"Мама пришла", - думаю, а сам еще на пляже около моря лежу. Солнце закатное, красота. Любуюсь и про видение странное думаю с шахтами и темнотой: мол, слава богу, это сон всего лишь.
- Мишенька, - мама шепчет. - Очнись давай.
Повернулся я с боку на бок, и на тебе - просыпаюсь в страшном сне своем.
Фонарик какой-то светит. Но руки и дыхание на щеках осталось.
- Мама, ты?..
- Это Аня, - слышу и понимаю, что девчонка на помощь мне спустилась.
Тут же кино в моей голове обратно закрутилось, и сообразил я комичность этой ситуации.
Признаюсь:
- Я забыл, что делать надо.
- Поняла, поняла, - шепчет Анечка. - Не переживай.
И в щеку так нежно мне дышит.
- Как же ты теперь труса целовать будешь? - бормочу.
- А так и буду, - говорит. - Причем именно сейчас, пока ты в моей власти.
И фонарь тушит. Поцелуй этот в полной тьме на высоте семидесяти метров никогда не забуду.
Нежный такой. Тепло дыхания. Прикосновения. Перетекает что-то из губ в губы, неимоверно вкусное. Еще слаще сна моего…
- Ты зачем свет потушил? - прервала поцелуй Анечка.
- Спать захотелось.
- Организм загасился, - говорит она непонятное. - Ну и что снилось?
- Солнце, море…
- Как тебе в ночь возвращаться?
- Ты рядом, чего бояться?
С моей вынужденной парковки стащила меня девчонка за пару минут.
Сразу вспомнил, куда и что перестегивать, даже Аня удивилась: мол, не специально ли ты, паренек, комедию разыгрывал?
Съехали в обнимочку. Дыхание Анино ухо щекочет, и поцеловать ее еще раз хочется. Внизу Петр и Лысый таращатся: мол, чего так долго?
Аня им по-быстрому что-то специальное рассказала. Серега головой покивал и вьючиться давай.
Пока я на себя груз наваливал, взгляды почуял. Несколько. Поинтересовался у Петра: может, эффект какой шахтный? Оказывается, здесь у каждого свое. Решил я расслабиться и постараться внимания этого постороннего не замечать. "Дальше видно будет", - думаю, и почему-то Козлякин мне вспомнился. Козлякин и оппоненты мои красноярские, что в Канске обосновались. Гоню их от себя, а они не уходят никак. Пыхтят в спину.
"Нет, не шахты это на меня действуют, - думаю. - Не иначе, следит за нами Вова".
Петру сомнения высказал. Тот отмахнулся: мол, ничего страшного, просто по одному не ходим.
Работы у нас минимум: ставим лагерь. Ночуем. Находим сероводородный штрек. Берем то, что обнаружим, и отчаливаем. Пешим ходом или по веревкам, он пока не решил. После видно будет.
Палатки поставили быстро. Пожрали. Петр двери старой насосной, где мы обосновались, на проволоку завязал и арматуры кусок изнутри к створке поставил. Если потянет кто, сразу брякнет - разбудит. Спать наметили шесть часов. Потом на поиски.
Море во сне больше не появилось. Прятался я теперь от красноярской братвы по темным щелям и все время старался не сорваться в поток подземный, который невидимо где-то внизу шумел. Когда проснулся от тычка Петра, сразу сообразил, где я. Полез из мешка.
Морду тру, а напарник мой офицерскую сумку свою открывает и план тащит.
- Налево пойдешь, - говорит, - коня потеряешь, прямо пойдешь…
- Не зови беду, - отвечаю. - Чую, в кармане клад.
Он на меня как на идиота глянул, палец к губам приложил и вверх показывает.
Понял я, что велит он мне лишнего не болтать.
- Здесь хоть и вентиляции нет, - шепчет, - но "слово не воробей" - выражение как раз для этих мест. Смотри, вот мы, - и карандашом в план отцовский тычет. - От нас до места всего метров двести, а потом еще пяток вниз и налево десять. Я этот спуск знаю, там даже лестница одна живая должна быть. В свое время сам ее туда перетащил.
Собираемся. Петр Анечку разбудил и на ухо ей инструкции шепчет. Та покивала, а потом ПМ свой выудила и в спальнике рядышком приспособила. Бодряк у меня в самый раз, будто не шесть часов спал, а все десять.
Завтракать не стали.
- Пристреляемся сначала, - партнер говорит. - Территорию посмотрим.
Пошли. Лучики наши мельтешат-мельтешат. Под ногами хлюпает, за спиной шуршание непонятное. Проводник не торопится. Светит по стенкам. Внимательно смотрит. Коридоры не тесные, вольно идем. Воздух камнем пахнет, где-то вдали - журчание. Иной раз капля на лицо упадет.
Выходим на пространство большое.
- Двор рудничный, - Петр шепчет. - Если не ошибаюсь, вот она, Заморенка территория.
На часы гляжу. Действительно, все мои ориентиры всмятку. По состоянию - утро, а на самом деле - три часа ночи.
Проводник пассы мои заметил и шепчет:
- Если и следил кто, то спит он сейчас, скорее всего. Вся моя задумка на пристрелку именно из этого исходит. Пробежимся сейчас не спеша и посмотрим, жив ли тот угол, что на папашиной карте указан.
Давай по земле возле переходов светить.
Поднял что-то и к губам приложил.
- Неаккуратно, - говорит. - Прав ты, Миха. Похоже, гости у нас.
Оказывается, наткнулся он на обертку конфетную.
- Хоть бумага и вощеная, - рассказывает, - но уже за полсуток влага должна на нее сесть, а тут сухая, будто час назад бросили.
Разворачивает и читает:
- Барбарис. Неаккуратно. Ты, Миха, теперь внимательней гляди. Сладкоежки - те же курильщики, от них следы в любом случае будут.
- Этим ходом пойдем? - спрашиваю.
- Как они, так и мы. Жалко, я, как Вовка, не могу в темноте видеть. С фонарями идти придется…
И совсем уже тихо шепчет:
- Ты давай тылы просматривай, вдруг мелькнет кто?
Тихо задышал я после этого и уши растопырил, как в фильмах про индейцев. Догадки догадками, а если кто-то здесь действительно есть, так уж точно по нашу душу. Сон вспомнился, где красноярская братва меня достать пыталась.
"Ну уж нет, - думаю. - Кого-кого, а их здесь быть не может. Канск хоть город и маленький, но директор-то не ошибется - номера же не сдали".
Раздумываю и понимаю, что может произойти что угодно. Нечисто в шахтах, ой нечисто. Только спокойствие Петра меня в норме и держит.
Идет себе с ружьишком наперевес. Вроде вольно топает, широко, а шума от него и нет почти.
Давай я ему подражать. Чувствую, еще немного покорячусь и завалюсь где-нибудь. Тут как раз напарник мой остановился и пальцем вперед тычет.
Подошел, смотрю: вагонетки за выходом стоят, рудой наполненные. Ледок сверху слюду прихватил и даже наросли палочки такие ледяные снизу вверх.
- Налево пойдем, - Петр шепчет. - Если смотрят, то пускай со следа сбиваются.
- А нам куда на самом деле? - спрашиваю.
- Направо, но мы в обход. Дальняя дорога - не самая длинная.
- Насколько больше идти?
- Метров на семьсот. Ерунда. Лампочку выключай. Давай темноту послушаем. На счет три.
Я глаза сразу закрыл и, когда "три" услышал, тумблер опустил и тихонько веки поднял. Даже в полной темноте можно что-то углядеть, но не здесь. Будто и не открывал я глаз. "Послушаем темноту", - вспомнились слова петровские.
Сижу на корточках и чувствую: ноги мои понемногу затекают.
Тут вдали где-то колокол зазвучал, грустно так: "дын-н-н". Один удар, и снова тишина.
Показалось мне, что звон этот по всем шахтам идет.
- Началось, - Петр шепчет. - Не одни мы внизу.
- А что это?
- Сигналят. Скорее всего, за лагерем секут. Мы-то, похоже, проскочили, а значит, Аня с Серегой проснулись и поперлись куда-то. Надо нам из перехода этого уходить, а то напорется на нас кто-нибудь.
Встал Петр, меня за руку берет и тащит куда-то.
- Выше ноги, - шепчет. - Шевелись. За вагонетки справа берись - и ходу.
Прусь, ноги задираю, что твоя цапля.
Петр впереди сопит. Бег - не бег, танец - не танец, странное что-то, иными словами, изображаем. Тут он меня за руку вниз потянул.
- Вот они, - шепчет. - Ложись…
Валиться сразу не стал - водичка под ногами хлюпала. Влево к стене шагнул, а ее там и нету. Еще шаг - и чую: сухо. Там и лег. Руками шарю - должна же стена быть где-то. А вдалеке уже лучи фонариков мелькают. После кромешной тьмы - настоящие прожектора.
Легкая паника начинается. Идут по нашей стороне. И тут вижу, как напарник мой в вагонетку полез. Нырк - и нету его, только ноги мелькнули.
И мне надо бы зарыться где, а фонари все ближе. Соображаю: бежать некуда, до вагонеток не успеть. И неожиданно вижу, что лежу я на самом пороге прохода какого-то. Заполз в него. От фонарей запрятался и на ноги поднимаюсь.
Думаю: "Если сюда пойдут, отхожу и на той стороне прячусь". Прикидываю и понимаю, что не выдерживает мой план даже малейшей критики. Где я окажусь и куда прятаться буду? А если что не так? Заблужусь? И кто меня искать будет? Снова спать захотелось, ну мне это знакомо, и, когда точка опоры под ногами есть, я с этим легко борюсь. "Стоп! - говорю себе. - Хватит! Хороша картинка - противник подходит, а ты спишь так сладко, а когда разбудят, зеваешь: мол, ничего не вышло, парни. Попался. Давайте еще раз спрячусь".
Сразу сон прошел и смешно стало.
Неожиданно веревку на стене нащупал. Натянута слабо - почти висит, а вот куда идет? Фонарики метрах в трех мелькают. Блики в штрек залетают, но любопытство сильнее. Потянул я веревку от стены и вижу, что она к верхней крепи привязана. Сразу истории про ловушки вспомнил. Соображаю: "Дерну сейчас, и повалится все", - знаю, что теперь делать буду, если сюда они повернут.
Последняя мысль мелькнула: "А что, если туристы?" - и тут фонари прямо возле прохода остановились.
30. Р. Пашян
Когда в рельсу бил, ни о чем не думал. Скрип воротьев услышал - понял, что уснул я все-таки. Лысый с девкой вылезли из норы при полном параде и намылились куда-то. Девчонка, правда, вернулась и потащила из спальника… пистоль - не пистоль? Не рассмотрел, но похоже. Сунула "фигуру" в нагрудный карман. Вышла.
Лысый давай замок вешать, и только тут я сообразил, что в насосной, где они обосновались, нет никого.
- Молодец, Роин, - шепчу себе, а сам по шкуродеру ногами вперед ползу.
Крошка каменная руки режет, а у меня от злости слезы текут. Надо же так проспать! Все сделал! Нору нашел наискосок от пристанища. Если воротья откроют - как на ладони картинка. "Как проспал-то?" - кричу себе, а рукам больно - сил нет.
Под конец еще и каремат туристический, который подстилал, дыбом встал. Еле-еле выпутался из объятий его.
Когда в машинный зал выскочил, заметил, что на фоне уходящей парочки кто-то третий мелькнул. Тень не тень… "Все рассуждения потом, - соображаю. - Сейчас надо сигнал подавать, вот только сколько стучать?" Решил ударить один раз. Сунул руку в щель, нащупал молоток и вмазал по рельсу со всей злости. Густой звук получился. Колокольный. Поплыл в каменных щелях. Ожили шахты. "Наверняка теперь все услышат", - думаю. Хотя, с другой стороны, чем больше непонятного, тем забавнее. Я бы после такого задумался. Мол, не трубный ли это глас последнего суда?
Сижу в темноте. Жду. В нору свою, что на лагерь их идет, нырнул разок, а там все как было. Тьма. Давай в машинный зал возвращаться. Кручусь как червяк в темноте и понимаю, что ориентироваться начинаю не хуже слепого. Любой шорох помогает. Когда обратно вывалился, слышу, ползут, не таятся.
Заморенок первым.
- Роин, - шепчет. - Мы это. Что у тебя?
Рассказываю, что двоих проспал и остальные куда-то отвалили.
- Жалко, - Юрка шепчет. - Лучше б не сигналил. Если они на нашей стороне шли, то спалили нас к ядрене фене.
Оказывается, парни, не таясь, сюда пришлепали от тепляка заморенковского.
- Смотри, какие прокоцанные падлы, - Юрка стенает. - Жалко, нас трое всего, на пары не разбиться. Надо же, как нас по времени обыграли. Ночь на дворе, а они работать собрались.
"Да уж", - думаю, а сам на часы смотрю. Точно - четыре тридцать. Самый сон для нормальных людей.
В горячке я и этого не заметил.
Заморенок, даром что темно, настрой мой уловил и шепчет:
- Не переживай, братишка. Давай вальнем всех и на Вовчика спишем.
- Не могу, - отвечаю. - Надо сделать чисто, мне же потом еще не раз к старому обращаться. Просил несчастный случай - будем делать несчастный случай.
- Ну, тогда постарайся больше не спать, - жестко Юрка отвечает. - Есть у меня одна заготовочка.
Левашу проводник наш в нору посадил на базовый лагерь ихний смотреть, а сам из машинного зала и отвалил. Остался я один. Сижу на каремате, как боец проштрафившийся, и темноту разглядываю. Тяжело без света, но ничего не поделаешь. Ждем.
Неожиданно Леванчик мой пальцами защелкал и шипит что-то. Понял я, что движение какое-то начинается, и нырнул в параллельный воздуховод, который рядом с насосной выходит.
Лучики от фонариков двух по стенкам мечутся. Лысый с девкой. Не таясь, идут. Смеются. Базарят. Гляжу, а на хвосте у них тень мелькает. Сначала даже не понял, а потом уловил, что крадется кто-то следом. "Замора, что ли, - думаю. - Во ловкий пацан".
Тут меня кто-то за ногу дергает, оказывается, здесь Юрка.
- Никого за ними не видал? - шепчет.
- Думал, ты.
- Козлякинская сучка на хвосте сидит. Значит, первую парочку он, как и мы, проспал. Куда ж они делись?
Молчу, а чего говорить? Переиграл нас свинорылый с проводником своим на ночном времени.
- Пошел я, - Юрка дошептывает. - Есть одна мысля. Базар ихний буду слушать.
- Вентиляция?
- Да нет ее в насосной, вернее, есть, но узкая. Не пролезешь, но попробую. Там труба метра четыре всего.
- Давай я с тобой.
- Подходы тесные. Самому бы пробраться. Ждите…
Свет в насосной не гаснет. Козлякина я больше не засек, но то, что он рядом, - факт. Чую его, аж тошнит. Бывало у меня такое состояние в детстве, когда с сумасшедшими встречался. Так и сейчас. "Попались, - думаю. - Хороша компания: бравая четверка - нас трое и псих, который впотьмах видит". Вооружен Козлякин или нет, не знаю, а у девахи точно приправа какая-то на кармане. Суета эта мне столько адреналина в кровь добавила, что сна - ни в одном глазу.
В засадах много раз сидел. В такое время человеку нужно мыслей разных побольше. Прямо как у Удава в мультике: "У меня есть мысль, и я ее думаю".
Кручу я свою жизнь потихоньку да на свет из дверных щелок гляжу. На часы посматриваю.
Единственная надежда наша - Заморенок.
Парняга свою долю честно отрабатывает, причем ход его по-настоящему бродяжный - последним делится. Ночлеги, нычки. Рискует не меньше нашего, а то и больше. Пойди что не так - он первый под ударом, и если у нас под ногами целый шарик земной, то Юркина планета здесь. Колыбель! Лежбище! И сейчас он нам свою альма-матер за просто так отдает.
Решил, если выгорит все, пацана с собою позвать в дикую дружину. Такой и в форточку занырнет, если надо. Мелкие, они завсегда удобные. Лежу мечтаю и забыл уже, где я и зачем. Когда на стрелки глянул, оказалось, почти два часа прошло. Неожиданно шум слышу. Идет кто-то, не таясь. Лучики темноту рвут, и ходоки появляются.
"Вот они, - думаю, - командировочные".
Топают прямым ходом к дверям. Уставшие. Свинорылый расстроенный. Прямо кожей его состояние поймал. Думаю: "Надо же, какая у нас с ним связь". Проводник ружье на плече тащит.
"Ну вот, - соображаю. - Каждая спарка волынами запакована".
Радует меня, что Заморенка пока нет. Возможно, задумка его про подслушать и выстрелила. Если пусто, давно бы вернулся.
Когда Мишка свинорылый двери на себя потянул, внутри забрякало. Базарят. До нас только "бу-бу-бу" долетает, но и без перевода ясно, что представляется он: мол, свои. Девчонка створку одну открывает и фонарем за спины им - шасть. И гляди-ка, угадала, а вот что там - неясно. Туша странная в два человеческих роста шевелится.
Сначала подумал - показалось, но когда девка проводника разворачивать стала, то понял, что и она заметила.
Усветились они туда аж в три фонарика. Но пропало видение в суете. Пошли смотреть, а у меня все картинка подземная перед глазами стоит, как серая масса за углом исчезает. Вроде даже глаза блеснули.
"Нечеловеческие дела, - думаю. - Может, призрак убиенного какого явился?"
Судя по настрою Заморенка, народу они тут немало прибрали. Дай ему отмашку - и свинорылый с друзьями тоже в потоке подземном поплывет, ручками разводя: мол, не вышло ничего, товарищи, а второй раз не попробуешь…
"Ладно, там поглядим. Попасем их немного, а после решать будем", - соображаю и понимаю, что прав во многом Замора. Сейчас из разведки вернется, думать будем.
Появился только через час. Я уж наизусть двери ихние изучил. И в темноту с надеждой пялюсь: вдруг туша подземная где мелькнет? Противнички-то наши туда, где она явилась, прогулялись. Но без понту. Шариться давай. Девка наверх хотела по скале забраться, но проводник ее за руку придержал и шепнул что-то. Обратно в насосную ушли.
Створки за собой завязали.
Лежу, щелки на дверях пересчитываю. Час прошел, и дергают меня за ногу. Выползаю.
Заморенок. Фонариком шпионским в лицо себе светит. Глаза смеются.
- Получилось, - говорит. - Выловил я кое-что интересное. Тащи сюда Левана.
Сунулся я в шкуродер, в котором мой горный баранчик кочумает. Пошевелил его. Ползет паренек. Сопит.
Базарить стали сразу, прямо в машинном зале. При шпионском фонарике.
- Изолирующие противогазы у них, - Юрка рассказывает. - Ищут штрек какой-то, сероводородом заполненный. В него лезть собираются. Где-то на моей стороне. План, по ходу, у Петрухи. Я тут задумал проводника у них из обоймы вышибить, но незаметно не выйдет. У них установка четкая: по одному не ходить. Страхуют друг друга. За спины светят - не подберешься. Девка у них матерая. Спелеолог.
- Ну и что делать будем? - спрашиваю.
- Как что? - Юрка удивляется. - Жечь! Сероводород, он же круто горит, а под задвижками концентрация за много лет неплохая…
- Под задвыжками? - Леваша переспрашивает.
- Ну да. Когда газы при бурении появляются, на штрек задвижку ставят. Вроде дверей бункерных с закрутками.
- Значит…
- Да! Они внутрь, а мы факелок им вслед, и улетели гуси.
- Взрыва не будет?
- Это не метан. Сразу не бухает, а горит неплохо. Думаю, им хватит. По-моему, самый несчастный случай из несчастных случаев.
Смеется парняга мелким бесом. Почти моих годов, а задору, как в мальчишке. Вот он, бродяжный характер. Не просто так преступники как пацаны до старости общаются и называют себя так же. Игры только посерьезней и частенько на чаше весов жизнь чужая лежит.
Развеселил меня Юрка. Развеселил и порадовал. Знал я, что будет вариант для исполнения просьбы товарища нашего старшего. Рассказали мы с Левашей Заморенку про тушу с глазами, которую за скалой заметили, а тот лишь отмахнулся.
- Показалось, - говорит. - Я, даже если увижу чего, не верю. Кто гоняться пытался или паниковал, все смерть нашли. Смелого пуля боится. Не ссыте, пацаны, не расскажу я ворам о слабости вашей минутной и про страхи ваши тоже не расскажу.
Понесло Юрку. Оно и понятно - на кураже парняга.
Интересуюсь:
- К ворам собрался?