Так они и поступили, идя следом за Мейверсом вверх по тропинке, которую Ратлидж видел сегодня утром. Она уже почти просохла на солнце. Вскоре они свернули на ухабистую дорожку, которая вела на еще один холм и через невспаханное поле к убогому коттеджу, стоящему среди покосившихся буков. Во дворе перед ним не было травы, и дюжина несчастных цыплят рассеянно клевала землю, не обратив внимания ни на хозяина, ни на посетителей.
Где-то хрюкнула свинья, и Мейверс сказал:
- Она не моя, а одного из фермеров на земле Крайтонов. Слишком накладно держать хряка без свиноматки, но он вроде бы не возражает. А я так давно в этом доме, что не замечаю вони. - Ему крупно повезло. Когда подул ветер, от запаха свиньи перехватило дыхание.
Мейверс вошел в коттедж, Ратлидж последовал за ним. Коттедж, как ни странно, не был грязным, хотя таким же убогим внутри, как снаружи. В нем было четыре комнаты - дверь в каждую из центрального холла была открыта. Окна первой комнаты затеняли ветки буков, и Ратлидж заморгал от внезапной темноты, шагнув через порог. Повсюду были разбросаны бумаги - большей частью скверно отпечатанные политические трактаты и рукописные тирады. Они валялись на полу и мебели, как грязный снег. Мейверс прошел по ним и плюхнулся на стул у маленького столика из красного дерева возле камина. На столике стояла лампа с закопченным стеклом, лежали стопки книг, была там также медная чернильница и многократно использованная промокательная бумага.
- Добро пожаловать в Мейверс-Мэнор, - сказал Мейверс и добавил с сарказмом: - Планируете остаться к обеду? Мы здесь не переодеваемся, но вы поступайте как вам угодно. - Он не пригласил гостя сесть.
- Вы знаете, кто убил полковника Харриса? - спросил Ратлидж.
- Почему я должен это знать?
- Кто-то что-то знает. Возможно, вы.
- Если бы я знал, то скорее пожал бы этому человеку руку, чем выдал бы его вам.
Этому Ратлидж поверил.
- Почему вы враждовали с полковником все эти годы?
Лицо Мейверса покраснело.
- Потому что он был самодовольным ублюдком, который считал себя Богом и никогда не заботился о том, как поступал с другими людьми. Отошлите эту дубину Дейвиса во двор к животным, и я расскажу вам все о вашем прекрасном полковнике Харрисе.
Ратлидж кивнул стоявшему за его спиной Дейвису, и тот вышел, хлопнув дверью, как будто забыл о субординации.
Мейверс подождал, пока не увидел Дейвиса во дворе вне пределов слышимости, и заговорил снова:
- Харрис считал себя здесь хозяином и повелителем. Миссис Крайтон никогда не приходит в Аппер-Стритем - она так стара, что едва отличит свою задницу от локтя, - а Холдейны… ну, они так хорошо воспитаны, что почти исчезли, - бескровная публика, которую даже ненавидеть не стоит. Но полковник - другое дело.
В голосе Мейверса слышалась нескрываемая злоба - он трудно дышал, почти пыхтел в промежутках между словами.
- Харрис завладел поместьем рано, когда его отца хватил удар и он остался прикованным к инвалидной коляске до конца дней, вскоре последовавшего. В его глазах драгоценный сынок был всегда прав. Вы знаете, что Харрис первым заимел автомобиль в этой части Уорикшира? Гонял как безумный, пугал старых леди, детей и лошадей. Потом он получил назначение в семейный полк, вернулся домой в шикарном мундире и рассказывал каждому встречному о жизни в армии. Получал любую девчонку, какую хотел, отделывался деньгами от неприятностей и устраивал скандал, если что не по нем. Мой старший брат пошел в армию, увлеченный его примером, и погиб в Южной Африке с пулей в голове из бурского мушкета.
Он умолк. Ратлидж ничего не сказал, и Мейверс продолжил более спокойно:
- Моя мать не пережила этого - брат был ее любимцем. Большой рослый парень, каким был ее отец. А моя сестра утопилась в пруду, потому что Харрис перестал волочиться за ней. Я пошел в "Мальвы" отхлестать его, но вместо этого меня избили конюхи. Мать называла меня бесполезным щенком, потому что я осмелился порицать Харриса за слабость Энни. Поэтому я убежал, чтобы тоже поступить в армию, но Харрис как-то узнал об этом и велел отослать меня домой за то, что я солгал о своем возрасте. Но он не вернул мне работу в конюшне "Мальв" - сказал этому лизоблюду Ройстону, что я им больше не нужен, так как я смутьян. Вот я и стал колючкой у него в боку! И если вы верите, что я застрелил его, лишив себя удовольствия с ним бороться, то вы еще глупее, чем кажетесь!
В речи Мейверса были отзвук правды и эхо зависти.
- Вы говорите о юноше двадцати лет, может, немногим старше. А сколько вам было тогда? Четырнадцать? Пятнадцать? - осторожно спросил Ратлидж.
Мейверс снова покраснел:
- При чем тут возраст? Есть особое разрешение для жестокости, если вы богаты и вам под двадцать?
- Вы отлично знаете, что нет. Но человека обычно судят по тому, что он сделал, будучи мужчиной, а не мальчишкой.
Мейверс пожал плечами:
- Мальчишка или мужчина - какая разница? Кроме того, вред был причинен, верно? Мужчина в сорок лет может быть святым, но у остальных сердце кровью обливается из-за того, что он сделал, когда ему было двадцать. Кто исправит содеянное? Кто вернет назад Энни, Джеффа и маму?
Ратлидж окинул взглядом комнату - простую мебель, потертый ковер на полу, наполовину скрытый бумагами, стены с пятнами от сырости и грязные окна, затененные листьями. Когда ветер шевелил их, в комнату попадало немного света. Он и раньше встречал людей вроде Мейверса. Жаждущих чего-то, что они не имеют, не знающих, как это добыть, и ненавидящих тех, кому жизнь доставалась легко. Потерянные люди, сердитые люди, опасные люди… потому что им не хватало гордости и чувства собственного достоинства.
- Ненависть не исправит это, не так ли?
Козлиные глаза стали суровыми.
- По крайней мере, она дает цель в жизни.
- Пока не приводит к убийству, - сказал Ратлидж, направляясь к двери. - Для убийства нет никаких оправданий.
Он вышел в холл, когда Хэмиш процедил сквозь зубы: "Но тогда кто убийца? Человек с дробовиком или офицер, расстреливающий собственных солдат?"
Вздрогнув, Ратлидж полуобернулся, как если бы заговорил Мейверс, а не голос у него в голове, и увидел то, что скрывали стул Мейверса, его тело и книги на столе, - дробовик, прислоненный к стене возле камина, почти теряющийся в глубокой тени.
Глава 6
Удовлетворенная беседой с инспектором Форрестом, Кэтрин Тэррант медленно ехала назад по Хай-стрит, мимо лавочников и рабочих, идущих по своим делам. Ее глаза вглядывались в лица, пытаясь узнать того, кого она искала. Она едва не наехала на мальчика, волочащего собаку на веревке. Собаку слишком волновали запахи вокруг, чтобы обращать внимание на хозяина. И только когда Кэтрин затормозила, она удивленно вскинула голову.
- Джордж Миллер, ты слишком туго натягиваешь поводок, - сказала Кэтрин, но мальчик бросил на нее испуганный взгляд и натянул веревку еще сильнее. Собака дружелюбно последовала за ним, и Кэтрин сердито вздохнула. Потом она увидела Дэниела Хикема, выходящего из полуразрушенного дома за кузницей.
Аппер-Стритем был слеп к профессии двух женщин, занимавших этот дом, покуда они вели себя достойно в других местах. Шептались, что они хорошо зарабатывали своим ремеслом. Кэтрин однажды пыталась нанять старшую, с черными волосами и глазами цвета моря, чтобы она позировала для портрета увядшей куртизанки, но та с гневом отвергла предложение.
- Мне не нравится, что вы рисуете. У меня есть гордость, мисс Тэррант, и я скорее буду голодать, чем возьму деньги у кого-нибудь вроде вас.
Слова были обидными. Кэтрин отправилась за моделью в Лондон, но спустя три недели отвергла идею портрета, так как образ ускользал от нее. Лицо на холсте казалось насмешливым, цвета и мазки - лишенными души.
Притворяясь, что осматривает шину, Кэтрин подождала, пока Хикем исчезнет в тени, отбрасываемой боярышником. Потом не торопясь поехала следом за ним, дабы никто не заподозрил, что она собирается сделать.
- Чье это ружье? - спросил Ратлидж, глядя в лицо Мейверсу. - Ваше?
- Какое ружье?
- Которое за вами, - резко сказал Ратлидж, не намеренный подыгрывать бойкому собеседнику.
Почему Форрест не нашел дробовик? Если Мейверс был подозреваемым, значит, в случае надобности инспектор мог получить ордер на его арест.
- Что, если мое? - воинственно отозвался Мейверс. - Я имею на него право, если оно оставлено по завещанию.
- Чьему завещанию?
- Мистера Давенанта.
Ратлидж пересек комнату и осмотрел дробовик. Из него недавно стреляли, но когда именно? Три дня назад? Неделю? Как и все остальное в коттедже, ружье было в скверном состоянии - приклад исцарапан, дуло в ржавчине, но казенная часть была хорошо смазана, как если бы Мейверс не чуждался браконьерства.
- Почему он оставил ружье вам?
Последовала краткая пауза, после которой Мейверс ответил чуть менее резко:
- Думаю, он имел в виду моего отца. Отец когда-то был егерем, и в завещании мистера Давенанта говорилось: "Я оставляю старый дробовик Берту Мейверсу, который охотится на птиц лучше любого из нас". Тогда отец уже умер, но завещание не изменили, и миссис Давенант передала ружье мне, сказав, что таково было желание ее мужа. Нотариус из Лондона не был удовлетворен, но ведь в завещании не говорилось, какой Берт Мейверс имеется в виду - живой или мертвый?
- Когда из него стреляли последний раз?
- Откуда я знаю? Да и какая мне разница? Дверь всегда открыта - любой может сюда войти. Здесь нечего красть - разве только моих цыплят. Или кому-нибудь спешно понадобился бы дробовик. - Его голос снова стал скверным. - Вы не можете утверждать, что я его использовал, верно? У меня есть свидетели!
- Так все говорят. Но ружье я заберу, если вы не возражаете.
- Сначала выдайте бумагу с гарантией, что вернете назад.
Ратлидж вырвал листок из записной книжки, нацарапал на нем фразу, поставил подпись под злобным взглядом Мейверса. После его ухода Мейверс аккуратно сложил листок и положил его в металлическую коробочку на каминной полке.
Инспектор Форрест ждал их в коттедже рядом с лавкой зеленщика, который служил полицейским участком Аппер-Стритема. Здесь были маленькая прихожая, пара кабинетов и еще одна комната позади, используемая как тюремная камера. В ней редко находились серьезные правонарушители. В основном пьяницы и буяны, избившие жену, или мелкие воришки. Камера тем не менее обладала тяжелым, почти средневековым замком с большим железным ключом, висевшим рядом на гвозде. Мебель в участке была старой, краска на стенах пожухла, цвет ковра на полу неопределенный, но помещения безукоризненно чистые.
Склонившись над столом, чтобы обменяться рукопожатиями, Форрест представился Ратлиджу и сказал:
- Простите мне сегодняшнее утро. Трое мертвых в Лоуэр-Стритеме, еще один в критическом состоянии, двое серьезно ранены и полдеревни в панике. Я не хотел уезжать оттуда, пока ситуация немного не успокоится. Надеюсь, сержант Дейвис сообщил вам все, что вы хотели знать. - Увидев дробовик в руке Ратлиджа, он спросил: - Что это такое?
- Берт Мейверс говорит, что ружье оставлено ему по завещанию, вернее, его отцу.
- Господи, совсем забыл! И миссис Давенант тоже об этом не упомянула, когда я приходил к ней насчет итальянских ружей ее мужа. Уже прошли годы… - Лицо Форреста выражало вину и досаду.
- Вероятно, мы не можем доказать, что это орудие убийства, но я готов держать пари, что это так.
Потянувшись к дробовику, Форрест произнес с внезапным энтузиазмом:
- Думаете, его использовал Мейверс?
- Если так, то почему ему не хватило мозгов спрятать его подальше?
- С Мейверсом никогда ничего не знаешь. Все, что он делает, не имеет особого смысла. - Форрест тщательно обследовал дробовик, как если бы ожидал от него признания. - Да, из него стреляли, но неизвестно когда. Все же…
- Все утверждают, что он был на рыночной площади все утро. Это правда?
- К сожалению, похоже на то. - Форрест порылся в среднем ящике стола и сказал: - Вот список людей, с которыми я говорил. Можете взглянуть на него.
Ратлидж взял лист бумаги, исписанный аккуратным почерком, на котором увидел почти две дюжины имен. Большинство были ему незнакомы, но среди них числились миссис Давенант, Ройстон и Кэтрин Тэррант.
- Каждый из этих людей слышал, как Мейверс разглагольствовал, - продолжал Форрест. - Он достал всех. Хотя лавочники были слишком заняты, чтобы обращать на него внимание, они помнят, что он молол обычную чепуху и их клиенты комментировали ее. Сложив все вместе, можно понять, что Мейверс прибыл на рыночную площадь рано и оставался там практически все утро. - Он потер виски и указал на два дубовых стула с плетеными спинками по другую сторону стола. - Садитесь.
Ратлидж покачал головой:
- Я должен найти Дэниела Хикема.
- Уверен, вы не намереваетесь принимать его заявления всерьез? - спросил инспектор Форрест. - Должны быть более веские доказательства, чем болтовня Хикема!
Он видел, что человек из Лондона недоволен, и внезапно забеспокоился. "У вас нет терпения и энергии для тщательного расследования? - думал он. - Вы хотите получить легкий ответ и вернуться к лондонскому комфорту. Вот почему Ярд прислал вас - чтобы замести всю грязь под ковер. И это моя вина…"
- Я не буду этого знать, пока не поговорю с ним, не так ли?
- Половину времени он не в состоянии сказать, какой сейчас день недели, а тем более откуда он пришел, прежде чем вы наткнулись на него, и куда направляется. У него в голове каша. Жаль, что он не погиб от разрыва бомбы, - в таком состоянии от него никакого толку ни ему самому, ни другим.
- И все-таки вы записали его показания, - напомнил Ратлидж.
Хэмиш, наслаждаясь замечанием Форреста, тихо повторил: "В таком состоянии от него никакого толку ни ему самому, ни другим…"
Ратлидж резко отвернулся, чтобы скрыть лицо от острого взгляда Форреста.
- Не вижу, что еще я мог сделать. Сержант Дейвис доложил о разговоре, и я должен был в этом разобраться, - оправдывался Форрест, - не важно, безумен Хикем или нет. Но это не значит, что мы обязаны верить ему. Не могу себе представить, что Уилтон виновен в убийстве. Вы встречались с ним. Это не похоже на него, верно?
- Насколько я понимаю, полковник тоже не слишком походил на возможную жертву убийства.
- Вообще-то нет. Но ведь он мертв, не так ли? Не знаю, была ли его смерть случайной или намеренной, но убийство есть убийство, так как никто не сообщил нам что-нибудь другое. Никто не сказал: "Я был там, разговаривал с ним, и вдруг лошадь толкнула меня под руку, ружье выстрелило, и в следующий момент я увидел беднягу мертвым".
- А если бы кто-нибудь это сказал, вы бы поверили ему?
Форрест вздохнул:
- Нет. Только идиот носит дробовик на взводе.
- Это возвращает нас к Мейверсу и его ружью. Если Уилтон побывал в тех местах утром в день убийства, он мог взять дробовик из дома Мейверса, выстрелить и поставить его на место, прежде чем Мейверс вернулся из деревни. Показания Хикема по-прежнему важны.
- Если капитан Уилтон мог это сделать, то любой в Аппер-Стритеме тоже, - упрямо ответил Форрест. - Доказательств по-прежнему нет.
- Они могут быть, - задумчиво промолвил Ратлидж. - Капитан Уилтон приезжал погостить к своей кузине, когда ее муж умер. Несомненно, он знал о завещании и о пункте насчет старого дробовика. Насколько я понял, в то время это вызвало некоторые проблемы.
- К сожалению, я забыл об этом. Но ведь это косвенные улики! Догадки!
- Что, если полковник был не той жертвой?
Брови Форреста недоуменно поднялись.
- Что вы имеете в виду под "не той жертвой"? Нельзя в упор застрелить не того человека, которого намеревались! Это глупость!
- Да, - согласился Ратлидж. - Такая же глупость, как то, что полковник был безукоризненным джентльменом без единого греха на совести. Когда люди начнут говорить мне правду, капитан Уилтон окажется в большей безопасности. Предполагая, конечно, что вы правы и он невиновен.
Оставив сержанта Дейвиса проверять, состоялось ли в действительности свидание Ройстона с дантистом в Уорике, Ратлидж отправился на поиски Хикема, но тот как сквозь землю провалился.
"Вероятно, пьет где-то, - сказал Хэмиш. - Только ты работаешь всухую, приятель. Я бы с удовольствием употребил бутылочку".
Это был единственный раз, когда Ратлидж согласился с Хэмишем.
Он повернул машину к гостинице, обратив свои мысли к обеду.
Обед оказался по-своему интересным. Ратлидж едва приступил к жареной баранине, как стеклянные двери ресторана открылись и вошел мужчина - судя по одежде, священник. Окинув взглядом помещение, он направился туда, где сидел Ратлидж.
Мужчина, лет тридцати, со светлыми волосами, вежливыми манерами, производил впечатление человека с сильным чувством собственного достоинства. Остановившись у столика, он заговорил мелодичным баритоном:
- Инспектор Ратлидж? Я Карфилд - викарий. Меня только что вызвали снова в "Мальвы", так как мисс Вуд все еще нехорошо. Вот я и подумал, что, возможно, разумнее спросить у вас. Можете вы сказать мне, когда тело полковника будет выдано для захоронения?
- Еще не было коронерского дознания, мистер Карфилд. Садитесь, пожалуйста. Я бы хотел поговорить с вами, раз уж вы здесь.
Карфилд принял предложенный кофе со словами:
- Смерть полковника - такое трагическое событие.
- Так все говорят. Но у кого могло возникнуть желание убить его?
- Ни у кого, о ком бы я мог подумать.
- Тем не менее кто-то это сделал.
Изучая Карфилда, пока тот размешивал в кофе сливки, а не сахар, Ратлидж решил, что его лицо выглядело бы на сцене красивым и мужественным из двадцатого ряда, но слишком костлявым вблизи. Голос тоже хорош для проповеди, но чересчур скрипучий в обычном разговоре. За внешним обликом священника скрывался актер. Сержант Дейвис был прав насчет этого.
- Расскажите мне о мисс Вуд.
- Леттис? Очень красивая и с оригинальным умом. Она приехала в "Мальвы" несколько лет назад - в 1917-м, когда закончила школу, - и с тех пор была украшением общества. Мы все очень любим ее.
Поверх чашки Карфилд тоже разглядывал инспектора: отметил его худобу, складки возле рта - признак утомления, напряженные мышцы вокруг глаз, выдававшие настороженность, несмотря на маску вежливого интереса. Но Карфилд неверно понимал эти признаки, приписывая их человеку неглубокого ума, который мог оказаться полезным.
- Она очень тяжело восприняла смерть своего опекуна.
- В конце концов, он был ее единственной семьей. Девушки часто привязаны к своим отцам.
- Харриса едва ли можно так охарактеризовать, - сухо заметил Ратлидж.
Грациозным взмахом руки Карфилд отмел намек на возраст.
- Судя по всему, что я слышал, ему впору ходить по воде.
Карфилд засмеялся, но несколько нервно:
- Харрис? Нет, если кто-нибудь соответствует такому представлению, то это Саймон Холдейн, а не полковник. Он был прирожденный воин. Некоторые люди становятся солдатами, потому что лишены воображения и не умеют бояться. А у Чарлза Харриса был настоящий воинский талант. Однажды я спросил его об этом, и он ответил, что его опыт почерпнут из чтения и уроков истории, но мне трудно в это поверить.
- Почему?