Однажды Козлякин подумал, что закончена история с сыночком главного инженера. Организовал небольшой обвал и вроде закрыл его в тупике, а у того оказался запасной выход по воде и даже фонарь водолазный с собою был. Так потом в городе Владимир услышал. Петр же этот полевой штрек снова зачистил от обвалившейся породы.
Козлякин хотел еще раз зарушить, но там наружу плотные пироксен-амфиболовые гнейсы вышли, а где они есть, крепи ни к чему. Само не обвалится - только взрывать, но это себе дороже.
Пока вспоминал былое, решил потолок не обваливать, а ловушку замастырить. Расшатал верхнее бревно. Выбрал понемногу породу и вытянул деревяшку на самый край. Подобрал из валяющихся лиственничных жердей какую потоньше, обломал, как надо, и спусковой механизм зарядил. Споткнись кто сейчас о лежащую поперек штрека лесину - рывка хватит, чтобы сдернуть на следом идущего лиственничное бревно, пропитанное влагой. Если удача улыбнется, так еще и скала пойдет.
Неплохо получилось.
Собрался известные переходы на сторону Замореныша осмотреть и сам чуть в капкан не угодил. Когда подходил нижним горизонтом к демаркационной линии, услышал будто звон какой-то. Остановился и осматриваться стал. Вроде ничего особенного, но показалась ему странной свежая каменная крошка в метре от ног. Пятачок такой, сантиметров семьдесят на семьдесят. Выбрал камень потяжелее да швырнул его прямо по центру. Исчез камень, а на его месте дыра появилась. Звон сильнее стал, и не звон это оказался, а плеск воды. "Порода осела", - понял Козлякин, разглядывая поющее отверстие. Пошарил по краю. Нашел лист плотного ватмана, а поверх насыпано мелкое крошево с пылью. "Наверняка после землетрясения прошлогоднего осела, - разглядывал Владимир отверстие с рваными краями. - Надо же, на моей территории гаденыш ловушку замастырил". Он налился ненавистью.
Похоже, что в "подземле" назревала очередная война.
Обследовал аккуратно все известные переходы. Ничего. "Ну, значит, один-один", - решил Козлякин и пошел восстанавливать ловушку с дырой. Прежде чем укладывать лист, набрал в карманы мелкой пыли и заглянул в звучащее пространство. Скала просела серьезно, и поток воды разливался на несколько метров от образовавшегося отверстия.
Покидал камни. Глубины так и не понял, но ловушка отменная - завалишься, без посторонней помощи не выбраться.
Разорвал аккуратно лист напополам. Бумага набрала влаги и рвалась неровно. Вернулся на рудничный двор и выискал около разрушенной насосной станции кусок проволоки нужной длины. Положил под низ. Натрусил из карманов пыли.
Получилось неплохо.
Раздражала невозможность сделать шахты недоступными для посторонних.
Пожалел еще, что не захватил архив сразу, как в гости к очкастому зашел. Делов-то - зарядил "штыком" со стола тому в брюхо, и в дамках, хотя не факт, что нашел бы что-то. Паренек-то не просто так с Петром связался.
"Общая тайна, - сообразил Козлякин. - Недаром Быков с инженером такими друзьями были, неразлейвода. Ничто так не объединяет, как совместно совершенное преступление. Есть, значит, драгоценности".
Решил выбраться на поверхность и заделать с сыном настоящее снайперское гнездо для круглосуточного наблюдения.
19. Р. Пашян
С Красноярском управился быстро, трех дней хватило все порешать. Мирьям, девочка моя, молодец, лишних вопросов не задавала. Рассказал, что Леван из-за друзей влез в историю, а теперь могу и я попасть - как знакомый. Мол, пацанов, что спалились, тоже хорошо знал. Предложил ей переехать в мою квартиру на время отсутствия и даже завещание втихаря написал и сунул в укромное место. Иной скажет, зачем беду звать, а я так считаю: живешь в рисковые времена, упорядочивай свою жизнь. У меня, кроме нее, все равно никого нет.
Ментовских ходоков не боялся. Прописан я в общаге, где и сам Создатель никого не отыщет. Про такие места кто-то из урок говорил: "В том месте Жора Жору скушал…" Даже участковый местный туда один не приходит. Общага комбинату принадлежала, а потом граждане приватизировались, а кто такие наши работяги? Кого так превозносила советская власть? Люмпенов!
Ночи наши последние с Мирьям навсегда теперь со мной. Спать ложился только потому, что днем меня адвокаты ждали и прочая нечисть.
Кто фильм "Спрут" помнит, тот и адвоката Терозини знает. Нашенскому я как раз такое прозвище и навесил. Сначала тот хихикал и гордился, а как фыркнул один раз, так я ему и напомнил, чем его итальянский коллега в том сериале про комиссара Катани закончил. Перестал паренек после этого базара улыбаться погонялу своему и глядит теперь на меня подозрительно. А я что? Мне лишь бы спесь с него сбить, для того и заготовочка с прозвищем.
По делу ничего утешительного: Мага заехал с поличным. Леваша прописки в Красноярском управлении не имел и до сих пор как неустановленное лицо кавказской национальности канает.
Тристановские родители, понятно, в бесконечном горе. Эх, моя вина и крест мой на веки вечные. На кладбище к пацанчику ночью сгонял в самое воровское время. Вдруг мусора днем гостей ждут? Покойников-то чего бояться? Вся жизнь наша в ожидании смерти проходит.
Ветер деревья над могилкой товарища гнет, а у меня слезы на глазах. Почувствовал я неожиданно, как матушка его убивалась, и еще горше мне стало. "Нет прощения тебе, Роин, - думаю. - Такого парня загубил".
Тяжело еще, что побазарить не с кем про это. Был бы сейчас рядом кто, пусть незнакомый, ей-ей, покаялся бы. Так хочется груз с души сбросить, но знаю, что навечно это со мною - до самой гробовой доски.
Магину долю бабок Мирьям оставил. Пускай Терозини от нее харчуется. Тому пояснил, чтобы не зверствовал и все было по чести.
- Следить за тобой стану, - говорю ему. - Рядышком буду все время, так что гляди…
Взгляд мне его не понравился. Затравленно так смотрит. Ничего, моих привязок по этому делу нет, разве что Мага язык распустит, но не думаю. Не такой это пацан. Дружба в наших делах на первом месте.
Писать Маге не стал, а передал на словах через Терозини, что помогать постоянно буду. За срок, мол, поборемся, да и за досрочное освобождение тоже.
Дела сделал, но решил адвоката из тюряги дождаться.
- Стыдно ему, - рассказал Терозини. - Подвел, говорит, всех.
- Наши проблемы - ваша работа, - говорю. - Просто сейчас твой выход, дорогой.
Гляжу, воспрял адвокатик, плечики расправил, блеск в глазах появился.
"Ну, - думаю, - на такой славной волне можно и отчаливать".
Выскочил в пять утра. Мирьям будить не хотел, но проснулась она и на кухню тихо зашла.
- Люблю тебя, Роин, - говорит. - Кто бы ты ни был - люблю и хочу, чтобы ты это знал. Нужна тебе моя любовь? Бери меня всю без остатка, буду тебе верной женой.
- Я уже старый, - бормочу. - Зачем тебе такой?
А у самого слезы наворачиваются.
- Старый, да настоящий, - смеется она. - Среди ровесников таких не встречала, а потом, мы же с тобой одной крови.
Захлестнули тут меня чувства, и не смог я просто так уехать. Понял, что появилась наконец и у меня женщина на все времена. Схватил ее на руки да в постель понес. По-другому все произошло в это утро, и чувства совсем иные. Она тоже это уловила. Откуда только силы взялись? Совсем как молодой стал.
Полежали после минут двадцать, и вытолкала она меня из постели.
- Иди, - говорит. - Иди да возвращайся скорей. Чувствую я, рожать мне тебе сына скоро. Как ты на это смотришь?
А я что? Но только ехать мне после ее слов никуда не захотелось…
Но слабости минутные в сторону. Товарищи мои на меня смотрят. Тристан-покойничек, Мага, Леваша. Воры опять же исполнения просьбы своей ждут.
"Нормальный ход, - думаю. - Управимся с Иркутском, заберу Мирьям - и за кордон. Нашего брата там полно, глядишь, и освоимся…"
Из дома бодрый вышел. Умею еще эмоциями и собой управлять, а победишь себя - разберешься и с окружающим миром.
Под Красноярском в одной деревне пацанчики меня ждут. Тоже дорожные гангстеры. Пару раз кое-что вместе сочиняли. Парни взрослые, крадут давно, а тюряга им будто закрыта - ни разу не попадались. Одно слово - фартовые. Нравилось им работать со мной. Все в подельники набивались и любую помощь оказать готовы.
Похоже, пришло время.
Задумка у меня простая: поскольку за нами след серьезный и на дело мы идем непростое, нужно прикрытие обеспечить.
Решил я номера гостиничные не сдавать, а поселить там пацанчиков этих. Они парни шустрые, но ничего, поживут тихонько пару недель за долю малую.
Вчера звонил им. Сказал, что базар есть, и помощь потребуется, а они как раз на куражах.
- Вали к нам, Роин, - рычат. - Мы на дне лежим, дел не делаем - после куша отдыхаем.
Славно сложилось, и жму я теперь на гашетку. Утренняя трасса интересна, и нравится мне просыпаться вместе с новым днем. Машины еще не все с обочин посъезжали, но уже проснулись. Вместе утро встречаем. Меня в такие минуты на философию пробивает. "Жизнь живем рука об руку, - думаю. - Хищники да жертвы". Иной раз роли и поменяться могут, вот как у нас с ментами.
Волкам - тем проще: для них все на виду. Вот несусь я в тумане сейчас по утренней зорьке, и никто не видит во мне сути преступной. На окружающих я всегда с любовью смотрю. "Пища моя", - говорю себе, хотя в глубине души знаю: для каждого может время прийти жертвой становиться.
Пацанята ждут меня. Не спят.
- Жрать будешь, Роин? - спрашивают.
Алик и Сурик. Серьезные парни, хотя и в России росли. Армяне вообще деловой народ, а уж бакинские от СССР - слов нет. Все армянские воры из Баку. Алик как раз одному таком урке родственник дальний. Амбалик у того погоняло. Разок на пересылке с ним встречался, когда тащили его в Забайкалье куда-то, еще в девяностых.
Не врет, наверное, что родственник. Хотя внешне не похож, но отчаянности в парне на пятерых, да не той дурацкой бравады и сиюминутной истерики. Хладнокровно все делает, с расчетом!
Хорошие парни. Вопросов не задают. Поинтересовались только кушем.
- Стольник, - говорю. - За пару недель каникул, да машина мне ваша понадобится.
- А что твоя?
- Мне поскромней чего надо, там одного гуся пасти придется. Доверками в Канске обменяемся, мой-то аппарат круче вашего на пять порядков.
- Ништяк, Роин, - говорят, а у самих рожи довольные такие.
Инструктирую дальше:
- Условий несколько. Щетину свою, Сурик, в бороду превращаешь, один из вас как раз таким должен быть.
- С чего это? - интересуются.
- Леваша шифруется, - набрасываю. - Знают его там, куда едем. У него борода сейчас почти как твоя щетина, так что проканает.
- А я, значит, за тебя, Роин, - ржет Алик. - А возраст как же?
- Рожу меньше свети и с администрацией не общайся.
- Гостиница как?
- Продлю на две недели.
- А если три ждать придется?
- Рассчитаетесь сами, потом разберемся. Еще одна неделя - контрольная. Если не вернулись и телефоны молчат, снимаетесь и обратно.
Стартанули.
Леваша эсэмэсит, что все в порядке. Вчера по телефону базарили. Похвастался, что понравилось ему читать. Язвить на эту тему не стал, хотя и подмывало. Пообещал еще книжек привезти. Цинком обсказал ситуацию.
Растет мой абрек. В бегах кто бывал, хватку волчью приобретают. Хватку и чутье.
Свинорылый в голове всплыл. Хочу мысли эти прогнать, не получается. "Смотри, - думаю, - неуемный какой". Пру по канской трассе и вспоминаю, как срывался он пару лет назад.
"Развел он нас тогда, - думаю. - А если так, то соревнование нам предстоит. Интересно, чует он сейчас что-то или нет?"
Наконец доехали. Тачки на стоянке перед гостиницей бросили.
Леваша бородой совсем зарос. У Сурика щетина поменьше, но ничего, прокатит. Мы же лица кавказской национальности, а соответственно, все на одно лицо.
Бабки на вахте даже не щекотнулись, а чего им: объект нережимный, так, транзитная гостиница третьего сорта.
Леваша сидит, что твой профессор, книгами и газетами заваленный. Оказывается, вошел во вкус чтения мой баранчик.
- Мэдленно только палучается, Роин, - жалуется. - А так панравылось…
Пацаны-армяне ржут и койки занимают, а я режим жизни им трактую. Молодые ребятки проблем не знавали.
- Если загуляете, - говорю, - девок в номера не тащите. С вахтершами подружитесь, шоколадки там, здравствуйте - до свидания, и все такое. Ваша работа - жить тихо и нас изображать.
- А если в городе заночуем?
- Это нормально, только не залезьте никуда, и помните: вы - это мы.
Ну, вроде все. Леваша как понял, что стартуем, копытами застучал-засуетился.
- Не части, - говорю ему. - Гонки у нас с тобой закончены, сейчас охота начнется.
Решил до отъезда ворам позвонить.
Связывался, наверное, часа два. Наконец достучался.
- Прем на Иркутск, - сообщаю. - Тачку поменял. Адрес клиента надо и хоть приправу какую.
- Перезвонят тебе сегодня, - говорит. - Перезвонят и все дадут-расскажут. Как сам? В Красноярске что-то шумно последнее время стало, ты не при делах там?
- Я - нет, - отвечаю. - А парней тех знаю. Жалко, хорошее дело задумывали.
Побазарили еще минут десять, и все.
Чую, вьется ниточка, и уводит она меня все дальше от моей Мирьям. "Что там она мне за сына говорила? - думаю. - Уж не беременна ли?" Стал ее, красавицу, вспоминать, и неожиданно понял, почему запрещено было ворам в ранешние времена семьи иметь. Так неохота мне опять в Иркутск ехать, но тут выбор один: петля или веревка - выхода нет. Делюга-то воровская получается, и не могу я сделать ни шага влево, ни шага вправо. Если бы в самом начале отказался, еще туда-сюда, хотя после остался бы сам на сам с жизнью, а так, глядишь, и помогут в очередной раз старшие братья.
Леваша понемногу оттаял. Оказывается, сюжетик наш по центральным телеканалам крутят. Мы и в "Дежурной части" засветились, и в программе "Время". Ножик баранчика моего полстраны увидело.
По старой-то жизни все правильно. Расскажи простому гражданину о краже на соседней улице, и вернется эта история к тебе спустя некоторое время, обросшая несуществующими подробностями вплоть до убийств. Детская игра "Испорченный телефон" рулит, и чем больше ты жути нагонишь, тем больше информации окружающие получат. После сами страхов себе насочиняют - на улицу не выйдешь. Старый преступный мир всегда этим пользовался.
Должны бояться нас граждане до стонов, до боли и не сознавать, что создали все эти страхи сами…
20. Р. Пашян
Страхи страхами, но и мы не железные.
Едем в Иркутск, и чувствую я - расслабились за последние годы. Ведь ни одного попандоса в легавые не было за все время работы с Левашей. Гладко катило всегда, с удовольствием.
Покосился на баранчика моего. Кемарит сидит, но взгляд почуял и проснулся.
- Чэго думаишь, Роин? - спрашивает.
- Про что?
- Да пра друга нашэго ыз Ыркутска?
- Я не про него сейчас думаю, - говорю. - Про нас.
Молчит Леванчик, ждет, что дальше. А я ему давай рассказывать свои соображения, мол, сколько веревочке ни виться…
Загрустил паренек мой, а я сразу "конфетку" тащу: мол, нам-то, невзирая на проблемы, фартит пока, а значит, и дело это со свинорылым цветнючим должно получиться. В Иркутске, мол, видно будет.
Партнер духом воспрял и спрашивает:
- А как паймем, что все харашо?
- А так и поймем, - отвечаю. - Как приедем, увидим - через пень-колоду все пойдет или покатится по рельсам.
Смотрю, оживает пацанчик.
- Давай, - говорит, - ввалывай…
Но не на "хонде" мы, чтобы вваливать. "Девятина", правда, у пацанов упакованная. Когда к нотариусу канскому зарулили, та глазами захлопала. Мол, что это за обмен такой неравноценный. Оно и понятно, для этой деревни любой шорох - событие.
Ловко бежит тачка. Пока асфальтом топали, попробовал ввалить, и размослалась она аж за сто шестьдесят…
"Можно гоняться", - понял. Резина тоже как надо стоит и дорогу держит - загляденье.
Листок со своими записями на груди щупаю. Воровская информация про объект вся там. Женился-крестился, адресочек евонный. Родители, место работы, связи, телефоны.
- Фотографию не шлем, - посмеялся воровской помощник. - Сам говоришь, в лицо знаешь. Лучшего не надо.
Ржет, смотри-ка. Вот они, воры: если не так, то эдак ужалят и напомнят, кто ты есть.
Координаты, где лаве с волынами брать, эсэмэской бросили. Упаковка полная.
Прем. Дорога под колеса теперь не летит уже, а ползет, покачиваясь. Слыхал я про участок до Тайшета, здесь воровать только пешедралом. Не погоняешься. Средняя скорость - 20 км/ч. Бугры торчат, будто по всей трассе фугасы рвали. Никогда такого не видел - настоящая фронтовая дорога.
Пост ГАИ, единственный по этому кошмару, торчит, как гриб, в самом начале бедствия.
Гайцы оглядели нас бегло. Когда спросили: "Чего без товара?" - даже не понял сначала, а у Леваши челюсть отвисла. Мол, какой такой товар-мавар?
Прибросил, как со стороны мы смотримся. На этой тачке - стопроцентные ларечники.
- Грузовик, - говорю, - сломался. За подшипником едем.
Гаец гривой своей покивал и показывает палочкой - езжайте, мол.
Леванчик молчит, разъяснений ждет.
Спрашиваю:
- Что, не сообразил?
Плечами жмет, смотрит удивленно.
Когда пояснил, не рассмеялся.
- Вот что значыт тачка, - говорит. - Как бы не получили с нас тэпэрь пацаны как с барыг…
"Ха, - думаю. - А не так уж и не прав партнер мой. Такие машины, как у нас, могут быть шибче иных "мерседесов" упакованы. Звери, кто с ларьков живет, бывает, неплохие суммы возят". Но Бог миловал. Проскочили мы участок убитый. Тайшет миновали, Алзамай какой-то, и собрались в Нижнеудинске спать залечь. Городок славный. На переговорный пункт заехал с Канском связь поддержать. Все спокойно у пацанов.
Решил свинорылому домой звякнуть и посмотреть, кто трубу возьмет. Если женский голос, Михаила спрошу, а если мужской - тембр послушаю да постараюсь понять характер жертвы. Нам пора уж привыкать друг к другу, скоро неразлейвода станем, пока на том свете не словимся.
Жду, пока соединят с Иркутском, и думаю:
"Вот паренек делами своими занят и не знает вовсе, что смерть его на подходе. Заговорит сейчас "алло-алло" в молчащую трубу, занервничает. Думать станет, кто да что, а может, и плевать ему на такие звонки, чую я, непрост паренек…"
- Иркутск, вторая кабина, - телефонисточка кричит.
Пошел. Голос женский.
- Алло. Слушаю.
- Михаила можно?
- Позже будет, - отвечает. - Может, что передать?
- На сотовый перезвоню, - говорю, а сам с листочка цифры читаю. - Не поменял? Последние цифры два-два, шесть-шесть? Уезжать не собирается?
- Сто лет не менял, - смеется. - А в городе еще дня три будет. В экспедицию собирается.