- Дядь Саш, эта заметка в газете, между прочим, дана как объявление. Они дальше просят тех, кому что-либо известно об этом трагическом происшествии, звонить в полицию инспектору герру Юнге и дают номер его телефона… И еще они деньги предлагают за информацию, целых пятьдесят тысяч. Дойчемарок! А у нас этого пока нет, и зря. Это награда тому, кто скажет про убийц что-нибудь определенное - приметы там и прочее. И если эти сведения помогут арестовать преступника, получайте свои денежки! Вот жизнь! Мы там с дядей Славой точно стали бы настоящими миллионерами… Дядь Саш, скажите правду, как вы догадались послать меня в этот газетный фонд? Откуда вам было известно, что я там это найду?
- Честно, Денис?
- Ага!
- Я на кофейной гуще гадал, что у твоего дяди с вечера в кружке остается.
- Да кого ты слушаешь, Дениска! Тоже мне - кофейная гуща! Чему ты молодежь учишь, старший следователь по особо важным, а?! А ты, Дениска, тоже дурацкие вопросы задаешь! Ты разве не видел, как он ночами кумекал?
- Потише, Слава, - тронул его за рукав Турецкий. - Это же все-таки тайна следствия.
- В том-то и дело, а ты мне мою молодежь развращаешь. Сел - погадал, и нате вам - решение! Вот, Дениска, следи за ходом мысли. Ты же, в общем, в курсе дела. Первое - самолет из Франкфурта. У Алмазова там филиал - два. Убили не только Алмазова, но и курьера из Германии - три. За Кочергой, который всю ночь у нас на кухне исповедовался, охотились во Франкфурте, а достали-таки в Москве - четыре. Куда Отарик Санишвили слинял, тот, чьей бабы квартиру мы с тобой вскрывали? В Германию - пять. Видишь, у меня на руке пальцы кончились, и это еще наверняка не все. Твой дорогой дядь Саша не все еще рассказал. Понимаешь теперь, откуда берется эта твоя интуиция? То-то, племяш, учиться тебе надо… Эй, мужики, вижу шевеление!
Через стекло балконной двери они увидели входящего в комнату начальника МУРа Юру Федорова в полковничьей форме, а следом за ним осанистого дядьку, который был в штатском.
- Ну вот тебе, - недовольно заметил Грязнов, - и наш славный Московский уголовный розыск в лице его последнего на сегодняшний день начальника, а с ним и дружок его, чтоб мои глаза не видели, - Валерка Лагунин.
- Ах, вон это кто! - узнал теперь и Турецкий. - А я гляжу, физия вроде знакомая, а вспомнить не могу.
- Та еще гнида! - пробурчал Грязнов. - Прет наверх, как танк. Все сметает на своем пути. Пяток своих преданных корешей подсидел. А в середине года получил генеральскую папаху и теперь начальник особой инспекции по личному составу в МВД. Вот погоди еще немного и увидишь, что этот тип устраивается в кресле замминистра. Особая ж инспекция у нас - это как гестапо, самая грязная служба во всей эмвэдэшной системе.
- А на хрена он Шуре? Ну, может, сыграл какую роль при ее назначении, так от него, поди, ничего и не зависело.
- Не скажи… Раз сам напросился, значит, ему чего-нибудь нужно. И послать его к едрене фене тоже никак нельзя. Вот и будем теперь терпеть весь вечер гниду… Слушай, Саня, - вдруг таинственно наклонился Грязнов, - а вдруг это ему Олег Шурин нужен? Он же у нас не последняя шишка в комиссии по преступности при Совете безопасности! На службе-то Олег его запросто на хрен пошлет и даже не обернется, а так, в домашних, как говорят, условиях? А? Ну народ! Каждый свою дерьмовую политику вершит где может!
- Ну ты даешь, Вячеслав Иваныч! - восхитился Турецкий такому неожиданному ходу мыслей Грязнова.
А с другой стороны, почему бы и нет? Славка тоже ведь не первый день на свете обретается. И опыта общения с подобными "гнидами" ему тоже не занимать… Надо было идти в дом, но подлючая подначка так и лезла, так и рвалась на волю.
- Знаю я его, - небрежно кинул Турецкий. - И человек - дерьмовый, но что хуже - бабник страшенный. Ничего святого. И чем только берет, не понимаю - ведь никакого вида, а бабы от него стонут. Ты бы, Славка, не подпускал его к Татьяне ближе, чем на метр, уведет ведь, подлец!
И все в нем возликовало, когда Саша увидел, как ринулся Грязнов в комнату, где в настоящий момент генерал Лагунин уже наклонял лысеющую голову, чтобы приложиться к ручке блистательно-эффектной Татьяны Павловны. Грязнов по-свойски отодвинул Лагунина в сторону, как передвигают мебель, походя поздоровался, и вот уже Татьяна с его помощью оказалась по другую сторону стола вне досягаемости генерала.
Все, что касалось Лагунина, Турецкий конечно же сочинил, но ведь он хорошо знал нравы милицейского генералитета. А то, что этот Лагунин охотно поможет Танюше не только институт закончить, но и немедленно в свое ведомство заберет, под себя то есть, это ни в каких доказательствах не нуждается. Поэтому прав он был лишь в одном: не бросай роскошную Татьяну, и нечего ее всяким генералам демонстрировать.
Олег индифферентно, со скучной миной, наблюдал за процессом появления гостей. Саша перехватил взгляд Шурочки, брошенный сыну, а после - на Лагунина и понял, что она тем самым показала Альке, кто среди гостей - девятый. Потом она сама представила генерала-особиста Олегу, и, как показалось Саше, Лагунин очень ему не понравился. Возникла неучтенная, неловкая пауза, во время которой две женщины поправляли на столе приборы, Олег доставал из стенного бара бутылки и откупоривал их без всякого разбора. Федоров при виде обильнейшего стола довольно потирал руки и морщил нос, принюхиваясь к аппетитным запахам, доносившимся из кухни.
Наконец появился Костя Меркулов, держа в руках огромную коробку с тортом. С его приходом стало как-то спокойнее, увереннее и веселее. И вся компания стала рассаживаться за столом.
К Меркулову вернулась его былая застольная раскованность, которая позволяла ему быть своим человеком в любой компании и в любой питейной точке, забегаловке Москвы и ее ближних окрестностей. Он с блеском произнес пару тостов и за сверкающие Шурочкины погоны, и за ее способности собирать вокруг себя только тех, кто этого поистине достоин. Словом, намеков было выше головы, но они никого не обижали, а, напротив, вызывали взрывы нового веселья. Косте удалось очень быстро поломать напряжение, возникшее от присутствия чужого, в общем, человека, и застолье покатилось.
Что любопытно: ну вот собираются, скажем, в узком праздничном кругу художники или компьютерщики. О чем они беседуют? Конечно, о своих делах, о том, что, в первую очередь, интересно им. А они сегодня? Естественно, если бы тут не оказалось "чужого" генерала, уже давно обсуждали бы, все более горячась, перипетии текущих дел. Поскольку практически все гости пусть в разной степени, но имеют к ним отношение. Не говоря уже о свидетельнице Грибовой, которой все больше внимания, этак ненавязчиво, стал уделять Олег.
Была у Грязнова одна хорошая, но опасная для него самого черта. Несмотря на свой богатейший муровский опыт, где доверяй и проверяй - не хохма бывшего американского президента, а основной принцип розыскной работы, Славка безмерно доверчив. К своим людям, конечно. Вот та же Татьяна. Неизвестно, конечно, до какой температуры дошли их взаимоотношения, но раз он ее таскает с собой по гостям, значит, она ему не просто приятельница. Ладно, Славка, размышлял Турецкий, нравится она тебе - это хорошо, но нельзя быть абсолютно уверенным в обратном. Она же молодая баба, наверняка знает себе цену, потому что не может не видеть, как ее разглядывают мужики и чего они от нее хотят. И то, что она до сих пор не замужем, совсем не значит, что она девственно чиста в ожидании принца. Заочный юрфак - тоже ведь не от самой хорошей жизни. Ну вот, сейчас у нее Славка нашелся. Мог бы и другой. Но Грязнов - далеко не принц! И годки его подбираются к среднестатистическому пенсиону. Словом, как в том еврейском анекдоте, - это не фасон для невесты. А кто же тогда "фасон"? Да вон он, почти напротив сидит - совсем молодой, но уже достигший немалых высот на правоохранительной ниве, Олежка, Алька, Шурочкин младшенький. Чем не жених? Одним словом, зря Славка притащил сюда свою даму, отобьют, уведут, видит Бог… Но он - доверчивая душа, ничего не замечает, и зря. Но как ему сказать об этом, чтоб не обидеть?..
Пока Саша совершенствовал в себе умение вести внутренние монологи, за столом произошли некоторые тематические изменения. Народ, не единожды опрокинувший рюмки за Шурину генеральскую папаху, перекинулся на общую политику и наконец затронул самое больное и близкое - тему разгула мафии.
Никто пока намеренно не касался дела, которое вел Турецкий, как вдруг этот чужак, этот генерал в штатском, обратился к нему напрямую - не к Косте или Федорову, а именно к Саше - и словами-то липкими, как мед:
- А значит, ва-ашего бога-атенького, получается, прикончил на этот раз его собственный телохра-анитель?
Турецкий не успел ни подтвердить, ни опровергнуть сей вопрос-утверждение по двум причинам. Во-первых, его рот был занят копченой курицей, которую Саша разрешал себе время от времени для удобства запивать легким вином. Во избежание соблазна хорошо надраться. Почему-то вдруг появилось такое желание. Ну а во-вторых, его опередил Костя Меркулов, перехватил инициативу и вяло, как о чем-то рутинном, надоевшем, промямлил, ни на кого не глядя:
- Да, эти слухи верные. Мы прекращаем дело по причине смерти обвиняемого. Только на этот раз, - Костя поднял равнодушный взгляд на генерала, - тут никакая не мафия действовала. Убийство по личному мотиву. Все установлено окончательно… А вот самоубийство госпожи Сильвинской - бездарная инсценировка, и преступник нам тоже известен. Это некто Санишвили.
Совершенно неожиданно для Турецкого Меркулова поддержал Юра Федоров:
- А я уже вкратце доложил об этом деле генералу. Теперь наша цель - арестовать этого грузина. Вот только как его найти в Германии да каким образом арестовать - это задача. Эх, господа мои хорошие, прошли добрые старые времена. Никого б мы не спрашивали, а взяли бы и доставили на родину в лучшем виде…
И Федоров со свойственным ему красноречием продолжал пространно и долго философствовать, а в сущности, вешать лапшу на уши особисту Лагунину, справедливо полагая, что в оперативной работе тот ни черта не смыслит. Вот ежели б об интригах - тут другой коленкор.
Между тем Олег, внимательно наблюдавший за Костей, усмехнулся чему-то и, наклонившись к Саше, предложил сепаратный тост за его близкий отпуск:
- Наконец-то, Саш! Я очень рад за тебя и за то, что эта дурацкая тягомотина завершилась. Я ж говорил: все гораздо проще, чем кажется на первый взгляд. Ну, давай, за твой отдых в славном городе Мюнхене, или куда ты там собрался? И за твоих девчат. От души поздравляю!
Он говорил искренне, что действительно рад Сашиному "освобождению", а тому совсем не хотелось его обманывать. Но ведь у них не было возможности встретиться в последние дни, чтобы толково и не торопясь обсудить вновь открывшиеся факты. Однако теперь, после выступлений Меркулова и Федорова, после того, как это дело было красиво и просто преподнесено публике в лице "гниды" Лагунина, Турецкий не имел права открывать рот и что-либо вякать по своему разумению. И еще одна подспудная мысль не беспокоила, нет, а задевала: мадамочка-то, кажется, приняла толику лишнего, глазки Танечкины заблестели, заколыхался "волнительный" бюст. Прерваться бы, передохнуть немного, Грязнова бы предупредить, чтоб был бдительнее, да разве этот народ теперь оторвешь от стола, где, сколько ни ешь, все равно останется больше. А вот если удастся поднять их из-за стола, там, глядишь, можно будет и о времени напомнить: мол, завтра все же рабочий день, не пора ли, гостюшки ненаглядные, и честь знать? Шура-то купается в генеральских мерлушках, она у себя дома. А лично Турецкому очень сейчас хотелось просто врезать парочку стаканов и - носом в подушку.
- Братцы! - решился он с некоторой развязностью не совсем трезвого человека. - А не сообразить ли нам для нашей дорогой Александры Ивановны, то бишь Шурочки, тур вальса?
- Дело! - обрадовался Костя и, прищурившись, посмотрел на Сашу. - Помню, однажды…
- Ой, да ну шо ты, Костенька! - видимо, зная, о чем речь, сразу замахала обеими руками Шурочка. - Ну как тебе не стыдно?!
- Ага! - обрадовался Турецкий, не ведая, о чем они, но создавая определенный ажиотаж. - Ну-ка давайте! Олег, где у твоей мамы музыка?
Три минуты спустя Олег, не пользуясь, естественно, никакими табуретками, вытащил с антресоли проигрыватель для пластинок Но какой! Наверно, это был младший брат патефона, рожденный где-то в начале пятидесятых годов, то есть еще до появления Турецкого на свет. Оттуда же Олежка вытащил и кипу пыльных пластинок. Шура тут же запричитала, заохала и понеслась на кухню за тряпкой.
Кто-то из гостей начал оживленно перебирать старые пластинки, узнавая певцов, споря, чего-то доказывая. Саша же подхватил Славку под руку и потащил на балкон - покурить. Когда задымили, сказал:
- Слушай, Слава, я знаю, что у вас с Олегом несколько… ну, натянутые отношения, впрочем, это ваши личные дела. Однако мне совсем не хочется, чтобы вы поругались окончательно. Поэтому, пожалуйста, последи за Татьяной. Если она, конечно, имеет для тебя значение. По-моему, девица малость перебрала, а Олег…
- Брось ты, Саня. Танька - нормальная баба. Да мы, в общем, уже собираемся трогаться. Не бери в голову, старик.
- Твои дела.
В комнате старинными голосами заиграла музыка, запел Утесов. Они вернулись и увидели, что стол уже сдвинут к стене, а в освобожденном от стульев пространстве кругами плавает Шурочка, вздымая руки и касаясь пальцами окруживших ее мужиков. И каждый, кого она касалась, тут же делал с нею два-три оборота в танце. Симпатично придумала - никому не обидно. Возле книжного шкафа, прислонившись к нему плечом, стояла Татьяна и что-то, смеясь, рассказывала, жестикулируя красивыми руками. Ее слушал Олег, тоже словно искрясь от смеха.
Ну и черт с ними! Взрослые люди, пусть сами и разбираются! Но сейчас же возник новый вопрос: а с какой это стати ты, Александр Борисович, лезешь не в свои дела? Тебе что, завидно? Или Татьяна - тот желанный кусок, который у тебя самого изо рта вынули? Но ведь ты же сам, того… отказался, когда она была совсем не против. Зачем же теперь-то моралиста из себя корчить?..
Нет, пора было кончать этот домашний концерт. Тем более что выпито уже все, что имелось в Шурином доме, то есть все, что откупорил Олег. Улучив момент, Турецкий шепнул Косте, что может отвезти его домой. Тот с некоторым сомнением оглядел Сашу, ухмыльнулся как-то двусмысленно, потом подмигнул, кивая на отчаянно кокетничавшую с Олегом Татьяну, тоже развел руками, мол, что поделаешь, всему приходит конец, и сказал, что сейчас "закроет торжественное заседание".
- Друзья мои, - услышал Саша, выходя на кухню, чтобы выпить воды, - подошло время задать сакраментальный вопрос: не надоели ли мы хозяйке? Тихо, тихо, Шура, не размахивай крылами, знаю, что надоели. Но на прощанье я хочу напомнить вам Конфуция… ну… был такой великий древний китаец. Он говорил так: знающий не сомневается, человечный не тревожится, смелый не боится. И все это имеет самое непосредственное отношение к нашей замечательной Александре Ивановне Романовой. Давайте допьем что осталось в рюмках за ее здоровье.
Молодец Костя, большой философ…
Возникла легкая неразбериха: кто куда едет. Олег совсем уже, кажется, напрягся, и стал предлагать Татьяне Павловне свои услуги и транспорт. Грязнов довольно невежливо по отношению к обоим заявил, как в старом анекдоте: кто ее ужинает, тот ее и танцует. Иными словами, он привез сюда, он и отвезет. На возражение Олега, что Слава заметно выпил, Грязнов резонно возразил, что пил как раз Олег, а вот Дениска, приглашенный в качестве извозчика, вообще даже и не нюхал. Спор готов был уже набрать силу, когда Татьяна проявила благоразумие и взяла Грязнова под руку, послав воздушный поцелуй поскучневшему Олегу. Через минуту Шурин младшенький навалился Турецкому на плечо и задал не совсем понятный вопрос:
- Саш, объясни, пожалуйста, на кой хер ему нужна Танька? Он же старый, ему же шестьдесят.
- Не ври, ему только шестой десяток. Есть разница. А что делать, он, наверно, и сам знает.
- Во-во! Седина в башку и бес - в ребро… Уже и не рыжий, а пегий, и все скачет! А мы с ней поговорили… Она баба ничего, только…
- О чем ты?
- А-а… - отмахнулся, пьяно качнувшись, Олег. - Ну сам подумай, какой она к едреной бабушке свидетель?
- С чего ты взял? - Турецкого словно током ударило, но он даже глаз не поднял. - Извини, не совсем тебя понимаю, о чем речь…
- Да брось, Сашка! - Олег несильно хлопнул его ладонью по плечу. - Она же сама рассказала, как вы с этим Грязновым ее накололи.
- Мало что - было! Дело-то мы ж заканчиваем и прекращаем, кому это все теперь нужно? Да ты и сам слышал, что Костя сказал.
- Ну и правильно, Саш. Вали лучше в Мюнхен! Там тепло. Там пива сладкого - залейся!.. Ладно, не бери в голову…
На миг Саше показалось, что Олег вовсе и не пьян. Но он же сам видел, как тот кидал рюмку за рюмкой. Просто хорошо держался, а сейчас расслабился. Однако зачем Татьяна рассказала ему, что проходит свидетелем? Они же договорились держать все в тайне, ну насколько это возможно…
- Поеду я, Олежка. - Турецкий снял его ладони со своих плеч.
- Ага, я сейчас тоже… - кивнул он, хмельно подмигивая.
- А вот тебе - не стоило бы. Я-то ведь принял винца самую малость… Оставайся лучше у матери.
- Да-а? Ты так считаешь?.. Подумаем. А ты звони, Саш, звони. Я тебе зла, ей-богу, не желаю. Я тебя, понимаешь?..
Саша вывел Олега из кухни в комнату, в буквальном смысле вручил матери и отправился в прихожую, где одевался Костя.
- Давай, Александр, Юрку с собой прихватим. Не возражаешь?
- Я-то не возражаю, а как он сам? Как его генерал?
- Генерал на своей машине. Юра пошел проводить его.
- А Грязновы где?
- Уже уехали… Да-а, голубчики, ох и завариваете вы кашу, скажу я вам. - Костя огорченно махнул рукой и посмотрел на Турецкого искоса: - Локти будете кусать еще. Пошли прощаться с хозяйкой.
Они расцеловались с погрустневшей Шурочкой. Олег лежал на коротком для него диванчике, вытянув длинные ноги, и похрапывал. Готов товарищ. Поэтому постарались расстаться тихо.