Меня затрясло от бешенства, когда я представил себе участие Жанки в этом просмотре, но, возможно, что Лора еще не успела ее забрать. Зажав плечом телефонную трубку, я одной рукой набирал номер, а другой искал двушку. С этого момента, словно в мерзком сне, начало твориться что-то подлое…
В Сокольниках сняли трубку, но тут выяснилось, что у меня нет двушки, чтобы опустить в автомат. Пока я выменивал монетку, прошло несколько минут - какие-то серые, хмурые фигуры, обдуваемые сквозняками и снежной пылью, дефилировали по подземному переходу, как призраки, - я наконец дозвонился, но мамам сообщила, что сестры только что уехали. Я взглянул на часы и поспешил в метро. Поезд уже отходил от перрона, и нужно было дожидаться следующего. Чтобы отвлечься, я достал тетрадь Кома. Когда подошел поезд, я вошел в вагон и сел на скамью, механически продолжая читать. Обрывки ископаемых революционных фраз невероятным образом переплетались с моими собственными мыслями, и я отчаянно продирался сквозь весь этот бред, стремясь что-то понять, уяснить, поймать ускользающее, но - безрезультатно… Одно я знал наверняка: другу семьи Валерию нужно разбить морду, оторвать голову, выбросить его из окна… Вместо того чтобы сойти на "Таганской" и сделать пересадку, я зачем-то оказался на "Площади Ногина". Я взглянул на часы. Полчаса быстро истекали. Я поднялся из метро на улицу, чтобы взять такси. Удалось остановить только шестое по счету. "Сколько?" - спросил водитель. "Не обижу", - сказал я, забираясь в машину, хотя денег у меня уже не было два дня. Без особой нужды я снова взглянул на часы. По дороге мне показалось, что мимо проскочили "Жигули" с Лорой за рулем и Жанкой и Валерием на заднем сиденье. Обрадовавшись, я сказал, чтобы водитель развернулся, и мы пустились вдогонку. Нам удалось быстро догнать "Жигули", но оказалось, что я обознался. Водитель начал недовольно ворчать. Когда мы подъехали к дому, я сразу увидел, что "Жигулей" Игоря Евгеньевича у подъезда нет и что свет в нашем окне не горит. "Подожди, друг, схожу за деньгами", - сказал я водителю, собираясь вылезти, но тот моментально вцепился мне в воротник. Подавив в себе желание врезать этому сквалыге, я снял с руки часы и оставил в залог. Я поднимался наверх с глупой надеждой: а вдруг? Вдруг они только что вышли из квартиры или я не знаю что?.. Я зажег свет и стоял в пустой квартире, еще продолжая что-то тупо соображать. Во дворе нетерпеливо сигналило такси. Я спустился этажом ниже и позвонил в первую попавшуюся дверь. Затявкала собачонка, и дверь отворила какая-то старуха Изергиль. Я попросил одолжить мне шесть рублей. "Господи-боже-ты-мой", - сказала Изергиль и проворно захлопнула перед моим носом дверь. Я пожал плечами и спустился во двор.
- Извини, друг, - сказал я водителю, - но денег сейчас достать не удалось…
- Каз-зел! - злобно прошипел тот и, отжав сцепление, рванул прочь с моими часами.
- Не спорю, - пробормотал я.
У подъезда кто-то подобрал и снова воткнул в сугроб уже совершенно осыпавшуюся, мертвую елку. Кто-то со своим пониманием прекрасною. Или просто дети… "Пусть себе торчит, - подумал я, - будем торчать каждый по-своему…"
Дома, лежа в постели, я допоздна смотрел по телевизору хоккей ЦСКА-"Динамо". Я был уверен, что Лора сегодня уже не вернется. Телефон я отключил. Время от времени я брал в руки "ленинскую" тетрадь Кома и перелистывал. Никакого главного вывода я сделать не мог. Фигурки хоккеистов сновали на телеэкране, словно беспокойные насекомые. Я уже начал подремывать, и появление Лоры стало для меня полной неожиданностью. "Какой счет?" - рассеянно спросила она, сразу входя в комнату и на ходу снимая шубу и бросая ее в кресло. Раскрывая шире отяжелевшие веки, я смотрел то на нее, то на телеэкран. Лора поспешно стаскивала сапоги. "Пока доехала, думала - умру!" Погасив свет и выключив телевизор, она прямо в платье забралась ко мне под одеяло. "Для простой советской женщины это сущий ад, но оторваться от этой МЕРЗОСТИ, честное слово, невозможно…" - "Как это не смешно", - сонно пробормотал я… - "Я тебе сегодня спать не дам!" - предупредила жена.
В воскресенье мы проснулись после полудня. Кажется, у обоих не было желания обсуждать вчерашнее. Лора приготовила кофе; мы неторопливо выпили его в постели и поехали обедать в Сокольники.
День был хороший, белый - в духе эдак зимнего Брейгеля. Лора изящно управляла машиной, и мне доставляло удовольствие наблюдать за ней. Лора попросила сигарету, но я сказал, что бросил курить.
- Новая жизнь? - Лора удивленно приподняла брови.
- Я и сам удивляюсь…
Мне захотелось тут же рассказать ей о своем неожиданном строгом наставнике Коме и наших с ним удивительных взаимоотношениях, но это, конечно, было невозможно…
Обед в Сокольниках прошел чинно и вполне по-семейному. Очевидно, мы с Лорой произвели сегодня впечатление весьма стабильной и благополучной пары. Игорь Евгеньевич снова начал проявлять заинтересованность в моем будущем; маман вела себя вполне кротко, если не считать того, что, "оговорившись", несколько раз назвала меня "Валерием" (понятно, на моем месте ей милее было бы видеть Валерия), но мне на ее "оговорки" было решительно наплевать, и я даже ради смеха стал откликаться на "Валерия" (в конце концов, какая разница - "Валерий", "Антон" или еще как-то?). Лору это, однако, раздражало, и она высказала пожелание, чтобы маман и я перестали кривляться.
Между прочим, деловая маман уже успела съездить вместе с Валерием (и по его предложению) к соседям по дачному участку для переговоров о продаже. Правда, пока что соседи что-то там заупрямились, но маман была убеждена, что Валерий сможет с ними до! свериться и довести это дело до конца.
- А может быть, люди вообще не хотят продавать? - предположил я. - Может быть, им самим нужно?
- Люди! Да эти люди сами не знают, что им нужно! - убежденно заявила маман.
- А тебе бы вот только спорить, - заметил мне Игорь Евгеньевич. - Пора бы, друг, уж сдержаннее выглядеть, солиднее, что ли… Я, кстати, уже интересовался у начальства насчет твоего перевода к нам. Так что, если хочешь рассчитывать и дальше на мою поддержку, тебе следует искоренить в себе, понимаешь ты, эти свои мальчишеские манеры. У нас серьезная организация, у нас…
- Безусловно, Игорь Евгеньевич, - охотно согласился я. - Я вам так благодарен!
- Ты споришь, а не знаешь, что за создание этот сосед!
- Да черт с ним, с соседом. Ей-богу, Игорь Евгеньевич.
Я внимательно присматривался к Жанке, пытаясь определить, какие в ней произошли перемены после вчерашнего просмотра. Ничего особенного я не заметил, сколько ни смотрел. Разве что болтала меньше обыкновенного.
После обеда Игорь Евгеньевич удалился к себе в кабинет "работать", Лора принялась жаловаться маман на преподавателя в институте, которому она никак не могла что-то там доедать и который "непонятно что от нее хотел", и маман принялась размышлять, кого бы задействовать на этот раз, а мы с Жанкой отправились в ее комнату, чтобы якобы продолжить наши "занятия".
Собственно говоря, я хотел сразу и напрямик поинтересоваться у Жанки, как ей понравилась вчерашняя порнография, однако не решился и вместо этого зачем-то спросил:
- Какие новости в школе, сестренка?
- Все нормально, братик, - невинно ответила она. - Но физике - три, по математике…
Я обнаружил, что необычайно зол на нее. "Девчонка! Троечница!.." Как будто она была передо мной в чем-то виновата!
Жанка сунула мне в руки учебник, и я механически листал его. Некоторое время мы молчали, потом Жанка многозначительно сообщила:
- А мне через месяц исполняется пятнадцать лет…
- А мне через полгода - двадцать шесть… - буркнул я и тут же, взяв Жанку за руку, раздраженно спросил:
- Слушай, ну зачем ты вчера с ними поехала туда, а?
Жанка пожала плечами и, осторожно покосившись на дверь, забрала у меня свою руку.
- Интересно было…
- Интересно?! - взорвался я.
- Тс-с! - Жанка поднесла палец к губам.
- Что за "тс-с"?! - возмутился я. - Может, тебе еще и понравилось? А?
- Что ты кричишь? - удивилась она. - Понравилось. По крайней мере было очень весело. Никогда не думала, что голые мужчины такие смешные. Все ужасно смеялись… Я, правда, не все поняла…
- Чего же ты не поняла? - вздохнул я.
- Ну, там было несколько таких моментов. Такие акробатические номера. Это надо видеть… Но ужасно смешно! Такие страстные, серьезные лица. Очень глупо, по-моему. Жаль, что тебя не было.
Жанка так спокойно творила обо всем этом, что я вдруг показался себе довольно старомодным чучелом, настоящим ханжой…
- А что, - спросила она с той же невинной улыбкой, - это очень неприлично?
Я снова взял ее за руку. У нее была узкая кисть подростка, но длинные, и довольно полные, женственные пальцы с плоскими, овально оформленными ногтями. Мы оба прекрасно помнили, что в соседней комнате находятся моя жена и маман, и от этого чувствовали себя настоящими преступниками.
С восторгом и страхом я вынужден был признаться себе, что в окружающем мире сложилось некое магическое сочетание предметов, знаков и событий и что этим сочетанием я очарован, и разрушить его мне уже не по силам.
Я держал ее за руку.
- Разве тогда - на Тверском - ты не отказался от меня? - серьезно спросила Жанка.
- Давай, - сказал я, - поцелуй меня!
Она отрицательно замотала головой. Тогда я сам поцеловал ее… Но я не на шутку растерялся, когда потом, взглянув на Жанку, увидел ее счастливо сияющие глаза, которые одни выдали бы нас без сомнений, войди в комнату маман или Лора.
- Ну, что ты? - Я мягко положил ей руку на плечо, как бы успокаивая, но сияние в ее глазах только усилилось.
- Значит, ты меня любишь? - спросила она.
Она спросила это шепотом, но мне показалось, что ее вопрос не только услышан во всей квартире, но еще и продолжает сохраняться в воздухе так прочно, как если бы был вырезан на камне. Я ждал, что произойдет что-то очень нехорошее, но все как будто было спокойно. Никто, конечно, ничего не слышал.
Котенок по кличке Антон пересек комнату и прыгнул к нам на диван. Я тут же вспомнил о Коме. Ком уже ждал меня.
- Как поживает твой странный приятель? - спросила Жанка, словно прочитав мои мысли.
- А что?
- Так, подумала. Ты был тогда прав. Он мне теперь не кажется страшным. Наверное, он действительно одинок и несчастлив. Такой жалкий в этой своей панаме… У него есть девушка?
- Понятия не имею.
- Хорошо бы, если бы его полюбила какая-нибудь…
- Полюби ты. Ты бы смогла?
- Почему нет? Но ведь я решила, что буду любить тебя.
- Как это - решила?
- Так, решила. Еще на вашей с Лорой свадьбе. Что тут странного?
- Абсолютно ничего.
- Но теперь ты, конечно, должен будешь с Лорой развестись!
- Что - немедленно?
- По крайней мере, - заявила Жанка, - в ближайшее время! У тебя теперь с ней ничего не должно быть, понимаешь? Ты не должен мне изменять. Даже с Лорой. Если хочешь, чтобы я тоже была тебе верна. У нас ведь с тобой серьезно? Или нет?
- Да-да, конечно…
- Ну вот и хорошо… Пусть у нас пока и откладывается из-за моего возраста, но зато есть уверенность друг в друге.
- Ты так в себе уверена?..
- Я совершенно в себе уверена! На всю жизнь!
И хотя я понимал, что эта ее уверенность объясняется отчасти просто детским максимализмом, мне чрезвычайно польстила такая беззаветная преданность. Неудивительно, что в этот момент я был готов пообещать Жанке что угодно, как обещают или даже лгут ребенку, когда не хотят разрушать его чистых, наивных представлений о жизни.
- Если тебе будет очень тяжко без женщины, - продолжал между тем этот "наивный ребенок", - то и тогда ты не должен изменять мне с Лорой. И если в этом смысле тебе будет очень тоскливо, ты должен мне пообещать, что позовешь меня или сам придешь ко мне. Не бойся, мы найдем способ, чтобы никто ни о чем не узнал и ничего не заподозрил… Ну?
- Что?
- Пообещай!
- По-моему, уже договорились.
- Учти, - серьезно добавила Жанка, - женщина всегда чувствует сердцем, когда ее обманывают.
- Я знаю, - заверил я ее.
Жанка хотела еще что-то сказать, но я попросил ее помолчать и некоторое время сидел и думал о том, что, судя по всему, начинаю сходить с ума… Впрочем, это меня почему-то не пугало.
Котенок заснул у Жанки на руках. Из соседней комнаты доносились голоса Лоры и маман, о чем-то споривших.
Я усмехнулся, вспомнив, что еще недавно вслед за Сэшеа заразился идеей воспитать из Жанки нечто такое… "Синдром Пигмалиона".
- Мне пора, - сказал я, поднимаясь.
- Куда? - огорчилась Жанка.
- Я договорился встретиться с Комом.
- Ну… передавай привет… Завтра увидимся? - поспешно спросила она. - Подожди… Я тебя поцелую.
Когда я вышел от Жанки, маман как раз убеждала Лору съездить к Валерию и забрать продукты, которые они заказали ему в прошлый раз, но Лора почему-то отказывалась и раздраженно ворчала, что маман прекрасно может сама отправиться к нему, если ей это нужно.
- Позанимались? - спросила меня маман.
- Позанимались, - кивнул я.
- Домой? - спросила Лора.
Я ответил, что нет: договорился встретиться с приятелем.
- Пусть идет, - сказала маман.
- Разве я его держу? - удивилась Лора.
Я приехал в "Некрасовку" на полтора часа позже, чем мы договаривались с Комом. Оправдываясь, я сказал, что жена и маман насели на меня, чтобы я позанимался с Жанкой, - вот мне и пришлось растолковывать ей законы электричества. Ком молчал и неопределенно покачивал головой.
- Кстати, - сказал я, - Жанка вспоминала о тебе и передавала привет. Спрашивала, есть ли у тебя девушка, и говорила, что в тебя вполне можно влюбиться… Слушай, а действительно: есть у тебя подруга? - спросил я.
- Нет, и не было еще, - просто ответил Ком.
- Такое положение нужно немедленно исправлять! - воскликнул я. Мой шутливый тон был довольно фальшив (какой же он мне друг, если я скрываю от него главное и не решаюсь поговорить о том, что меня так волнует?!), но уж очень мне хотелось как-то расшевелить этого, как выяснилось, девственника, поколебать эту его всегдашнюю серьезность.
Однако Ком оставался Комом… Хотя меня уже подмывало покаяться ему в своем безнравственном поведении с Жанкой, я решил немного повременить, потому что сам был скорее счастлив своей безнравственностью, нежели огорчен, и боялся, что не подберу сейчас убедительных слов, чтобы оправдаться, а я непременно хотел оправдаться, хотя бы отчасти… Ком был мрачнее обычного. Может быть, он прочел безнравственность у меня в глазах?..
- Ну, так какой ты сделал главный вывод из прочитанного? - бесстрастно прервал мои размышления Ком, показывая на "ленинскую" тетрадку, которую я держал в руках.
- Видишь ли, я… - начал я.
- Хорошо, не буду тебя торопить, - кивнул он. - Оставь тетрадь себе. Подумай еще.
- Я подумаю, - пообещал я.
- А сейчас пойдем, Антон, - вдруг заторопил он меня. - У нас мало времени: уже начинает темнеть.
- Какой сегодня меня ждет сюрприз? Что ты мне готовишь?
- Я не готовлю никаких сюрпризов! - нахмурился он. - Это не забавы и не игрушки, и если ты еще не понял…
- Ладно, ладно, - успокоил я его, - это так. Я все понимаю.
- А если понимаешь, научись наконец поменьше болтать!
Мы молча вышли из библиотеки, перешли по подземному переходу улицу Горького, прошли мимо "Известий", свернули на улицу Чехова и около "Лейкома" сели в автобус номер пять, который привез нас на Савеловский вокзал. Когда Ком направился к пригородным кассам, я не выдержал и взбунтовался.
- Ты что, не можешь сказать, куда мы премся? Если ты мне не доверяешь, то зачем вся эта канитель? Как хочешь, но если не объяснишь, я дальше и шагу не сделаю!
- Молчи, - тихо приказал он, - не будь бабой.
И к своему удивлению, я не только не разозлился и не обиделся, а, наоборот, тут же прекратил бунтовать и покорно пошел за ним.
Мы вошли в электричку, следовавшую до станции Икша со всеми остановками, и уселись на свободные места. В вагоне было тепло, а окна забелены инеем, словно зрачки бельмами.
- Я и сам еще не знаю, куда мы едем, - милостиво сообщил мне Ком, видимо довольный моей выдержкой и послушанием. - Мы будем уточнять маршрут по ходу движения.
- Ну вот, - сказал я, - очень хорошо. Теперь, во всяком случае, как-то прибавилось уверенности.
Поезд тронулся; вагон плавно качало; я закрыл глаза и под монотонное лязганье и стук колес принялся неторопливо припоминать все, что только знал о Жанке. Это оказалось замечательным занятием. Из калорифера под сиденьем приятно тянуло теплым воздухом. Я вытянул ноги, прислонил голову к вибрирующей стенке и, почувствовав себя исключительно уютно, быстро задремал. Мы ехали долго. Иногда вагон встряхивало сильнее, и я пробуждался, но тут же старался сосредоточиться на прерванном ощущении сна и снова убегал вслед за какой-нибудь чудесной картинкой.
- Выходим! - вдруг услышал я голос Кома, который подхватил меня, сонного, под руку и потащил к выходу.
Двери поезда захлопнулись, поезд унесся, а мы с Комом остались вдвоем на пустынной платформе, засыпанной толстым слоем снега, убирать который, очевидно, не имело смысла по причине крайне редкой посещаемости платформы… Направо и налево от полотна был мрак. _
- Однако, - сказал я.
Ком осмотрелся и, спустившись с платформы, направился к лесу. Я поплелся за ним. Последние отблески чудесных снов погасли в моем сознании, и я, как робот, бездумно пробирался по сугробам, стараясь лишь попадать в следы Кома, что, впрочем, ненамного облегчало этот новый кросс.
Немного погодя, я заметил, что во мне проклюнулось и стало стремительно расти какое-то злокачественное ощущение беды, вернее, предощущение, которое вдруг оформилось в ясное и страшное предположение, что Ком решил меня УБРАТЬ… Почему?
А что - очень просто. Все дело в Жанке. Он приговорил меня из-за нее, меня - безнравственного человека и потенциального предателя тех тайных целей, в которые он опрометчиво начал меня посвящать, - приговорил своим тайным самурайским судом к высшей мере и завез сюда, чтобы привести приговор в исполнение. Я очень хорошо представил, что его рука не дрогнет, что он сумеет надежно захоронить мой труп, и потом на вокзалах будут расклеены листовки с моим портретом: "Ушел из дома и не вернулся". У меня богатое воображение.
- Ком?
- Что, Антон?
- Мы с тобой друзья?
- Друзья.
- А ты бы смог меня за что-нибудь убить?
- Только за предательство, Антон, - успокоил он.
- Понятно… А вот я бы тебя не смог…
- Плохо. За предательство ты должен был бы это сделать.
- Нет, не смог бы. В любом случае.
- Ответственность перед народом должна быть превыше личных симпатий. Хотя, я верю, ты лучше, чем думаешь о себе. Конечно, тебе еще недостает твердости духа, но это придет.