В машину вместе с ветром, насыщенным пылью, заносило сладковатый запах гари - это жгли где-то стерню, стараясь таким образом избавиться от сельскохозяйственных вредителей и мелких грызунов, против которых были бессильны ядохимикаты.
Урчали трактора, елозившие по черноте пала, поднимая зябь. Кое-где сеяли пшеницу и рожь в расчете на будущие осенние дожди.
"Замариновал я в себе крестьянина", - не без грусти думалось Ивану Ивановичу, пока он добирался до Волновой.
Запах горелой стерни постоянно напоминал о предупреждении Строкуна: "Полусгоревшая скирда..."
В деле, которое попало в руки майора Орача, слов "пожар" и "солома" не упоминалось. Поэтому, приехав в райотдел, он заинтересовался, прежде всего, именно этим, в общем-то незначительным происшествием.
Подполковник Авдюшин рассказал суть дела. Сушили солому. Для этого обычно сколачивают специальные козлы и выметывают на них скирду, потом ставят мощный вентилятор и начинают продувать солому. По правилам противопожарной безопасности вентилятор надо ставить метрах в пятнадцати от скирды и тянуть к ней железную трубу. Но такой трубы в колхозе не оказалось, а солома уже начала "гореть" от сырости, и, тогда электрик с немого согласия главного инженера колхоза и председателя воткнул вентилятор прямо в козлы. Позже и электрик, и главный инженер оправдывались, мол, так ставят вентиляторы все. "Побывайте в других колхозах".
- Ну и как же в других колхозах? - поинтересовался Иван Иванович.
Подполковник Авдюшин махнул рукой: дескать, что тут спрашивать?
- Во время уборочной прошли дожди, так что солому скирдовали влажную. И такой рады. В прошлом году некоторые колхозы остались совсем без грубых кормов, возили машинами из соседней области. Как говорится: за морем телушка - полушка, да рубль перевоз. Туда - тысячу километров - машины порожняком, оттуда, можно сказать, воздух возили. Конечно, солому на месте прессовали, но на пятитонной машине - полторы тонны груза... В этом году за корма взялись всерьез с самого начала. Сушат все, а правила противопожарной безопасности выполняются "по мере возможности". В колхозе - пятнадцать вентиляторов. По пятнадцать метров специальных труб - это двести двадцать пять. А их у колхоза нет. Пожарники делают вид, будто не знают об этом. В районе - пятьсот скирд, одна загорелась... Это две десятых процента, а если учесть, что полскирды растащили и солому спасли...
Маленький червячок, точивший совесть майора Орача (знакомясь с делом, не обратил внимания на совпадение по срокам двух случаев в Стретинке: обворовали универмаг, и загорелась скирда), перестал беспокоить. В любом деле существует процент брака, неудач, несчастных случаев. В их природе порою лежит стихия, неуправляемость, а чаще всего халатность: недосмотрел, потому что устал, надоело караулить, понадеялся на авось...
В общем-то, следствие, розыск так и идут: возникают по ходу дела версии, проверяются; непригодные, случайные отсеиваются. Иногда они дают незначительные детали, которые помогают вызреть новым версиям, а те, в свою очередь, тоже оказываются несостоятельными.
Вот и в данном случае. Статистика утверждает, что на пятьсот скирд, которые сушат в районе с помощью электровентиляторов, обязательно произойдет ЧП: кто-то где-то прошляпит, проморгает, допустит халатность, граничащую с преступлением.
Судьба на этот раз выбрала село с красивым старинным названием Стретинка, колхоз "Октябрь". А ЧП с универмагом - случай из другой серии.
К месту происшествия вместе с представителем области поехали начальник райотдела подполковник Авдюшин и начальник районного отделения розыска капитан Бухтурма, мужик лет тридцати трех, угрюмого вида, начавший рано приобретать "начальственную талию". Грек по национальности, из тех, чьи прародители появились в здешних местах около двухсот лет тому назад, когда в дикой степи - привольном безлюдном крае - по жалованной грамоте царицы Екатерины начали создаваться первые поселения: Енисоль, Анатоль, Ялта... Капитан Бухтурма любил свой район и неплохо знал людей. По дороге к Стретинке он расхваливал универмаг:
- Приезжал как-то секретарь обкома, мне довелось сопровождать его машину по району. Останавливается в Стретинке на площади. А время благодатное: площадь цветами благоухает, особенно хороши были в ту пору розы. Огляделся он, по дорожкам между клумбами походил. Затем заходит в универмаг. От прилавка к прилавку... А тут и случай помог: накануне товары привезли: обувь, костюмы, какие-то особые телевизоры. Народу - полно, все довольные, все с обновками, покупками. Одного спросил: "Что купили? Покажите". Другого... И - секретарю райкома: "Пора уже не на словах, а на деле стирать грань между деревней и городом. Такой бы универмаг в Донецк, в шахтерский поселок..." А потом хитро улыбнулся и говорит: "Не провести ли на базе вашей Стретинки областной семинар: "Культура обслуживания советского покупателя"? Пригласим городских строителей и дизайнеров, пусть поучатся, как оформлять магазины..."
Стретинка - село старинное. До революции, пока в здешних местах не нашли уголь и не заложили шахты, оно славилось ярмарками, двумя шинками, земской больницей, церковноприходской школой и... собственной тюрьмой. Но шахты преобразили его. За годы Советской власти село дважды было районным центром, так что разрослось вширь и вглубь. Колхоз "Октябрь" - один из самых славных в районе. Но из трех тысяч шестисот сорока жителей Стретинки в членах колхоза числилось менее пятисот человек, остальные - шахтеры, железнодорожники, рабочие доломитных карьеров, которые ездили на работу за двадцать-тридцать километров. Да и чего не ездить - в районе более восьмисот километров дорог, как говорят специалисты, "с твердым покрытием", то есть асфальтированные. Регулярное автобусное сообщение и внутри района, и с Донецком, со Ждановом, с Запорожьем, с Днепропетровском... А за горняками, строителями и железнодорожниками приходят специальные автобусы: на смену, со смены... Словом, стретинцы по прописке - сельские жители, а по характеру - рабочий класс, горожане с хорошей зарплатой, с двумя выходными в неделю, с солидной пенсией в пятьдесят - пятьдесят пять лет...
Типичная для Донбасса обстановка.
К центру большого, утопающего в зелени садов села вело шоссе, смахивающее на аллею: по обе стороны его высились пирамидальные тополя. Деревья - одно в одно, ухоженные, прихорошенные.
Милицейский "бобик" выскочил на просторную сельскую площадь-парк. С одной стороны ее обрамляло двухэтажное административное здание правления колхоза и сельсовета, с другой - просторнейшая, с двумя пристройками (спортзал и столовая) - школа-десятилетка, при которой был стадион, с третьей - торговый центр. Он состоял из двухэтажного продовольственного магазина, верхний этаж которого занимали службы быта (парикмахерская, швейная мастерская и мастерская по ремонту радиобыттехники). Но главной достопримечательностью площади был красавец универмаг. Бетон. Стекло. Алюминий. Широченные витрины. Внутри помещения стены облицованы цветным стеклом. Зеркальные колонны, полки из голубого, приятного на вид пластика. Лампы дневного света. Вне сомнения, ночью магазин хорошо освещался как снаружи, так и изнутри. "Ночного посетителя заметила бы сторожиха, да и звуковая сигнализация - "ревун" оповестила бы, что кто-то открыл дверь".
- Для того чтобы попасть в универмаг ночью, надо убрать сторожа и хотя бы на время отключить сигнализацию, - сделал первое заключение Иван Иванович.
Капитан Бухтурма с ним согласился:
- Почему и пало подозрение на работников универмага. Они перед этим получили большую партию товаров и еще не успели ее рассортировать. Кто об этом мог знать? Сторожиха в ту ночь никуда не отлучалась и ничего подозрительного не заметила. Поэтому я предположил, что товар в магазин просто не поступал.
- Версия вполне солидная, - поддержал его Иван Иванович, - Остались пустяки: найти ей подтверждение...
- Или опровержение, - добавил не без иронии Авдюшин, привычным жестом мизинца поправляя на переносице очки. Эти очки в тонкой золотой оправе, которые сделал мастер-немец из Веймара лейтенанту-артиллеристу Авдюшину, когда тот служил в Группе советских войск в ГДР, придавали худощавому, с уставшим лицом подполковнику вид русского интеллигента чеховских времен.
Прежде чем начать беседу с работниками универмага, Иван Иванович решил сделать рекогносцировку, познакомиться на местности с путями подхода к зданию магазина, с укромными закоулочками, где могла бы дожидаться, не привлекая к себе внимания случайных сельских прохожих, машина типа "фургон". (На легковой всего украденного товара не вывезешь, а на открытой бортовой - уж слишком приметно).
У Стретинки была еще одна достопримечательность - церковь. Она располагалась метрах в полутораста от школы. Красивая, с голубым, недавно отремонтированным шаровым куполом и высоким, в полтора человеческих роста, каменным забором, церковь стояла на самом высоком месте села, на юру, как говорили в старину. Иван Иванович поднялся туда по высыпанной доломитным гравием неширокой дорожке.
Отсюда открывался вид на всю округу. "Вот это позиция!" - невольно подумал он, как бывший артиллерист.
На левой (западной) окраине села, он увидел полтора десятка скирд. Неподалеку от них (отсюда казалось, что почти впритык) стояли два ряда аккуратных ферм - это молочнопромышленный комплекс колхоза "Октябрь", а за ним, чуть вправо, первые домишки сельской околицы.
Увидев скирды, Иван Иванович вновь вспомнил о втором стретинском происшествии. Пожарище хорошо было видно: горела крайняя в первом ряду скирда, ближняя к белым, похожим на стаю лебедей, хатам, за которыми шли сады и огороды. Во время пожара солому растащили, и сейчас она желтела широким ляпком растекшегося по холодной сковородке блинного теста.
- Интересно: во время пожара в селе выключали свет? - поинтересовался Иван Иванович.
- Ненадолго, - ответил капитан Бухтурма, сверкнув белками больших глаз. Он почувствовал, к чему клонит майор из областного управления, и невольно запротестовал: - Скирда занялась в субботу вечером. В ДК как раз закончился концерт, приезжала Киевская филармония. Люди из ДК - валом к скирдам, там же неподалеку комплекс... А универмаг... - Он внимательно посмотрел на майора Орача. Сказать "обокрали" - значило опровергнуть его собственную версию: товар в магазин не попадал. - Об универмаге нам в райотдел сообщили в понедельник.
- Если во время пожара снимали напряжение, то сигнализация в универмаге сработать не могла, - пояснил Иван Иванович свою мысль.
Тут уж запротестовал подполковник Авдюшин:
- Иван Иванович! Если предположить, что пожар - дело рук тех, кто... - Он никак не мог подобрать слова, определяющее характер случившегося... - обчистил универмаг, то в соучастии надо обвинить колхозного электрика, который буквально воткнул вентилятор в скирду под козлы... Впрочем, таким макаром в это же время сушилось еще шесть скирд. Надо обвинять главного энергетика колхоза, который не обеспечил вентилятор подводными трубами, к нему в компанию причислить председателя колхоза, - заботясь о кормах, тот распорядился "дуть" всю ночь... Ну и господа-бога - туда же, в преступную группу, это он напустил дождь во время уборочной.
- Да я же только по поводу факта! - взмолился Иван Иванович. - Если капитан Бухтурма прав - в товар в универмаг не попадал, тут все проще: круг людей, причастных к этому, невелик: шофер, экспедитор, заведующие двух-трех отделов, разгружавшие машину, ну и... директор универмага, которая должна была присутствовать при разгрузке. Вы с ними беседовали?
- Но вы же сами видели протоколы! - невольно вспылил, видимо, обидевшийся капитан Бухтурма.
Иван Иванович внимательно изучил эти "первичные", как принято говорить, документы. Разнобоя в показаниях он не обнаружил. Все говорили одно и то же и называли почти одни и те же детали: когда и как подъехала машина с товаром, как и в какой последовательности, разгружали, куда сносили, кто где при этом находился.
- У нас пока лишь две версии, - примирительно заговорил Иван Иванович, - Первая: товар в универмаг не попадал. Вторая: его оттуда вывезли... Так вот, вывезти можно было лишь при условии: отключить сигнализацию и отвлечь внимание сторожа. Если во время пожара снимали напряжение во всем селе, то тем самым отключали и сигнализацию. Я - лишь об этом.
Подполковник Авдюшин сказал:
- Вы пока - без меня. Я - к председателю колхоза. - И зашагал по дорожке вниз, к селу.
Капитан Бухтурма и Иван Иванович, переглянувшись, последовали за ним.
В универмаге и не подозревали о том, что привело сюда переодетых в гражданское трех чинов милиции: торговля шла полным ходом. Иван Иванович обошел магазин. Почти в каждом отделе толпилось человек по пятнадцать. "И это в страдную пору!" - невольно подумал он, вспоминая, что в колхозах идет уборка овощей и фруктов, там каждая пара рук на учете: едут на помощь к подшефным рабочие заводов и шахт, учащиеся школ и училищ, студенты вузов...
- Людно, однако же! - заметил он.
- В Стретинке - более трех тысяч рабочих и их семей. Если не принимать в расчет тех, кто на смене, тысячи полторы свободных всегда найдется. Так что в дни завоза товара тут людно. Народ - при деньгах. А самый ходкий товар - цветные телевизоры, ковры, импортные пианино, радиоаппаратура, стиральные машины, хрусталь, ну и автомашины, а также мотоциклы с колясками.
Вернулся подполковник Авдюшин. По привычке трет переносицу. Смущен.
- Разговаривал и с главным инженером, и с председателем... Выйдем на свежий воздух, - предложил он.
Выбрались из универмага и направились к одной из лавочек, стоявших в парке.
- Часа два село было без света, - сообщил Авдюшин. - Когда телефонистка доложила председателю, что горит солома возле комплекса, тот сразу смекнул: "Вентилятор". Приказал: "Сообщи главному инженеру и секретарю парткома, поднимай бульдозеристов, трактористов и завгара!", бросился к пульту и выбил главный рубильник. Потом побежал на комплекс - кабель к вентиляторам тянули оттуда - и там отключил напряжение. Тут подоспели люди, первые трактора. Скирда горела изнутри, так что верхнюю часть растаскали волокушами. Пригнали дождевалку, начали нагнетать воду под скирду... Когда огонь в основном уже затоптали и стало темно, вспомнили об электросвете. Председатель послал электрика. Тот включил вначале главный рубильник, и село получило свет, затем подали электрику и на молочный комплекс.
Авдюшин явно сожалел: как это он, опытный оперативный работник, не удосужился сопоставить два факта: пожар и случай в универмаге.
Иван Иванович решил не усугублять это чувство, которое заставляет думать о своей неполноценности.
- Ну что ж, первую часть теоремы можно считать доказанной, - сказал он с легким юмором. - Осталась вторая: сторожиха. Капитан, вы тут знаете всех...
Это было приглашение принять активное участие в разработке очередной версии. Капитан Бухтурма с видимым желанием принял его.
- Матрена Ивановна Верходько - человек по всем данным положительный. Двенадцать лет сторожем... Когда-то уже была попытка ограбить магазин, так она задержала одного из грабителей: вцепилась в него и не выпускала, пока не прибежали люди, хотя мужик был здоров и пытался освободиться от зацепистой тетки всеми силами - измолотил ее...
Иван Иванович хорошо помнит этот случай. Его только-только перевели из Волновой в Донецк, семья еще не переехала - не было квартиры, и вот его посылают в Волновую уже как представителя областного управления. Шутка жизни: буквально вчера он внимал каждому слову начальника угрозыска райотдела Авдюшина, а сегодня приехал его "поучать"...
- Отважная женщина... - согласился он. - Муж у нее, кажется, погиб.
- Несчастный случай: попал под собственный трактор. Пустил его, а сам зашел наперед, хотел убрать оставленную с осени борону... Двое детей: старшему тринадцать, младшему - десятый.
- Беспокойный возраст, - заметил Иван Иванович, вспоминая Саню в эти годы.
Уж он с мальчишкой намучился. У обиженного жизнью мальца было обостренное чувство собственного достоинства, болезненное восприятие правды и справедливости, как он их понимал, исходя из своего небольшого, но трудного социального опыта. Узнав, что Иван надумал жениться, ушел из дома, решил перейти на харчи, заработанные собственным трудом, подрядился в один из совхозов перебирать яблоки и картошку. "У тебя теперь родные дети будут", - сказал он приемному отцу. А позже не ладил с Аннушкой, считая, что она отобрала у него самого близкого человека. И только рождение сестренки Иришки в какой-то мере примирило его с приемной матерью.
Показать сотрудникам милиции, где живет сторожиха, вызвалась рябая тетя Катя, технический работник универмага.
- Сурьезная женщина, самостоятельная, - рассказывала она по дороге, расхваливая Матрену Ивановну Верходько. - И себя блюдет, а баба - в соку, сорока еще нету, и сынов держит в руках. А хлопцы - шибеники.
Хата сторожихи стояла на околице, выдвинувшись вперед навстречу крылатым зданиям молочнопромышленного комплекса. Их разделяла проезжая дорога и скирды. А сгоревшая была всех ближе к хате.
Хата в таком селе, как Стретинка, где проживало 85 процентов горняков и их семей, - это добротный дом под шифером, на высоком фундаменте с широкими "городскими" окнами, с просторной верандой. Чувствовалось по всему, что хату Верходько ставил серьезный, вдумчивый хозяин, - вон какие добротные ставни приспособил. Зимой о них разбивается злой степной ветер, летом они создают в доме прохладу.
И все-таки чувствовалось: соскучилась хата по мужским заботливым рукам: одна из ставен сорвана, побелка посерела, взялась большими пятнами, и тротуарчик от калитки к крылечку, некогда выстланный старым кирпичом, кое-где пооблысел.
При виде непрошеных гостей тявкнула незлобиво лохматая дворняжка, привязанная у дальнего угла дома. На высоком крыльце появился вихрастый вспотевший мальчишка. Он мазнул по лицу рукавом и крикнул:
- Мамка, до нас хтось!
На крыльцо вышла небольшого росточка, худенькая женщина, брюнетка. Приятные, мягкие черты лица, карие моложавые глаза... По всему видно, она стирала - подол юбки подоткнут за пояс. В руках - ведро с мыльной водой.
- Ой! - сказала женщина, увидев троих мужиков у себя во дворе. Оставила на крыльце ведро и шмыгнула в хату.
"Чуточку прихорошиться", - понял Иван Иванович и невольно подумал: "Почти подросток, а сумела когда-то задержать грабителя". В нем родилось невольное уважение к мужественной женщине.
Через минуту-другую хозяйка вышла уже причепурившаяся.
- Матрена Ивановна, примете непрошеных гостей? - спросил Иван Иванович.
- А мы гостям завсегда рады, - высоким песенным голосом ответила женщина. - Только в хате - содом, стирала. Витек, выплесни-ка из ведерка, - сказала она.
Сын охотно выполнил ее просьбу.