Петр идти вызвался: мол, уровни те помнит, хотя и давно не был.
Полковник распорядился, и часть команды во главе с проводником нашим обратно подалась.
- Рассказывай, Вадимыч, - начинает он меня допрашивать. - Что тебя в эту вонючку понесло?
- Доложу отдельно, - отвечаю. - Основной расчет был, что попытаются прибрать нас, пока я внутри.
- На живца, значит?
- Вроде так.
- А мне чего не сказали?
- А вы пустили бы? - интересуюсь ехидно. - Операция-то ваша. Зачем лишний риск, а победителей не судят.
- Все так, - полковник отвечает. - Ну, хоть не бесполезно?
- Задержанный налицо, - отвечаю. - Состав преступления есть, а остальное доложу отдельно.
Лицо глубокомысленное делаю. Головой киваю значительно.
Отвязался наконец от меня Васильич. Погрузили парни Козлякина на носилки и потащили в лагерь.
"51". В. Козлякин
Не получается себя контролировать. Совсем не получается. В пяти местах сейчас Володька находится.
Одновременно.
Видит он, как парни из МЧС по лестнице карабкаются вместе с Петром и как в штрек горизонта, что выше идет, заходят.
Картинка проявляется потока подземного, на дне которого Заморенок с Роином обнимаются. Колышет вода тела ихние - руками, будто куклы, машут.
"Нашли друг друга", - мыслишка бьется.
Максимку видит. Сидит парнишка дома и телевизор смотрит - спокойно все.
Очкастого с командиром чеэсников видит со спины. Мишка руками машет, рассказывает что-то, а перед ними два крепких парня носилки волокут. "Раненый?" - Володька думает и тут сам себя опознает.
Пропадают картинки. Чувствует, что связан, и кипит ярость на губах вместе с пеной:
- Мои шахты! Мои! Камушки отдайте!
Только-только успокоиться пробует, как снова его по кругу уносит:
Леван, без сил лежащий у вентиляционного хода.
Чеэсники в сотне метров от него - вот-вот найдут.
Потоки подземные и кости, много лет в глубине белеющие.
Мишка очкастый с генералом, и на носилках бойцы несут кого-то.
Крутится колесо. Нет возможности остановиться. Потерян контроль. Когда себя осознает, узлы пробует. Но затянули надежно.
Голова болит-болит. Перед глазами муть плывет. Навалилась она, когда товарищ очкастого коленкой своей башку чуть не раздавил, и не уходит теперь никак.
Картинки-картинки. Только-только просветление почувствовал, как вдруг увидел шахтеров лица. Отца увидел. Быкова Владимира Петровича. Подняться хотел, но давят ремни - немеют руки. Покаяться хочется перед стариками, но злость сильнее: маленько не успел. Еще бы чуть, и один в шахтах.
"Камушки блестят. Камушки! Или фонарики это глаза слепят?" Понимает Козлякин, что так и не добрался он до цели заветной, а дел нагородил почем зря. Сколько времени прошло, и не знает он. Картинки летят-летят. Один из чеэсников укол поставил прямо через штанину, и замолчал Володька. Смотрит на себя со стороны Козлякин и понимает, что ненормально это все.
Неожиданно движение началось. По рации болтают чеэсники, и слышит Вова, что нашли паренька, наверх ушедшего. Переключиться пытается, но не выходит. Мешает ему лекарство - сильно мешает.
Снова собой становится Володька и чувствует, что отступает понемногу сумасшествие. А тут чеэсники носилки от лестницы приносят, и видит Козлякин на них парня с бородой.
В сознании горец. Глазищами ворочает, но видно, что слабый. Руки не связаны. Только ремни по телу, что к носилкам пристегиваются. Рядом поставили.
Голову абрек поворачивает и улыбается.
- Цх-х-х, - говорит он с акцентом. - Ты, душэгуба?
Молчит Володька. Пылают его глаза ненавистью, а горец руки к нему тянет:
- Цх-х-х, убью, сука!
"52". М. Птахин
Левана от Козлякина еле оторвали. Проблему заметили, когда пленник хрипел уже. Горец сверху навалился, но сил не хватило. Решили связать и его.
Меня он только после увидел и зашипел:
- И ты здэсь. Жывой, сука.
- А я помирать и не собирался, - отвечаю. - Вот только объясни, зачем я вам понадобился?
Понял паренек, что сболтнул лишнего, и отвернулся. Лежит молчит, а я не настаиваю. Спросил только, где Роин, но он лишь глянул злобно и зубом цыкнул еще раз.
Подумал я, что правды не будет, и пошел с полковником нашим откровенничать.
Васильич сначала вполуха слушал. А когда я про быковский архив рассказал, догадываться стал, во что мы их втянули. Сидим болтаем. Решил я все как на духу выложить, а история немаленькой оказалась. Это же только с первого взгляда все просто: зашли и вышли, а на самом деле, если в кучу собрать, целая повесть получается.
Когда до поджога в штреке дошел, распорядился Васильич проверить, как задержанных спеленали.
- Нам бы только наверх их доставить, - говорит. - Мы же как спасатели шли, наручников не брали.
Письмо быковское ему прочитать дал, но концовку не тороплю - пускай проникнется, думаю. Просматривает послание Васильич и глазом на меня зыркает. Улыбается.
- Ну и что это за тайна столетняя? - спрашивает. - И что это за значки, про которые с таким страхом покойный пишет?
А Вова Козлякин в бреду отвечает неожиданно:
- Камушки это мои. Камушки.
- Вот, - говорю и в сторону носилок пальцем тычу. - Вот и ответ поспел, Сергей Васильевич.
А сам Петра подзываю.
- Каюсь властям, - говорю. - Подходи смотреть, партнер, что я приволок.
И кусок, что отколол, из-за пазухи тащу. Васильич рот открыл и смотрит, как находка наша переливается.
Камень, который чистой воды, действительно заколдовать может. Играет светом от фонариков, и кажется, что внутри у него собственное пламя горит.
Козлякин все чушь свою несет, но под лекарствами спокойнее стал.
- Изумруды, - Васильич выдыхает. - Они же дорогие, наверное?
- Думаю, да. Мы же и сами не знали, что это за значок. В архиве, что псих этот утащил, он редко упоминается. Как обнаружат каверну, так всех участников в НКВД тащат, а то и под арест.
- Да, дела, - Васильич гудит. - Ну и что дальше с этим делать?
- А государству придется сдавать, премиальные же полагаются.
Васильич ко всему спокойно отнесся и властность свою не показывал. Хороший дядька. Честный. Мне даже стыдно стало, что использовали мы их, но сомнения мои Анечка развеяла. Когда я с ней поделился, она посмеялась только.
- Васильич - мужик правильный, - говорит. - И вся команда у него такая, настоящие государевы люди.
Петруха давай вопросы Козлякину задавать, а тот щерится только и бредятину несет. Пошарил он тогда по карманам у него и достал бумажку какую-то. Смотрел-смотрел, а потом и говорит:
- Интересный планчик. Не бывал я там. Похоже, Заморенка территория.
Я спросил, как обратно пойдем. Дела-то закончены.
- Мы наверх, - Сергей Васильевич отвечает. - Нам же надо спасенных-задержанных доставлять.
- А мы тогда по планчику этому прогуляемся, - Петр говорит. - Вверх - не вниз, да и боюсь я чего-то веревок. Лучше уж пешедралом.
Договорились, что налегке пойдем. Анечка с Лысым весь бутор из лагеря поднимут, Сашку вызовут, а тем временем и мы наверху появимся. Принято решение. Васильич не против.
Увязали вещички. Чайку по стакану на дорожку выпили. Схватили по баулу, да и нырнули опять в темноту.
Эпилог
Четыре месяца прошло, пока история эта завершилась. Правильно сказано: "Не ищите вам непринадлежащего". Это только показалось нам, что исчез город подземный, а он просто другой стал.
Раньше НКВД за всеми следил, а мы после находки своей под такое внимание спецслужб попали - мама не горюй!
Допрашивали нас с пристрастием, только что не били. Если бы решили утаить чего, то на противоречиях бы поймали нас безо всяких сомнений. В коллективе нашем лишь у меня имелся опыт общения со следствием.
Но решение рассказывать только правду оказалось верным, да и своих дел у фээсбэшников хватало - отстали от нас понемногу.
Экспедицию за остатками камней спланировал Васильич. Проводниками Петр пошли с Анечкой.
Нас с Лысым с "подземлей" бортанули в последний момент, уже в Слюдянке.
- Слишком непредсказуемые, - поставил точку подполковник.
Обидно. Гуляли они два дня, а мы у Петрухи дома водку с Сережкой жрали.
Когда вернулись, товарищ полковник по-другому на нас смотрел.
- Натерпелись вы, парни, - говорит. - Налейте-ка и мне рюмаху.
Куратор фээсбэшный тоже выпил.
- Молодцы, - говорит, - честь по чести находка.
И список камней показывает. Протокол - все как полагается. Коробка специальная. Опечатана.
Целых пятнадцать камней чистой воды, да еще наших три. Размеры разные. Остальные только в коллекцию - мутные и с трещинами.
После, как в Иркутск приехали, по второму кругу допрашивать нас стали, но больше для проформы. Тут я и поинтересовался судьбой противников наших. Козлякина, оказывается, лечат и к суду готовят. Покаялся он в нескольких убийствах - разговорил его таки психиатр.
Шлейф кровавый давно за ним, и все с "подземлей" связано.
Леван выжил, но, как только Красноярск проверили, выяснилось, что он в розыске там как неизвестный - за разбойное нападение какое-то.
Оперативник фээсбэшный, что со мной работал, позже информацией поделился: мол, не сами они по мою душу в Иркутск приехали, а вроде как заказ у них воровской был, но кто и что - данных нет, так что загадка осталась.
Анечка в последнем походе с одним разведенным капитаном МЧС пересеклась. Виноватилась, когда говорили. А меня такое разрешение узла нашего только обрадовало. Что у нас могло получиться кроме проблем?
Четыре месяца прошло, и вызвали нас к следователю еще раз. Повестки вручали лично. Созвонились мы между собой, и оказалось, на одно время у всех назначено.
Понимаем: затевается что-то.
Десять утра. Около кабинета, куда вызвали, наш Васильич стоит с парочкой своих бойцов. Анечкин бравый капитан тоже здесь. Ведут всех в актовый зал. Усаживают за стол круглый.
Смотрю, генерал чеэсный. Заместитель губернатора и парочка важняков в стороночке сидят.
Зачитывать бумаги стали. Начали с эмчеэсников: ценные подарки парням, внеочередные звания, Васильичу - денежная премия. Свободны. Уходят. Вчетвером остаемся. Тут эта важная парочка слово берет.
Поблагодарили за участие и особо - за молчание.
- Ни к чему нам лихорадка золотая еще раз, - говорят. - Молодцы! Надеемся на ваше гражданское понимание и в дальнейшем.
Приятно, хотя с самого начала нам следователь рот протоколом запечатал.
Пауза. Думаю: "Неужели все? Вот вам, получайте спасибо за гражданское понимание!"
Чуть не психанул я, а выступающий паузу выдержал и сумму оценки найденного называет.
Когда на улицу вышли, говорить не хотелось. Любая точка, пусть и такая сладкая, послевкусье оставляет. В машину садимся, и чую, у каждого на сердце тяжело.
Закончилась история - хоть и красиво.
Четыре месяца мы по инерции жили. Допросы, беседы - не затихала возня, а сейчас все. Деньги через полгода получим - сумма немаленькая и официальная. Минус налоги. Казалось бы: чего еще? Но грустно до боли. Разбежимся сейчас от Москвы до Слюдянки и будем перезваниваться все реже. Соберемся, конечно, не раз, но не будет уже азарта того.
Редко такая удачная карта выпадает, да и удачная ли?
Время покажет.
2011 г. 8 января
Иркутск