Он подскочил к окну.
"Она как-то странно повернута!"
Игумнов запер дверь, перенес коробку на стол.
"Сургуч, нитки, пакеты… Кому они могли понадобиться? - Он поднял второе дно. - Точно!"
Доставшийся ему от предшественника тайник был пуст.
Игумнов сбежал по лестнице вниз, к вахтеру:
- Кто-нибудь поднимался наверх из чужих? Работники управления, прокуратура?
- Нет.
- Никто?
- Только свои. Правда, я отходил.
- Надолго?
- Минут на сорок. Омельчук послал за сигаретами. Здесь стоял молодой.
- Найди. Спроси, кто здесь был?
- Хоп. - Милиционер смотрел сочувствующе. - Правда, он новый. Никого еще не знает.
"Ловко проделано… Что там было?"
Он сунул руки в карманы, покачался с носка на пятку.
"Все там было. Незарегистрированные заявления. В том числе по Старковой и Зубрун… Раскрываемость отдела, а может, и всего управления. Кражи из камер хранения, грабежи…" Все, над чем он продолжал работать, не предавая официальной огласке.
С минуту он постоял.
"Это не Исчурков с его глупыми спаренными телефонами… - Тонкость проведения операции выдавала организатора. - Государственная безопасность. Комитет! Майор Козлов… Рыжий, которого я видел рядом с отделом…"
Как он сказал ему на прощанье, после задержания автоматчика?
"Небось под 100 процентов гонишь? И все за счет укрытых? Настанет день - и мы снова встретимся". Игумнов прошел в дежурку.
- Дай-ка мне книгу доставленных…
Егерь спросил на всякий случай:
- Кого тебе?
Стараниями своего создателя, трагически оборвавшего собственную жизнь генерала Крылова, организованные на манер армейских штабы, они же дежурные части, на деле превратились в коллекторы нужной и ненужной цифири. Дежурные перестали выезжать на места происшествий, охраняя все эти схемы, карты.
- Потом скажу. Где она у тебя?
- Сейчас сделаем.
Лосев быстро перерыл документацию.
Книга регистрации. Книга сообщений из больниц. Комплексные планы. Даже поверхностного взгляда на них - аккуратных, расчерченных разноцветной тушью, в папках с пряжками - было достаточно, чтобы признать в них липу.
- Держи.
Игумнов нашел нужную страницу.
"Неизвестный доставлен из туалета для проверки личности". В графе "Доставили" - "начальник отдела Картузов, начальник ОУР Игумнов…" Налицо была полная дезинформация.
Об автоматическом пистолете-пулемете в книге доставленных вообще не было ни слова. Не зная обстоятельств, невозможно было представить, что произошло, в связи с чем, кем оказался задержанный.
В конце строки стояла чья-то неясная подпись и номер удостоверения.
- Да-а…
- По пальцам его установили? - Игумнов показал дежурному на графу в книге.
- Нет. Пальцы ему не катали. Картузов сказал, комитетчики все сами сделают. - Егерь не знал, что старшина Кулик по указанию Игумнова все-таки снял отпечатки пальцев задержанного. Выходит, говорить об этом с дежурным не следовало.
- Ты железнодорожные билеты его видел?
- Комитетчики их изъяли.
- Откуда он ехал?
Дежурный поколебался, но все же ответил:
- Из Грязей.
- От Воронежа?! - В этом было что-то мистическое.
- Ну да.
- Последний вопрос. Из смежников сегодня никто к нам не заезжал?
- В отдел? Нет. Какие у них к нам дела?
"Свой взял… - подумал Игумнов, поднимаясь наверх. - Взял свой, но для них. Они нами теперь занимаются. Специальное управление. Не подозревают ли они и меня в коррупции? Попал ты в непонятную, Игумнов!"
Из кабинета он все же позвонил Картузову - не заезжал ли к нему кто-то из соседей. Но Картузова не было, а Омельчуку Игумнов звонить не стал. Постарался припомнить короткий разговор с автоматчиком, когда Кулик катал ему пальцы.
"…Я не сделал ни одного выстрела… - сказал тот. - И до этого я же не стрелял! Вы знали! Только угрожал!"
Тогда он отнесся к этому лишь как к стремлению приуменьшить свою вину. Не больше.
"На самом деле это был факт автобиографии…" Он позвонил в дежурку Егерю.
- Посмотри еще раз по ориентировкам - кто разыскивался в тот день, похожий по приметам? В Москве, по республикам…
- Я смотрел. Ничего не было.
Вошел Качан. У него были новости, которыми надо было срочно заниматься.
- Неудобнов нашелся? - спросил Игумнов.
- Нет. Полгода в таксомоторе, никто о нем ничего в парке не знает. А уволили по статье: нарушал дисциплину, не выходил на работу. Судим дважды. Драки, поножовщина.
- Где же он может находиться?
- В парке его особо не привечали. Устанавливать его надо по Подмосковью. Я уже звонил в главк области… Тут вот еще что. В таксопарке дали одного водителя. Бетин Игорь… Был сменщиком у Неудобнова. Когда прилетали женщины, он работал в вечерние смены. Вчера тоже.
- А возвращение в парк?
- Возвращение везде в начале второго часа. 01.10 divide; 01.20. И в одном случае в 02.10. От аэропорта не успеть.
- Отметки - сплошная липа. Как Бетин работает сегодня?
- Вечер. Сейчас на линии.
- Дай команду, чтобы его искали в аэропорту.
- Опять звонил Исчурков…
- Сегодня не говори мне об этом…
Его перебил зуммер дежурной части.
- Звонили из аэропорта. Просили срочно связаться с их начальником розыска. С Желтовым.
Игумнов набрал номер.
- Есть новости?
- Да… Я нашел милиционера, который забрал кольцо у Неудобнова.
- Признался?
- Кольцо у меня.
- И отец Мылиной еще здесь! Аэрофлот должен ему сообщить, почему его дочь прилетела другим рейсом…
Желтов как-то странно помолчал.
- Понимаешь, Игумнов, кольцо не годится. Оно металлическое! Незолотое. Неудобнов прихвастнул в камере. Слышишь?
Игумнов выругался.
Народ в электричке ехал все больше молчаливый, тихий. Было довольно-таки скучновато.
Мишка Неудобнов сел на конечной станции. В Ступине. Несколько раз, раздвигая толпу, выходил в тамбур курить. Чувствовал он себя в форме - здоровым и сильным.
Место его было у окна - никто не пытался занять. В Ступине, у магазина, успел поддать. Азербайджанец, торговавший цветами, во избежание неприятностей отдал три огненно-красные гвоздики. Неудобнов решил отвезти их жене Бетина:
"Чтобы не лаялась, когда приду… "Ходишь пьяный, не работаешь - Игорька сбиваешь!" Да, он сам кого хочешь собьет, Игорек! Тоже два раза судимый!"
Гвоздики Неудобнов попросил подержать молоденькую телку напротив:
- А то до Нижних Котлов обязательно сломаю. Любимой жене везу. В больницу…
Все промолчали.
- А вы все мужей ругаете!..
Становилось тоскливо, никто из знакомых не попадался. Телка оказалась совсем молоденькой, глупой. Болтать с ней было неинтересно и не о чем. Впереди на лавке сидела старушка. Маленькая, морщинистая, напоминала обезьянку. Неудобнов заговорил с ней.
- Наверное, к всенощной едешь? В Бога веришь, бабка?
- А как же? - Старушка перепугалась. Господа или заговорившего с ней беспутного Неудобнова?
- Святая вера! - заговорил авторитетно. - Как же без того? Грех ведь! - Другие сидевшие в купе старательно отворачивались или делали вид, что дремлют. - Без Бога нельзя!
Проехали Белые Столбы. Вечерело. Народ все прибывал. Электричка была переполнена - в тамбурах, в проходах стояли.
От нечего делать стал вспоминать события последних недель, но так, чтобы ничего не зацепить из того.
В воскресенье ходил в клуб на танцы. Танцевать он не танцевал, был уже "стариком" - двадцать восемь лет… женатиком. Встртился с ребятами, выпили. Он и потащился.
Жене в больницу не позвонил - она по голосу бы определила, что он пьян. Начала бы ругать. Жену он жалел.
Бетин был выходной, дома. Ругался со своей половиной. На машине мотался его сменщик - Неудобнов с ним не дружил.
К себе тоже не поехал. Квартира уже недели три стояла запущенная, грязная.
"Перед выпиской надо кого-нибудь привести - пусть вымоют".
После танцев двинул к девицам в общагу. Нинка - постоянная - была не в духе, поругалась с бригадиром, лежала колодой. Он прилег на пустую койку, на столе увидел книжку "Суд идет". Без обложки, кто-то забыл. Читать он любил. Зачитался. Так и заснул.
Не затронуть того, что не хотел вспоминать, ему все же не удалось.
"- Где кольцо, которое обещал? - злобно спросила Нинка.
- Понимаешь, нет его.
- Продал, что ли?"
Пришлось рассказать:
"- Мент отобрал. В милиции аэропорта.
- Полно врать!
- Хочешь верь, хочешь нет. Не вру!"
Кольцо было золотое, но маленькое, так что никто не брал. Не сколько дней, пока оно находилось у него, Неудобнов носил его в кармане.
"- Чье оно было-то? - Нинка смотрела с подозрением.
- Чье-чье… Чье было - того уж нет!"
После Домодедова он задремал. Вскочил от крика.
- Смотрите! Смотрите!
- Вон лежит…
На пятнадцатом километре перед Москвой железнодорожная колея неслась словно по дну густо заросшего угрюмого оврага.
Поезд шел совсем медленно. По обеим сторонам оврага, несмотря на поздний час, стояли люди. Их было много. Они смотрели вниз, на что-то, что было рядом с поездом.
- Женщина убитая… - поползло из тамбура.
- Милиции сколько!
Неудобнов мгновенно протрезвел. На секунду у него захватило дух. Как во сне, когда отвесный обрыв и не за что ухватиться.
Он вспомнил имя:
"Майка!"
Теперь он думал о потерпевшей с ненавистью.
"Хотела вымолить свою жизнь… Старалась! На все пошла. Говорила, что ребенок останется один. Без отца, без матери…"
Электричка была уже далеко от того места, где он сказал Бетину:
- Времени только третий час ночи, запросто можем еще одну!.. Может, повезет больше…
За все время им не попало ничего стоящего. Кольцо, денег совсем мало. А то еще рис. Картошка…
Но Бетин спешил - надо было заехать к теще, захватить трехлитровых банок для консервирования.
- В следующий раз!
Следующий раз был сегодня. Бетин опять выходил в вечер, к ночи должны были заехать в аэропорт.
- У меня дело, - сказал Игумнов. - Ты или Цуканов. Надо срочно найти ответ из информационного центра на автоматчика.
- А дежурный?
- Дежурный ничего не знает про пальцы. И не надо.
- Сейчас попробую. - Качан ушел.
Была война на несколько фронтов. С преступностью. С начальством. С потерпевшими, от которых нельзя было честно принять заявление, как это делают полиции всего мира.
И Качана, и его самого ждала незавидная участь. Двойная статистика, нигде не публикуемая, скрытая от общественности, от науки, от Объединенных Наций, уничтожала своих служителей. Их изгоняли, отдавали под суд, заменяли новыми, которым предстояло повторить их судьбу в бессмысленной мясорубке оперативных уполномоченных.
Цуканов принес бланк спецпроверки из Главного информационного центра.
"По дактилоскопической картотеке… - прочитал Игумнов, - значится как ОСТРОКОНЬ НИКОЛАЙ НИКИФОРОВИЧ… - Дальше шли установочные данные. - Тридцать шесть лет… Уроженец и житель Оренбурга… Привлечен к уголовной ответственности. Хищение в крупных размерах. Мера пресечения - подписка о невыезде с постоянного местожительства…"
"Какого черта он оказался под Воронежем? Сунулся в волгоградский поезд да еще с оружием?! Поехал в Москву! Привлек к себе внимание Комитета государственной безопасности…" Об этом следовало крепко подумать.
И все же сначала он набрал номер милиции аэропорта.
- Слушай, Желтов! Я ему не верю! Раскрути ты этого милиционера с кольцом!
- Клянется-божится…
- Врет он! Как он объяснил?
- Взял, потому что железка.
- Я не верю! Всё туфта. Народ у тебя задействован?
- И на водителей, и на подозрительных. "Серая куртка, дутая, на "молнии". Серые брюки в крупную клетку…"
- Народ знает?
- Знает. Только ведь тот мог и переодеться.
Им помешали. В дверях появился Картузов.
- Ты один? - Он сказал кому-то, кто шел сзади: - Идите сюда.
- Созвонимся… - Игумнов положил трубку.
Показался явно помолодевший директор ресторана. В камере с Гийо сползла полнота, бывший борец выглядел стройным, он, несомненно, за эти дни перешел в меньшую весовую категорию.
- Посидите несколько минут у начальника розыска, пока за вами придет машина… - Картузов держался обходительно, даже зависимо от Гийо. - Тут вам не будут мешать. Я сейчас приду.
- Только не служебную машину, - взмолился Гийо. - Такси.
- Сейчас пошлю за ним.
Гийо поздоровался с Игумновым за руку. У них не было взаимоотношений по службе: Игумнов и его люди не занимались ни расхитителями, ни взяточниками.
- Разреши, я позвоню. Чтобы жена не волновалась, - сказал Гийо.
Он набрал номер:
- Вот и я! - Гийо помолчал. - Слава Богу!
- Ты скоро? - по-видимому, спросила жена.
- Надеюсь, да. Дома обо всем поговорим.
Он положил трубку, обернулся к Игумнову.
- Опозорили. Не знаю, как на работе покажусь.
- Бывает!
Директор ресторана кивнул.
- Сигареты есть у тебя? - Он похлопал себя по пустым карманам.
- "Ява".
- Черт с ним!
Он закурил. Помолчал.
- Только с женой неудобно получилось. И с Наташей… - Наташа была его любовницей. - Мы на пару дней с одним приятелем из Гастрономторга и двумя девчонками рванули на Пицунду. Жена и Наташа, конечно, не знали. А Омельчук рассказал. Чтобы настроить их обеих против меня… Где же мужская солидарность?
Игумнов отделался безликой формулой:
- Все бывает.
- Не пойму, как Омельчуку-то стало известно… - Директор ресторана пребывал в растерянности. - Я на приятеля грешил. В Гастрономторге, там все они болтуны. А вышло наоборот. Он-то как раз молчал. Я признался - тогда Омельчук приказал его привести: "Прекрати и нас мучить, и себя! Рассказывай!" Я тоже говорю: "Оскар, они все знают!" А он: "Ты и признавайся! А меня с тобой не было!"
Гийо хотел развить тему, но Картузов из дверей уже манил его:
- Такси у подъезда.
- Ну, пока, начальник! - Гийо простился.
- Пока.
Игумнов по инерции несколько секунд думал еще о Гийо и его деле. Рисунок чужой оперативной манеры был ясен, словно Игумнов водил мокрыми пальцами по переводной картинке.
"Оскар из Гастрономторга и дал информацию. Но не нам! Кому-то повыше… А Омельчук только упрятал концы назад, в пряжу…"
Взгляд его упал на коробку под подоконником. Вид обворованного тайника направил мысли в прежнее русло.
"КГБ. Комитетчики знали про автоматчика. Возможно, даже следили за ним. Остроконь после волгоградского поезда никуда не поехал, стоял в полуэтаже, недалеко от служебного хода ресторана…"
Как профессионал, Игумнов всюду замечал неупрятанные концы чужой штопки.
"Майор Козлов был рядом с отделом незадолго до освобождения директора ресторана. Не пришел же он так просто, чтобы полюбоваться! Значит, что-то готовил. Итак, Комитет госбезопасности… А, кроме того, некто из Гастрономторга, связанный с рестораном…"
Это были их дела. Игумнова они не касались.
"Комитет заинтересовался проворовавшимися руководителями торговли…"
Он достал с полки телефонный справочник, нашел номер.
"Надо встретиться с Козловым. Черт возьми! Пусть он отвалит от меня. Я еще не коррумпирован. Качан тоже… Но какие у меня доказательства? Остроконь? Что я знаю о нем?"
- Игумнов, - позвонил дежурный. - У нас труп! В Нижних Котлах. Молодая женщина. Голая. Удавлена бюстгальтером. Управление уже выехало. Город тоже. Сейчас Картузов выезжает…
7
Врач-невропатолог, гулявший с собакой и первым обнаруживший труп, начинал объяснения одним и тем же:
- Я его зову: Тяпа, Тяпа!.. Он не подходит. Такая манера, на улице он весьма самостоятелен… Стоит и стоит у самых рельсов.
У невропатолога были большие, в тяжелой оправе очки, которые все сползали с плоского, украшенного горбинкой носа.
- Никого не видели рядом с трупом?
Он объяснил:
- Я не смотрю обычно. А сегодня мне еще в ночь на дежурство…
- "Не смотрю обычно…" - передразнил Омельчук.
Мысленно он находился в деле Гийо. Вокруг плелись интриги - Омельчук это чувствовал; но, поставив на высокое начальство, он до некоторой степени себя обезопасил.
"Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут…"
- Вчера вы тоже тут гуляли?
- Тоже. Но Тяпа вчера вел себя хорошо, все время крутился вокруг меня. Когда большие собаки выходят, он обычно не убегает…
Интеллигентный старик не мог понять раздражения, которое его объяснения вызывают у всех этих оперативных уполномоченных и следователей. Доктор полагал, что он и Тяпа сильно облегчили им жизнь, разыскав страшную находку там, где ее не скоро бы заметили.
Толпа по обе стороны откоса росла. Было уже поздно, но люди все подходили. Оперативно-следственные группы были словно на сцене. На газеты, расстеленные следователем прокуратуры у кювета, внизу, сносили обнаруженные окурки, битое бутылочное стекло.
Труп перенесли в машину. Вокруг нее тоже толпились люди.
Игумнов видел убитую на месте обнаружения - спутанная шелковым бюстгальтером шея, вывалившийся язык. Кровоподтеки на маленькой полной груди.
Одежды не оказалось ни под трупом, ни в кювете. Только ношеная легкая туфля со стершимся фабричным знаком. Один из оперативников принес зацепившуюся за куст ярко-фиолетовую ленту.
- Бант. Наверное, ее?
Было ясно: труп привезен. Потерпевшая убита в другом месте. Дело отойдет к территориальной милиции.
Ждали высокое начальство района и транспортников, чтоб разрешить все полюбовно.
"Неужели и трупы остальных женщин - и Зубрун, и Старковой, и Мылиной - тоже где-то в кювете?" - подумал Игумнов.
Было что-то странное в том, что труп привезли в город.
"По дороге из аэропорта столько безлюдных лесных массивов… Видно, преступникам зачем-то было нужно в эту сторону. По-видимому, кто-то из них живет поблизости. Или живет кто-то, к кому он должен был ехать…"
Телетайп уже передал в главки Москвы и области его ориентировки о подозреваемых и их приметах, Раменский райотдел получил данные на Неудобнова. Но Игумнов знал по собственному опыту: "Пока не обнаружены трупы Старковой, Зубрун, Мылиной - нет убийств…"
Он поднялся к домам.
"Если бы найти свидетелей…"
Игумнов прошел к телефону-автомату, набрал номер. У Качана было долго занято.
Наконец номер освободился.
- Там у тебя список раменских таксистов, с которыми мог ездить Неудобнов…
- Да. Но после того, как кольцо у Неудобнова оказалось латунным…
- Оставь это латунное кольцо. Я в него не верю. Будем работать по этой версии.
Качан вздохнул.
- Понял.
- Посмотри список таксистов, работавших вечером, когда прилетали Старкова и остальные…
- Вот он.
- Как у них с возвращениями в гараж в эти дни? Особенно среди связей Неудобнова. Узнай, как у них ставят отметки. В путевых листах время должно проставляться на штамм-часах…
- Так…