Когда Тамара Кантурия, все так же гневно сверкая очами, словно она была самой Немезидой, а не торговкой наркотиками, барыгой, убийцей, по сути дела, учитывая, что потребители "китайского белка" сгорают словно свечи, так вот, после того как она покинула кабинет в сопровождении Погорелова, Вячеслав снова закурил, пытаясь успокоиться. Но успокоиться не удавалось. Дьявольская семейка, думал Слава, уставившись на гладкую полированную поверхность собственного стола. Дьявольская семья, снова повторил он про себя, подняв глаза на Илью Николаевича.
Тот молча сидел на стуле, точно так же уставившись на поверхность стола, словно там были некой тайнописью изложены все законы мироздания. Тоже артист! Просто театр какой-то имени Константина Сергеевича и Владимира Ивановича!
- Что ж, раз дама нас покинула, предлагаю перейти к мужскому разговору, - жестко сказал Вячеслав.
Илья Николаевич вздрогнул, поднял глаза на Грязнова.
- Вы не ответили на мой вопрос - где находится лаборатория по производству триметилфентонила?
- Я не знаю такой лаборатории, - тихо ответил Висницкий, глядя в глаза Грязнову.
- Вы и о казино своей невестки не знаете?
- О казино знаю. Мне не нравится эта деятельность…
- Это я уже слышал, - прервал его Вячеслав. - В казино найдена крупная партия "китайского белка". Ваша секретарша, она же родственница, подделала, как она утверждает, - не пойму только, зачем ей это надо, - документ, связанный с реализацией того же "китайского белка". Не слишком ли много совпадений на одну семью? И вы продолжаете утверждать, что ничего об этом не знаете?
- Я сказал то, что сказал.
- Вы сказали то, что сказали… - повторил за ним Грязнов. Он резким движением открыл ящик стола, выложил на стол пачку фотографий, пододвинул ее Висницкому.
- Вот, взгляните…
Илья Николаевич снова надел очки, стал рассматривать снимки.
- Я не понимаю… - снова начал он в недоумении.
- Вот ваша Тамара, - Грязнов указал на одну из фотографий, - выходит с Птичьего рынка, где она сбыла с рук партию наркотика. Вот она идет на встречу со своим барыгой. Вы и слова такого, конечно, не знаете? Барыга - это перекупщик. Скажем, краденого. Или наркотиков. Вот она…
Илья Николаевич потерянно рассматривал снимки и с трудом узнавал Тамару то в девочке с косичками, то в пожилой женщине…
- Этого не может быть! - вскричал он. - Если вам известно, что она делала в это время, почему же вы не арестовали ее раньше? Тамара бывшая актриса, она любит всякие розыгрыши, маскарад. А вы этим воспользовались, чтобы устроить эту гнусную провокацию!
- Мы не арестовали ее раньше, - стараясь говорить спокойно, ответил Вячеслав, - потому что раньше не был расшифрован состав этого препарата и ее задержание ничего бы не дало. Ваша Тамара давно известна нам как распространитель этого зелья в Москве. На ней вся московская сеть продажи наркотика. Она занимается этим не менее года, это только по нашим сведениям. Она без конца отпрашивалась с работы, разъезжая в это время по Москве с товаром. За вашей семьей тянется кровавый след. Только за последний месяц - четыре трупа. А вы ничего не знаете?
- Она больна! - невпопад ответил Илья.
Грязнову очень хотелось треснуть по этой шишковатой голове кулаком. Изо всех сил! Он глубоко вздохнул, закурил новую сигарету.
- Какие у вас отношения с братом?
- С моим братом?
- У меня брата нет, - тихо ответил Грязнов.
- Обычные, - пожал плечами Висницкий.
- Чем занимается Сергей Николаевич?
- Сергей Николаевич руководит фармацевтической фирмой, - ответил Висницкий.
- Понятно. А где он взял первоначальный капитал, чтобы организовать фирму? Платить за аренду, выплачивать зарплату сотрудникам. Реклама, рынок сбыта - все это требует средств.
- А откуда берут средства другие предприниматели? Есть более удачливые фармацевты. Господин Брынцалов, например. Почему вы ему эти вопросы не задаете?
Слава задумчиво посмотрел на Висницкого:
- У меня, признаться, зародилось подозрение, что вы просто идиот. Но вы не идиот, вы артист почище вашей Тото.
- Что? - прошептал Висницкий, поднимаясь. - Вы соображаете, что… Я сообщу прессе.
- Оставьте в покое прессу и сядьте! - грозно пророкотал Грязнов. - У нас ведь не допрос, а мужской разговор. И протокола, следовательно, нет. Так вот, слушайте.
Висницкий послушно рухнул на стул. Он чувствовал, что за этим человеком стоит какая-то правда, страшная правда. Но осмыслить, осознать эту правду его мозг категорически отказывался.
- Вот послушайте историю, - продолжал Грязнов. - Примерно два с половиной года тому назад в Центробанке работала молодая женщина. Назовем ее Ларисой. Мужа у нее не было, и завела Лариса любовника, что, в общем, непредосудительно. А через месяц любовник похитил Ларисину дочку. И потребовал от женщины банковские документы. В этих документах были проставлены новые получатели денег. Другие фирмы. Эти документы - авизо и платежки - Лариса внедрила в систему Центробанка. И стали фирмам капать денежки, и немалые. И стали фирмочки их снимать понемножку. То двадцать миллионов снимут. То сорок. Аккуратно, чтобы не заметили. Но заметили. Итог: Лариса отбывает срок, дочка ее год лечилась в нервной клинике. А любовник исчез. До сих пор в розыске. Но не найдут, уж поверьте мне.
Илья Николаевич опять уставился в стол.
- Или вот другая история, - затягиваясь уже, наверное, сто первой сигаретой, продолжил Вячеслав. - Провоз контрабанды в одну из недалеких зарубежных стран. Предметы антиквариата. Груз перевозили по воде, как в боевиках. Перевозчик как в воду канул. Фактически. Утонул. Странно для инспектора рыбнадзора, верно?
- Брат? - одними губами спросил Илья Николаевич. - Почему же… - почти беззвучно продолжал он, - почему же… вы… его не арестовали?
- Потому что он - хлопковая крыса! Знаете такую породу? Должны знать! Он безжалостно обрубает хвосты. На его совести не менее десятка трупов. Оператор обменника из казино - молодая одинокая женщина с трехлетним ребенком. Они не пожалели и ее. Они убили представителя банка, оставив пятилетнего ребенка без отца. Они убили нашего товарища, единственного сына прекрасной женщины, который вообще не успел жениться. А собирался. Заявление уже в загс подал. Посредник, везший в Москву "китайский белок", устроил взрыв в вагоне. Погиб сам и убил двоих человек. Ваш брат страшный человек. Он уже давно связан с наркобизнесом. И его жена тоже. - Грязнов хотел упомянуть Тамару, но каким-то верхним чутьем удержался. - Они - хлопковые крысы. А вот кто вы - глупый кролик или хитрая обезьяна, я так и не могу понять.
Странно, но Илья Николаевич не вскинулся, не вскричал гневных опровержений. Он все ниже и ниже склонялся к столу, словно каждое слово Грязнова гвоздем прибивало его к полированной поверхности.
- Я ничего не знал, - словно себе, а вовсе не Грязнову тихо сказал он.
- Вы ничего не знали… - опять повторил за ним Грязнов, покачивая головой. - Хорошо, может быть, вы знаете этого человека?
Грязнов протянул Висницкому две фотографии. На одной из них высокий светловолосый мужчина усаживал его невестку, Нину Вахтанговну, в автомобиль. На другой он же открывал перед Нино дверь в какое-то заведение, кажется ресторан. Илья Николаевич посмотрел на фотографии и вдруг застыл.
Ему казалось, что он совершенно не помнит мужчину, снятого на ту страшную, ужасную видеопленку вместе с его Надеждой. Были минуты, когда он, одержимый все тем же странным мазохизмом, хотел прокрутить пленку снова и еще раз увидеть и жену, и мужчину. Но пленка была сожжена в дни первого потрясения и отвращения. Илье даже часто снился сон, где прокручивались все эти бесстыдные кадры. Лицо мужчины в этих снах было всегда размыто, неузнаваемо. Но, увидев фотографии, Илья Николаевич мгновенно узнал его, словно никогда и не забывал. Узнал! Был уверен! Это он.
- Кто это? - спросил Висницкий.
- Этот человек подозревается в убийстве нашего сотрудника и представителя банка. Это личный телохранитель вашей невестки, Нины Вахтанговны. Он неразлучен с ней уже три года. А вы его, оказывается, тоже не знаете…
Илья Николаевич начал молча сползать под стол.
- Но-но, без спектаклей, пожалуйста, - прикрикнул Грязнов.
Но Висницкий, улыбаясь ему невидящим лицом, соскользнул на пол.
Грязнов вернулся домой в отвратительном настроении. Хуже некуда, не бывает. Он сразу же налил себе полный стакан водки и опорожнил залпом как воду. И ничего не почувствовал, словно это и вправду была вода. Даже понюхал бутылку. Пахло водкой. Схватился было за сигарету, но тут же бросил. От запаха табака уже тошнило. Сколько он выкурил за эти сутки, что не был дома? Две, три пачки? Он не считал. Но от никотина ломило грудь, гулко бухало сердце. Надо было бы поесть. Разогреть борщ, порубать картошки. Но при мысли о еде его снова замутило.
Требовательно зазвенел междугородний звонок. Это, конечно, Александр. Говорить не хотелось. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать. "Эх, не будь я начальник МУРа, пошел бы сейчас в бордель!" - подумал Слава, все слушая перезвон. Наконец он снял трубку.
- Славка, ну где ты пропадаешь? - раздался оживленный голос Турецкого. - Я слышал, поздравить вас можно! Поздравляю! Молодцы! Я только что в контору звонил, думал, ты еще там. Погорелов доложил о захвате.
- Что еще доложил? - спросил Слава.
- А что еще? Еще какие-нибудь успехи есть?
- Деликатный, значит, - похвалил Погорелова Вячеслав.
- Да что случилось-то, Слава? - забеспокоился Турецкий. - Только не пугай меня, что Тото отбили вооруженные до зубов абреки.
- Никто ее не отбил. Сидит в СИЗО.
- Ты что, переутомился? Так выпей.
- Выпил уже. Саша, ничего у нас с ними не выйдет.
- То есть?
- Она молчит. И будет молчать. Уж поверь мне. Мы с тобой всяких разных повидали. Эта грузинская княжна не проронит ни слова.
Саша замолчал. И даже через семьсот километров, разделявших их, Грязнов увидел растерянную физиономию друга, вспоминавшего нелепую очкастую Тамару.
- Ты же видел ее мать.
- Кого?
- Нино Свимонишвили ее мать. Тамара передала ей записку сегодня. Там так и написано - дорогая мама. Да и показания есть. Земляков, так сказать.
Александр все молчал, и Славу вдруг понесло.
- Мы так ждали этого захвата, так готовились. После стольких месяцев неудач! Все прошло без сучка без задоринки. Я так радовался, когда мы везли ее в МУР…
Вячеслав все-таки закурил сигарету.
- И что? Она не дает показаний?
- Она дала показания. Против себя.
В трубке буквально нарисовался вопросительный знак.
- Она показала, что подпись Ильи Висницкого под разрешением к применению препарата - дело ее рук. И замолчала. И поверь мне, будет молчать, как Зоя Космодемьянская.
- Ну ты сравнил! Я, конечно, не ура-патриот, но разница между ними все же есть.
- Разница есть. И сходство есть.
- Ну подожди. Переночует в камере. Барышня она изнеженная, привыкшая к комфорту, - утешал друга Александр.
- Брось, Саша. Совершенно ясно одно - через Тамару мы на лабораторию не выйдем. Притянуть Сергея Висницкого или Нину нет оснований.
- А что Илья Николаевич?
Вячеслав помолчал.
- Он в больнице, - наконец ответил он. - Погорелов тебе, значит, не сказал?
- Нет. Я и с Костей сейчас разговаривал. Тоже ничего не сказал. Только про ваши успехи. Да что случилось-то? Покушение, что ли?
- Нет, сердечный приступ. Это я его, Сашок, уделал. Ты, вероятно, прав был. Ни при чем он. Только мне все не верилось. А Костя, как всегда, удар на свою грудь принял, объяснялся с генеральным. Представь: государственного человека, руководителя крупного ведомства увозят из кабинета начальника МУРа прямо в больницу, в предынфарктном состоянии. Смотри телевизор, расскажут.
Теперь замолчал Турецкий. Слава слышал, как друг прикуривает, затягивается сигаретой.
- Ну, Слава, сейчас из наших кабинетов модно в больницы уезжать с сердечными приступами, - как бы весело ответил он. - Взять хоть тутошнего мэра бывшего.
- У Ильи Николаевича был настоящий сердечный приступ. Я даже подумал, что он умер. Да еще с такой улыбкой блаженной на лице. Словно отмучился. А Костя мне ни слова в упрек не сказал. И тебе тоже. Говном я себя чувствую, Саша. Почти убийцей.
- Брось, Слава, - жестко ответил Александр. - То, что ты так себя чувствуешь, доказывает как раз обратное. Ты маму Фрязина вспомни и невесту его. И надпись над головой убитого Володи. И все твои угрызения совести пропадут. Потому что не мы убийцы, а они. Не мы оборотни, а они. Илья Николаевич - их жертва, а не наша. Молчит Тото? Мы будем рыть дальше. Докопаемся! И ложись-ка ты спать. Я тебе завтра позвоню.
Вячеслав и вправду вдруг почувствовал необычайную усталость. Он едва добрел до постели и рухнул. "А я ведь даже не спросил Сашу, как у него-то дела?" - подумал Вячеслав, проваливаясь в сон.
…Дима Чиртков вышел из метро, подошел к автобусной остановке. Прошло семь, десять минут, автобуса не было.
- Ну да, сейчас полдень, у них, у господ, обед, конечно, - переговаривались на остановке пожилые женщины, имея в виду водителей автобусов.
Днем на остановках всегда в основном пожилые женщины стоят, подумал Дима. И ведь правда - полдень, можно час простоять. И Дима пошел пешком. До дома Володи Фрязина было четыре автобусных остановки. Двадцать минут ходьбы. Надо было сразу идти, а не ждать. Но сразу идти не хочется - а вдруг автобус подойдет. А потом - тоже не хочется: только ты отошел, а он приехал. И обидно, что столько ждал, а идешь пешком. Поэтому никогда не надо ждать. "Ждать и догонять - хуже нет", - присказка Грязнова. Надо сразу идти.
Так думал Дима, уже свернув внутрь жилого массива и изо всех сил стараясь не оглянуться: а вдруг автобус все же подойдет!
Дима навещал Елизавету Никитичну часто. Так часто, как мог себе позволить. Раз в две-три недели. Верочка, Володина невеста, жила у Елизаветы Никитичны до сороковин. Потом вернулась к себе домой. К своим родителям. Кто ж ее упрекнет? Это правильно. Для Верочки. Не должна она всю оставшуюся жизнь жить воспоминаниями. А Елизавете Никитичне ничего, кроме памяти о сыне, не осталось на этой земле. Дима приходил, приносил какие-нибудь вкусности - фрукты или конфеты. Елизавета Никитична обязательно что-нибудь пекла к его приходу. Они садились пить чай, и Дима рассказывал:
- Представляете, взяли главаря группировки преступной, это дело еще Володя начинал…
Или:
- Знаете, та мошенница, которая квартиры скупала у стариков, Володя ею занимался, так она попалась. Помогли Володины наработки…
Во всех его рассказах присутствовал Володя. Он был у истоков каждого расследованного дела. Именно его допросы, его план следственных действий помогал разоблачить преступника. Пусть рассказы эти и были приукрашены, но ради появлявшегося на щеках пожилой женщины слабого румянца можно и приукрасить. Так считал Дима. Получалось, что Володя жив, сидит рядом с ними. Только разговаривает не сам, а голосом Димы Чирткова. Елизавета Никитична вытирала белоснежным платочком слезы и спрашивала:
- И какой срок они получат?
Или:
- Как же она могла так? Может, у нее своя драма?
Сегодня был как раз свободный день. Вернее, утро. Операция по захвату машины с наркотиками прошла успешно. Все они провели в МУРе сутки. Теперь следовало ждать результатов лабораторного анализа. В МУР можно сегодня заявиться и попозже. Надо позвонить от Елизаветы Никитичны. Может, можно и еще попозже, чем просто попозже.
Так думал Дима, перепрыгивая через осенние лужи. А прыгал он потому, что шел не по улицам, а напрямик, по диагонали. Шел через сквер, потом через стройку, затем через пустырь. А за пустырем уже и Володин дом.
На пустыре что-то происходило. С сумасшедшим лаем носился спаниель. Его длинные уши трепетали на ветру черными пиратскими флагами. Он носился по одной прямой, вперед-назад. Из-за лая Дима сразу и не услышал звука выстрелов. Двое мальцов, лет по пятнадцать, молотили из пистолета по стоявшим метрах в двадцати пивным банкам. Одержимый охотничьим азартом пес метался от банок к пацанам и обратно. Он никак не мог обнаружить дичь, бедное животное.
Вся группа была столь увлечена занятием, что на подошедшего сзади Чирткова никто не обратил внимания.
- Что это вы здесь делаете, а? - спросил Дима фразой лопоухого второстепенного героя фильма "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен".
Пес как раз мчался навстречу, размахивая своими пиратскими ушами.
- Чего ты, дядя? - через плечо бросил один из подростков, едва глянув на Диму. - Иди себе, у нас спортивная стрельба.
И точно. В руках парня был спортивный пистолет. Марголина. Это Чиртков успел рассмотреть.
- Откуда оружие? - спросил он парнишку.
- Из леса, вестимо, - уже не оборачиваясь, ответил тот. Но пистолет, зажатый в руке, полез в карман.
- Дай оружие, - приказал Чиртков, схватив парня за руку.
- Ты что, мужик? Чего тебе надо? - принялся вырываться парень.
Спаниель наконец понял, кто здесь дичь, и радостно вцепился в Димину штанину.
- Фас его, фас, Джери! - подначивал собаку хозяин, все пытаясь запихать пистолет в джинсы.
Джери с удвоенной энергией расправлялся с единственными брюками Чирткова. Не оставляя без внимания и тощую ногу следователя.
- Я вот тебе как впаяю за сопротивление властям! - рявкнул Дима не то парнишке, не то спаниелю. - Я из МУРа. Предъявите документы! - еще более громко приказал он, профессиональным приемом выкручивая руку парнишке и чувствуя, что собаку придется отливать водой. Иначе домой он пойдет без штанов.
Как ни странно, упоминание МУРа возымело свое действие.
- Фу, Джери, - скомандовал хозяин собаки. - А чего вы? Чего мы сделали-то? Чего я сделал-то? - повторил он, обнаружив, что дружок его вовсю чешет через пустырь и уже скрывается за линией горизонта.
- Вот видишь, и приятель твой тебя бросил, - злорадно отметил Чиртков, посматривая на дыры в брючине. - Дай пистолет, - уже спокойно попросил он.
Парень протянул оружие. Дима взял его, оглядел.
- Откуда он у тебя?
- А кто вы такой, чтобы спрашивать? - все еще хорохорясь, но уже тоном ниже спросил подросток.
Чиртков показал удостоверение.
- Я же сказал тебе, я из МУРа. А теперь ты расскажи, откуда у тебя пистолет. Из него человека убили, - добавил Дима, строго глядя на парнишку.
- Вы что? Это не я! Я его нашел. Здесь, на пустыре.
- Когда? - не сбавлял строгости Дмитрий.
- Я… я не помню точно. Да с месяц назад. Или больше. Мы с Джери гуляли здесь утром. Он же охотничьей породы, - не очень складно рассказывал паренек. - Он с отцом моим на охоту ездит. И запах оружия знает. Ну, мы гуляли. Он все кружил возле одного места, лаял, лапой царапал. Я наклонился, а там пистолет этот лежит в земле. Джери его почти откопал. Ну я и взял. Думал, ничей. Я ничего не делал! Мы иногда стреляем здесь в банки пивные.
- Ты в каком доме живешь? - спросил Дима.