Жители центра Висбю тоже протестовали против нововведения, как им ни объясняли, что решение принято для их же блага. Народ будет теперь расходиться по домам мелкими партиями, вместо того чтобы всем вместе вываливаться на улицу в два часа ночи. Чума не лучше холеры, приговаривала Вега Крафт, которая обсуждала этот вопрос с Хартманом с тех пор, как он поселился на Норра Мюр в доме четырнадцать.
Комиссар Трюгвесон в два шага одолел пространство фойе. Похож на польского вратаря в штатском, подумала Мария. Он был на пару лет моложе Хартмана, с виду спокойный и надежный. Бритый череп, полусуточная щетина на щеках и подбородке, водолазка с растянутым воротом. Без пиджака. Глаза у Трюгвесона были ярко-голубые. Мария слышала, как он перебросился парой слов со стажером на проходной. Слов было не разобрать, но в тоне ясно слышалось раздражение. Стажер что-то спросил, и Трюгвесон буркнул в ответ:
- В мое время всем приходилось сперва учиться работать.
- Вахтером. А обещали взять на работу в отделении, - обреченно вздохнул стажер.
Тут Трюгвесон заметил Марию. Он взглядом искал ее сочувствия, но Мария его не поддержала.
- Зелен виноград, - пробормотал Трюгвесон: - Ты ждешь этих ребят с материка?
- Да, ты их не видел? Мы собирались в "Русенгорден". Ты еще не обедал? Пошли с нами, если есть время, - сказала Мария и поднялась с кресла. - Мне надо посоветоваться с тобой кое по каким вопросам.
- Спасибо за приглашение. А ребята еще задержатся на четверть часа. Мы успеем только в кафе или "Макдоналдс".
"Макдоналдсом" дело и кончилось. Хартман и Мария взяли по салату, остальные - бигмак с двойным картофелем фри и кока-колу, вышли на воздух и сели за крайний столик на углу. Через два столика от них сидела семья, два уставших, но неугомонных мальчика сновали под столом, вокруг стола и по коленям взрослых.
- А он рожи строит!
- Ничего я не строю, сам дурак!
Мария вспомнила своих детей, Линду и Эмиля, и ощутила укол совести.
Сейчас оба, скорее всего, на продленке. А Кристер наверняка в больнице с мамой, он собирался отвезти ее туда. Свекровь хотела произвести впечатление на медицинский персонал и желала прибыть туда с мужем и сыном на собственном автомобиле, а не в машине для перевозки больных. Потому-то Кристеру и пришлось оставить детей на продленке.
Весь вчерашний день Гудрун Верн проходила с кардиомонитором. Слово "монитор" произвело на старушку глубокое впечатление. Целый день она шикала на всех, уверенная, что любое произнесенное слово монитор тоже запишет. Малейший шум может заглушить тихие попискивания сердечного ритма. Еще и поэтому она взяла с собой Кристера: он должен будет объяснить врачу, что день вряд ли был "нормальным по нагрузке": приходилось быть начеку, чтобы монитор не записал ничего лишнего. Мария понимала, что увидит мужа не скоро. Если учесть все повторные посещения, долгое ожидание в очереди и медицинские обследования, то пройдет больше половины отпуска, прежде чем Кристер сюда вырвется.
- Опаздываем? - Мария посмотрела на Арвидсона и Эка.
- На Нюнэсхамнском пароме пропал человек. Возможно, самоубийство. Когда паром пришвартовался и машины должны были выезжать с него на берег, путь им перегородил белый "опель". Бывает, пассажиры проспят и не выйдут вовремя к своим машинам. Но тут другой случай. Машину пришлось эвакуировать. Коллега из Нюнэсхамна позвонил нам и сказал, что ключи от машины и кепка пропавшего переданы на пассажирский терминал. Каюта пропавшего мужчины опечатана, но уборщица успела-таки до этого забрать практически все белье. Она помнит, что постель была заправлена. Кто будет кофе? - спросил Эк.
- Может, человек забыл про машину и сошел на берег пешочком? Он, может, освежился перед этим в баре. - Хартман с вожделением посмотрел на тарелку Арвидсона с картошкой фри и крикнул Эку, чтобы тот взял ему к кофе какое-нибудь пирожное. Трюгвесон от сладкого отказался.
Мария смотрела, как старший из мальчиков упражняется в стрельбе по раскормленным голубям, лениво прогуливающимся около столиков. Мальчик засунул в одну ноздрю кусочек картошки фри, зажал другую пальцем и, резко сморкнувшись, ухитрился попасть голубю прямо в голову. Надо же, какая точность, восхитилась Мария. У других посетителей, судя по их лицам, эта стрельба вызвала лишь омерзение. Тогда родители переглянулись и словно поникли под бременем общей ответственности. Они подозвали клоуна, который раздавал шарики и вымпелы. Мальчик продолжил охоту за голубями уже с новым оружием, а следом за ним устремился и младший брат. "Блям, блям", - били они шариками по земле, и испуганные птицы перелетели на другую сторону улицы. Теперь, во всяком случае, мальчики не ссорились.
- Была найдена пара поношенных, но начищенных ботинок под спасательной шлюпкой напротив дверцы в фальшборте. Каюты экипажа находятся напротив, мы расспросили команду, но никто ничего не видел. Полиция в Нюнэсхамне предупредила национальную поисково-спасательную службу. Особой надежды нет, но поисковики все-таки осматривают акваторию с катера и вертолета. Вода в море теплая, и ветра сейчас нет.
- А на пароме есть список пассажиров этого рейса? - спросила Мария.
- Нет, теперь таких списков на борту не держат. - Трюгвесон покачал головой и взялся за нижнюю губу. - С ними сплошные неудобства. Одни пассажиры спрашивают о других, которые едут в каютах. Но те, что в каютах, не всегда хотят, чтобы их беспокоили. У персонала возникла дилемма: сообщать номер каюты или нет. И было принято решение сохранять списки только на терминале.
- Но можно узнать, кто был в какой каюте?
- Да, номер забронированной заранее каюты сообщается при регистрации, тогда и номер, и имя сохраняются в компьютере. Но если каюта заказывается непосредственно на стойке регистрации, то имя сообщать и записывать не обязательно. Но нам повезло. Каюта номер восемь тысяч тридцать два, где были найдены ключи от машины, есть в списке, она была заказана Вильхельмом Якобсоном. Мы также проверили автомобиль по регистрационному номеру. Это его "опель". - К столику подошел Эк с кофе, и Трюгвесон замолчал.
Солнце пригревало, под зонтом становилось жарко. Мария пожалела, что не выбрала холодный напиток, а взяла по привычке кофе. Если человек кофеман, то это навсегда. Было странно сидеть в таком средневековом городе и жевать гамбургеры из "Макдоналдса". Со своего места Мария видела Восточные ворота крепостной стены, высящиеся, словно памятник былому блеску. Трехкилометровая крепостная стена поневоле внушает почтение к людям, строившим ее совсем не теми орудиями, что теперь. Восхищение вызывает и то, как человек использовал тогда силы природы. Хартман рассказывал, как в старину люди работали в известняковых карьерах Эстергравара и Гальберьета. Они забивали дубовые клинья в естественные трещины, клинья заливали водой, те разбухали и разрывали камень. Тоже впечатляет.
- Есть у него родственники? - спросил Хартман, и Мария очнулась от своих мыслей.
- У него есть жена, я говорил с ней по телефону, - отозвался Арвидсон очень серьезным тоном. - Нам нужно съездить к ней. Она живет в Эксте. Сможешь найти туда дорогу?
Трюгвесон сощурился от солнца, поднял бумажный стаканчик с кофе на уровень глаз и пожалел, что не взял молока к кофе.
- Могу показать на карте. Ничего сложного.
Мария насмешливо переглянулась с Хартманом, когда Трюгвесон пошел и заказал еще один бигмак. Он взял его с собой, чтобы съесть по пути в Управление полиции. Вега бы оценила, подумала Мария.
- Когда здание нашего управления только-только покрасили, оно было ярко-синим, как медный купорос, прямо светилось. Но теперь выцвело. Совсем как я: - Он провел рукой по бритой голове. - Все изменилось. Не стало уважения. Даже сопляки-стажеры позволяют себе повышать голос.
- На них можно смотреть и как на новый ресурс, - заметила Мария и встретила сердитый взгляд Трюгвесона. - Скажем, они лучше нас знают свежие изменения в законодательстве. Можно ведь учиться друг у друга.
- Какая чушь, - сказал Трюгвесон и сплюнул на тротуар.
Глава 11
Медленно змеящуюся автомобильную пробку они увидели издалека. Мигал желто-оранжевый сигнальный маячок. Перед местом, где велись дорожные работы, машины останавливались, чтобы пропустить встречный поток. Двое мужчин в светоотражающих робах раскатывали рулоны минерального полотна.
- Неужели обязательно ремонтировать дорогу в разгар туристского сезона? - проворчал Арвидсон и поднял оконное стекло, чтобы не дышать дизельным выхлопом.
- А не проверить ли, что у них там за дизель в баке, все равно стоим и ждем? - Эк вылез из машины, не ожидая ответа Арвидсона. Тот застонал вслух. Все знали, что Эк не выносит бездействия, иногда это его свойство оказывалось даже полезным. Однако сейчас Арвидсону хотелось бы другого напарника. Было жарко, короткая ночь осталась позади, и хотелось мысленно подготовиться к встрече с Моной Якобсон.
- Я останусь здесь.
Арвидсон видел, как Эк, подойдя к экскаваторщику, принялся жестикулировать и показал служебное удостоверение.
Пробка на встречной полосе редела. Взревели моторы, кто-то нажал на клаксон. Арвидсон тихо выругался и съехал на обочину.
- Там все в порядке!
- В самом деле? - Арвидсон изобразил попытку выйти из машины.
- Все нормально. Дизель "зеленый", документы в порядке.
- Отлично.
- А сам экскаваторщик - из Эксты, он как раз сосед женщины, к которой мы едем.
- И что?
- Он сам это сказал, когда я расспрашивал его, как проехать.
Арвидсон вел машину по прибрежной дороге в сторону Эксты, все больше раздражаясь. Его настроение не улучшало и то, что идущие впереди машины как одна притормаживали около щитов с надписями "Мед" и "Блошиный рынок", а затем резко тормозили и сворачивали налево, в лучшем случае мигнув поворотником.
- Туристы! - ворчал Арвидсон сердито. Эк смеялся.
Мона Якобсон сняла кофейник с плиты и подождала, пока гуща осядет. Благодарная за каждую секунду, когда можно отвернуться, не глядеть полицейским в их серьезные, пристальные глаза. Цифры на стенном календаре плясали у нее перед глазами, как мухи. Сегодняшнюю дату ей никогда не забыть. Листок календаря на этот месяц украшал снимок Улофа на коне, в рыцарских доспехах - "Зеленого Рыцаря Золотого Меча". Он сидел с опущенным копьем и в полном вооружении на кровной английской лошади, летящей по ристалищу. Календарь с фотографиями достался Моне в подарок на Рождество. И это был единственный подарок, который она получила. Большую часть снимков Улоф сделал сам. Сегодня воскресенье. Теперь бы ей самое время заплакать, но она не могла.
- Вильхельм когда-нибудь говорил о самоубийстве? - спросил высокий рыжий полицейский, который представился Арвидсоном.
Мона медленно повернулась к нему, стараясь отвечать не спеша, как будто раздумывая над ответом. Лучше бы заплакать, тогда и отвечать не надо, по крайней мере сегодня.
- Да, - сказала она и вздохнула. Ей показалось, что получилось печально.
- Не могли бы вы рассказать поподробнее?
Моне нравился его голос, спокойный и вежливый. Арвидсон был не опасен. Он - ее партнер в драме о почтенной вдове и ее скорби.
- Все началось исподволь, - ответила она. - Его ничего не радовало. Он не хотел ходить в гости, чувствовал себя усталым и ненужным. Начались проблемы со сном и потенцией. - Мона вычитала признаки депрессии из популярного еженедельного журнала на работе, который в обед брала почитать у уборщицы. Каждую неделю в нем был очередной тест типа "Перегорел ли ты на работе?" Нужно было отвечать на вопросы, ставить крестики, а потом считать очки. На предыдущей неделе тест был: "Ты и твой партнер, подходите ли вы друг другу?" А еще раньше: "Какой способ уборки дома подходит тебе больше всего?"
Мона лихорадочно соображала: ответила ли она полицейским как нужно? Довольны ли они? Ей казалось, что тот, поменьше ростом, стриженный ежиком, смотрел на нее подозрительно, и на всякий случай добавила, что у мужа был плохой аппетит и порой приступы необъяснимого чувства вины.
- Когда муж ушел из дома, вы не спали? - Тип с ежиком на голове смотрел ей прямо в глаза. Его звали Еспер Эк.
- Нет. Мне надо было сделать ему завтрак.
В этом с ежиком было что-то неприятное. Ей не нравилось, что он все время ерзает на кухонном диване и крутит шариковую ручку между пальцами. Тот, другой, сидел неподвижно, несколько ссутулившись. У нее руки так и чесались дать этому Эку подзатыльник. Пусть тихо сидит! Отец в детстве обычно говорил ей: "У тебя что, шило в заднице?" - прежде чем стукнуть и прикрикнуть: "Сиди тихо, засранка!"
- Вы помните, что на нем было, когда он ушел из дома?
Мона налила кофе Арвидсону, соображая, что же сказать. По правде говоря, на Вильхельме были синие джинсы и голубая в клеточку рубашка с короткими рукавами, но в дорогу он бы так не оделся. Это подтвердит любой, кто его знал. Если она скажет: "Белая рубашка, коричневые брюки", то, если тело найдут, будут неприятности. Ну зачем ей это все! Она ничего не сделала! Вот если бы можно было взять пульт дистанционного управления и отключить этих полицейских! Рука дрогнула, и Мона пролила кофе мимо чашки. Сейчас Эк рассердится. Да это и понятно. Может, он сразу не покажет виду, но потом она от него получит! Кофе из блюдечка пролился на клеенку. Эк тут же отпрянул в сторону. Моне подумалось, что он внутренне был готов к этому маневру, с самого начала, как только пришел. Как будто знал, что она не сможет налить кофе точно в чашку. Не пройдет теста.
Эк повторил:
- Вы помните, что было на нем? Посмотрите в шкаф - сразу вспомните!
Вот, началось. Сейчас он ее прямо-таки обвиняет. Мона собралась с духом и ответила тихим голосом:
- Я не знаю. Когда люди долго живут вместе, то не замечают, как другой одет. Не думаю, что он бы смог сказать, что надето на мне. - Он и правда этого никогда не замечал, подумала она, ставя на стол поднос с выпечкой. Грех жаловаться - тут тебе и кекс, и корзиночки с миндалем, и миндальное печенье, и булочки с шафраном, разумеется.
- Он обращался к врачу с этими симптомами? - спросил Арвидсон.
- Он бы никогда не пошел к врачу! - Это она могла сказать точно. Говорить правду было приятно, пусть даже такую маленькую.
- У него есть проблемы с алкоголем? - продолжал рыжий.
Мона задумалась.
- Да, он любил приложиться к бутылке.
- Мона! Мона! Где кофе? Почему не несешь?
- Прошу прощения. Это отец. Он на верхнем этаже, - сказала Мона.
Эк передвинул свою чашку на середину стола.
- Можно с ним поговорить?
Этого только не хватало! И почему Ансельм, как обычно, не уснул после обеда? Еще бы часик, и они бы ушли. Что он может рассказать? Мона понимала, что ее загнали в угол. Усталость сжимала лоб как железный обруч. Она попыталась все-таки сосредоточиться, важно, чтобы голос ее не выдал. Но все равно она говорила слишком быстро и пискляво и, почувствовав, как это фальшиво звучит, покраснела.
- Не думаю, что вам оно много даст. Он в маразме. Все забывает, слишком много фантазирует. Может наболтать что угодно.
- Мы, пожалуй, все-таки поднимемся к нему и поговорим. Он наверняка услышал, что мы пришли.
Эк встал из-за стола, но его придержал Арвидсон. Этот Эк точно хочет засадить ее, Мону, в тюрьму. Прямо сердце чует.
- Я не знаю… Он иногда сбрасывает с себя всю одежду… Понимаете? Я вас позову, если он в нормальном состоянии. Так ли необходимо говорить с ним?
Мона высказалась наперекор и теперь ждала пощечины, но ее не последовало. Она ждала, что лицо Эка исказится в гневе, но тот только грустно улыбался. Мона ничего не понимала.
- Нет, мы, наверно, туда не пойдем. - Арвидсон привстал.
- Но мне бы хотелось с ним поговорить, - возразил Эк и встретил недовольный взгляд коллеги.
- Как хотите. Но позвольте мне сперва глянуть, все ли с ним в порядке. Ему неловко, когда с ним грех приключается.
Мона скинула туфли и побежала вверх по лестнице. Ансельм сидел в каталке у окна, положив руки на стол, и слушал радио.
- Что за мужики в доме? - Одеяло сползло с его колен на пол. Мона подняла его, наклонилась к отцу и зашептала ему на ухо.
- Что ты мелешь, едрена мать? - зашипел он.
Мона сделала радио погромче, чтобы их голоса не были слышны внизу.
- Отец, ты знаешь, что я хочу, чтобы ты жил здесь, но сотрудники социальной службы пришли забрать тебя в дом престарелых.
- Только через мой труп!
- Можете подняться. Но не думаю, что от него удастся чего-нибудь добиться. Пожалуйста, не говорите с ним о Вильхельме, пока дело не прояснится. Отец только расстроится и станет неуправляем.
Арвидсон кивнул. Эк не сказал ничего. Они стали подниматься по лестнице, которая с обеих сторон была оклеена вместо обоев журнальными вырезками с фотографиями королевской семьи на всевозможных мероприятиях: на параде шляп, в бальных нарядах и в орденах с лентами. Мона шла первой, а на верхней площадке пропустила остальных вперед. Верхний холл освещался единственным окном в потолке и обставлен был очень скромно.
Ансельм сразу же заорал:
- Убирайтесь к черту, суки социальные, я с вами не поеду!
- Мы из полиции, - сказал инспектор Эк и протянул старику руку, посмотрев тому в глаза. Старик невидящим взглядом смотрел в окно, не замечая протянутой ему руки и сжав кулаки на коленях.
- Кто это на меня накапал? Сосед Хенрик? Тогда я заявляю, что его долбак-петух орет на всю округу! Подите туда и сверните ему шею.
- Мы хотели бы задать несколько вопросов, - тихо сказал Эк.
- Вам только мои денежки подавай! Я знаю, что за такое жилье еще и денежки плати, моей ноги там не будет!
Арвидсон, отметив, что у старика ампутированы обе ступни, покачал головой и похлопал коллегу по плечу. Эк повернулся, чтобы уйти.
- Мне и так тут помогут! Валите к чертям собачьим! - неслось за ними вслед по лестнице.
- Просим прощения, - сказал Арвидсон. - Мы не собирались его так злить. Просто иногда даже сумасшедшие кое-что помнят. Важно и их послушать.
Эк взглянул на него с удивлением.
- Что дальше? - спросила Мона.
- Кто-нибудь может остаться здесь с вами?
- Мои сыновья. Они едут сюда, во всяком случае Улоф. Я не смогла дозвониться до Кристоффера.
- Мы позвоним, как только что-нибудь узнаем. Мы на связи с береговой охраной.
Они проехали урочище Ганнарве с его каменными кораблями, потом рыбацкий поселок Кувик. Арвидсон, опустив оконное стекло, ощутил резкий запах разлагающихся водорослей. Среди ржаных полей краснели маки. В вечернем солнце золотились поля пшеницы. По обочинам цвел цикорий, купырь и синяк. На Готланде так берегут свою флору, что в зимнее время даже не посыпают дороги солью.
Остановившись у киоска в Тофте, они купили по мороженому. Был теплый вечер, блестело тихое море, светло-зеленое у берега и темно-синее вдалеке, там, где обрывается шельф напротив местечка Мальмюнде, которое они только что проехали. Арвидсон прислонился к стене дома и зажмурился.
- Ну, что ты думаешь?
- Не похоже, чтобы она очень расстраивалась. - Эк достал блокнот и сделал несколько пометок.