- Гробы, наполненные икрой. Я их отправлял, как покойников. Таможенники относились с сочувствием, пропускали без всяких проволочек… Здесь их встречали, якобы заплаканные родственники… Всё было налажено, но однажды один гроб вскрыли.
- Интересно!.. Ну, и?..
- Я пытался выкрутиться, объяснял, что в самолёте было жарко, покойник испортился. Таможенник спросил: а почему всё такое чёрное?.. Я ответил: покойник был негром… В общем, еле отмазался, сунул пять тысяч долларов… Но потом вскрыли ещё один гроб, и ещё… Я грузил партиями, это было оправдано: бушевала эпидемия гриппа…
- Зачем вам нужно было столько икры?
Гуралик приподнялся, наклонился через стол к Борису и, как бы раскрывая великую тайну, сообщил:
- Чем больше воруешь, тем меньше шансов сесть. И наоборот!.. Но я всегда знал, когда надо остановиться. А с этими брильянтами меня просто чёрт попутал: коллеги навели на них и уговорили, всё прошло хорошо, но этот одноглазый Шерлок Холмс меня поймал. Но сказал, что прикроет. Предложение было очень кстати, на мой след вот-вот могла выйти полиция. И он, действительно, прикрыл. Но потребовал ему помочь… Он мне расписал мою роль до последней фразы, сам дал объявление, за неделю до убийства, научил, как звонить, когда и что отвечать. Пообещал за это полмиллиона долларов, оставил в залог этот грёбанный "Глаз индейца"!..
Снова в машине Борис продолжал свой рассказ.
- … Он рассказал, как ты его вынудил исполнять твои поручения, как он звонил Амирану, как звонил Григорию… Клялся, что никого из них пальцем не тронул, даже в глаза не видел… После первого убийства понял, во что влип, в ужас пришёл, но молчал - ведь соучастник!.. После второго - решился на продажу брильянта, чтобы удрать в Канаду… Словом, расколол тебя полностью. Дело я завершил. Но, честно говоря, не возрадовался, а был очень огорчён. Очень! Ведь ты мне чертовски нравился!
- Ты мне тоже, - искренне признался Нельсон.
- Так объясни: зачем пошёл на преступления?!. Я понял, что из-за Елены. Но почему убивал, почему не признался, не добивался её?
- Каждый день видел себя в зеркале и понимал, что не имею права даже надеяться, тем более, когда рядом с ней два таких эталонных красавца.
- Ты несёшь чушь! Люди с твоим увечьем были и уважаемы, и популярны, и любимы!..
- Я не Кутузов, не Ганнибал, и не Нельсон, хотя меня так прозвали. Я не смел рассчитывать на её чувство. В лучшем случае, только на жалость. А жить с ней и чувствовать свою ущербность?!. Но и отдать её другим тоже не мог - я её очень люблю. Использовал любой повод, любую возможность, чтобы прикатить в Москву, незаметно подежурить у её дома, чтобы посмотреть на неё. Видел, как её провожали эти оба жениха, скрипел зубами от ревности, но не решался подойти и возвращался обратно… Как я не скрывал, мама это почувствовала и перед смертью заставила меня поклясться, что я признаюсь Елене, иначе я бы до сих пор не решился…
Снова ехали молча. Потом Пахомов заговорил, как бы размышляя вслух:
- Когда я полюбил Тину, я вдруг почувствовал, что люблю всех окружающих, что готов каждого спасти, помочь, поддержать… Да из всей истории Человечества мы знаем, что любовь всегда окрыляла и возвышала, из любви мужчины шли на подвиги, а не на подлость.
Нельсон резко повернулся к нему.
- Что мне было делать?.. Что?!. Если бы ей угрожала опасность, я бы прикрыл её своим телом; если бы ей было тяжело материально, я бы отдал ей всё до последней нитки; если бы мы жили в доброе старое время, я бы вызвал каждого из них на дуэль и убил бы в честном поединке, а так… У меня не было другого выхода, я не мог отдать её другому. - Помолчал, потом негромко произнёс: - Для меня совершить подлость - это подвиг. - И после новой паузы продолжил: - Но жить с этим было тяжко. Единственно, что держало на плаву - надежда, что Лена поймёт и простит. Но эта надежда рухнула и обнажила безумство и бесчестье моих действий. Как хорошо, что мама до этого часа не дожила. Она всегда с гордостью рассказывала, как русские офицеры-дворяне больше всего на свете берегли свою честь. Если малейшее подозрение в бесчестном поступке падало на офицера, он стрелялся… Прости, друг Борис, что я подпорчу твою карьеру, но… Не хочу, чтобы мама там, на небесах, стыдилась меня!
Резко нагнувшись, скованными руками он выхватил из-под правой брючины прикреплённый к ноге браунинг, ткнул дуло себе в подбородок и нажал на курок.
Глава сорок девятая
Прошло десять месяцев.
В квартире Елены, в гостиной, на накрытом столе стояли два прибора. Елена, сидя в кресле, укачивала сына. Когда он заснул, она осторожно, чтобы не разбудить, уложила его в голубую коляску, стоящую рядом и обратилась к Таисии Богдановне, которая расставляла закуски.
- Поставьте ещё прибор для Якова Петровича, он обещал прийти.
Укатила коляску из гостиной в спальню. Через несколько минут во входную дверь позвонили. Елена выбежала в прихожую, бросив Таисии Богдановне "Это он". Открыла. Вошёл мужчина лет тридцати, в пиджаке, галстуке, тщательно причёсанный. С букетом цветов.
Елена не смогла скрыть удивления:
- Вы?!. - Объяснила заглянувшей Таисии Богдановне. - Это Андрей Андреевич, доктор, который выхаживал меня, когда мне стало плохо после родов. Это он потом звонил вам, беспокоился о моём здоровье.
- Спасибо за заботу о моей Леночке!.. - Таисия Богдановна пожала доктору руку. - Ой, простите, у меня духовка включена. - И убежала.
- Вы уж извините, что без предупреждения, - гость явно нервничал, - но я помню, что сегодня ребёнку исполнился первый месяц… ну, в общем… решил поздравить. Вот. - Протянул ей букет. Несколько секунд смотрел на неё с нескрываемым восхищением. - Вы такая красивая!
Елена смутилась.
- Да, ладно вам!.. Проходите, пожалуйста, я вам рада.
- А как я рад!
Она провела его в гостиную.
- Таисия Богдановна, поставьте ещё прибор для нашего гостя. - В прихожей снова зазвенел звонок. - А вот и Яков Петрович.
Открыла дверь. Вошёл Дубинский, вкатил голубую детскую коляску. Поцеловал Елену.
- Поздравляю с первым юбилеем сына! - Указал на коляску. - Были розовые и голубые. Я взял голубую, розовые - это же для девочек, правильно?
- Конечно, правильно, - успокоила его Елена. - У меня одна такая уже есть - она будет для дома, на каждый день, а эта будет на выход. Спасибо, мой хороший! - Увлекла его в гостиную, представила. - Это доктор Андрей Андреевич…
- Не надо по отчеству! - попросил тот.
Елена продолжила, учтя поправку:
- … это доктор Андрей, который вытащил меня из реанимации.
- Вы преувеличиваете!
Дубинский, внимательно осмотрев гостя, остался доволен.
- Спасибо за Леночку, - пожал ему руку, - я её приёмный папа - она меня упапила. - Взглянул на накрытый стол. - Ленуся, кого ещё ждешь?
- Ждала только вас.
Снова звонок в прихожей…
- Кто это может быть?
Она открыла дверь. Вошли Георгий Живидзе и его жена Натела. Вкатили голубую коляску.
- Поздравляем с новорожденным!
- Мы долго спорили, что подарить, а потом решили: коляска всегда пригодится. Правильно?
- Конечно! Спасибо вам!
Снова звонок. Елена открыла дверь, вошёл Колобок.
- Вы?!. Как я рада!
Живидзе хлопнул Колобка по плечу.
- Мы вас не выдали, не испортили сюрприз!
Не запертая входная дверь снова открылась, жена Колобка Маруся, втолкнула голубую коляску, в которой стояла огромная кастрюля, завёрнутая в махровое полотенце.
- Я тут пирожки привезла, они ещё горячие.
Елена всплеснула руками.
- Ой! А я тоже напекла, по вашему рецепту.
- Проверим. Где у вас кухня? - Маруся вынула из коляски завёрнутую в полотенце кастрюлю и унесла её, а Колобок поставил свою коляску рядом с ещё двумя, стоящими в передней, и подытожил:
- Леночка, вам для этой автоколонны потребуется гараж.
Все рассмеялись. Елена вспомнила об обязанностях хозяйки.
- Прошу в гостиную. Пожалуйста, знакомьтесь друг с другом, кто не знакомы. А я на минутку вас покину. Яков Петрович, рассаживайте гостей! - Забежала в кухню, где Маруся распелёнывала кастрюлю с пирожками. - Таисия Богдановна, как здорово получилось, что все пришли в один и тот же день? Это такой неожиданный сюрприз, правда?
Таисия лукаво улыбнулась.
- Этот сюрприз от меня. Вчера всех обзвонила.
- Спасибо!.. То-то я гляжу, сколько вы всего наготовили!.. Ой, нужно же поставить ещё четыре прибора!
- Уже стоят.
Елена обняла её.
- Вы для меня самый большой подарок!
Вернулась в гостиную. Там все уже сидели за столом.
Дубинский руководил, разливая по бокалам шампанское. Поднялся Георгий Живидзе.
- Друзья мои! В жизни часто случаются очень тяжёлые моменты - надо иметь большой запас физических и нравственных сил, чтобы их преодолеть. Я пью за вас, Леночка, на вас свалилось так много бед, но вы сумели выстоять и не сломаться. И мы все, и я, и моя жена Натела, и доктор Мишуня, и его жена Маруся, гордимся вами. Вас любили наши сыновья, ваш сын мог быть моим внуком или внуком Мишуни, поэтому вы для нас навсегда останетесь родным человеком. И, мамой клянусь, я примчусь к вам по вашему первому зову или зову вашего сына!
Колобок добавил:
- А я обещаю быть пожизненным хранителем его зубов, начиная от молочных, кончая вставной челюстью.
Снова запел звонок. Елена открыла. Вошла жена Пахомова Тина, внесла спящую Дашеньку. Пояснила:
- Невесту привезли, познакомить с будущим женихом.
За ней Пахомов вкатил голубую коляску.
- А это подарок новорожденному!
Раздался смех. Андрей Андреевич вполголоса произнёс:
- Какое счастье, что я оставил свою коляску внизу у дежурного!
Но все услышали - зазвучал общий хохот.
Елена уложила спящую Дашеньку в подаренную коляску. Дала указание Пахомову:
- Везите её в спальню. - Проходя мимо кухни, скомандовала: - Таисия Богдановна, ещё два прибора родителям и соску для невесты!.. - Повернулась к Борису. - Ну, как? Сняли выговор?
- Лукоперец за меня дрался, как лев. И выговор отменили и должность вернули, так что у меня снова есть отдельный кабинет.
- Поздравляю!
Они возвратились в гостиную. Все гости были уже в "подогретом" состоянии. Дубинский поднял бокал.
- Теперь мы за тебя, Леночка, спокойны: если, не дай Бог, твоя фирма лопнет, ты сможешь открыть прокат детских колясок.
Все смеются, чокаются с хозяйкой, пьют за её здоровье.
Автор доволен: довёл свою историю до счастливого конца. Не хватает только финальной точки.
Из кухни возвращается Маруся. Перекрывая общий смех, изрекает:
- А пирожки печь ты, неумёха, так и не научилась!..
Вот! Теперь это уже точно финал. Итак, повесть окончена.
Но застолье продолжается.