- Нет.
- Уже лучше… Есть, вот, - Наум Аронович толстым ногтем резко подчеркнул строчку записи. - Читаю: Рослов Владимир Захарович, а что мы ему делали? Так, коронки двух зубов нижней челюсти… Там еще был искусственный зуб московского производства. С ним пришлось повозиться, да… И было это, одну минуточку, в феврале сего года, а если быть точным, двенадцатого числа. Это было воскресенье, и я обычно в этот день не работаю, но… этот молодой человек сильно торопился. И я пошел навстречу.
- Молодой, вы сказали? - насторожился Турецкий.
- Ну как вам ответить… Это мы с вами, извините, можем только мечтать так сказать про себя. Или подумать… Впрочем, вот - ему тридцать четыре года… было…
- Ну что ж, - вздохнул Турецкий. - Благодарю вас, Наум Аронович, за помощь следствию. Но теперь нам надо все сказанное соответствующим образом отразить в протоколе допроса свидетеля и, как вы понимаете, заверить изложенное вашими подписями. Приступим, если вы не возражаете…
- Господин Финкель, - сказал, прощаясь, Ханс Юнге, до сей поры лишь молча наблюдавший и только слушавший диалог Турецкого с дантистом, - я хотел бы вас предупредить, что наша беседа не должна выйти за пределы вашего дома. Это прежде всего в ваших собственных интересах. Если все же найдутся люди, которые захотят задать вам вопросы о причине нашего приезда, можете ответить, что полицию интересовали некоторые аспекты вашей практики, в частности, страховки ваших клиентов и тому подобное. Но разобравшись, мы ничего не нашли… - Юнге вдруг почти неприметно улыбнулся: - Я полагаю, и не могли найти, не правда ли, господин Финкель?
Нёма, надо отдать ему должное, и глазом не моргнул. Хорошая выдержка, подумал Турецкий.
- Разумеется, господа, - опустил он глаза, - и я всегда к вашим услугам…
8
На обратном пути, в районе Оберрада, безмолвный водитель бросил через плечо, не отрывая взгляда от дороги:
- Нас повели.
- Давно заметил? - забеспокоился Юнге.
Денис шепотом переводил диалог.
- После Заксенхаузена. Уйти?
- Да. В городе. - Юнге обернулся к Турецкому и сказал, поглядывая на Дениса: - Едем ко мне в управление. А оттуда я вас отправлю сам.
- Ну вот и первая ласточка? - улыбнулся Турецкий, а на душе заскребли кошки. - Вероятно, уже появилось сообщение в ваших вечерних газетах?
- Да, - кивнул герр Юнге, - у нас это делается быстро… А вы не будете против, господин Турецкий, если мы приведем их в ваш отель?
- Напротив, - хмыкнул Саша, - лично я всегда за обострение ситуации.
- Отлично, - сухо сказал инспектор и приказал водителю ехать в отель. - Нас высадишь у центрального входа, а сам отъедешь в подземный гараж и там жди…
У портье Турецкий получил свой ключ, затем они втроем поднялись лифтом на десятый этаж и длинным коридором прошли почти до торца здания. Номер Турецкого был угловым, а рядом - выход на служебную лестницу.
Это был совсем не люкс, а самая обычная комната с небольшой прихожей и санузлом.
Герр Юнге объяснил, что и отель, и этот номер им выбраны специально. Здесь все контролируется полицией, и его почему-то особенно любят туристы из России. Им шикарные апартаменты совсем не нужны, лишь бы переночевать, как говорится. Поэтому в номере стояли кровать и диван. Двоим русским вполне. Ну как в Москве, в гостинице "Россия". Саша хотел углядеть в словах инспектора иронию, но ее не было.
- Ну все, - завершил свои объяснения Юнге, - можно спускаться. Те, кому нужно было видеть чудом спасшегося следователя Турецкого, уже смогли это сделать.
Он снял телефонную трубку и набрал три цифры. Сказал кому-то, что ждет в номере, и положил трубку на место. Через несколько минут в дверь раздался негромкий стук.
- Войдите!
Вошел молодой человек в форменной одежде коридорного.
- Докладывайте, - предложил старший инспектор.
- Час назад зафиксирован телефонный звонок из уличного автомата. Женский голос спросил: не в этом ли отеле остановился русский турист господин Турецкий? И если да, то в каком номере? Ответили, что здесь, номер 10–21, но в настоящее время его в отеле нет, поскольку ключ у портье. Десять минут назад возле портье появился молодой человек со сплющенной переносицей, похожий на боксера. Поинтересовался, не приехал ли господин Турецкий, его номер 10–21, и, узнав, что еще нет, спокойно отправился в бар пить пиво. За ним установлено наблюдение.
- Хорошо, - кивнул герр Юнге. - Проверьте служебную лестницу, мы уходим.
Первым вышел коридорный, за ним Юнге с Турецким, замыкал - Денис. Они спустились по безлюдной служебной лестнице до первого этажа, далее инспектор открыл своим ключом окованную железом дверь, и они сошли еще на два этажа, оказавшись в подземном гараже.
- Людвиг должен быть где-то здесь, - сказал герр Юнге и быстро пошел, словно заскользил по бетонному полу, лавируя между тесно поставленными машинами. Свой "опель" обнаружили быстро.
- В управление, - бросил старший инспектор, садясь рядом с шофером. - Если вам, господин Турецкий, надо срочно связаться с Москвой, вы можете это сделать из моего кабинета.
Саша поблагодарил. Конечно, это было бы неплохо, но тот разговор, который был ему сейчас нужен больше всего, он хотел провести один на один, что в кабинете старшего инспектора исключалось. Впрочем, Косте позвонить можно и доложить о первых результатах кончающегося уже дня.
9
Тон голоса у Меркулова был какой-то смурной. Его как будто даже не обрадовало, что челюсть нашла наконец своего хозяина - тридцатичетырехлетнего "молодого человека", темноволосого, приятной наружности. Далее - может следовать описание Семена Червоненко: джинса, бесчисленные молнии на костюме и сумке, акающая манера разговора.
- А что с академиком, Костя?
- Господи, - вздохнул Меркулов, - я понимаю, что у тебя мало времени, но хоть Денис-то, он может тебе подсказать, что как раз в эти дни академик находится в Германии, уже об этом-то наверняка у вас там пишут… Как ты вышел из финансовых затруднений?
- Родина вспомнила наконец о своем блудном сыне, - с сарказмом констатировал Саша. - Ноги бы протянул, кабы не Грязнов.
- Ну, слава Богу, - облегченно вздохнул Меркулов.
- Нет, совсем не слава, - возразил Турецкий. - Вы что же там, у себя, полагаете, что он дойная корова? Не выйдет, дорогие мои, хорошие. Долг платежом красен.
- Разберемся, - как отмахнулся Меркулов.
- Моим не звонил?
- Звонил, - после короткой паузы ответил Костя. - Но их не было. Тетка эта ее сказала, что их пригласили на несколько дней отдохнуть на взморье какие-то ваши общие друзья.
- Костя, - заволновался Турецкий, - у меня в Риге были друзья только в уголовном розыске. До 91-го года. Я тебя очень прошу, уточни!
- Можешь не нервничать, конечно, уточню и попрошу кое-кого проследить за этим делом… Знаешь, Саша, а мне что-то не нравится это твое решение вызвать снова огонь на себя. Какие гарантии-то хоть?
- Мои гарантии - это твой коллега герр Ханс. И ему я полностью доверяю.
- Ну хорошо, можешь от моего имени передать ему горячий привет и сердечную благодарность.
- А ты не хочешь это сам сказать?
- Какой смысл? Я не понимаю по-немецки, а он не говорит по-русски.
- Но все понимает.
- Очень хорошо, - парировал Меркулов, - значит, вам легче общаться.
"Костя нервничает, - понял Турецкий. - Что-то там у них происходит…" Второй, самый главный свой звонок в Москву Саша решил сделать из дома Пушкарского.
- Мне бы очень не хотелось, герр Юнге, - сказал он после того, как передал старшему инспектору Костины стандартные приветы, - чтобы хвост притащился за мной в квартиру Пушкарского.
- Об этом я подумал, - согласился Ханс Юнге. - Вы едете вместе? - он посмотрел на Дениса.
- Я думаю, что мне не стоит, - ответил Денис. - Давайте-ка я заберу к себе все наши материалы и отправлюсь в свой кемпинг. Но только после того, как вы, дядь Саш, уедете. За меня не волнуйтесь, я уже ориентируюсь в городе. А позже созвонимся.
- Хорошо, - кивнул Турецкий. Ему, честно говоря, было не очень удобно тащить сейчас Дениса в квартиру Пушкарского. Ведь и сам, что называется, из милости. А то будет как в еврейском анекдоте: все гости явились с подарками, а еврей с братом: "Зато золотой человек!"
Если бы перед полицейским управлением дежурили российские мафиози, они бы ничего не могли узнать. Из ворот управления одна за другой выехало пяток полицейских машин, и каждая отправилась в своем направлении. В одной из них лежал на заднем сиденье Турецкий, в другой - Денис, которого высадили возле станции метро "Хёхст".
10
Валентин Дионисьевич не стал расспрашивать Турецкого о делах. Он считал, что Александр Борисович, если будет нужда, сам расскажет то, что сочтет возможным. Но посетовал, что гость не привез на ужин симпатичного молодого человека, который нынче утром заезжал за Турецким.
Саша дипломатично промолчал, и Пушкарский оставил эту тему.
Был еще один не очень ловкий вопрос. Саша объяснил, что ему надо срочно связаться с Феликсом Евгеньевичем Марковским, но он, к сожалению, не может вспомнить его домашнего телефона. Записная книжка осталась в Москве, и слава Богу, потому что была бы она сейчас в руках бандитов. Пушкарский заявил, что нет ничего проще, и сам набрал по памяти номер Маркуши. И когда услышал его голос, не преминул похвастаться своей памятью. Друзья поболтали несколько минут, обмениваясь в основном известиями об общих знакомых и ближайших планах друг друга. Затем Валентин Дионисьевич, искрясь от смеха, сказал:
- Слушай-ка, дорогой Маркуша, а у меня для тебя тут маленький сюрприз. Сейчас я передам трубку, но хочу заметить, что молодой человек, который будет с тобой говорить, мне искренне понравился. Имей это в виду!
Саша взял трубку и представился. Маркуша ничего не мог понять. Во всяком случае, пауза затянулась. Тогда Турецкий напомнил об их недавнем разговоре, а потом сообщил, что, находясь здесь в служебной командировке, связанной с теми вопросами, которые они с профессором обсуждали у него дома, попал в серьезнейшую переделку, едва не закончившуюся трагически. И помог ему Пушкарский, чья визитка совершенно случайно сохранилась еще с того памятного вечера в пивном баре Дома журналиста. Короче, чтоб не морочить профессору голову долгими историями, Турецкий, памятуя о предложении Феликса Евгеньевича не стесняться и всегда обращаться за помощью, вынужден прибегнуть и, как говорится, припасть к стопам.
- Феликс Евгеньевич, вы уже в самом конце нашей беседы обмолвились об одном человеке, который вам знаком и занимается сходными с моими вопросами. Если не ошибаюсь, он американец. Можно ли с ним выйти на связь? И если да, то как?
Маркуша помолчал и попросил передать трубку Пушкарскому. Тот взял и долго молча слушал, что говорил ему Марковский. Наконец сказал: "Хорошо" - и положил трубку. На вопросительный взгляд Турецкого ответил снисходительно:
- Идемте, дорогой мой, ужинать, а нашему Маркуше предоставим возможность найти способы удовлетворить вашу просьбу. Вы сами понимаете, что без согласия того человека он никак не может вас познакомить, поэтому будем надеяться, что Феликсу это удастся.
Звонок раздался, когда они перешли уже к чаю.
Пушкарский поднял трубку, затем молча придвинул к себе блокнот для записей, ручку и что-то записал на листке бумаги, который тут же оторвал и спрятал в карман своей стеганой куртки. Глядя на Сашу, покивал и сказал:
- Всего доброго, мой друг, льщу себя надеждой еще в этом году свидеться… Передам с удовольствием.
Валентин Дионисьевич вернулся к столу, сделал глоток уже остывшего чая, отодвинул свою чашку и пригласил Турецкого проследовать в кабинет. Там они сели перед низеньким столиком на диване, Пушкарский достал из кармана листок, на котором были записаны цифры. Протянул Турецкому и сказал:
- Он просил запомнить цифры, а запись тут же уничтожить. Миша Майер, так его зовут, - Пушкарский кивнул на листок, - поможет вам. Он знает о вашем деле, я имею в виду это новое страшное явление, которое зовется русской мафией, все. Или почти все. Обязательно сошлитесь на Феликса Марковского. Миша хорошо говорит по-русски. Кажется, он из наших. Отец его, вероятно, оказался на чужбине после плена, не захотел возвращаться в сталинские застенки, а Миша родился в Америке. Здесь живет достаточно долго. Все остальное он, если пожелает, расскажет вам сам. Я вам передал слова Феликса, дальше дело за вами. Запомнили?
Саша еще раз взглянул на семь цифр, повторил их про себя и протянул листок Пушкарскому. Тот достал из кармана коробок спичек, чиркнул, поджег записку и аккуратно положил ее в хрустальную пепельницу. Турецкий невольно улыбнулся:
- Вы прямо как опытный конспиратор…
- А что вы думаете? - хмыкнул Пушкарский. - Всяко в жизни случалось! Ну, желаете звонить?
- Разумеется. Я могу сообщить, что нахожусь у вас, Валентин Дионисьевич?
- А почему же нет? - И Пушкарский не мог удержаться от легкой бравады: - Смею надеяться, что ему как-нибудь уж известна моя фамилия.
Звонок, отзыв, короткое представление и тема интереса не заняли и двух минут.
- Это для вас достаточно срочное дело, - на хорошем русском сказал Миша, - или можно отложить, скажем, до завтра-послезавтра?
- Я понимаю, что создаю вам лишние затруднения, но…
- Ясно. Как ориентируетесь в городе?
- Пока никак Я нахожусь в квартире друга, Валентина Дионисьевича Пушкарского…
- Ах, вон вы где? Он недалеко? Тогда будьте любезны передать ему трубочку.
- Валентин Дионисьевич, - виновато сказал Турецкий, - вы извините, что я, как говорится, без спросу записал себя в ваши друзья… но он просит вас взять трубку.
- Слушаю, Пушкарский! - бодро начал Валентин Дионисьевич. - Разумеется, мой друг. А как же! Не-ет, это, милый мой, только по молодости бывало, студенческий обычай… Ну что ж, я постараюсь доставить к вам молодого человека.
- Что вы, Валентин Дионисьевич, - всплеснул руками Турецкий. - Куда вам на ночь-то глядя?
- Ну, положим, еще далеко не ночь, а перед сном я с удовольствием прогуляюсь с вами на пару, если не возражаете… Да тут и недалеко. Тряхнем стариной!
- В каком смысле?
- А в том, что по молодости мы, бывало, выбирали направление и шли, не пропуская ни одного пивного бара… Ах, были времена!..
11
Маленький пивной бар, в который они пришли, несмотря на поздний час, был еще полон народу. Турецкий даже забеспокоился, как же Миша их опознает в этакой толчее? Пушкарский успокоил. Он здесь слишком заметная фигура. Вот же старик! Но он оказался прав.
Они взяли по бокалу светлого пива, и едва окунули в густую пену носы, как перед ними вырос невысокий сухощавый человек лет пятидесяти, с глубоко запавшими глазами, крючковатым носом и прямыми поджатыми губами.
- Я вас приветствую, Валентин Дионисьевич, - сказал он, крепко пожимая Пушкарскому руку. Затем обернулся к Турецкому и продолжил церемонию: - Вы - Саша? Очень хорошо, а я - Миша.
Пушкарский уже повернулся к бармену, чтобы заказать бокал для Майера, но тот тронул за рукав и отрицательно покачал головой.
- Я предпочел бы выйти из этого заведения и подышать свежим воздухом. Если не возражаете.
Саша тут же поставил недопитый бокал на стойку.
Они прошли квартал, свернули налево и оказались в небольшом парке. Выбрали скамейку недалеко от входа и сели.
- Рассказывайте, - коротко предложил Майер.
Пришлось в который уже раз начать с начала, со взрыва на Ильинке. С убийства шофера, со свидетелей, которых убирают ловко прямо из-под самого носа следствия. Наконец о таинственной фигуре Владимира Рослова, который прилетел в Россию и исчез. Турецкий не хотел еще говорить об опознании, проведенном сегодня зубным врачом из Оффенбаха. Решил пока не раскрывать все карты сразу. Рассказал, что и его похитителей, которые сутки допрашивали его в подвале, в частности, интересовало то, что Турецкий знает о Рослове.
Майер помолчал, раздумывая над услышанным, и сказал, что он, вероятно, сможет помочь Саше в некоторых поднятых им вопросах. И прежде всего информацией о своем добром товарище Володе Рослове, вместе с которым ему, Майеру, пришлось заниматься так называемой аферой века. Вообще-то, возможно, пока не следовало посвящать москвича во все тонкости этой суперсекретной операции, но рекомендации таких людей, как Марковский и Пушкарский, это серьезно. Конечно, Владимир мог бы лучше сделать это сам, если счел бы нужным.
Турецкий понял, почему тянул Майер: при всех посторонних рекомендациях он, Турецкий, оставался для этого разведчика, специализирующегося именно на русской мафии, темной лошадкой. Документов-то нет никаких. А ну как провокация? Да и любые документы по нынешним временам - дело техники, не более. Поэтому Саша предложил такой вариант: поскольку операция была действительно в высшей степени секретная, видимо, Майеру следует иметь более твердую уверенность, что здесь не пахнет провокацией. Для этого есть только один путь: удостовериться у старшего инспектора Ханса Юнге, который получил сегодня утром подтверждение полномочий старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры России Александра Борисовича Турецкого вместе с его фотографией.
Майер немедленно отклонил это предложение: он не желал связываться в настоящий момент с германской уголовной полицией. Она, естественно, получив какие-то козыри в руки, немедленно начнет аресты, а потом, ввиду отсутствия доказательств вины, будет вынуждена выпускать преступников и таким образом может сорвать операцию.
Тогда Саша выдвинул последний аргумент.
- Сегодня, - сказал он, - мы были в Оффенбахе у зубного врача, который лечил зубы Рослову. Об этом даже имеется запись в книге. Так вот. Вместе с банкиром Алмазовым, учредителем банка "Золотой век", погиб в машине некто нам неизвестный. До последнего времени. То есть до сегодняшнего утра. По куску челюсти погибшего мы наконец смогли установить, что им и был Владимир Захарович Рослов. - Саша громко выдохнул, будто выпустил из себя весь воздух.
Майер утопил лицо в ладонях и замер на скамейке. Он сидел так долго, потом поднял к Турецкому темные, глубоко запавшие глаза и сказал: