретились с мужчиной, изображенным на фотографии?
- Вы, пожалуйста, не перебивайте, а то я собьюсь. На чем я остановилась?
- Вы пришли на городской пляж... - Я начинаю от раздражения перекидывать листки календаря.
- Да, как раз накануне я ездила в Хосту. Это рядом с Сочи, но зато там посвободней. Я и в тот день хотела туда поехать, но пропустила автобус и решила все же добыть место на городском пляже. Пробиваюсь к киоску, где выдают шезлонги, и вдруг слышу: "Алла, какими судьбами!" Моя знакомая, оказывается, тоже отдыхает в Сочи. Мы с ней вместе на Магаданской машиносчетной станции работаем. Знаете, магаданцев можно встретить повсюду. Я, например, в прошлый отпуск возле ГУМа за какие-то полчаса сразу троих повстречала... Но я отвлеклась, простите. Подбегаю я к своей подруге, а рядом тот самый мужчина. Внешность у него, надо сказать, не из приятных. Я испугалась даже. А он рот скривил и говорит: "Привет, девочки-магаданочки! Я ваш земляк, Витя". А потом ноги расставил и на весь пляж завопил: "Где золото моют в горах..."
Я плотнее прижал трубку к уху.
- А дальше что?
- А ничего. Он нас в ресторан пригласил. Ну мы и пошли. Весь обед этот Витя нам рассказывал, как золото добывают, про гидроэлеваторы, драги... Договорились вечером встретиться. Только мы не пришли, потому что достали билеты на чехословацкий джаз, знаете, Иветта Симонова там солисткой. А Витю больше не встречали.