- Я вон там, - паренек махнул в сторону сквера, в направлении метро. - Но там выгуливать собак не разрешается. Так мы сюда ходим.
Ну да. Это он живет аж за улицу от Володиного дома. Там жильцов не опрашивали, думал Дима.
- Тебя как звать?
- Артем.
- Вот что, Артем, пойдем собаку твою отведем, предупредишь родителей, и поедем на Петровку. Будешь важным свидетелем.
- Что, правда? - изумился Артем.
Мальчишки остаются мальчишками во все времена. Всем хочется хоть раз попасть на Петровку. И обязательно самым главным свидетелем.
Наталья Николаевна Денисова подходила к зданию гостиницы "Москва", расположенной на берегу Невы, прямо напротив Александро-Невской лавры. В конференц-зале гостиницы открылся очередной международный симпозиум "Страны Балтии в борьбе со СПИДом". Со стороны Питера организатором выступал известный по всей стране Институт профилактической медицины.
Эра Газмановна, Наташина начальница, отправила ее посмотреть и послушать.
- Сходи, Наталья, - сказала она подчиненной. - Надо политес соблюсти. Я на этих "Странах Балтии…" за границей уже не раз бывала. Ничего путного. Сплошные гомики, - рассказывала низким, почти мужским голосом энергичная и грубоватая профессорша. - У меня и так дел по горло, чем-нибудь более путным займусь. Тем более там эта Витебская в прима-балеринах - организатор главный. Я ее терпеть не могу. А ты сбегай, тем более рядом тут. Правда, российские докладчики завтра будут, а толковое сообщение только от них и услышишь. Сегодня-то все импортные - первый день, открытие. До чего же любим мы иностранцам одно место вылизывать! Особенно Витебская в этом преуспевает. Ну да сходи, расскажешь.
Наташа с улыбкой выслушала эту тираду. Она любила свою шумную, многословную начальницу. Та была хорошим специалистом и большой умницей. Не без восточной хитрости, конечно. Но это ее качество служило, скорее, на благо отделению, поскольку профессорше удавалось выбивать из главврача все лучшее, что поступало в больницу.
Наталья Николаевна вышла из больницы, отправилась пешком. Благо идти всего остановку. Она снова, сама того не замечая, вспомнила возвращение из Москвы, своего попутчика. Опять прокручивала в памяти фразы их ночного разговора. Наташа не замечала, что идет улыбаясь. Встречный мужчина, поймав ее взгляд, решил, что улыбка адресована ему, и чуть замедлил шаг. Наталья, опомнившись, придала лицу строгое выражение, что прекрасно умела делать, и снова взглянула на мужчину. Тот пожал плечами - дескать, чего же улыбалась-то? - и прошел мимо. "А ведь я жду его звонка, - призналась себе Наташа и нахмурилась. - Этого еще не хватало! Ну поговорили, и все! И нечего! Поезд - одно, жизнь - другое. Да он и не звонит, хотя уже неделя прошла. Может, вернулся в Москву к своим преступникам. И к своей семье. Следствие закончено, забудьте!" - приказала она себе уже в который раз. Но память отказывалась вычеркивать ночное путешествие, удивительный по доверительности разговор. Память подсовывала ей утро, когда она проснулась на покачивающейся как колыбель полке, и увидела игольчатые астры в вазочке, и вдохнула аромат кофе, и встретилась глазами с сидевшим напротив взрослым мужчиной, смотревшим на нее восторженными мальчишескими глазами.
"Но ведь не позвонил, - усмехнулся Наташин внутренний голос. - Ну, был очарован… на время движения поезда из Москвы в Ленинград (Наташин внутренний голос продолжал называть родной город именно так), а потом очарование исчезло в лихорадке, так сказать, буден".
"Ну и ладно!" - излишне равнодушно ответила ему Наташа.
Оказывается, она уже поднялась по лестнице. Дверь в конференц-зал была еще открыта, но в фойе уже никого не было. Из зала доносился женский голос. Наташа вошла, поискала глазами свободное место. Найдя его в третьем ряду с краю, прошла и села. Тут же она поймала на себе гневный взгляд говорившей. Это была Витебская. Она стояла за столом президиума - единственная женщина среди нескольких мужчин. Испорченные химией, бездарно выкрашенные в грязно-рыжий цвет волосы, конопатое широкое лицо, претенциозная одежда и ужасающий английский. Наташа заканчивала английскую школу. От них требовалось произношение и еще раз произношение. И английские слова, произносимые рязанским говорком, производили на нее то же впечатление, что и звук металла по стеклу. Витебская, вызубрившая пару сотен английских слов, говорила именно так. И невероятно собой гордилась.
"Что это она? - удивилась Наташа гневному взгляду. - А… Это они гневаются, что я имела бестактность войти во время их речи!" - поняла Наташа, легкомысленно улыбнулась и принялась оглядывать зал. Зал представлял несколько странное для научной конференции зрелище. Окна и стены его были занавешены лоскутными одеялами. Одеял было очень много. Наташа все рассматривала их, когда на сцене появился первый докладчик. Профессор… - Наталья прочла имя профессора в программе конференции, но оно ей ничего не сказало. Тем не менее Наталья Николаевна, как человек ответственный, сосредоточила все свое внимание на худощавом мужчине с усиками, занявшем место за кафедрой.
Мужчина первым делом попросил всех присутствующих почтить минутой молчания все жертвы чумы двадцатого века. Зал поднялся. Затем начался доклад. Первые пять минут Наташа вообще ничего не понимала. То есть она понимала значение произносимых по-английски слов. Но она не постигала их смысл.
- Я познакомился со своим первым другом в Швейцарии, - говорил докладчик. - Первый слайд, пожалуйста, - кивнул он в сторону проектора. На экране появились виды Швейцарии. Юноша, съезжавший со снежной вершины на горных лыжах. - Мы прожили три года. Если я был в отъезде, то звонил ему каждый вечер…
Вместо научного доклада с кафедры звучала история любви. Причем любви патологической. Докладчик показывал аудитории "семейные" снимки. Вот они с юношей стоят в обнимку у реки, вот сидят в ресторане. "Сейчас он еще покажет, как они занимаются любовью", - подумала Наташа. До этого, к счастью, не дошло. Через пятнадцать минут выяснилось, что возлюбленный докладчика скончался от СПИДа. И оставил после себя лоскутное одеяло. Докладчик указал на одно из разноцветных полотнищ в углу зала. Слушатели благоговейно повернули головы в указанном направлении.
"Что происходит? - недоуменно подумала Наталья Николаевна. - Где я нахожусь? На собрании секты, в клубе "голубых" или в отделении больницы для больных СПИДом с нарушениями психики? Какое все это отношение имеет к науке?"
В зале зажегся свет. Наталья стала отыскивать глазами питерских коллег. Наконец увидела давнего знакомого, еще по аспирантуре, нынче - старшего научного сотрудника института экспериментальной медицины. Тот, поймав Наташин недоуменный взгляд, только страдальчески возвел к потолку глаза.
"Хоть один нормальный человек в зале есть!" - с удовлетворением отметила Наталья.
Усатый профессор, прежде чем спуститься в зал, подошел к Витебской и поцеловал ее в щеку.
"Это еще что?!" - оторопела Наталья.
В аналогичном ключе был построен и следующий доклад. И третий, и четвертый. Докладчики, исключительно англоговорящие мужчины, рассказывали о своих сожителях, о продолжительности каждой связи, о ее финале. Каждый из выступавших в конце доклада непременно прикладывался к веснушчатой щеке Витебской. Та просто купалась в волнах гомосексуальной любви, касавшейся ее своим крылом.
К концу первого заседания Наталья уловила лишь то, что все инфицированные СПИДом гомосексуалисты, узнав о скором конце, начинают шить себе лоскутные одеяла. Саван в своем роде. Эти одеяла и перетаскиваются с конференции на конференцию. И количество их, естественно, все возрастает.
"Этак им скоро Карнеги-холл ангажировать придется, чтобы все на стенах разместить", - подумала Наташа, но тут ее внимание снова привлекла кафедра.
Стоявший там лысый, изможденный человек рассказывал, что его предыдущий друг умер от СПИДа и инфицировал его, докладчика. Но он обрел новую любовь. Ее подарил ему молодой человек, почти мальчик, знавший о его заболевании.
- Он здесь, среди нас, господа! - провозгласил докладчик. - Курт, подойди ко мне! - призвал он кого-то из зала. - Господа, поприветствуйте его!
Из задних рядов вышел невысокий юноша с серьгой в ухе, подошел к трибуне. Зал разразился овацией. Докладчик нежно обнял юношу за талию. Так они и стояли, обнявшись, под гром аплодисментов. Витебская тоже усердно аплодировала.
"Нет, это уж слишком, - подумала Наталья, глядя на эту вакханалию. - Да они тут все гордятся друг другом. Словно герои, получившие болезнь в боях за Родину, а не трахая друг друга в задницу! - От возмущения мысли Натальи складывались в не очень нормативную лексику. - Я понимаю - жалеть детей, заразившихся СПИДом от матерей. Или людей, зараженных инфицированной кровью при переливаниях. Или жен, получивших страшный подарок от мужей-моряков. Или мужчин, которых заразили жены - подпольные проститутки. Это - да, жертвы.
Но на этом сборище присутствуют извращенцы, сами выбравшие свой путь! Чем же они гордятся? Чему аплодируют? Никому ведь не приходит в голову гордиться прыщом на физиономии или дурным запахом изо рта. Почему же они гордятся своей патологией?"
Наталья поднялась и направилась к двери. На нее снова злобно глянула Витебская. Наталье Николаевне очень хотелось показать ей язык, но она сдержалась, не желая навредить своей шефине.
В кафетерии был обнаружен тот самый научный сотрудник института экспериментальной медицины. Он удрал из зала еще раньше Наташи и с удовольствием баловался кофейком. Увидев Денисову, махнул ей рукой. Наташа подошла к нему со своей чашкой кофе, села рядом.
- Садись, сероглазая! Давно не видел тебя! - поприветствовал ее бывший соученик.
- Здравствуй, Сева, куда мы попали с тобой? - с места в карьер начала Наташа. Эмоции переполняли ее.
- На праздник однополой любви, куда же еще! - откликнулся тот.
- Это я поняла. Но почему это называется научной конференцией?
- А как же это назвать? Сборищем гомиков?
- По крайней мере, это было бы верно.
- Ну что ты! Они ведь хотят положения в обществе! Теперь ведь как три-четыре гомика соберутся, так у них не содомский грех, а научная конференция, или кинофестиваль, или музыкальный конкурс. Смотрите, какие мы! Необыкновенные! Взять хоть певца нашего всем известного. Вылезет на сцену, трясет своей дряблой голой задницей перед всей страной. Любуйтесь!
- У меня все-таки в голове не укладывается! Ни одного научного доклада! Ни информации о вспышках, ни новых данных о возбудителе, ни сведений о лекарственных препаратах нового поколения - ничего! А ведь устроитель конференции - Институт профилактической медицины! Уважаемый в стране институт! Как же директор их согласился на участие в этом безобразии?
- Как? Сейчас я тебе объясню, - отозвался Сева. - Вот только коньячку себе возьму граммов пятьдесят. И тебе тоже.
- Нет, Сева, спасибо, мне еще на работу надо будет.
- Ну тогда кофе?
- Кофе можно, - согласилась Наташа.
- Так вот, - продолжил Сева, расставив на столике чашечки с кофе и пригубливая коньяк. - Директор их и знать не знает, что тут творится. Ты вообще представляешь, кто такая Витебская?
- В общем, нет, - призналась Наташа.
- Это баба с такими яйцами…
- Севка!!!
- Я хотел сказать, что это женщина с выдающимися мужскими половыми признаками, - поправился Сева. - Я ведь ее давно знаю. Ленинград - город маленький. А уж институтов нашего профиля - раз-два, и обчелся, не тебе говорить. Я с ней еще в "ящике" работал…
"Ящиком" называли в Питере закрытый медицинский НИИ.
- …Так она там карьеру сделала, строча доносы на коллег в соответствующие инстанции. Времена-то застойные были. Коллеги "расти" переставали, а Витебская продолжала. Потом, когда занавес рухнул, захотелось ей на международную арену выйти, себя, красивую, показать. Вот перешла в НИИ профилактики завлабом. Как раз СПИД как тематика в моду вошел. Начала с того, что съела всех вокруг себя, кто хоть слово вякнуть смел. Потом за директора взялась. Чуть что не по ней - письмо в прокуратуру. Приезжают, начинают разбираться. Треплют нервы директору. Он у них, конечно, не самый лучший в мире директор, но бывают хуже. Вот так - раз письмо, другой - письмо. Раз проверка, другой раз. А что такое прокурорские проверки, представляешь? Короче, сломала мужика напрочь. Он ей слово боится сказать, чирикнуть против нее не смеет. Она что хочет, то и воротит. У меня там подружка работала, Танька Дмитриевская. Двадцать лет в институте отпахала. Прекрасный вирусолог, умница. Но с характером, прогибаться не привыкла. Витебская ее в пять минут сожрала. Да еще и на новое место работы звонила, вы, мол, знаете, кого вы взяли? К Таньке, к счастью, грязь не пристает. А Витебскую характеризует. Еще один штрих к портрету.
- Да ей-то зачем эта мерзость? - Наташа кивнула головой в сторону конференц-зала.
- Как зачем? Чтобы за границу ездить. Они, гомики, обожают сочувствующих. Видела, как к ней прикладывались? Меня чуть не стошнило, я и ушел. Они, знаешь ли, вообще обожают целоваться. Как актеры. Впрочем, актеры тоже есть…
- Да знаю я все это! - не выдержала Наташа. - У меня на отделении половина больных по этой части.
- Ну да не о них речь, - согласился Сева. - Вот Витебская им устроила симпозиум, нашла спонсоров. Чего же не найти? СПИД - это звучит гордо! На вакцину детскую, на внедрение ее - черта с два спонсора найдешь. А что касается СПИДа - запросто. Спонсоры тоже подцепить боятся. Часть участников приехала на халяву. Как почетные гости. Теперь, вернувшись, они пригласят Витебскую к себе, на какую-нибудь тусовку. Сколько их в зале? Вот она и разъезжает по свету, с гомиками целуется.
- Тьфу, гадости какие! Ну я своей шефине сейчас устрою! У меня истории болезней незаполненные лежат, а она меня в этот вертеп отправила!
Вернувшись в отделение, Наталья Николаевна прошла в кабинет начальницы.
- Ну спасибо, Эра Газмановна! Очень информативная конференция. Такого скопления извращенцев я еще не видела.
- Да я тебя предупреждала, что там гомики, - оторвалась от бумаг заведующая.
- Да зачем же вы меня отправили туда? - вконец рассердилась Наташа.
- А вот чтобы ты разозлилась! - хитро прищурилась профессорша. - А то приехала из Москвы какая-то малахольная, рассеянная. Три истории лежат незаполненные. Что глазищи распахнула?
- Ну все, я хочу кофе… - сказала Наташа голосом рекламной любительницы животных и вышла из кабинета.
"Вот тебе, - ругала она себя, сидя за столом в ординаторской, - посторонние люди замечают твое состояние! Немедленно выбросить из головы и этот поезд, и этого следователя", - приказала себе Наталья Николаевна Денисова. Она допоздна засиделась на работе, аккуратно заполнила истории болезни, подготовила выписные эпикризы на следующий день И даже просмотрела материалы лекции, которую предстояло послезавтра читать.
Вполне довольная собой, Наташа заперла свой рабочий стол и отправилась домой.
Вечером ей позвонил Турецкий.
Прошло более недели пребывания Турецкого в славном граде Петровом.
На вокзале его встречал заместитель начальника Питерского угро Виктор Петрович Гоголев. Они уже достаточно хорошо были знакомы друг с другом по делу о расследовании убийства питерского вице-губернатора . Как там сказал Костя? "Немало было ими исколесено по тем местам!" Это точно.
Гоголев стоял у начала платформы, просматривая движущуюся навстречу толпу. Наконец он увидел спортивную фигуру "важняка", который смотрел не вперед по ходу движения, как следовало бы, а исключительно влево. Слева от Турецкого шла стройная, выше среднего роста темноволосая женщина в светлом плаще.
- Александр! - окликнул Виктор Петрович.
Саша увидел его, улыбнулся, поспешил навстречу.
- Здорово, Виктор!
Мужчины обменялись рукопожатиями.
- Ты на машине?
- Естественно! - ответил Гоголев.
- Давай девушку домой подбросим? - попросил он Виктора.
- Ну давай, - удивился тот.
- Наташа! - окликнул Турецкий уже проходившую мимо Наталью. - Давайте мы вас до дому подбросим, мы на машине.
Но Наталья Николаевна категорически отказалась, объяснив, что живет напротив станции метро и ехать ей по прямой ветке.
- Спасибо, я на метро быстрее доберусь. Да и вас задерживать не хочется, - улыбнулась Наташа. - До свидания, Александр Борисович!
- Вот именно! До свидания. А оно будет достаточно скоро, учтите! Я вам позвоню.
Саша пожал прохладные Наташины пальцы, заглядывая в серые глаза.
- Что это за женщина? - спросил Гоголев уже в машине.
- Попутчица. Очень интересный человек. Работает, между прочим, на гепатитном отделении. Врач.
- Это в какой же больнице?
Саша посмотрел на Наташину визитку, назвал номер больницы.
- А, знаем мы это отделение. Чуть не каждую неделю допросы там проводим. У них основной контингент - наркоманы. Со всеми вытекающими… Не позавидуешь барышне этой. С такими больными работать… Красивая женщина, кстати. И деликатная. От машины отказалась. Это кстати. Потому что нам только площадь переехать - и мы в гостинице. Люблю деликатных женщин!
- А деликатных мужчин? - поинтересовался Турецкий.
- Таковых среди себя и своего окружения не знаю, - весело откликнулся Гоголев. - Мы тебе в "Октябрьской" место забронировали. Не возражаешь?
- Не возражаю. Пожил у вас в прошлый раз нелегалом, и довольно. А здесь мне горничная в белом фартучке кофе в постель подавать будет!
- Ну это уж завтра. Сейчас вещи закинешь и едем в контору, так я понимаю?
- Но душ принять я имею право? И побриться?
- Имеешь, - вздохнув, согласился Гоголев.
Александр осмотрел просторный двухкомнатный номер, присвистнул.
- Это что за хоромы? Куда мне две комнаты-то?
- Как это куда? - оскорбился Гоголев. - Во-первых, не куда, а зачем. А во-вторых, вы, Александр Борисович, человек-то все же не последний в табели о рангах. Положим, даму пригласите в гости какую-нибудь… деликатную. А она войдет в номер и сразу постель увидит с носками на спинке. Каково ей будет, деликатной? А так, здесь - гостиная, там спальня. Как у людей.
- Платить-то моей конторе! Сколько же такой номер стоит?
- Ничего, заплатят. "Важняк" Генпрокуратуры должен выглядеть респектабельно и жить достойно. Чтобы ни у кого не возникло желания предлагать ему взятку.
- Твоими бы устами, - отозвался Турецкий, исчезая в ванной.
Гоголев, ожидая его в кресле гостиной, щелкал "лентяйкой", просматривая каналы телевидения. Зазвонил телефон. Гоголев снял трубку.
- Мужчина, вам не скучно? - с придыханием спросил женский голос.
- Не очень, но вообще-то скучновато… - признался Гоголев.
- Я могу вас развеселить. Развлечь. Умиротворить. Самыми разнообразными способами, - ворковала дама.
- А, узнал наконец голос твой влекущий. Фикса, ты зайди-ка на Литейный, в комнату триста пятнадцать, и повеселишь. Договорились?
В трубке поперхнулись. Пошли короткие гудки.
- Вот шалавы, - покачал головой Гоголев.
Из спальни вышел чисто выбритый, в свежей рубашке Турецкий.