Тема не новая. С тех пор как он узнал о своем переводе, они без конца возвращались к этому, но он, так и не понял, почему Луиза предпочла раскаленный городской асфальт тихому уголку где-нибудь на Ривьере. А у него даже есть адрес здешнего посреднического агентства "Лилиана для вас"; однако Луиза, услышав об этом, стала еще несговорчивее.
После его неуклюжей попытки начать разговор несколько секунд прошли в томительном молчании. Правда, она открыла глаза, сняла очки, подняла спинку кресла, выпрямилась и смотрит на залитые солнцем дали. Ее волосы цвета меда все еще хороши, а на белоснежной коже лишь кое-где видны пятна, доставляющие ей столько тревог. Конти украдкой наблюдает за ней, но в ее глазах ничего нельзя прочесть, к тому же они вновь исчезают за огромными стеклами темных очков. Вдруг она не выдерживает:
- Опять начинаешь сначала? Мне это необходимо, я не могу залезть в дыру и сидеть там. Ты что, хочешь, чтоб я сновала, как челнок, в город и обратно, чтоб я, в конце концов, не вылезала из машины, мотаясь за каждой ерундой, которая мне понадобится?
Все ясно, он попал в точку. Но теперь, когда она вышла из себя, ему становится легче, и он продолжает, уцепившись за эту тему:
- Открыть окно - и упереться носом в стену дома напротив, терпеть кучу соседей…
- Там, наверно, будут окна на море, нет?
- Как же, как же - с видом на порт…
Он не понимает яростного сопротивления Луизы. Она ведь обожает солнце. Боясь, как бы разговор не оборвался, он снова принимается за свое:
- Попробуем, зайдем в это агентство - "Лилиана для вас", - которое рекомендовал Нордио. Они там свое дело знают, и мы сможем выбрать что-нибудь подходящее…
Право же, Луиза слишком бурно реагирует на его слова.
- Нет-нет, никаких агентств. Ни этого, ни других. Она даже не дала ему договорить ив первый раз за всю
дорогу взглянула ему в лицо. Взглянула с вызовом, но и с легкой тревогой. Что это значит? Надеясь узнать больше, он не отстает:
- А почему?
Он хочет заставить ее разговориться, но она отделывается общими словами:
- Потому что не хочу идти на поводу у жуликов.
- Да ладно тебе, у них ведь могут быть и серьезные, честные предложения…,
Услышав разумные слова мужа, Луиза смягчается, меняет тактику. Обострять ситуацию не в ее интересах, и она говорит уже другим, примирительным тоном:
- Мы еще успеем осмотреться за лето. Было бы глупо хватать что попало, тем более что в купальный сезон они тут взвинчивают цены.
- Мы же не на месяц снимем…
- Но они же все равно погреют на этом руки. - Хорошо, к кому ты намерена обратиться?
- Ну, спросим у соседей…
- Думаешь, это будет выгоднее? - Думаю, это будет не так разорительно. - А по-моему, это просто глупо.
- А по-твоему, все, что я ни делала, всегда было глупо.
- Не надо мне читать очередную лекцию об умении жить.
- Я только говорю, что ты плывешь по течению, не умеешь вести свои дела, я давно тебе это сказала. Напиши Де Витису, вы же с ним вместе начинали, может быть, именно он устроил твой перевод.
- Пожалуйста, оставь в покое Де Витиса. Я ведь написал Нордио, разве это не одно и то же?
- Нет, не одно и то же: Нордио еще молодой, а Де Витис провел тут. годы, у него кругом знакомые.
- Не хочется об этом просить. Тем более Де Витиса. - Почему? Что тебе сделал Де Витис? Если он обогнал тебя по службе, то потому, что не пожалел сил и сумел оказаться на виду. О нем даже пишут в газетах.
- Подумаешь…
- Но, между прочим, он главный прокурор провинции.
- Тебе только это важно.
- Мне важно жить полной жизнью и не опаздывать ни на поезд, ни на пересадку.
- И куда приехать?
- Просто приехать - и все. В конечном итоге засчитывается только финиш.
- И ради этого мне пришлось бы обивать пороги, надоедать, упрашивать…
- Просить - не преступление.
Верно, можно и другое слово подобрать. Он чуть не сказал ей об этом, и притом вполне обоснованно. Но вовремя удержался. Лучше спокойно продолжать разговор:
- Да, но это унизительно, это обязывает: сначала приходится ждать, потом благодарить, оказывать ответные услуги, быть почтительным, всю жизнь помнить…
- Не вижу тут ничего позорного.
- …вечно подсчитывать, кому и что ты должен, вступать в бесконечные сделки с совестью, жить в постоянной, постыдной зависимости.
- Как ты нуден со своими нравоучениями. Нравственность - роскошь, она дорого стоит и не окупается. Это просто эгоизм, страх и желание спрятаться от жизни. Сам ведь знаешь…
- Речь не о нравственности. Таково мое жизненное кредо, которое тебе следовало бы по крайней мере уважать, если не разделять, раз уж ты моя жена…
Он не мог не сказать этого. Она сама его вынудила, однако нисколько не смутилась.
- Вот еще не хватало! Я бы до сих пор сидела за машинкой.
- Но ты бы больше…
- Я такая, какая есть, а чем бы я стала, если бы рассчитывала только на тебя, на мужа, у которого любимое занятие - писать речи для приятелей и готовить данные для ежегодного министерского доклада?
- Ладно тебе…
- Я знаю, что говорю: ты дал себя обойти даже тем, кто моложе тебя. Вот этот Нордио - разве он уже не равный тебе по должности?
- Я не выскочка, интриговать не умею.
- Надо только уметь нравиться людям и не давать себя в обиду.
- Значит, я этого не умею.
- И все ложится на меня.
- Не надо, не попрекай меня своими хлопотами, тебя никто о них не просил…
- Однако в итоге они принесли тебе и радость, и пользу.
- И во сколько они мне обойдутся?
- Ни во сколько, ты ведь не счел нужным даже сказать "спасибо".
- Кому, этому заместителю министра с сальными глазками?
- Да, он ответственный по кадрам.
- Но он скользкий, лживый тип.
- А народ избрал его…
- Народ избрал!
- Да спустись же ты на землю в конце концов! Скажи, на что ты рассчитываешь? Что кругом настанет социальная справедливость, порядок, самоограничение?
- Эти надежды способны наполнить жизнь человека и наделить ее смыслом…
- И благодаря им он доживет до самой смерти, так ничего и не достигнув, - презрительно заключает Луиза.
Машина уже въехала в город и медленно движется по Итальянскому бульвару. Можно подумать, они приехали сюда в отпуск и собираются ставить палатку на берегу. Словно молодожены, которые во время свадебного путешествия решили провести денек на новом месте.
Солнце уже палит не так нещадно и, скорее всего, зайдет в тучи, в разгар лета так часто бывает. Тревожный, пылающий закат - подходящий фон для горьких предчувствий, переполняющих душу новоиспеченного заместителя главного прокурора. Из этой задумчивости его выводит вопрос жены, как всегда практичной и готовой к действию:
- Как называется пансион, где нам сняли квартиру?
5
Грехи в пробирке. Впервые познав любовь. Зачем такая таинственность?
Словно едва научившийся читать маленький мальчик, Де Витис, еле осилив фразу, не без труда принимается за следующую. Мысли его витают далеко. Кто будут его жильцы? С какими привычками ворвутся они в его тихую жизнь, скрытую от чужих глаз? После долгого путешествия оба устали, особенно она, ей захочется отдохнуть, принять ванну; и при мысли, что вскоре можно будет наблюдать за каждым ее движением, за тем, как она расстегивает и развязывает все, что на ней, воображение слуги закона делает такие прыжки, что у него каждый раз перехватывает дыхание.
Дома, в кресле, приготовив все для наблюдения, он преображается, но тело его по-прежнему незримо облекает тога. Пропасти, которые сейчас разверзнутся перед ним, лишь подчеркивают, с одной стороны, его могущество, а с другой - самые чудовищные, но как бы заключенные в пробирки грехи. Из этих пробирок, клокоча, выплескивается его жизнь.
Но где же его добыча, почему она так запаздывает? Правда, путь сюда неблизкий, но уже пора, они вот-вот явятся, и, хотя Де Витис еще сжимает перо, сидя над обоснованием сурового приговора, писать он уже не в состоянии. Он уставился на стальное перо, и под его неподвижным взглядом заостренный кончик вдруг раздвигается, превращаясь в дразнящее, опережающее реальность видение.
И вот наконец, доведенный чуть ли не до судорог, он слышит, как во двор флигеля въезжает машина и разворачивается, чтобы остановиться на неширокой аллейке. Это они, больше некому, ликует возбужденный прокурор, и, слыша скрип гравия под колесами и рокот мотора, дотянувшего машину до самых дверей, он бросает перо, отрывается от стопки бумаг и приникает к отверстию на задней стенке распахнутого бюро.
Двери машины открылись, потом захлопнулись, но голосов пока не слышно. Хотя о чем им разговаривать? Будучи людьми сдержанными, они, конечно же, решили отложить обмен впечатлениями на потом. А вот и ключ, он осторожно проникает в скважину, поворачивается в замке. В тиши дома замок щелкает один, другой, третий раз, сладкой музыкой отдаваясь в ушах Де Витиса, чье сердце бьется неистово, как у юноши, впервые познавшего любовь.
Величественный сановник, прильнув к окуляру, превратился в малого ребенка, склоненного над игрушкой, ко всему на свете равнодушного, лишь бы только игрушка не сломалась. Вот она наконец, высокая, статная блондинка, совершенно в его вкусе. На этот раз агентство не промахнулось. Она, по-видимому, совсем молода и неутомима в постели.
Де Витис еще не разглядел ее как следует, потому что она не успела поднять жалюзи - вносит в комнату бесконечные сумки, пакеты, свертки.
Кроме того, на ней огромные солнечные очки и шелковая косынка, отчасти закрывающая волосы. Но экземпляр, несомненно, великолепный. Однако что же это она, еще куда-то собралась? Почему не хочет отдохнуть, переодеться? И где ее спутник, человек, занимающий столь высокое положение, что вынужден посылать вместо себя секретаря? Де Витис весь горит от нетерпения.
Внезапно вновь прибывшая оборачивается и внимательно смотрит на противоположную стену, как раз на то место, где висит двустороннее венецианское зеркало, и Де Витис вздрагивает, словно его поймали за руку. Где-то он уже видел эту женщину. Но где?
Он покрывается холодным потом, но не отрывается от окуляра, и та, другая, тоже не отводит взгляда. Напряженная, драматическая минута. Такие не проходят бесследно. Подобное ощущение может возникнуть лишь на краю гибели, когда перед человеком, как утверждают, в одно мгновение проносится вся его жизнь.
Теперь женщина неторопливо осматривается вокруг с видом человека, который не то что бы изучает обстановку и расположение нового дома, желая побыстрее освоиться, а скорее припоминает что-то знакомое. Возможно ли это? Так или иначе, но, стремясь, по-видимому, разглядеть все как следует, цветущая блондинка без долгих размышлений поднимает жалюзи, разматывает шарф, снимает очки и открывает изумленному прокурору лицо, несомненно принадлежащее Луизе Савелли, в замужестве Конти. Как она попала в его дом? Значит, это супруги Конти сняли его на лето. Но если это они, зачем такая таинственность? Что ж, она все еще красивая женщина, хоть прошло уже столько лет, а это самое главное; приключение будет еще занятнее, только и всего.
Почти в ту же самую минуту благодаря одному из непостижимых зигзагов судьбы, которые кажутся плодом фантазии романиста, новый заместитель прокурора Специи, доктор Франко Конти, входит в самое престижное в городе агентство по найму недвижимости. Его коллега Нордио написал ему, что остался доволен услугами, оказанными здесь, и вот он поднимается по устланной пушистым ковром лестнице и размышляет: правильно ли было решаться на такой шаг, не посоветовавшись с женой. Но если он отыщет уютную, заманчивую квартирку, можно будет вернуться к тому разговору.
Если он так никогда и не дознается, почему его сюда перевели, хотелось бы, по крайней мере, жить тихо и спокойно, вдали от городского шума и гари, читать и размышда в комнату, пыхтя, возвращается владелица агентства, поспешно отбирает у него альбом и с некоторым беспокойством поясняет: "Нет, только не это, этот дом уже занят… и вообще, знаете, он вам не подошел бы… разрешите…"
Вместе с альбомом у Конти вырывают и сердце. Вот, значит, как. Теперь все сходится. Стало быть, это Де Витис устроил его перевод.
Как же долго он ждал, какую хитрую осторожную игру вел заодно с Луизой - теперь становятся понятны все ее причуды, особенно нежелание идти в агентство вдвоем. Так, значит, уютным уголком его жена уже обзавелась. Ясное дело. Иначе и быть не могло. Вот чем объясняются все эти разговоры о карьере и продвижении по службе. Теперь она занялась его карьерой и будет делать ее тем единственным способом, какой знает. Всерьез занялась, ничего не скажешь.
Если есть на свете ад, то он находится в душе меланхолика, который сам обрек себя на вечную печаль. И в его привычке желать ради самих желаний, никогда не претворяя их в поступки. Но сейчас Конти чувствует: надо что-то делать. И как можно скорее.
6
Появиться обнаженным - еще недостаточно. Стратегия пинг-понга. Постоянство - леность сердца
"Появиться обнаженным- еще недостаточно, чтобы налицо был факт нарушения общественного порядка", гласит набранный крупным шрифтом заголовок, а напечатанная под ним заметка окончательно отравляет настроение: "Для этого явно требуется нечто большее", - таково решение суда в Сарцане". Черт возьми! Нечто большее? Позвольте узнать, что именно? Де Витису ничего больше не требуется, он встает с кресла во всем своем грозном величии и направляется к лифту.
Миг - и лифт возносит его на нужный этаж, и, едва выйдя, он набрасывается на подбежавшего к нему служителя:
- Всех ко мне в кабинет! Нордио, Матильду, - быстро!
- Сейчас, ваше превосходительство.
Берарди ответил с привычной четкостью, но не двинулся с места, разрываясь между усердием чиновника и осмотрительностью бывалого солдата. Ведь с сегодняшнего дня в командном составе прокуратуры появилось новое лицо; но
Де Витис, очевидно, еще не в курсе дела. Наконец, не в силах побороть желание первым сообщить такую новость, он вкрадчиво спрашивает:
- И доктора Конти, ваше превосходительство?
Де Витис никогда бы не подумал, что его старый товарищ может заступить на должность в субботу, имея в своем распоряжении такой уютный дом и такую соблазнительную женщину. Однако, не желая обсуждать это с подчиненным, который с хитрым видом уставился на него, он отделывается кратким ответом:
- Да, конечно, и его тоже.
Он произносит это небрежно-повелительным тоном, а про себя думает: Конти дурак, его нетрудно будет обойти. К нему идеально подходит чье-то выражение: "Я научил тебя быть честным, потому что ума у тебя нет".
Конти не считает возможным атаковать Де Витиса в прокуратуре. Здесь он непобедим, всемогущ, и, если начать задавать ему вопросы, требовать объяснений, это, конечно, добром не кончится. Да но чем его спрашивать? Действительно ли он устроил перевод Конти? Де Витис в этом не признается, а что касается других ужасных подозрений, то ему пока что недостает убедительных доказательств.
Он просматривает газеты и наслаждается, читая о смелом решении суда в Сарцане, - он слишком хорошо знает Де Витиса, для него это будет большой удар - когда раздается стук в дверь и в комнату заглядывает Берарди:
- Быстро, к начальству! - И подмигивает: - Он просто вне себя!
Значит, Де Витис уже прочел решение суда. Надо сказать, оно основывается на совершенно новаторском толковании статей 528 и 529. Особенно в атом месте: "…Необходимо, чтобы половой член был приведен в состояние, способствующее его активизации" - именно так! - "состояние, обусловленное его природной и физиологической восприимчивостью"…
Ничего не скажешь, судья Рампикини мыслит логически: ну прямо философ-картезианец, рассуждающий, как, впрочем, и все его единомышленники, о различных способах заклинать нечистую силу, чтобы лишний раз доказать существование ее.
Сейчас не время предаваться подобным забавам, и Конти встает, готовясь к малоприятной сцене, но у самой двери его вдруг нагоняет Нордио, направляющийся на то же совещание.
Сдержанный обмен приветствиями. Если не считать короткой переписки с целью ввести новичка в курс дела, они еще не успели познакомиться, поэтому Конти, скорее из желания сказать что-нибудь, чем из любопытства, выпаливает:
- Как ты думаешь, это из-за танцовщицы?
- Знаешь, поднимать шум по такому поводу два раза в неделю - это, по-моему, слишком.
- Почему два?
- В понедельник судья Ванджелисти в Амельо уже вынес решение по аналогичному делу.
- Опять танцовщица?
- Нет, две девушки из Ливорно.
- Они что, тоже исполняли стриптиз?
- Нет, на сей раз просто загорали без лифчиков.
- Он опротестовал решение суда?
- Поднимай выше: сделал заявление для печати.
- Не может быть!
- Как, ты не слышал? Самое настоящее заявление для печати, просто блеск; он в нем пишет, как настоящий специалист - да он и есть специалист, - об эротическом порыве к наслаждению, о необузданной свободе самовыражения, о том, что тело, освобожденное от покровов, ласкают жаждущие взгляды мужчин, наделенных здоровой сексуальностью…
- Ты даже наизусть выучил!
- Да, запомнилось; говорю тебе, это потрясающе. Я повторяю это жене, как только прихожу домой. "Изобрази девку из Ливорно", говорю ей, и она бросает свои кастрюли-сковородки и встает в позу, прислонясь спиной к буфету. и выпятив голую грудь, а я декламирую: "Вот они, бесстыжие особы, нагло выставляющие свои самые заветные сокровища на всеобщее обозрение…" Приходи как-нибудь вместе с Луизой: разыграем это вчетвером… девок из Ливорно было ведь две, да и твоей жене, кажется, тоже нравится загорать без купальника…
И, не дав ошеломленному коллеге спросить, что он имел в виду, идет дальше но коридору" торопит:
- Пошли скорее, пошли, а то Великий инквизитор озвереет.
Кто сказал, что правосудие в Италии вершится в духе самого непримиримого консерватизма? Напротив, оно наделено богатым воображением и открыто для многочисленных нововведений. Это хорошо известно Де Витису, который изводит местные судебные власти с помощью совершенно нового приема. По сути, дело сводится к тактике пинг-понга, применяемой в юридической практике. В последнее время он довел ее до совершенства, и о ней стоит рассказать подробнее.