Терроризм, исповедуемый чистыми, честными натурами, легко укореняется в сознании обывателя и вербует себе сторонников. Но редко находятся охотники довести эту идею до логического конца.
Главный герой романа, по-прозвищу Ком, - именно такой фанатик. К тому же, он чрезвычайно обаятелен и способен к верности и нежной дружбе. Под его обаяние попадает Повествователь - мыслящий, хотя и несколько легкомысленный молодой человек, который живет-поживает в "тихой заводи" внешне благопристойного семейства, незаметно погружаясь в трясину душевного и телесного разврата. Он и не подозревает, что в первую же встречу с Комом, когда в надежде встряхнуться и начать новую свежую жизнь под руководством друга и воспитателя, на его шее затягивается петля. Ангельски кроткий, но дьявольски жестокий друг склонен к необузданной психологической агрессии. Отчаянная попытка вырваться из объятий этой зловещей "дружбы" приводит к тому, что и герой получает "черную метку". Он вынужден спасаться бегством, но человек с всевидящими черными глазами идет по пятам.
Подполье, красные бригады, национал-большевики, вооруженное сопротивление существующему строю, антиглобалисты, экстремисты и экстремалы - эта странная, словно происходящая по ту сторону реальности, жизнь нет-нет да и пробивается на белый свет, становясь повседневностью. Самые радикальные идеи вдруг становятся актуальными и востребованными.
Сергей Магомет
ЧЕЛОВЕК-ПИСТОЛЕТ,
или Ком
В понедельник двадцать третьего февраля тысяча девятьсот восемьдесят первого года в Кремле открывали очередной исторический двадцать шестой съезд КПСС.
В понедельник утром я и мой друг Сэшеа, с которым мы еще в институте учились в одной группе, сидели в прокуренной нише на лестничной площадке черного хода нашего учреждения и, попыхивая сигаретами, обозревали из окна индустриальный пейзаж.
- А тебе не кажется, что наша жизнь потеряла смысл? - как бы между прочим спросил меня Сэшеа.
- А тебе? - спросил я.
- Я-то в этом уверен, - кривовато ухмыльнулся он.
- Может быть, - покладисто согласился я, - может быть…
- И тебе - все равно? - мрачнея, поинтересовался мой друг, пристально следя за моей реакцией.
Я неторопливо загасил окурок о внутреннюю сторону подоконника и, отправив его в запорошенную пеплом эмалированную плевательницу, признался, что как-то не думал об этом.
- Нет, - не отставал Сэшеа, - я вижу, что тебе все равно. И это очень в твоем духе.
- Почему это - в моем духе?
- Потому что ты всегда полон оптимизма.
- Почему это я всегда полон оптимизма?
- Поверь мне… Я очень хорошо изучил тебя за годы нашего знакомства. Должен тебе сказать, ты часто бываешь полон самого дурацкого оптимизма.
- Может быть, - уклончиво кивнул я, - может быть… Я тоже достаточно хорошо изучил моего друга.
- Да, - с нажимом сказал Сэшеа. - И жаль, что ты не видишь себя со стороны. Если бы ты посмотрел на себя со стороны, ты бы не обрадовался.
- Пожалуй, - согласился я. Сэшеа задумался.
- Хочешь, я скажу тебе одну вещь? - спросил он, немного погодя.
- Скажи.
- Это будет довольно жестокая вещь, - предупредил он.
- Давай, выкладывай.
- Но ты не должен обижаться на меня, старик. Все равно, кроме меня, тебе этого никто не скажет.
- Заранее тебе благодарен, старик.
- Не нужно сейчас шутить, хорошо? - попросил Сэшеа.
Он даже положил мне на плечо руку, чтобы я не шутил. Я вздохнул. Он еще помолчал, а потом сообщил:
- Ты очень ОПУСТИЛСЯ за последнее время - вот что.
Такие слова меня удивили, а он, видя мое недоумение, поспешил продолжить:
- Да-да, ты очень опустился. Ты ничего не замечаешь. Мне даже кажется, что ты как-то поглупел… Или отупел…
- Ты сам отупел.
- Не обижайся. Я предупреждал, что это будет жестокая пещь.
- Всё? - спросил я.
- Пока все, старик, - снова усмехнулся Сэшеа, ожидая, что я еще что-то скажу или спрошу, но я молчал и смотрел в окно на производственные строения, тесно громоздившиеся друг на друга как бы для спаривания. Потом я стал рассматривать похабные рисунки, которыми сотрудники исцарапали весь подоконник.
- Это и неудивительно, - со вздохом продолжал Сэшеа, видя, что я молчу, - если каждый день приходить сюда, дышать этим гнилым воздухом. В конце концов сделаешься таким же уродом, как и все…
- По-твоему, все наши - уроды?
- А, по-твоему, нет?.. Все как на подбор. И Эмилия, и Сидор, и Оленька. А выдающийся урод среди них - это, конечно, Фюрер! Или, по-твоему, он достойный человек?
- В общем, урод…
Согласиться было нетрудно. "Фюрером" мы звали нашего завлаба. Впрочем, у меня с Фюрером в отличие от Сэшеа отношения были нормальные, а Сэшеа он беззлобно, хотя и методично доставал из-за того, в частности, что тот чересчур болезненно реагировал на любое замечание.
- И другие не лучше! - заявил Сэшеа.
- Обычные люди.
- Это одно и то же!
- Что же их - презирать?
- А что я ими, бедными, восхищаться должен?.. Я и тобой восхищаться не собираюсь. Нравится тебе это или не нравится.
- Что на тебя нашло? - удивился я.
- Да надоело! - проворчал Сэшеа.
- Ладно, - посоветовал я, - наплюй.
Сэшеа плюнул в плевательницу, но промахнулся.
- Может, пойдем, поработаем? - предложил я.
- Беги! - ядовито усмехнулся он. - Работай. Я недоуменно пожал плечами.
- А у тебя нет такого чувства, что у нас в жизни уже не будет никаких событий? - хмуро спросил Сэшеа. - Такая во всем ограниченность, что хоть на стену лезь.
- А что делать…
- Может, у тебя какие-то свои планы?
- Три года, хочешь не хочешь, нужно оттрубить по распределению. Полтора года отработали, полтора осталось. Там посмотрим…
- Ты говорил, тебе тесть предлагает к себе в "ящик".
- Не то чтобы твердо предлагает. Обыкновение у него такое: эдак за чаем заводить разговор о жизни, намекать, что если я буду себя хорошо вести, он, в принципе, готов устроить меня к себе и даже поспособствовать карьере.
- А ты?
- Посмотрим, - повторил я, - еще полтора года.
- Полтора года жизни! - воскликнул Сэшеа.
- Ну и что!.. Если честно, мы ведь особо не перенапрягаемся, а? Можно потерпеть?
- Я же говорю, ты опустился! Даже не чувствуешь ограниченности! Готов терпеть! Смирился!.. Ты ничего не хочешь и не можешь изменить. Кругом затык, полный затык! - завелся Сэшеа.
- А что я должен изменить?
- По-твоему, нечего? Ладно работа… Но, может, у тебя счастливая личная жизнь? Если честно, а? Мы же друг друга отлично знаем. Уж мне-то ты можешь не врать!
- Что ты хочешь от меня? - начал раздражаться я.
- Что я хочу? Ничего я не хочу! Я могу и помолчать. Я могу даже извиниться, если обидел!.. Да я теперь и сам жалею, что начал об этом. Вижу, что бессмысленно и начинать, если человек так опустился, что даже смирился со своей ничтожной жизнью!
- А ты другой жизнью живешь? - закричал я.
Сэшеа все-таки вывел меня из себя. Он, кажется, только того и добивался. Как только разозлил меня, сам быстренько успокоился.
- Меня по крайней мере, - гордо заявил он со своей кривой усмешечкой, - такая жизнь бесит! Я, может быть, еще намереваюсь разорвать этот заколдованный круг. И сейчас, может быть, это еще возможно. Потом будет поздно. Потом просто привыкну к своей уродской участи, как…
- Договаривай! - потребовал я. - Как кто? Как я? По-твоему, я тоже урод?
- Ну посуди сам, - вздохнул он. - Ты живешь так, что ничего не способен изменить. У тебя вполне уродская работа, но ты все чего-то ждешь… В семейной жизни, насколько я понимаю, ты тоже не захлебываешься от счастья, но разводиться не собираешься. Ты…
- Что ты заладил: "ты", "ты"! Ты сам - что? Работу меняешь? Разводишься?..
- Я… Ну, я просто так не сдамся. Буду бороться, буду прорываться… И… в частности, разведусь! - выпалил Сэшеа. - И тем самым начну освобождаться!
- Шутишь?
- Такими вещами не шутят, - с чувством превосходства заявил Сэшеа. Меня удивило даже не желание Сэшеа развестись - хотя с женой он, кажется, жил вполне нормально, у них был ребенок, "бебик" - а возникшее у меня странное ощущение, как будто он опередил меня в моем собственном намерении, - ведь я с Лорой жил паршиво, а последнее время особенно; детей у нас не было; мелькал на горизонте некий "друг семьи" Валерий, и у меня вырвалось с леткой завистью:
- Ты знаешь, я ведь тоже думал об этом!
- Ты только думал, а я решился, - снисходительно заметил Сэшеа. Убедившись, что "уязвил" меня, он сразу переменил тему и как ни в чем не бывало осведомился, что я делал вчера.
- Вчера?.. - пробормотал я. - Занимался с Жанкой…
Жанка, младшая сестра Лоры, училась в восьмом классе. В школе ее грозились не перевести в девятый и отправить в ПТУ. Я взялся подтянуть ее в учебе. Конечно, и сам Игорь Евгеньевич, папаша, мог бы заняться с дочкой, но считалось, что, во-первых, в отличие от меня, он человек чрезвычайно занятой, а во-вторых, неплохо, если бы и я приносил семье какую-то пользу.
- Ну и как успехи? - тут же поинтересовался Сэшеа.
- Какие успехи?
- Ну вообще, успехи. Чем вы там с ней занимаетесь?
- Электричеством…
- Знаешь, - мечтательно проговорил Сэшеа, - я бы и сам с ней занялся.
- Ты разведись сначала.
- Нет, серьезно! - ухватился он за мысль. - Зачем тебе Жанка? К тому же ты женатый человек!.. Давай я с ней займусь! Действительно, ее ведь можно замечательным образом воспитать! Она интересная девочка. Я бы воспитал ее для себя и… Синий плащ, синие чулочки…
- Что ты там бормочешь? - одернул я его.
- Вспомнил, когда вы с Лорой расписывались и я первый раз увидел Жанку, на ней как раз был синий плащ и синие чулки… Когда это было, уже два года назад?.. Но и тогда она выглядела не такой уж девочкой… Так чем, говоришь, вы с ней занимаетесь? Электричеством?.. Я против! Ей не электричество нужно. Ты ничего не понимаешь в воспитании. Я сам ею займусь!
- Ну, тебя понесло!
- Ладно, ладно, - усмехнулся Сэшеа, - шучу… Хотя… не так уж это и глупо!.. Синий плащ, синие чулочки… В общем, ты должен мне ее уступить.
- А как же твой любимый сын? - вернул я его к действительности. Сэшеа достал расческу и стал деловито прочищать ее спичкой.
- Бэбика я очень люблю, - сказал он, - и его не оставлю. Пи в коем случае. Ты не думай: я же не подлец. Буду видеться с ним почаще. Я и с женой это обговорил. Она, конечно, ничего не имеет против.
- Так вы уже и об этом говорили? - изумился я.
- Мы уже обо всем говорили. Сегодня я переезжаю назад к родителям… Кстати, хотел тебя попросить помочь мне перебраться. Вещей у меня немного. Забираю только маг и записи… Ну, ты как - после работы? Поможешь?
- Помогу, чем могу, - ответил я и задумался.
- Синий, синий, синий… - мурлыкал себе под нос мой друг.
- Но у тебя ведь с женой все было как будто в порядке? - спохватился я.
- И сейчас все в порядке… Как будто.
- Может быть, не стоит разводиться?
- Я же тебе объяснял! - нетерпеливо воскликнул Сэшеа. - Замкнутость, ограниченность. Конец жизни. Нужно вырваться, освободиться.
- Ну-ну…
- Я ведь женился без какого-то особенного чувства, - принялся исповедоваться Сэшеа. - Помнишь, мы с тобой холостыми все шутили: "Главное - регулярность и нормальные бытовые условия"?.. Если честно, я через неделю после свадьбы понял, что буду ей изменять.
- А может быть, ты это знал уже и до свадьбы?
- Не отрицаю, - искренне признался Сэшеа. - Ты меня понимаешь…
- И часто ты ей изменял?
- Ну… пока ни разу, увы, но…
- Ну и жил бы и дальше с ней, а? - посоветовал я.
- Нет, нельзя, - твердо сказал он. - Во-первых, ограниченность, а во-вторых, уж я тебе и это честно скажу, она совершенно перестала меня возбуждать. До такой степени, что боюсь вообще потерять всякую способность… Я жену, конечно, уважаю, но, понимаешь, за всю нашу совместную жизнь ее совершенно не удалось развить! Уж я ей и объяснял, и литературу доставал… И - ничего! Никакого эффекта!
- Плохо учил? - предположил я.
- Что ты! Ты же знаешь, у меня и до нее был некоторый опыт в этих делах. Все было нормально, а с ней…
- Может быть, у тебя это нервное?
- Ты так думаешь? - насторожился он. - Впрочем, наверное, и это есть. Тут в целом ситуация злокачественная! Я и сам давно чувствую, что со мной что-то не то творится… У тебя ведь Лора в этом разбирается. Тут, я полагаю, невроз. Может, мне к Лоре обратиться, а? Как ты думаешь, это удобно?
- Удобно, - великодушно разрешил я. - А можешь - прямо к теще. Хочешь, я с ней поговорю, и она тебя живо госпитализирует?
Мои жена и теща имели непосредственное отношение к медицине. Теща (маман) зарабатывала ускоренную пенсию в психиатрической клинике, руководимой известным профессором Копсевичем, а Лора шла по ее стопам - училась в медицинском. Правда, по два года на каждом курсе. Связи маман спасали от отчисления, - и ее увлечением были как раз все "сумасшедшие" дела, а из самых последних - психоанализ…
- Нет, я серьезно, - почти обиделся Сэшеа. - Я хочу, чтобы Лора меня проанализировала. Чтобы основательно так покопалась во мне. Помогла выкарабкаться из кризиса, помогла справиться с затыком… Ты мне прямо скажи: ты не против?
- Вот ей-богу! - пожал я плечами. - Почему я должен быть против? Пожалуйста, обращайся к Лоре. В свое время она меня просто замучила своими тестами. Пыталась выявить во мне какие-нибудь патологические наклонности. Хотела на мне поупражняться. Но я оказался неблагодарным пациентом. Ко мне она потеряла интерес, а тобой, думаю, с удовольствием займется.
- Значит, ты считаешь, это удобно? - никак не мог успокоиться Сэшеа.
- Конечно! Ей будет очень даже приятно, если ты к ней обратишься как к психоаналитику.
- Да-да! - вдохновился Сэшеа. - Пусть теперь попрактикуется на мне. Я очень уважаю Фрейда. Пусть прозондирует меня тестами и прочим… Я хочу начать новую, свободную жизнь без старых комплексов…
- Мальчики! Маль-чи-ки! - послышалось с нижней площадки, где был проход в коридор. По ступеням застучали каблучки.
Со своими сигаретами на площадке появилась Оленька, сотрудница нашей лаборатории. Я всегда недоумевал, как могла природа так жестоко обделить хорошего человека в смысле внешности. Правда, на прошлогодней вечеринке у кого-то на даче мне по пьяной лавочке случилось Оленьку почти раздеть, и с тех пор я подозревал, что она в меня немножко влюблена.
- О чем разговор? - спросила Оленька, осторожно поднимая к нам свое страшненькое, рыбье личико.
- Мы обсуждали мою сексопатологию, - усмехнулся Сэшеа.
- А о тебе, Саша, - застенчиво, как бы извиняясь, сообщила ему Оленька, - Фюрер уже несколько раз спрашивал. Сердится, что отсутствуешь на рабочем месте. Кажется, собирается подавать на тебя докладную…
- Вот урод-то! - с ненавистью воскликнул Сэшеа.
Оленька достала сигарету и замешкалась. Я вытащил спички, дал ей прикурить. Сэшеа бросил на меня вопросительный взгляд. Одному возвращаться в лабораторию ему явно не хотелось. Он пинал ногой плевательницу, но из гордости ничего не говорил.
- Ладно, - сказал я, - пойдем поработаем.
Я стал спускаться по лестнице. Сэшеа последовал за мной, небрежно насвистывая "Эй, охотник Билл!"
- Ведь у вас сегодня праздник, мальчики! - попыталась нас задержать Оленька.
- Какой праздник? - спросил я, не останавливаясь.
- Да как же - мужской праздник! Праздник Марса!
- Маркса?
- Марса!
- Если праздник Марса - наш праздник, - усмехнулся я, значит, мы - марсиане?
Оставив Оленьку одну, мы прошли по утомительно прямолинейному коридору мимо развешанных по стенам стендов наглядной агитации, в заглавиях которых мелькало одно и то же ключевое слово ЖИЗНЬ, всякий раз трансформируясь в новое качество: комсомольская, профсоюзная, партийная, международная, спортивная… Исключение составлял только один стенд, озаглавленный однозначно скупо: ДРУЖИННИК.
Перед дверью в нашу комнату мы задержались. Сэшеа пробовал бодриться.
- А Оленька-то не на шутку озабочена? - сказал он.
- Очевидно, - кивнул я.
- Я думаю, что если его заняться? Вот уж она, наверное, постарается как-то компенсировать свою ущербную внешность! Можно было бы его заняться просто так, для галочки, а? Как ты думаешь?
Мимо пробежал комсорг.
- В два часа собрание! В два часа собрание! - прокричал комсорг, не сбавляя хода.
- Иди первый, - все-таки попросил меня Сэшеа, кивая на дверь лаборатории, - а я за тобой…
Я вошел в лабораторию и спокойно уселся за свой стол. Фюрер задумчиво грыз карандаш и не обратил на меня внимания. Я снял телефонную трубку и позвонил домой, сообщив Лоре, что после работы собираюсь заехать к Сэшеа по важному делу. Не возражает ли она? Она не возражала… Советуясь с Лорой по поводу своих планов, я главным образом давал выход своей иронии: ведь Лора давно уже не считала нужным советоваться со мной о чем-либо подобном - просто поступала, как ей было удобно.
Через минуту вошел Сэшеа.
- Попрошу вас подойти ко мне! - тут же встрепенулся Фюрер. Сэшеа выразительно покосился на меня и подошел.
- Почему вы без разрешения покинули свое рабочее место? - сухо поинтересовался Фюрер.
Сэшеа снова покосился на меня. "Тебе можно, а мне нет!" - прочитал я в его расстроенном взгляде. Я пожал плечами.
- Вы отдаете себе отчет в поступках? - не отставал от него Фюрер. "Скажи, что было нужно, придумай что-нибудь!" - показывал я из-за спины начальника.
- Что теперь в туалет нельзя выйти?! - нервно выкрикнул Сэшеа. Сотрудники вокруг захихикали.
- Это же объективная необходимость, товарищ начальник, - со смехом поддержал я друга, видя, что обстановка разряжается.
- Это я понимаю, - ухмыльнулся Фюрер, оборачиваясь. - Я только не понимаю, чем он там столько времени занимается.
Я развел руками. Сэшеа побледнел и забормотал что-то неразборчивое. Фюрер оглядел его с головы до ног и презрительно бросил:
- Ладно, идите работайте!.. - И больше им не интересовался.
Из радиотранслятора привычный, как небо, звучал голос Леонида Ильича. Сотрудницы-сослуживицы были заняты разрезанием на двенадцать персон тортика "Белая акация". Они заварили чай и влили в него по случаю праздника рижского бальзама, которого оказалось достаточно, чтобы наши славные крокодилицы полезли с "родственными" поцелуями поздравлять нас, мужчин.
- С праздником! С праздником!..
- Ой, какой разврат! - замычал Фюрер, тая от удовольствия.