- Проверь еще раз: лежала ли жена Неудобнова на сохранении в роддоме, когда исчезла Старкова. В конце мая.
- Лежала. Это точно. - По его голосу Игумнов понял, что он наконец переключился на эти убийства.
- Нам нужны коллеги Неудобнова - все, кто работал в те дни и вчера. Кто-то может жить в районе места происшествия. Может, родственники здесь живут - не зря же он привез сюда труп!
- Понял!
- Кто-нибудь звонил мне?
- Никола. Он в аэропорту.
- Если будет звонить Ксения, скажи, чтобы она тоже ехала в Домодедово. Надо найти Неудобнова…
В конце он уже снова говорил как с единомышленником, который понимает его с полуслова:
- …Жены как-то сдерживают их, но стоит жене лечь в больницу, особенно в роддом, - их как с цепи срывает! Ну, все!
По Криворожской показались несколько машин с круговертью огня на кабинах. Руководство московской транспортной милиции.
- Внимание! Омельчук… - передал Картузов по рации. Игумнова не позвал.
Скубилин появился из машины вместе с обоими заместителями - по оперативной работе и патрульно-постовой службе, подошел к краю оврага. Картузов и Омельчук - оба круглые, упругие, как машинные баллоны, - попёрли к ним вверх по косогору.
Игумнов видел, как Картузов, давая пояснения, широко показал на железнодорожное полотно, на оба путепровода со стороны Коломенской и на третий - от Нижних Котлов.
- Игумнов! - Двое из приехавших с большим начальством направились к нему от дороги.
- Дело это отойдет городу, - сказал старший. Оба были из резерва на выдвижение, никогда не работавшие на земле, из тех, кто ни к чему не прикипает. Игумнов легко их распознавал.
"Просто их не бывает рядом, когда трудно. И они сразу появляются, когда идет к раскрытию преступления или начальство решает, что с тебя пора снять стружку…"
- К себе скоро поедешь?
- А что?
- Шеф ворчит. С профилактикой у вас узко. В коллективах не выступаете…
Игумнов невежливо плюнул себе под ноги.
- Слушай, давай завтра! Прямо с утра.
Отделавшись от приданных ему сил, Игумнов подошел к эксперту-медику:
- Когда, считаете, наступила смерть?
- Думаю, этой ночью. - Он быстро курил, делая затяжку за затяжкой, почти не отрываясь. - Самопроизвольное разрешение трупного окоченения… Окрашивание подвздошных областей…
Из машины его окликнули.
- Извините.
- Всего доброго. - Больше на месте происшествия Игумнов не мог узнать ничего нового.
- Поехали! - махнул он Цуканову.
Учреждение смежников не имело вывески. Значилось под табличкой "Помещение № 1". Игумнов позвонил. Невыразительного вида отставник открыл дверь:
- Вы к кому?
Он назвал фамилию человека, который согласился его принять, поскольку майор Козлов отсутствовал и неизвестно было, когда он появится. Через месяц, через час?
Приход и уход сотрудников держался в тайне: теоретически, путем сложных подсчетов можно было вычислить их маршруты, передвижение, интерес.
Игумнова это не колыхало.
Отставник запер входную дверь, пустынным коридором через безлюдный вестибюль повел Игумнова к лестнице. Помещение казалось необитаемым. Над пустующим гардеробом висел выгоревший, газетного формата плакат: "Будь бдителен!"
"Такого теперь уже вроде нигде не встретишь… - подумал Игумнов. - Антиквариат!" Он поднимал себе настроение.
- Это к вам, - сказал отставник кому-то, кто стоял на верху узкой лестницы, и повернул назад.
- Проходите, - стоявший наверху показал на открытую дверь. - Садитесь.
Игумнов отметил в нем молодость, хорошо скрываемое любопытство и худощавость.
"Занимаются спортом… - Игумнову, в общем-то, было наплевать на выправку смежников. - Не как мы. Молодой. У нас ни одного такого начальника отдела, ни заместителя".
Лицо хозяина кабинета показалось ему знакомым:
"Могли десятки раз встретиться на вокзале…"
- Слушаю, - сказал смежник.
- Вообще-то я хотел видеть майора Козлова.
- Он еще в отъезде. А в чем дело?
После объяснений с Исчурковым, а потом со Скубилиным Игумнов ничего не терял.
- У меня пропали документы. Я хотел кое-что выяснить.
- Что именно?
- Я связываю пропажу с тем, что мне сказал Козлов. Есть свидетель, который слышал.
- Что конкретно?
- Козлов сказал, что давно уже наблюдает за мной.
- Перестаньте! Вы его неправильно поняли.
- Я оперативник. Он намекнул на то, что я укрываю преступления. А сегодня у меня выкрали бумаги.
- Секретные? - уточнил смежник.
- Незарегистрированные - и в том числе об исчезновении двух женщин - Старковой и Зубрун.
- То есть бумаги об укрытых преступлениях?
- Да.
- Вы понимаете, как закон обязывает меня поступить после такого признания…
Игумнов решил идти до конца. Комитетчик не вызвал у него неприязни.
- Будто Комитет государственной безопасности не знает такой мелочи, что милицейская статистика фальсифицирована!
- К нам поступают другие сведения. Некоторые недобросовестные сотрудники милиции завышают процент раскрываемости…
- Не кажется вам, что этих некоторых слишком много?
- Кажется. Чем я конкретно могу помочь?
- Бог с ними - с другими бумагами. Там два заявления об исчезновении женщин, но теперь почти точно известно, что они убиты. Тот, в чьих руках заявления, сейчас скрывает убийства. По ним и предварительного дела нельзя заводить! Это, как по сообщениям об оружии или о готовящемся теракте, надо сразу в работу. Вы знаете!
- Знаю. И, по-вашему, Комитету государственной безопасности на транспорте больше нечем заниматься, как милицейскими бумагами?..
Все это была туфта: он не мог и не хотел говорить с Игумновым откровенно.
- Сейчас мы проводим кампанию за то, чтобы люди, обнаружившие в вагонах или на станциях бесхозные вещи, немедленно информировали…
"Что нам в действительности известно о них? - подумал Игумнов. - Даже я, начальник розыска, не знаю, чем они на самом деле занимаются. Точно, что они тотально за нами следят? Знают о всех наших разговорах, даже о том, о чем мы беседуем с глазу на глаз, у себя дома, при включенных радио и телевизорах? Ведут на каждого списки, досье?"
Ему представилась минута, чтобы глотнуть воздуха и осмотреться. Маленький кабинет, еще меньше игумновского. Без излишеств. Настольный календарь. Несколько портретов Железного Феликса, в том числе выжженный самоучкой на куске фанеры. На вешалке, сбоку, висела обычная куртка-ветровка. Под ней виднелась коробка вроде игумновской.
"Не прячет ли и он в ней бумаги от своего начальства, когда оно жмет не в ту сторону, требует несправедливого? И вообще. Кто они? С кем себя отождествляют? С комиссарами госбезопасности или с их жертвами?"
Комитетчик меж тем заканчивал короткий свой экскурс в сегодняшние дела транспортного КГБ.
- …Оставленная без присмотра вещь - любимый прием террористов. Весь народ на Западе, я не говорю уже о странах Ближнего Востока, об этом знает. А нам приходится говорить не впрямую, обиняками…
"Совсем заколебали вы нас своими хитроумными объявлениями…" - подумал Игумнов. Спросил о другом:
- Но ведь занимаетесь вы и нашими органами! Будто в милиции недостаточно глаз, чтобы наблюдать за нами… Это полегче, чем раскрыть убийство…
- В милиции? - Комитетчик взглянул на него саркастически. - Да она сама по уши в грязи! В коррупции! Особенно ОБХСС!
- А что ОБХСС? Наш, например, сейчас зацепил директора ресторана. Не слыхали?
- Именно зацепил… - Игумнов убедился в том, что смежники полностью в курсе их милицейских дел.
Это свидетельствовало о многом.
- …ОБХСС только и делает, что пасется в тресте ресторанов и Гастрономторге… - Он назвал те же две организации, на которые обратил внимание Игумнов.
"Вот и подтверждение гипотезы… - подумал Игумнов. - Выходит, испытания Гийо на этом не кончились. КГБ всерьез занялся Московским управлением торговли, а начал с ресторана да гастронома…"
Краем уха Игумнов слышал о привилегированном положении деятелей городской торговли, и причиной тому была не только коррумпированность обэхээсэсников. Управление ОБХСС Москвы не в силах было бороться ни с Главным управлением торговли, ни с директорами крупных гастрономов, которые установили прямые контакты с Моссоветом, с отдельными руководителями милиции и МВД, с членами семьи Генерального.
"Наименее коррумпированная сила в правоохранительных органах… - Игумнов слышал эти слова от жены, а она, в свою очередь, принесла их с работы, и принадлежали они будто академику Сахарову, - это Комитет государственной безопасности…"
"Пожалуй, - подумал Игумнов. - Материально обеспечены. Независимы. Полностью политизированы. Эти наверняка могли бы завести счет и на Щелокова, и на Чурбанова… А вместо этого следят за нами…"
Занятый делами вокзального розыска, на самом основании милицейской пирамиды, внизу, на земле, Игумнов, как и его коллеги, давно уже жил жизнью наемника МВД, решающего чисто профессиональные задачи, ни с кем не деля ответственности за общее состояние дел.
"А хоть и так… - подумал он о родном министерстве и счете, который КГБ мог выставить его руководителям. - Как вы там сгреблись, так и разгребывайтесь…"
- У вас ко мне все? - спросил смежник.
- Остальное я скажу лично Козлову, когда он будет на месте.
- Звоните.
- Спасибо.
- До свиданья. Я провожу. Такой порядок.
- Да, ладно!
Когда за Игумновым закрылась дверь, комитетчик снова поднялся на второй этаж, прошел в кабинет, в конец коридора.
Рыжий, с глубокими провалами глазниц майор Козлов писал за столом. Увидев коллегу, он тотчас перевернул документ чистой стороной.
Это был его стиль.
Вошедший остался у порога: Козлов однажды уже написал рапорт на другого своего коллегу, который чересчур приблизился к лежавшим на столе служебным бумагам.
- Слышал?
Весь разговор в кабинете транслировался.
- Забегал! - усмехнулся Рыжий.
- По-моему, он работяга, - сказал тот, который вошел.
- Все они работяги… - Рыжий блеснул зрачками в глубине глазниц. - А в отделах продолжается антигосударственная практика укрытия преступлений…
"Он ведь и на меня напишет, - подумал вошедший. - Скажи я, что практика укрытия идет у них сверху…"
Козлов явно завелся:
- А всего-то и требуется - больше головой работать. Ответственней подходить. Вот и отдача будет…
"Что ж тогда сам ты, Козлов, такого дурака свалял в Воронеже?.. - снова нелестно подумал о нем вошедший. - Ни в чем не виновных пассажиров держал в камере, а угонщика своими руками на волю отпустил… Это тебе не госдачи охранять вместе со своим шефом! Тут работать надо!"
Чтобы закончить неприятный разговор, он спросил:
- Как там с этим делом? С Гийо?
- Разворачиваются. Управление будет использовать нас для отдельных поручений. Ночевать сегодня придется в отделе.
Еще в коридоре Игумнов услышал тревожные звонки.
- Черт! - ключ застрял в замке, не лез.
Игумнов буквально вломился в кабинет, успел схватить трубку. Это был Никола, он звонил из аэропорта:
- Быстрее! Я сейчас видел этого. В серой куртке, с "молнией"… С ним еще один!
- Еду.
Никола метался между крытым перроном и закусочной. Тускло горели огни. Поверх цепи низких пристроек вдоль взлетного поля слышалось сиплое шипение - там словно разогревался шумный гигантский примус.
Подбежал Игумнов.
- Где?
Никола выматерился.
- На секунду отвернулся, - во рту у Николы была каша. - И с концами…
- Он один?
- С водителем. Водителя я запомнил. Невысокий, с бородкой. Молодой. Похож на латыша… Ты посмотри, что здесь делается!
Площадь перед аэропортом и дальше, у служебных зданий, горбатилась кабинами стоявшего сплошняком автотранспорта. Сотни людей, как пчелы в ульях, переползали от кабины к кабине.
Игумнов оглянулся. На платформе его ждали оперативники. Где-то находилась и Ксения. Люди Желтова разбросаны были по залам.
"Мы ничего не сделаем такими силами", - подумал он.
Никола помялся, он хотел напомнить насчет Истринского райотдела и понедельника, но промолчал.
Впереди он увидел Ксению. На ней были туго натянутые джинсы. Длинные молодые ноги начинались сразу от груди.
Ксения была не одна.
"Похоже, прихватили…" - Парни вокруг нее в любую минуту от слов могли перейти к делу.
Чуть дальше, у машины, стояли две домодедовские проститутки, постоянно прописанные в аэропорту.
- Чао, мальчики, - Ксения увидела приближающегося начальника розыска. - Я тут по другому делу. Правда? - Она просунула руку ему под варенку.
Игумнов и "мальчики" обменялись хмурыми взглядами. Сутенеры повернули к машине, проститутки исчезли еще раньше.
- Клеют? - спросил Игумнов.
- Только не те. Те ищут приезжих. Ненакрашенных. Робких. Странный у них вкус, Игумнов. - Она шла, постреливая глазами. Свежая, молодая. На нее оглядывались. - Не находишь?
Шел второй час ночи.
- "Произвел посадку самолет… рейса… Воронеж - Москва"… - отдалось под крышей.
"Тот же рейс… - подумал Игумнов. - Девчонок подбирают с него, потому что он последний. Городской транспорт прекращает работу, а ждать утра в аэропорту мало кому приятно…"
- Завтра вечером меня с вами не будет, - объявила Ксения. - Иду на свидание.
- Дело хорошее… - Игумнов не отрывал глаз от встречных мужчин.
- Чего ж не спросишь с кем? С Генкой Яриковым. Из общежития… Помнишь? С лимитчиком! Ты меня к нему посылал.
- Друг Мылиной?
- А что?
- Ничего.
У угла здания Игумнов увидел патрульный "Жигуль" Бакланова. С мигалкой и рупором. Рядом желтела милицейская "канарейка".
- Я ему нравлюсь. У меня квартира. Парень он хороший. Вот выйду за него замуж. Будешь моим шафером, Игумнов?
Ее уже снова клеили. И снова не те.
- Девушка, может, поужинаем?
Игумнов подбородком указал на милицейский транспорт.
- Видишь? Кто-то из нас обязательно здесь будет. Если что - подойди…
- А ты?
- Я тоже буду.
Он повернул к платформе. За цепью пристроек снова слышно было сипение гигантского примуса. Откуда-то из-за деревьев блеснули гигантские сполохи.
Рядом с "Жигуленком" возник Бакланов, с ним был второй милиционер - водитель "канарейки". МО-14562 - тучный, в пыльной милицейской форме - застрял в толпе.
Игумнов подошел.
- Я отъеду. На пост, - сказал Бакланов. - Тут рядом. Если что, парень этот - на "канарейке" - подбросит до поста. Тут все равно дорога одна. А там я…
- Надолго?
- Да нет. Только отметку сделаю. Ты уже пошел?
За пригородными кассами обнаруживалось еле заметное людское течение, оно уводило пассажиров к платформе, под крышу, в ночевавшую у перрона первую утреннюю электричку.
Игумнов двинулся со всеми. Странная пара впереди закрывала обзор, в то же время укрывала его от нежелательных взглядов. Пухлая, расплывшаяся женщина суетилась, жевала, заглядывала в темные окна вагонов, ее спутник кашлял - никак не мог перестать, смеялся, хватал и щупал ее сзади.
Несколько человек прошло навстречу Игумнову по обе стороны закрывавшей его пары.
"Вот что плохо, - подумал он. - В голове у меня всегда только одна жесткая схема, в которую я пытаюсь втиснуть возникающие ситуации…"
На скамейке сварливо, по-взрослому, препирались дети:
- Нет, Олечка, это ты сказала…
- Нет ты, дорогая!
Рация молчала.
Гурьбой, неслышно прошли черноглазые, маленькие, в мягких кроссовках юноши и девушки Юго-Восточной Азии, их становилось в Москве все больше, и в ориентировках МУРа на них уже положили глаз.
Сбоку промелькнула маленькая головка, неловкая женская фигурка без шеи. Чье-то задумчивое лицо. Парень, похожий на Дон-Кихота - бородка клинышком, усы, узкое лицо с близко посаженными глазами, - нес сумку с колесиками. Женщина была в сапожках на каблуках…
Игумнов оказался у головы поезда, когда что-то тревожное зыбко колыхнулось в подсознании. Он обернулся. Платформа позади была забита людьми. Сипение работавшего на всю мощь примуса было особенно слышно.
"Какая-то деталь… - Словно что-то коснулось его вдруг. - Знакомая манера носить вещи. Ходить…"
Он повернул назад.
"Женщина, которая шла рядом с этим Дон-Кихотом… Неловко, в сторону наклоненная головка - неумелое кокетство… Кто еще так испортит свою фигуру… Сапожки! Это летом-то! Надя! Конечно! Она смотрела вниз! Дала знак! Не хотела, чтобы он, Игумнов, встретился глазами и все сразу испортил…"
Он уже врезался в вязкую, как болото, едва колышущуюся толпу на платформе.
"Да разве можно было рассказывать ей об этом! Настолько забыть ее натуру! Предположить, что она не попытается помочь - не поедет ночью в Домодедово к этому рейсу…"
Он прижал пальцем манипулятор на рации:
- Быстро к машинам! Парень с сумкой на колесиках. Узкое лицо, бородка. С ним женщина небольшого роста. В сапогах. Перехватывай! Не дай уехать…
Он кого-то толкнул, прыгнул через брошенные кем-то у столба ящики.
В рации слышались голоса. Но Дон-Кихот словно провалился под землю. Прошло несколько минут. Огромный сипящий примус за вокзалом набирал силу, он словно готовился взлететь вертикально.
Игумнов продирался вдоль машин, между таксистами и пассажирами. Заглядывал в лица.
Чей-то голос по рации ударил в самую барабанную перепонку:
- Сейчас отъехал… 40–16 или 48–16. Шофер с бородкой и женщина сзади!
- Ч-черт! - Кто-то толкнул его в плечо. - Куда прешь, лось!..
Игумнов, не разбирая дороги, кинулся к машине ГАИ. Бакланова не было. "Канарейка" тоже оказалась пуста - Игумнова едва не хватил кондратий, но второй гаишник, оказалось, стоял позади машины.
- Быстро! - заорал Игумнов. - Быстро… - У него словно осталось всего одно слово. - Быстро!..
Надя тоже заметила Игумнова на платформе, и ей сразу стало спокойнее.
- Вы где там живете, в Воронеже? - Таксист вел себя обходительно. Она решила, что образование у него десятиклассное. Характеризующие эти данные могли ей пригодиться при неожиданном осложнении.
- Я? По улице Ленина.
- У меня там тетка жила!
- Вот как! - На всякий случай она увела разговор от Воронежа. - Народу тут всегда так?
- Всегда. - Он тоже был не против сменить тему. - А вы в Москву надолго?
- На сутки. Северное Чертаново - это где-то недалеко здесь?
- Если по Кольцевой - нет… Нам сюда!
Он повернул в обход площади.
- Ночью мы, таксисты, стараемся не подавать на стоянку. Подойдет пассажир - и вези хоть на тот конец Москвы. А так - сами себе хозяева. Уж если едешь, чтоб ближе к парку…
Машина стояла в ряду частного автотранспорта, таксист открыл багажник.
Надо было решать: едет она или нет?
Колесики вместе с сумкой исчезли в ящике.
Надю это не тронуло. В сумке не было ценного, одна ветошь, и после задержания таксиста свою сумку она предполагала получить назад.