Стоят, как в рассказах Гайдара. В разные стороны фонарями светят. Не волнует их, что почти час уж после поджога прошел.
Пока прибрасывал, на каком отрезке пути Заморенка прибирать, минутная стрелка еще один круг сделала.
"Сейчас уйдут", - понял Козлякин, когда Юрка товарищу своему что-то говорить стал. Тот наган спрятал и к дверце полез. Ухо приложил. "Слушает", - сообразил Володька и только сейчас понял, что ходу в штольню, задвижкой закрытую, никому нет из-за сероводорода.
"Ладно, все в свою очередь", - решил он и выбрался с просевшей окраины рудничного двора по приставленной лестнице. Затаился в нычке среди сваленного в кучу металлического хлама.
Одно время металлолом сильно прыгнул в цене, и залетная бригада начала его собирать. Никто им не мешал. Цветняка в те времена было столько, что никому не хотелось возиться с чем-то другим. Но аппетит приходит во время еды, и, когда новая команда поняла, какие здесь завалы цветного металла, жадность взяла-таки верх. Разобрались с ними быстро, и лишь потом обнаружил Володька среди собранного лома пристанище оборудованное.
Металл, похоже, прилежался здесь навсегда. С той поры, как обвалил Козлякин ствол четвертой шахты, нет вариантов доставить его на поверхность.
Тихо и темно в подземелье. В царстве вечной ночи трудно следить за временем, и на биологические часы можно полагаться лишь в самом начале. Организм по истечении суток-двух сам начинает выбирать, что ему предпочтительнее: спать или активничать. Вот сейчас раннее утро, половину ночи пробегал, а сна - ни в одном глазу.
Чует Козлякин, что пришло время расставить им с Юркой точки в детских отношениях. Понимает он, что упоен сейчас победой Заморенок, а значит, может дать слабинку та струнка хищная, на которой он острые углы да ловушки обходил.
Замелькали фонарики в дальнем конце квершлага. Крепко идут. Чувствуется в двух приближающихся фигурах удовлетворенность от хорошо сделанной работы.
Когда мимо шли, разглядел-таки второго. Коренастый. В себе уверен. Исходит от него опасность, как от дикого зверя. Такое Козлякин только от Заморенка чувствовал, а значит, одного поля эти ягоды.
"Гаубица" Юркина под рукой на ремне заплечном висит. В отсветах фонариков ихних разглядел Володька, что обрез это карабина или винтореза какого.
Смотрит на идущих, и такая злость берет, что еле сдержался, чтоб не вылезти из засады да в атаку не пойти. Глупость, конечно, но желание обладать подземельем в одиночку сильнее.
"Нужно ждать, пока разделятся", - понял Козлякин и пошел следом.
Коридоры в шахтах сильно переплетены. Только для стародавних жителей они - книга открытая, а посторонний без проводника почти обречен.
Если соберутся по лиственничной лестнице в четвертом стволе выбираться - так закончится она на половине высоты. Через водоотливную штольню тоже сложный ход, его знать надо, да и Заморенок на своих территориях секретов нагородил. Не станет его - пропали пацаны.
"А что, все правильно, - соображает Володька. - Юрка в любом случае один куда-нибудь пойдет, и главное теперь - прихватить его в этот момент".
А поджигатели проходят тем временем поворот к норе своей и к приграничной полосе шуруют. Не сторожатся совсем.
Наивен Юрка. Когда договаривались о разделе и правила устанавливали, расчувствовался совсем: "Детство… Дружба…" Володька глаза тогда прятал, по обыкновению, чтобы не понял старый товарищ мыслей его. Сам же решил, что не будет до поры себя настоящего показывать. Вот, видимо, и настал час…
Поворот. Еще один. Петель не кладут и не прячутся. Володька даже запереживал, как бы не засада. Третьего-то нет? Может, ждет где за углом с киркой наизготовку? Решил еще немного отстать и чуть не упустил. Но хорошо вышло.
Пока крался, глаза серый свет различать стали.
Когда в коридор с переходами вышел, не поверил тому, что увидел: висит на скале фигурка Заморенка и по канату какому-то наверх шурует.
"Вот это удача, - понял Козлякин. - Если обратно первым пойдешь, я тебя и рассчитаю по-тихому".
Подождал, пока заберется, а потом смотрит: и канат наверх поехал. Все ясно, нычка тайная - вот он, случай!
Крутнулся на свою территорию и не удержался, чтобы вражеский лагерь не пощупать. Закрыта дверь. Висит на ней замок, в пробой продетый, а значит, сгинула вся экспедиция в огне.
"Хорошо, хорошо", - Козлякин ладошки трет, а ноги уже несут его понемногу в ту сторону, где затарка у него инструмента разного. Есть там кирка одна ловкая, которую он лишь разок в дело пускал. Удобная. Здесь мазать, как с кувалдой и Петром в старые времена, нельзя. Один шанс будет, зато какой…
"Висяком на скале, - радуется Володька. - Руки заняты… Хвать его, родимого, по темечку, и до свидания…"
Вернулся, затаился и ждать стал. Сидит, удаче своей радуется и темноту смотрит-слушает. Вращается серый свет колдовским покрывалом. Нет для Козлякина здесь тайн, и скоро станет он единоличным владельцем.
"А может, и прав Максимка, что можно туристов сюда водить, - мечтает будущий собственник. - Хотя, если клад из каверны стоящим окажется, можно и бросить все…"
Но сознает он, что расстаться с подземельями, которые дар такой дали, выше его сил будет.
"Как я без нор своих?" - себя спрашивает и понимает, что никак, - не деться ему никуда от "подземли".
Ждал недолго. Зашуршало наверху, и канат по стенке пополз. Опустился рядом. Две случайности помешать могут: свет и если Заморенок не первым пойдет. Однако знает откуда-то Володька, что все сегодня получится.
Кирку свою на руке взвешивает и в серой мгле дарованной угадать пытается: кто же это там сверху ползет?
40. Р. Пашян
Почти два часа прождали возле задвижки, пока Юрка отбоя не дал.
- Слухани, Роин, что там за дверцей, - говорит. - Может, шебаршит за ней кто.
Ухо прижал, но только воздух шумит да с этой стороны водопад мешает.
Сейчас сижу, себя изучаю. Первый раз я сжигал кого-то, но нет сомнений или переживаний каких, хотя любая слабость - это слабость, и нельзя раскисать сейчас. Нужно удостовериться, удачно ли, и наверх валить.
Заморенок решил сначала к Леваше нырнуть в наблюдательный пункт: мол, нет резона на Вовину территорию лишний раз соваться.
Обратно шли не таясь. Мне и самому надоело вылеживаться да прятаться, шагаю и хозяином себя чувствую. Когда первая ниточка эмоций таких мелькнула, сперва не заметил, а потом разматывать ее давай.
"Забавные мысли у тебя, Роин, - говорю себе. - Никак, прикипаешь понемногу к подземному городу?"
Нет ответа, а только лучики наши мелькают на стенах, и чувствую я, что приняли шахты жертвоприношение огненное - с удовольствием приняли. Плюнул я тогда на все мысли и спрашиваю товарища своего:
- Как думаешь, Юрка? Чего они там искали?
- Не знаю пока.
- Смотреть будешь? - интересуюсь.
- Сначала приспособу надо собрать водолазную для подачи воздуха. Потом можно и рискануть.
- А что, если МЧС раньше нас найдет что-нибудь? Нам же ситуацию с несчастьем закончить надо, чтобы честь по чести: вот они, трупы, и вот он, несчастный случай.
- И что предлагаешь?
- Тут уж, братишка, тебе решать.
- Ну, тогда глянем для начала, не остался ли кто у них в лагере. Нам такой расклад в самый раз. Не придется слугам государевым самим цинковать про случившееся. За нас все сделают.
Вьются шахты. Опасный муравейник, суровый. Как подумаешь, что можно сгинуть здесь без вести, не по себе становится. Стоит мыслишку эту прогнать, другие лезут - не лучше.
"Вперед, Роин", - кричу себе, но легче не становится.
Когда подходили к тому месту, где канат должен быть, Юрка фонарик затушил и мне отмашку дает. Понятно, нычка службу хорошую сослужила, и нет резона палить ее, если следит-таки за нами Володька Козлякин.
"Цык, цык", - клацнул чем-то по скале Заморенок. "Цык, цык…"
Зашуршало наверху.
- Давай, Роин, - Юрка шепчет и канат мне в руки сует.
С таким количеством узлов и ребенок вскарабкается. Ноги поставил, за шишку ухватился, подтянулся, и все сначала.
Леваша с той стороны дыры ждет.
- Прывет, Роин, - шепчет. - Праспал я.
- Все вовремя, - отвечаю. - За нами удача сегодня, брат. Заделали мы свинорылого. Поджарился - не пикнул.
Чувствую, отлегло у моего горного баранчика. Прижался он к плечу, как мальчишка, и шепчет:
- Значыт, навэрх идем? На свэт?
- Еще неделю жить здесь будем, - набрасываю ему для понта, и тут из дыры Юрка появляется.
- Ну что, Леван, не было движухи на той стороне? - спрашивает, а сам канат наверх затягивает.
- Нэт.
- А как ты угадал, что они пошли? - спрашиваю.
- Заснул я, - кается наблюдатель наш. - А как понал, сколко проспал, рисканул до двэрэй сгонять, а там замок висит.
- Красавчик, - Юрка говорит. - И каким ходом ты на Вовкину территорию гулял?
- Каторый с мастыркой. Ну тот, что ты мелом отмэчал.
- В масть все, - радуется Заморенок. - Молодец, Леван! Прихватили их как надо…
Когда точки расставили, стали решать, как быть нам.
По-любому придется сначала факелы в штреке прибирать и только потом МЧС на несчастный случай приглашать, а для этого подача воздуха нужна. Значит, пора на поверхность.
- Сейчас шмотки собираем и валим, - командует Юрка. - Поперли, братва.
Похватали мы бутор свой. Увязались. Воды остатки допили, чтобы не тащить, и Заморенок канат в дыру швырнул.
Фонарь на башке загасил и червяком нырк в шкуродер свой.
Сижу жду, когда канат задергается: мол, второй пошел. Минуту жду, другую - тишина. Понимаю: не так что-то. Ныряю в дыру, и ходу по веревке. Терять нечего, так что фонарь я сразу зажег. Почуял: беда у нас, и, когда вниз светил, заметил: валяется под канатом кирка - не кирка, да пятно какое-то темное Чеширским котом улыбается.
"Ни хрена себе, - думаю, - разменяли, что ли, братца нашего?"
Вниз за секунду слетел. Высветил пятно еще раз и понял, что кровь это. Жирно так блестит остаток жизни Юркиной. Кирка тоже в крови. По всему получается, что достал его вражина, когда собирался проводник наш с каната прыгать.
"В темноте бил", - соображаю. И означает это только одно - поставил Вова Козлякин точку в отношениях старых друзей.
Канат дергаю: мол, давай вниз, Леваша.
Слетел мой абрек, аки горный баран, и обомлел.
- Гдэ Замора? - спрашивает.
- Нету Заморы, братишка, и выбираться нам теперь, скорее всего, самим.
- Гляды, вон куда его потащылы, - Леваша пальцем тычет.
И точно. Тянутся две полоски от сапог Юркиных детского размера. Все правильно, весу в нем килограммов на сорок пять - любой упрет.
Тащу наган из-за пояса и вспоминаю все истории о стрельбе в подземельях. "Плевать, - думаю. - Кого увижу, сразу шмалять буду".
Как прикинул, так и вышло. Понеслись мы по следу, уже не таясь, а за вторым поворотом увидели: тащит мужичонка плюгавенький товарища нашего под рученьки.
Я как бежал, так с ходу и бабахнул в него, потом еще. Но далековато и света мало. Темень кругом и тени какие-то по краям лучика клубятся, или кажется мне?
Не отреагировали шахты никак на пальбу. Не ворохнулись камушки, а человечишка Юрку бросил и рванул куда-то в глубину. Петляет. Я за ним.
Нюхом направление угадываю. Несется эта тварь подземная и чую, что ослепил я его и не может он никак на темноту переключиться. Еще пару раз шмальнул, гляжу, клюнул носом гаденыш, но не остановился, а так, обороты лишь немного сбавил.
Леванчик за мной пыхтит, кинжалом своим трясет. Чую я, дали мы кругаля, и неожиданно вижу проход, мелом отмеченный, где ловушка из бревен замастырена. "Если туда, - думаю, - рванет, придется мне паузу в гонках этих давать, иначе получу деревяшкой по темечку". Только карлик не в этот штрек ныряет, а в другой - метров через пять.
Я за ним. Коридор узкий, и тут вспоминаю неожиданно, что Замора про какую-то ловушку здесь говорил, а про какую, не помню.
Помедленнее пошел. След в след за уродцем этим тащусь. Отпечатки ног его четко на крошке видны, и на одном из следов этих и не нашел я опоры. Остановилось время мое, и даже за край скалы уцепиться не вышло.
Вниз валюсь и понимаю, что попал я таки в ловушку, а отпечаток мне этот Козлякин специально прямо посередине дырки замастырил.
Метра два падал и в ледяную речку ухнул. Запустила водичка щупальца свои под одежду. Подхватил меня поток, лишь на секунду мелькнул просвет, в который свалился, да голова абрека моего, Левана, с фонариком на лбу.
Со стороны вдруг картинку увидел, будто не со мной это, но надежда растаяла сразу. Понял, что это фокусы сознания.
Свет умер, как окунулся, и давай я пытаться уцепиться за что-нибудь. Ничего не получается. Дна тоже нет. Пальцы по стенам скользят-скользят, и нет ни уступов, ни крепи захудалой. Лишь раз удалось мне ухватиться за верхний край очередного тоннеля, и тут сообразил я, что наклонный он. Воздуха в нем не два метра, как там, где падал, а сантиметров тридцать всего.
Немеют руки, и понимаю я, что не вынесет меня наверх, а упокоюсь я где-то в глубине шахт этих проклятых.
Страшно осознавать неизбежное, и закричал-завыл я так люто, что, показалось, задрожал свод, а тут пальцы силу окончательно потеряли, и скользнул я в жерло это черное. Несет вода меня, и не страшно теперь совсем. Даже с течением бороться перестал.
Потолок все ниже, ниже. Десять сантиметров воздуха осталось, пять. А мне уже хорошо, и сознаю я, что это сон всего лишь. Чувствую, что скоро проснусь и лишь видением окажется вся жизнь беспутная моя. Знаю, что опять я - мальчишка, и вот оно, долгожданное утро. Свет вижу, а в нем папка мой ко мне идет.
Соображаю, что не сон это, а по-настоящему просыпаюсь я и в последней картинке угасающего кошмара вижу, как несет поток подземный тело чье-то с безвольно болтающимися руками.
41. М. Птахин
Долго-долго задвижка открывалась. Луч фонаря снаружи темноту рвет, а я палку от факела наготове держу.
Тут слышу через резину противогазную, зовут нас два голоса:
- Миха! Петр!
Понял я сразу, что вызволители это наши явились. Анечка с Лысым. "Каково им ожидание это, интересно, далось? - думаю. - И почему так долго?" Пока я это обмусоливал, Петруха сообразил, что происходит, и в дырку полез. Меня тычет: мол, чего замер-то - пошли.
Вылезаю я через проем и понимаю, что вернулись мы в общем-то с того света.
Анечка в объятия нас ухватила и смеется-плачет. Лысый задвижку крутит-затягивает.
Потом разворачивается и тащит нас куда-то. Оказалось, на лежку, где они оставались.
- Нежности какие, - ворчит Серега. - Смотри-ка, целуются они. Тут глаза и уши кругом. Фонари тушите и противогазы снимайте. Да отвяжись ты, - шипит он на меня. - Воняет, как из ямы выгребной, а туда же - обниматься…
А и точно, наверняка несет от нас с Петрухой нестерпимо, хотя человек - скотина такая, ко всему привыкает быстро.
Каждому из нас есть что рассказать. Уселись мы в темноте на спальники и давай шептаться. Прежде чем план вырабатывать, поделились, кому и что досталось в переделке этой. Заговорили разом, и каждый о своем. Минут пять остановиться не могли - такая тарабарщина получилась.
Понемногу успокоились. Выяснилось, Серега чуть в атаку на противника не пошел. Когда они с факелами из-за угла появились, была у него секундочка, чтобы перехватить их. Схватил он браунинг петровский, как догадался, что за судьбу нам враг уготовил.
Бегущего с факелами выцелил, но не получилось выстрела. Мудреным оказался для него предохранитель на ружье бельгийском - упустил время.
- Как я себя ругал, что не спросил у тебя, где он, - шепчет в темноте Серега. - Сколько мне ружей гладкоствольных попадалось - всегда разбирался, а тут мимо.
- Не переживай, - Петруха шепчет, - грамотно все получилось. А долго не открывали почему?
- Ждали они, - Анечка отвечает. - Когда факелы закинули, сразу оружие достали и давай во все стороны светить. Дважды лучом в нас попадали, хорошо, мы далеко и лежа, видно, за камни и сошли.
Серега после неудачи с браунингом стал у Анечки пистолет требовать, а та его утихомирила. Мол, все уже произошло, зажглась печка и нет смысла стрелять. А если не выйдет у нас войнушка, то и парням не поможем, и самим хана. Шутить-то поджигатели не собирались.
- А сколько их было? - интересуюсь.
- Двое. Один маленький совсем, а другой поздоровей.
- А маленький какого росточка?
- Да чуть не метр пятьдесят, - включился в разговор Лысый. - Совсем как подросток. Он факелы, кстати, и швырял, да и сам от пламени, что обратно бухнуло, чуть не сгорел. А вы-то как выскочили? Мы уж не чаяли.
- Озеро там оказалось, - говорю, а сам вспоминаю, как мы из-под языков огненных в воду валимся и как штаны мои понизу горят.
Защипало ноги, и только сейчас понял, насколько нам повезло.
Анечка слезу через раз пускает, да и у нас, чего греха таить, нет-нет, а голосок-то задрожит.
Рассуждать стали, что дальше делать будем. Мнения разошлись. Я - за то, чтобы использовать нечаянную удачу: считает противник, что погибли мы, да и хай с ним. Берем вещички - и наверх.
Сереге воевать охота. Давит его, видимо, неудача с выстрелом, и духарится паренек.
- Огорчен, что душегубом не стал? - спрашиваю. - Отвел тебя Господь, да и радуйся.
И у Петра интересуюсь:
- А что, недодумался, кто это мог быть?
- Если бы один поджигал, так я бы точно сказал, что Козлякин это Вовка. А другой, способный на такое, да еще маленького роста, Юрка Заморенок, наверное. Вот только каким боком он здесь?
- Не один и вооружен, - продолжаю.
- Вот-вот. А знаешь, на что это похоже?
- Ну?
- Думаю я, ждали они, пока мы задвижку найдем, или третьи причины какие есть.
- А зачем она им? Что они, тоже в курсе про каверну?
Молчим. Нет ответов.
Интересуюсь дальше:
- Судя по теням из стен и туше с глазами, Козлякин тоже здесь?
- Этот до самого разбора не уйдет, и наверняка он тоже нас покойниками считает, так что прав Миха, нужно нам на поверхность скорее выбираться.
- А там что делать?
- МЧС позовем, - вступила Анечка в разговор. - Про нападение расскажем.
- Поверят?
- Мне - да, а потом, шахты эти давно дурной славой пользуются и загадок хранят много. Я когда в прошлом году на празднике у них была, генерал эмчеэсный все интересовался, нет ли знатока слюдянских подземелий. Ты думаешь, с чего мне так легко противогазы дали?
- Понятно, - загрустил я. - Ну и что мы будем с камушками делать, Петр?
- Камушками? - оживился Лысый. - Так что, нашли?
Только тут мы сообразили, что затмило нам спасение основную цель. Рассказали, как там внутри.
Решили, что, пока тихо, зайдет Петр и заберет увязку-складку, в озере запрятанную.
- Как там с газом? - спрашиваю.
- Когда вас открыли, воняло так же, хотя как его определишь, - Анечка отвечает. - Ты, Петр, давай противогаз надевай. Он заряжен, я же спасать вас собиралась.