10
Поразительно, но сегодня весь его путь ищейки постоянно приближал к родному дому - так Саша мог бы, и не без основания, назвать квартиру Грязнова. Следующая остановка была на улице Седова, возле вытянувшегося на целый квартал многоэтажного дома с добрым десятком стеклянных подъездов. Отыскав нужный ему и поднявшись самостоятельно, ввиду отсутствия исправного домофона, на восьмой этаж, Турецкий позвонил в дверь, созданную, по всей видимости, на каком-нибудь танковом предприятии. Правда, броневой лист сверху был обтянут стеганым, словно одеяло, черным блестящим дерматином.
Но дверь открыли без предварительных вопросов: кто да зачем.
- Мне необходимо поговорить с гражданином Поселковым, - сказал Саша, предъявляя удостоверение крупной, плечистой девахе в спортивном костюме, стоящей возле порога и закрывающей собой вход в неширокий коридор, в который выходили с обеих сторон три двери. Трехкомнатная, значит, квартира, старой планировки. У Славки такая же.
- Он тут больше не живет, - тихим и безжизненным голосом ответила девушка-богатырь.
Заметив невольное движение Турецкого вперед, она отступила в сторону, позволяя ему войти в прихожую и прикрывая наружную дверь, может быть, от соседей, чьи лупоглазые "очки" пристально разглядывали лестничную площадку и кабину лифта.
- А где, извините, он проживает? По какому адресу? Вы не могли бы мне помочь в этом вопросе?
- Папа нигде теперь не проживает… - Собеседница неожиданно тяжело задышала, и в глазах ее блеснули слезы. - Потому что он умер.
- Как это - умер? - прозвучал не совсем продуманный вопрос. - Когда?
- Скоро годовщина… Мы похоронили его в прошлом году, двадцать седьмого октября.
- Так… - пробормотал Турецкий, чтоб хоть как-нибудь отреагировать на обескуражившую весть.
Было совершенно ясно, что этот ухоженный сукин сын Волков его снова надул. Но на что он рассчитывал, сваливая ответственность за машину, взятую два месяца назад, на гражданина Поселкова, уже год как оставившего сей бренный мир? На то, что следователь - дурак? Бред сивой кобылы. Ведь он же имел какую-то цель? Какую? Ведь последней машиной, которой мог воспользоваться гражданин Поселков Н. Н., как указано в учетном листке, был катафалк.
- Приношу вам свои соболезнования, - сказал Турецкий. - А вы, вероятно, его родственница, в смысле дочь?
- Нет, я жена его сына. Но его сейчас нету дома…
- Отчего же, простите, умер?.. - Саша взглянул в учетный листок.
Она поняла вопрос:
- Папа, то есть Николай Николаевич, умер от рака желудка. У нас его, к сожалению, не лечат.
- Да, увы, еще раз простите… Но дело в том, что я - следователь, как вы могли понять из моего документа. И мне необходимо знать, брал ли когда-нибудь ваш… отец машину напрокат у некоего гражданина Волкова, директора гостиницы "Урожайная"? Это тут неподалеку, в Останкине.
Задавая теперь вопрос, он не преследовал особой цели, скорее спросил по инерции, потому что смысла продолжать допрос этой могучей девицы не было.
- Да что вы! - почти вздохнула она. - Он же только с шофером и мог ездить! Он же практически инвалидом был: очень сильный артрит. Страдал от радикулита, ой, да Господи! - Чего у него только не было! Я не уверена, что он вообще умел водить машину.
- Но, может быть, он брал для кого-то другого машину? Для сына, к примеру, или для вас?
- А зачем? У Алика есть служебная, мне не нужно, какой смысл?
- Да, действительно… Может быть, ваш муж знает? Он скоро придет, вы не в курсе?
- Да что вы, кто ж скажет! Он того и сам, наверно, не знает.
- А чем он занимается, если не секрет?
- Что ж тут секретного? Алик - президент небольшой фирмы "Мостранслес". Это в центре, возле ГУМа.
- Вы меня извините, - изобразил Турецкий улыбку, - но Алик… это мне как-то…
- Ну да, конечно, - улыбнулась и она. - Алексей Николаевич. Вообще-то друзья зовут его Лешей, а я как-то привыкла: Алик. Да и отец так его звал. Он хороший был человек, наш папа, нет, правда.
- Я вам верю… Но каким же образом значится его фамилия на учетном листке аренды автомобиля? Как же он сюда-то попал? - Саша туповатым взглядом милицейского служаки рассматривал лист, аккуратно держа его за самый уголок. Показал девице, пардон, женщине. Но в руки ей не дал. Она прочитала фамилию, задумалась.
- Как вы назвали эту гостиницу? - спросила неожиданно.
- "Урожайная". Это, повторяю, неподалеку, сразу за ВДНХ, ну за Выставочным центром, как ее теперь именуют. Знаете?
- Представляете, я вспоминаю… Кажется, с год назад, ну да, незадолго до смерти… да, к папе приезжал его старинный друг. С семьей. Папа уже болел, понимаете, больше лежал и было… ну, не совсем удобно… с гостями. Их, кажется, шестеро было. Вот тогда папа, как он сказал, воспользовался своим служебным положением и в пять минут буквально устроил всю семью в какой-то просто роскошный, хотя и недорогой, номер гостиницы. И по-моему, называлась она "Урожайной". Точно сказать не могу. Алик должен помнить, он же их и отвозил туда. Похоже, вы говорите правду, он тоже сказал тогда: совсем рядом, в пяти минутах езды.
- Еще раз извините мне мою невежливость, как вас зовут? - Саша от усердия даже прижал руку к сердцу.
- Алла Павловна, а…
- Александр Борисович, - поторопился он предвосхитить ее вопрос. - Скажите, Алла Павловна, вот вы говорили: служебное положение… А кем работал Николай Николаевич? Кто он был по профессии?
Она даже слегка удивилась, будто не знать Поселкова было попросту стыдно.
- Папа был генерал-майором госбезопасности и работал, я имею в виду до пенсии, в Управлении кадров КГБ СССР. Но теперь это его ведомство называют как-то по-другому.
- Да, конечно… - пришла наконец очередь и Турецкого "развести руками". - Вы мне не разрешите воспользоваться вашим телефоном?
- Пожалуйста.
Но продолжение разговора с директором Волковым Станиславом Никифоровичем пришлось отложить на неопределенное время, поскольку автоответчик в офисе предложил желающим сообщить для записи свое имя и номер телефона. Молчал и его домашний телефон, выданный Турецкому Володей Яковлевым. Значит, одно из трех: либо Волков сдает муровцам машину на своем хоздворе - по времени они должны были уже подъехать. Но тогда зачем ему было включать автоответчик? Его же не включают, когда выходят из помещения на пять минут. Либо он уже сдал ребятам автомобиль и, исполненный душевного смятения, грызет ногти на пути к дому. Либо его нетерпеливая секретарша Мариночка уже взнуздала элегантного жеребчика и они благополучно приступили к стипль-чезу.
Как скоро сообразил Турецкий, ожидать здесь Алика было бессмысленно. Поэтому он записал телефоны Алексея Николаевича Поселкова - служебный и домашний - и вежливо распростился с хозяйкой. Уже выйдя за дверь, движимый скорее идеями абстрактного гуманизма, пожурил ее слегка, что она открыла дверь, напоминающую больше средневековые крепостные ворота, не спросив, кто там. А ей бы ответили: почтальон Печкин. А мог ведь вовсе и не Печкин стоять. Да не один.
Алла Павловна кивнула, как бы соглашаясь, и неопределенно пожала плечами. Но Саша все равно не позавидовал бы тому "домушнику", который рискнул бы в одиночку проникнуть под крышу этого дота.
Итак, на сегодня можно было предположить, что его рабочий день кончился. Надо поторопиться к Грязнову. Во-первых, приодеться, привести себя в порядок, душ принять для начала. А то эта неровная погода оставляет на всем теле ощущение какой-то сырой накипи. Но главное все-таки во-вторых. Естественно, что Грязнов поедет к Шуре совсем не для того, чтобы вести умные разговоры. Романова хоть хозяйка, в смысле повариха, прямо скажем, не очень, но жратвишки у нее будет вдоволь и всякой. Воспитанный на бесконечном кофе и двадцати видах яичниц Турецкого, Слава конечно же мечтает воспользоваться случаем и вкусить от истинных даров небесных, которые все приличные люди покупают лишь по большим праздникам. Но пища без пития - как соловей без песни. Пить же за рулем Слава себе позволяет лишь в редчайших случаях. В последнее время подобного вообще не было. Значит, для сохранения душевного равновесия он будет вынужден посадить за руль своей роскошной "ауди" племянника Дениса. Пить которому нет ни малейших оснований. Вот таким дедуктивным путем Турецкий выяснил для себя, на что мог бы рассчитывать, если не опоздает к отъезду Грязновых на бал.
Но он опоздал. "Ауди" во дворе не было, а в квартире все носило следы поспешных сборов. Вода в ванной текла тонкой струйкой - кран до конца не закручен: это Денис. У него вечно течет. На кухонном столе рядом с засохшей хлебной коркой лежали на выбор несколько галстуков: это Грязнов. Перенял у Саши страсть к этому виду камуфляжа. В комнате Славы стоял удушливый запах "О'де туалетт": Турецкий открыл форточку, потому что спать здесь Грязнову будет невозможно.
"Ну, раз вы так со мной, друзья дорогие, не могли, понимаешь, пяти минут обождать, то и черт с вами! Соберусь не торопясь, поеду на собственной тачке, буду делать вид, что пью, хоть это и очень обидно, но, может, и к лучшему. Зато поем в охотку. А там видно будет. Ну а уж совсем на худой конец, опрокину парочку-другую, кто мне запретит? Гаишники, известное дело, конфликтуют главным образом с гэбистами, их хлебом не корми, дай прижучить антипода-чекиста. А к нам, прокурорским, относятся спокойно. Может, ближе к своим считают. Да в общем-то и работаем мы вместе, в постоянном контакте. Так что можно не бояться, не остановят, а остановят - подмигнут и отпустят".
Саша посчитал деньги. Он, конечно, не Грязнов и миллионами не ворочал, но гордость свою все же имел. Этого не отнять. Покупать Шурочке какую-нибудь крашеную фиговину, которую дети жаркого бакинского солнца выдают за натуральные хризантемы, для красоты присыпанные блестками, джентльмену его типа было как-то негоже. Пусть будет роза. Правда, одна, на хилый букет денег не хватит, но это будет роза. Пятнадцать тысяч как одна копеечка, а? Обидно, но что делать?.. "Ноблэс оближ!" - как говорят французы, что в переводе означает: положение обязывает.
11
На сборище Турецкий прибыл, кажется впервые в жизни, первым из гостей. Если не считать, конечно, Олега, Шуриного младшенького. Пока Саша вручал свою пунцовую розу и они втроем толкались в прихожей, Шура неожиданно установила, что он ниже Альки чуть ли не на десяток сантиметров. Ну конечно, сын-то для нее всегда будет маленьким, несмотря на почти двухметровый рост.
Олег подмигивал, кивая на мать, мол, не стоит ничего сегодня принимать всерьез, но Саша видел по его глазам и впалым щекам, что ему самому нелегко приходится, сильно устает мужик. Всего три, что ли, дня его не видел, а уже заметно, как-то опал лицом Олежка. Знать, и утренние пробежки не шибко помогают.
А в доме шли последние приготовления к торжественному ужину.
Олег нарезал широким японским ножом какую-то копченую вкуснятину, Шурочка раскладывала веера на больших тарелках, а Саша искал на столе свободные места и пробовал их втиснуть. Заставлено все было до упора, по-русски. Как говорится, все, что есть в печи, на стол мечи. Какой-нибудь вшивый иностранец в обморок бы упал. У них ведь как? Съел салат - принесут ветчинки. Ее слопал - еще чего-нибудь подадут. И лишнего не остается, и для обжираловки не так уж много продукта требуется. А Россия, хорошо еще если половину в мусоропровод спустит, зато в конце застолья набьют целлофановые пакеты - и в холодильник. Целую неделю потом можно завтракать и ужинать. Конечно, какой зарплаты тут хватит!
Бурчал Саша себе под нос, а сам понимал: чистая фигня все то, о чем он сейчас думал. И праздник такой у Шуры, может, если не первый, то уж точно - последний. А что еще праздновать-то? Уход на пенсию? Рождение внука или внучки, о которых она только и мечтает? Но там уж папа с мамой командиры. Вот и получается, что немного радости-то впереди светит.
Вытирая руки полотенцем, с кухни пришел Олег, критическим оком оглядел потуги Турецкого, скривил губы в усмешке.
- Да-а… Слышь, ма, ты же говорила, что восемь гостей пригласила, а тут девять тарелок. Зачем?
- Ой, да ну шо вы, хлопцы! Да я разве знала? То ж в самый последний момент выяснилось, будь он неладен!
- Ты о ком, ма? - крикнул Олег на кухню, понимая, что мать не сильно довольна присутствием этого девятого гостя.
- Да есть такой… Ни в жизнь бы не позвала, а он сам напросился, и послать его неудобно. Ну и черт с ним, закуски хватит!
- Ничего себе хватит! - восхитился Турецкий. - Еще и на целый эскадрон останется…
- Вы, хлопчики, давайте-ка проверьте приборы, да про хлеб не забудьте, вечно забываю! А я пошла переодеваться!
- Ма! - засмеялся Олег. - Надеюсь, ты погоны сегодня не станешь на себя напяливать?
- Да какие там погоны! Сдались они мне!
Ох, лукавит Шурочка! Как же, сдались… Всю жизнь к ним топала. Правда в другом: когда притопала, оказалось, что все это, наверно, уже никому не нужно. Однако генеральская пенсия все-таки несколько выше полковничьей, как ни крути. А славной русской бабе под хохлацким соусом хоть бы на пенсии пожить по-человечески…
Раздалась соловьиная трель - такой звонок на двери у мадам Романовой, - и в квартире появилось молодцеватое семейство Грязновых, и с ними… ну да, конечно, как же это Турецкий не сообразил, почему эта семейка поднялась на крыло так рано, - с ними была Танечка Грибова, лукаво поглядывающая на Турецкого, словно между ними было нечто такое, о чем ведали только они. Ну и хитра же, бестия… Грязновы выглядели по-своему празднично, а вот Таня - у Турецкого не было подходящих слов, чтобы выразить свое восхищение. Интересно, каково сегодня будет Косте, когда Славка представит ему этот великолепный образец, менее всего предполагающий причастность к юриспруденции. Даже у Олега отвисла челюсть.
Конечно, если женщину одеть соответствующим образом и поставить на изящные высокие каблучки, может получиться нечто этакое, от чего мужчины соглашаются на адские мучения в загробном мире, а не на райские кущи с распевающими в них ангелицами. Подлое дело - завидовать другу, но что поделаешь, если вопреки желанию сама по себе взяла да и наклюнулась у Саши не очень благородная мыслишка: а ведь наверняка не просто за так предоставил ей возможность ночевать в офисе ее шеф… Да, Александр Борисович, добавь еще к этому, что он, поди, и сам с удовольствием ночами диктует ей свои "мемуары". Мысли стали принимать совсем уже вольный оборот, и Турецкий резко осадил себя: молчал бы уж в тряпочку и на чужой виноград не заглядывался…
Он сделал себе строгий выговор с… предпоследним предупреждением и запоздало сообразил, что, судя по реакции Шурочки, Таня не могла быть девятым гостем. Во-первых, она никак не могла "напрашиваться", а во-вторых, была совсем не мужеского пола. Тут глубокие сопоставления прервал Денис, который бесцеремонно потянул его за рукав на балкон - покурить.
- Но ведь ты же не куришь, - с иронией возразил Саша, понимая этот маневр Грязнова-младшего как шаг по отвлечению слишком пристального внимания к выдающимся Танечкиным прелестям.
- Вам, дядь Саш, надо. Пойдемте.
- Ах, мне? Ну конечно… А как же иначе! - Из мелкого чувства мести Саша предложил и Грязнову-старшему составить им компанию. К удивлению, тот охотно согласился.
На балконе дул противный, холодный ветер. Денис притянул к себе дверь, и они остались втроем.
- Вообще-то, Саня, я не хочу вам мешать. Если будет желание или нужда, сам расскажешь. А от Дениски я так ничего и не добился, сколько ни пытал его. Так и не знаю, чего он гонял в библиотеку.
- Сейчас все узнаете, - пообещал Денис. - Я как раз тоже хочу, чтобы вы послушали, чего я раскопал.
- Ну тогда, - сказал Слава, закуривая, - давайте не будем проедать время, а то еще кто-нибудь явится и к нам на балкон вылезет. Ты слышал, оказывается, Шура двух милицейских пригласила. Ну, одного ты прекрасно знаешь, а вот второй… Ладно, черт с ним, валяй, Денис.
- Значит, дядь Саш…
- Исключительно в домашних условиях, Денис, - строго поправил его Грязнов. - Он тебе никакой не дядя, а старший следователь…
- Да брось ты, Славка, считай, что мы дома, - успокоил Саша.
- У них там столько газет, что можно голову себе сломать. Представляете, в каждом маленьком городишке, который меньше любой нашей деревни, своя газета выходит. Да еще у них есть вечерние выпуски, специальные тематические издания, словом… - Денис взмахнул руками. - Хотя и у нас теперь не меньше. Но трудность в том, что все они очень толстые. Я просмотрел в газетном фонде только за две последние недели и - сдох совсем. "Франкфуртер альгемайне", "Франкфуртер рундшау", "Бильд" и прочие. Как я сказал, с вечерними выпусками. Но это центральные издания региона. И у них там тоже преступлений хватает. Кстати, сейчас все они пишут о совершенно черной, по-нашему, бытовухе. Потом расскажу.
- Ты давай о главном, - поторопил его Турецкий, потому что стало совсем холодно в пиджачке-то.
- Я помню, что вам про банки. По этой теме я целый кейс вырезок принес. Я сначала стал делать копии, у них там ксерокс имеется, но они шкуру дерут за каждую копию. Ну и стал я тогда просто вырезать то, что может понадобиться.
- Денис! - возмутился, но не очень Грязнов-старший.
- А чего? Я бритовкой, аккуратненько. Да у них там, дядь Слав, каждой газеты - по нескольку экземпляров. Перебьются. Нам же нужнее. А потом, если бы я все на ксерокс таскал, то и до утра бы не управился. В общем, набрал я, сколько успел. Второй раз туда теперь - сами понимаете. Кое-что у меня с собой есть. А одну, это из "Кронбергер цайтунг", я сейчас покажу, вот, я фломастером обвел. Кронберг - это городок под Франкфуртом, километрах в пятнадцати от него на северо-запад, я по карте смотрел. Нате, глядите.
- На балконе было темновато, но в слабом свете люстры в комнате, за тюлевой занавеской, все же можно было разобрать латинские буквы и прочитать два подчеркнутых зеленым слова: "Goldenes Jahrhundert".
- Понимаете, дядь Саш, это "Гольденес Ярхундерт". Вот слушайте: "Вчера, в районе одиннадцати часов вечера… - начал медленно переводить Денис, - так… одиннадцати часов вечера… произошел взрыв автомобиля"… Ну, не совсем так, дядь Саш, давайте я пока своими словами, а вечером дома точно вам переведу, ладно?
- Давай, давай, Денис.
- В общем, при взрыве пластиковой бомбы в автомобиле марки "Ягуар" погиб директор банка… нет, директор филиала банка…
- "Золотой век"? Так, Денис?
- Во, дядь Саш, точно! Герр Манфред Шройдер, директор филиала банка "Золотой век", штаб-квартира которого находится в России. Преступники пока не установлены, но предполагается, что это дело рук русской мафии, которая сейчас вышла на мировые просторы. Это они так пишут, дядь Саш, почти дословно. Ну а нюансы я переведу дома.
- От какого числа газета?
- А вот, я здесь записал. Понедельник, второго октября.
- Вот так, мужики… - назидательно сказал Турецкий. - За два дня до убийства президента банка "Золотой век" в Москве - Алмазова в Германии убирают директора филиала того же банка - Шройдера. Банкиры-партнеры…