Вернувшись к ориентиру номер два - к заброшенной котельной со щербатой трубой, я почувствовал, что совершенно выдохся, и решил немного отдохнуть. Я толкнул ногой дверь котельной. Дверь отворилась. Я достал сигарету и закурил. Ступени вели вниз, в страшную черноту подвала. Да, именно "страшную"… Откуда это? Опять из детства? Детские страхи! Так свежи, оказывается, детские ощущения, что в какой-то миг могут навести оторопь и на вполне взрослого человека. Или наша "взрослость" гак мало стоит? Я переступил порог и спустился на несколько ступеней. А чего стоит нелепое желание проверить себя - неужели есть сомнения в своей способности побороть детские страхи? Я спустился еще на несколько ступеней, нащупывая ладонью стену, на которую с улицы падал слабый, густо-синий отсвет.
- А-а-а-а! - рявкнул я.
Так делают дети, пугая в темноте друг друга, и в первую очередь самих себя. Кого хотел испугать я? Наедине с собой мы - дети - это ясно. Я курил в темноте подвала, прислушиваясь к мягкому гуду метели на улице. Потом сунул руку в карман и достал спички, чтобы посветить. Я чиркнул спичкой и разглядел очертания вентилей и труб, обросших инеем, как мехом. Ничего примечательного. И, увы, ничего страшного… Я хотел зажечь еще одну спичку, но в этот момент за моей спиной с грохотом захлопнулась дверь на улицу, и от неожиданности я выронил коробок.
Я было дернулся вперед, споткнулся, потом поспешно отступил назад, присел на корточки, стал шарить по полу в поисках коробка - сначала в одном месте, потом в другом - и быстро потерял ориентировку.
В абсолютной темноте у меня перед носом тлел только огонек моей сигареты. Я вытянул вперед руки и стал искать выход. Мне почудился какой-то шорох, и я замер, прислушиваясь. Тишина, казалось, слушала меня. Я глубоко затянулся сигаретой.
- А-а-а-а! - вдруг раздался идиотский крик, и эхо тяжело запрыгало из угла в угол, словно чугунный шар.
Так и инфаркт недолго получить. Шуточки!
- А-а-а-а! - заорал я в ответ, вытащив изо рта сигарету, и снова замер, прислушиваясь.
Развлечение для сумасшедших. Долгая пауза.
- Ну-ну, - сказал я, - а дальше-то что?..
И умолк, потому что ясно почувствовал, что совсем рядом - может быть, в шаге от меня - кто-то стоит… Больше ничего подумать и предпринять я не успел. Во время очередной затяжки я получил такой сильный и точный удар в солнечное сплетение, что тут же рухнул на колени, увидев, как выскочившая у меня изо рта сигарета покатилась по полу, рассыпая искорки. В следующий момент меня ослепил яркий свет карманного фонарика, и голос Кома произнес:
- Ты обещал бросить курить!
- Ты обалдел, что ли? - возмущенно начал я, но тут же получил еще один удар в живот и повалился на пол, хватая ртом воздух и беспомощно корчась.
- Вот видишь, какая у тебя дыхалка слабая, - наставительно сказал Ком.
Отдышавшись, я кое-как поднялся и бросился на него, но снова оказался на полу.
- А еще ты обещал не употреблять алкоголя, - сказал Ком.
Он нагнулся надо мной и, обшарив мои карманы, достал листок, на котором было записано его "задание".
- А ведь я просил тебя это сразу уничтожить!
- Подумаешь!
- В тебе еще очень много легкомыслия. Я, наверное, тоже виноват. Плохо тебе объяснил. Ну что ж… - Он разорвал листок на две равные части. - Чтобы хорошенько запомнить, нам придется это съесть.
- Сначала ты! - сказал я.
Ком без возражений сунул бумагу в рот и, чуть подсвечивая себя фонариком, стал жевать. Я с удивлением наблюдал, как он прожевал свою половину и проглотил.
- Теперь ты, - сказал он, протягивая мне мою долю.
- Нет! - сказал я.
- Пожалуйста, - попросил он.
- И не подумаю!
Я встал и принял надежную боксерскую стойку. Он выключил фонарик и я, отскочив в сторону, замер. Потом я кинулся на шорох, пытаясь схватить Кома, однако свет вдруг вспыхнул у меня за спиной, и не успел я повернуться, как был сбит с ног. Ком навалился на меня, выкручивая мне руку.
- Десантник собачий! - выругался я; боль пронзила плечо: - Ой! Ой! Я согласен! - сдался я. - Смотри, я ем эту "секретную" бумаженцию, доволен?
Ком отпустил меня и отошел в сторону.
- Да не в этом дело, - расстроено сказал он. - Не в этой бумажке!.. Ты говорил, что никогда не предашь меня, а сам уже предаешь! тебе заложено желание сделаться лучше, - помолчав, добавил он. - Это, конечно, очень хорошо, и я верю, что ты сможешь стать настоящим человеком, если постараешься…
- Не сомневайся, - пробурчал я.
- Но почему ты повернул назад, не дойдя до цели? - спросил Ком. - Стало страшно?
- Плевать я хотел на "страшно"! Просто решил на всякий случай сохранить себя для полезных дел, а не идти преждевременно на дно. Или, по-твоему, я должен был с бодрым видом утонуть, чтобы ты считал меня настоящим человеком?
- Ты должен был достичь цели любой ценой, - сурово сказал Ком. - Таково было задание.
- Цель, по крайней мере, должна оправдывать средства, - возразил я
- Вот такими фразами обыватель маскирует свою неспособность к реши тельным действиям и страх… Ты должен был достичь цели!
- Я ничего не собираюсь маскировать. А если я обыватель, то не вижу в этом ничего унизительного.
- Нет, ты не обыватель! И я скорее умру, чем позволю тебе превратиться в обывателя! - воскликнул Ком. - Обыватель - всегда подлец и враг!
- Я рад… Но ты все же перегибаешь. Я тебе честно говорю, если бы мне попался под руку кирпич, когда ты налетел на меня в темноте, я бы тебя прибил, не задумываясь!
- Ну, кирпич бы тебе вряд ли помог… Но я еще научу тебя, как поступать в таких ситуациях. Важно только, чтобы ты стремился применить эй знания не для того, чтобы спасать свою шкуру, а для того, чтобы достичь цели… Сегодня, повернув назад, ты предпочел позор и смерть. Сегодня была только тренировка, а не настоящее дело, поэтому тебе достался всего лишь позор…
- Что ты заладил "позор", "позор"! Легко других учить, а ты сам попробуй, чего от меня требуешь. Пойди, искупайся! Посмотрю я, какой ты Василий Теркин!
- Пойдем, посмотришь, - кивнул Ком.
Мы вышли из котельной наружу и стали спускаться к реке. Я вдруг сразу поверил, что он так и сделает.
- Не надо, Ком, я верю! - стал отговаривать я друга.
- Нет, надо! У тебя не должно остаться никаких сомнений!
- Но это же готовое воспаление легких! Или, может быть, ты специально закаленный?
- Не больше, чем ты. Исключая, конечно, волевые качества. Если у человека есть цель, то в организме начинают действовать все скрытые резервы и не то что воспаления легких - насморка не будет!
Этот фанатик и вправду решил лезть в воду. Я схватил его за рукав.
- Погоди! Я согласен, что в экстремальной ситуации и особом психическом состоянии можно без последствий и в ледяной воде искупаться, но сейчас совсем другой случай. Нет ничего экстремального. Никакой такой особой цели! Это просто безумие! Подумаешь, тренировка!
- Во-первых, особая цель есть, - сказал Ком. - Ты, мой друг, в смертельной опасности. В твоей душе сомнение, и если сейчас его не уничтожить, оно уничтожит тебя… А во-вторых, ты должен запомнить, что нет никакой разницы между тренировкой и настоящим делом. Не должно быть! Потому что тренировка - это часть дела, а кроме того, у нас наверняка не будет времени разбираться - учебная объявлена тревога или нет…
Не доходя метров пятнадцати до полосы чистой воды, я остановился, а Ком прошел еще немного и стал быстро раздеваться. Раздевшись догола, он плотно закатал одежду в шинель, перевязал ремнем и решительно бросился в воду, держа скатку над головой. За считанные секунды он доплыл до противоположной кромки льда, зашвырнул подальше одежду, и, обломав ближний тонкий лед, мощным рывком выбрался из воды и побежал к одежде. Он энергично растерся шинелью, оделся и стал приседать и размахивать руками.
- Гигант! - восторженно закричал я. Нас разделяли река, метель и ночь.
- Теперь ты! - крикнул он в ответ. - Давай! Ты сможешь! Я едва сдержался, чтобы тут же не последовать примеру Кома.
- Хочу, дружище, но не могу! - закричал я. - Еще не созрел!.. Но я, честное слово, созрею! Потом!
- Давай сейчас! Ты можешь! Можешь! - Нет!
- Можешь!
Я возбужденно заходил взад-вперед. Мой здравый смысл куда-то улетучивался, уступая место удалому безрассудству и азарту, а главное, у меня в самом деле появилась уверенность, что я смогу. Я наклонился и для пробы схватил рукой горсть мелкого, хрустящего и совершенно нехолодного снега. Потом разделся, связал одежду в узел и с глупым криком "Вперед! За Родину!" побежал к черной воде, глядя, как мои босые ступни впечатываются в снег, как забавно кивает член, как рука с растопыренными пальцами тянется вперед, готовясь затормозить погружение. Я перебросил узел Кому и, присев на корточки, скакнул в воду в том же месте, что и Ком. Водица была холодна; мне показалось, что меня рвут клещами. Я так отчаянно заработал руками и ногами, что, наверное, проплыл это короткое расстояние, выдавшись из воды по грудь. Ком, распластавшись на снегу, бросил мне конец ремня, я ухватился за него и, ободрав бок об острую кромку льда, выкарабкался из воды.
Через минуту - не больше - я был докрасна растерт шинелью Кома и одет в свою, еще не успевшую остыть одежду. Чувствовалось, что Ком чрезвычайно мною доволен.
- Послушай, - с неожиданным смущением сказал он, - я хочу попросить тебя об одной вещи. Ты не будешь возражать, если я буду называть тебя Антоном?
- Понимаю… Это вроде партийной клички? "Товарищ Антон". Валяй! Я не возражаю.
Мы стояли на ветру посреди Москвы-реки. Мне показалось, что глаза Кома засветились в ночи искренней радостью.
- Как ты себя чувствуешь… Антон? - проговорил он.
- Как огурец! - ответил я.
Ускоренным маршем мы двинулись в направлении ориентира номер три. Белый храм вырастал из темного переплетения ветвей, словно снежное привидение.
- Антон!
- Я!
- Ты хотел со мной о чем-то поговорить?
Я едва поспевал за Комом. Полы его шинели жесткими крыльями расходились в стороны, взрыхляя снег; одной рукой он давал широкую отмашку, а другой придерживал на голове панаму. О чем я собирался с ним говорить? Я спотыкался от усталости и зажимал ладонью коловшую селезенку. О Жанке? О Лоре?..
- Ничего, - сказал я, - пустое!..
Несмотря на усталость (да и на селезенку), я был полон оптимизма (возможно, того самого, называемого Сэшеа дурацким). Но я чувствовал, что я еще молод (могу кое-как бегать, драться, купаться в ледяной воде!), что я, быть может, еще никогда по-настоящему не любил (хотя и женат), но что во мне еще есть огромная способность любить и что женщина, которую я полюблю, несомненно ответит мне взаимностью…
- Правильно, Антон! - бросил мне через плечо Ком. - Все пустое, ведь мы теперь не принадлежим себе. Мы принадлежим нашему делу!
Он все толковал очень своеобразно.
- Нашему великому делу! - пошутил я, но Ком не понимал шуток.
- Я рад, что ты это почувствовал! - сказал он.
Я понял, что недооценивал его чрезвычайной серьезности.
Я сел на снег, чтобы отдышаться. Ком быстро уходил по тропинке вверх. Он вошел в полосу электрического света и, остановившись, нетерпеливо помахал мне рукой, а я сидел на снегу и был полон оптимизма. "Впереди наша цель, впереди".
Когда я вернулся домой, в ванной шумела вода. Дверь в ванную была приоткрыта, под душем извивалась Лора. Кого она смывала с себя на этот раз?
- Привет, - сказала она.
- Привет, - сказал я.
По телевизору шла программа "Время". Леонид Ильич и Бабрак Кармаль имели дружескую беседу и подтверждали свои намерения продолжать действовать в духе прошлогоднего совместного заявления.
Я был голоден. Я подогрел остатки утреннего кофе и, отхватив ножом толстый кусок бородинского хлеба, сделал себе бутерброд с рыбой.
- Лора!
- Что?
- По-моему, нам надо развестись, - сказал я, принимаясь за еду. - Пора.
- Как хочешь, - ответила она из ванной. - Нет ничего проще.
После такого короткого и ясного объяснения мы оба почувствовали себя как-то раскованнее. Мне понравился ее спокойный, деловой тон. Перекусив, я постелил себе на полу.
Лора вышла из ванной с полотенцем вокруг бедер и, с чуть заметной усмешкой взглянув на мою "постель", повторила:
- Нет ничего проще, но я не тороплюсь.
- Я тоже не тороплюсь, - сказал я.
Она пошла на кухню и вернулась с бутылкой шампанского из холодильника.
- Открой! - попросила она.
- Я теперь не пью, - предупредил я. - Я начал новую жизнь.
- Понимаю, но… было бы лучше, если бы ты все-таки выпил сейчас со мной…
Я сломал проволочную оплетку и выстрелил пробкой в потолок.
- Желаю тебе счастья, - сказал я.
- И я тебе, - сказала Лора.
Мы выпили шампанское, и я лег на пол поверх одеяла, сцепив руки на затылке, глядя в потолок.
- О чем ты думаешь? - спросила Лора. - О своей будущей большой любви?.. Кажется, ты надеешься сделать из Жанки женщину, которая бы безумно тебя полюбила?
- При чем тут любовь? - удивился я. - Просто я хотел бы подружиться с ней, быть ей полезным. По-твоему, это невозможно, да?
- Не знаю, попробуй.
- Да, я хочу попробовать, - признался я. - Сейчас все зависит от того, в чьи руки она попадет. В ней еще нет ничего пошлого и стервозного. Это главное. В ней есть что-то светлое и чистое, что хочется сберечь.
Лора не только не стала иронизировать над моими словами, а даже дала понять, что мы как супруги уже практически разведенные можем разговаривать совершенно спокойно о чем угодно.
Я расписывал Лоре утонченность и возвышенность моих чувств к Жанке, а она внимательно слушала, и я смотрел на нее, на женщину с полотенцем вокруг бедер, расчесывающую мокрые волосы перед зеркалом, - смотрел, ловя себя на мысли, что, вероятно, ничего не знаю о ней; смотрел, словно не имел никакого понятия, что она за человек, моя жена… Потом Лора опустилась на пол рядом со мной.
- Удивительно! - воскликнула она, устраиваясь головой у меня на животе - От тебя пахнет рекой! - Она растением обвилась вокруг меня, и я почувствовал, что и о себе самом я, кажется, тоже толком ничего не знаю
Я хотел заметить Лоре, что сегодня, по-видимому, нежность переполняет и ее, но вынужден был умолкнуть. Она сосредоточенно колдовала надо мной.
- Значит, - проговорила она чуть позже, - ты меня не любишь… - Она стояла надо мной на четвереньках, как настоящая самка.
Я почувствовал, что теперь могу выстраивать свои мысли во вполне стройные логические системы.
- Как же я могу тебя любить, - сказал я, - когда ты такая. - Бэ?
- Точно.
- Что ты?! - изумилась она. - По-твоему, я такая? Значит, если мужчина не способен удержать женщину около себя, он начинает считать ее такой?.. Да, это образец мужской логики… И поэтому тебя потянуло на что-то небесно-девственно-чистое?
- Тебе что, необходимо как-то компенсировать потраченную на меня нежность? - вздохнул я.
- Ничего подобного. Просто любопытно. Я хочу дорисовать для себя твой психологический портрет… Кстати, теперь по своим приметам я могу точно угадать, когда ты в последний раз был с женщиной… Это было вчера, правда
- Я и без примет, но тоже точно могу угадать, что ты вчера была с мужчиной! Ты была с Валерием!
Лора поднялась и села на пятки.
- Надо полагать, - рассуждала она, не слушая меня, - что если вчера ты был не с Жанкой, то с какой-то еще - более чистой и возвышенной, чем Жанка, особой. Так?
Вспомнив оскверненную квартирку интеллигентного юноши, девок и свое бегство среди ночи, я с досадой воскликнул:
- Однако тебя, помнится, тоже вчера надо было "спасать"! Хотя то самое "непоправимое", о чем ты говорила, произошло (пусть и не с "разбегу"), но несколько раньше, а не вчера. Несколько раньше… Черт! воскликнул я с неожиданной горечью. - Но это только доказывает, как нам не хватает настоящей любви!
Как бы в благодарность за эти слова Лора снова опустилась ко мне и, крепко обняв, прошептала:
- Я вообще не спала с Валерием, дурачок! Не спала!
- Ну и хорошо, ну и ладно, - успокоил я ее, хотя, конечно, ни на грамм не поверил ее уверениям.
- Сегодня, я догадываюсь, - прошептала Лора немного погодя, - ты не встречался с Жанкой, правда?
- Я и не говорил, что я с ней сегодня встречался! - удивился я.
- Да-да… - загадочно проговорила Лора. - Но вот она-то ушла неизвестно куда, а дома сказала, что отправилась с тобой в библиотеку…
- Так это Валерий, сволочь! - закричал я, пораженный догадкой, и хотел подняться, но Лора, продолжавшая обнимать меня, налегла на меня всем телом и удержала. - И ты собираешься за него замуж? - вырвалось у меня.
- Он чистый, сильный! - усмехнулась она. - Он настоящий мужчина, лев, а не мелкий пакостник вроде тебя и твоего Сэшеа…
Я сбросил ее с себя и сел, обхватив руками колени. Я чувствовал себя полным идиотом. Ни одной ясной мысли не брезжило в моей голове. Ком был прав. "Как будто в мире больше ничего не происходит…" Ком был прав.
Я повернулся к Лоре. Она без улыбки смотрела на меня. Я лег рядом с ней, и она прошептала:
- Но почему от тебя так пахнет РЕКОЙ?
На следующий день, в субботу, я заспался до дурноты. Я поднялся в первом часу дня (Лора еще утром уехала в институт), включил телевизор и позавтракал под трансляцию очередного тиража "Спортлото", участие в котором, как я понимал, щедро предоставляло каждому трудящемуся страны свой маленький шанс повысить уровень личного благосостояния. Я наблюдал за розыгрышем не без интереса, так как однажды сам (в надежде обогатиться) проиграл сто рублей. Затем я оделся и отправился в "Некрасовку".
В субботу в читальном зале было особенно многолюдно, но Ком, оказывается, ждал меня и даже занял для меня стул рядом. Он был, как обычно, серьезен и сосредоточен.
- Молодец, что пришел, Антон, - похвалил он меня.
Сегодня такое обращение несколько резануло мой слух, но я решил не придавать этому значения. Антон, так Антон.
- Хоть бы насморк после вчерашнего! - сказал я.
- Ничего удивительного, - пожал плечами Ком.
- Давно сидишь? - поинтересовался я, оглядывая его книги.
Сегодня, кроме Ленина и Маркса, на столе лежало несколько томов Герцена и Чернышевского.
- Как всегда, - ответил Ком, - с открытия…
Его прилежание поражало. Он жил в Подмосковье, но каждый день мотался в "Некрасовку" заниматься самообразованием. Я вспомнил, что еще в институте он с повышенным интересом конспектировал классиков марксизма-ленинизма, готовясь к семинарам по истории КПСС - несмотря на это, мне, признаться, казалось, что он несколько туповат, - по крайней мере глупее меня… И сейчас я не понимал, для чего ему понадобилось ездить ежедневно в такую даль, если он мох изучать эти книги и в своей районной библиотеке.
Ком протянул мне тетрадь, исписанную крупным, круглым почерком и пояснил:
- Эта тетрадка с ленинскими мыслями, которые в настоящий момент для нас особенно важны и актуальны. Я специально подобрал их для тебя, чтобы тебе не нужно было тратить время на поиски в первоисточниках… Прочитай все внимательно. Потом нам нужно будет это обсудить… Ты должен проникнуться духом нашего дела, - добавил он.