– Постыдно тебе слушать тех, кто ум свой потерял.
– Вы знаете, куда отправилась Натали?
– Сказала бы, коль знала. Но не знаю. Погляди! – воскликнула она и указала на потолок. – На балке Кори-вдовушка сидит, а у нее меж пальцев – птенчик желтый.
Я поднял глаза. На потолке ничего не было.
– Не слышно ль тебе дроби барабана? – спросила она. – Так отчего же не идешь ты? Отчего не идешь?
– Куда? Где я найду Натали?
– Там, где стоит Альден, – сказала она. – С плешивой головой, прикрытой шляпой, стоит он перед судьями, а суд суров к нему. Он продал пороха и пуль индейцам и французам, и с девками индейскими он спит, да и ребенок у него – индеец.
– Этого Альдена Натали знает?
– Спроси Джона Индейца, – сказала она.
Я не знал, Джон Индеец – это реальный человек или воображаемый, но было ясно, что больше задавать вопросы моей хозяйке – Сьюзан Хауэл или Сузанне Мартин – не имело смысла. Когда я спросил, как она узнала, что Натали уже нет на Оберлин-Кресент, Сьюзан сразу обратилась в колдунью. Был ли это бессознательный ход или сознательная тактика, вырвать ее из этого уже не представлялось возможным.
– Хорошо, – сказал я. – Большое спасибо. Больше я вас задерживать не буду.
– Когда я нанесла тебе обиду? – ухмыляясь, спросила она.
Я пошел к двери.
– И больше никаких вопросов?
– Никаких, – ответил я.
– И не прибавишь весу? – снова ухмыляясь, спросила она.
Я вышел из квартиры. Она закрыла и заперла за мной дверь. Я прижал ухо. Если она торопливо звонила по телефону, то я не слышал, как набирали номер. Я вызвал лифт. К сожалению, я мало знал об истории колдовства в Салеме. Но я знал, что Джайлз Кори, обвиненный в колдовстве, был казнен – задавлен насмерть следующим образом: в чистом поле неподалеку от тюрьмы ему на грудь накладывали камни, требуя от него признания. Однако он хранил молчание почти до самого конца. И лишь перед смертью произнес два слова: "Прибавить весу".
Глава 19
Выглядело все очень хорошо.
Преступник сделал одну-единственную ошибку, и мне она была ясна. Совершив ее, похититель покойников превратился в убийцу. Он напрасно убил в морге бальзамировщика Питера Грира. До этого шага его преступление было слишком мелким: ему грозил ничтожный срок, или штраф в тысячу долларов, или и то и другое. Но ему так нужен был труп, что он пошел на убийство. И в этом его ошибка.
Однако, кроме этой (нападение на старушку с собачкой я вынужден рассматривать просто как дополнительную подробность картины убийства), других ошибок он не совершил. И мне по-прежнему было неизвестно, зачем ему понадобился покойник и что он собирался с ним делать. Да, я рассматривал гипотезу, что месса, отмеченная в календаре Натали, была ведовским шабашем, для которого требовалось жертвоприношение кровью, взятой от свежего трупа, – в конце концов, убийца вернул труп, в котором крови не оказалось, и украл новый, с которым бальзамировщик еще не начал работать. Но для кровавых ритуалов обычно требовались живые жертвы: коза, ягненок или – в иных культурах – живой человек. Жертву подводят к алтарю, рассекают горло и ждут, когда жертвенный сосуд наполнится кровью. Подношение в виде умершего человека? В качестве кровавой жертвы? Две концепции противоречили друг другу и казались взаимоисключающими. Кроме того, предположим, что кто-то добывает тепленькое тельце (так сказать), чтобы позднее использовать для кровавого жертвоприношения. Станет ли он убивать при похищении этого тела? В Уголовном кодексе нет особой статьи, по которой отсутствие логики в поведении преступника каралось бы как преступление. Но если похититель покойников хотя бы на минуту задумывался о возможном совершении убийства, почему он просто не похитил живое тело и не совершил убийство на алтаре, как настоящее кровавое жертвоприношение? Нет, на мой взгляд, похищенное тело не предназначалось в качестве жертвоприношения для мессы – ни для черной, ни для какой другой. Тогда зачем его похитили?
Входя в квартиру, я насвистывал. Еще не начало светать. Я включил свет в кухне, и ворон в клетке недовольно фыркнул.
– Здравствуй, мой глупый друг, – сказал я. – Тебя кормили?
Он опять заклекотал.
Я заглянул в клетку. Корма в ней не было ни крошки. Я открыл холодильник: под морозильником ни мяса, ни колбасы, но на полке я обнаружил открытую консервную банку с тунцом. Исходя из теории, что вороны, как акулы, едят любую дрянь, я взял ложку и выложил содержимое банки в клетку. Ворон смотрел на еду с подозрением. Я закрыл дверцу и поглядел на доску на стене, где Лизетт прикалывает мне записки. Никто не звонил. Ослабив галстук, я прошел в кабинет и набрал номер двенадцатого участка. Дэйв Горовиц еще был там.
– Слушаю тебя, Дымок, – сказал он.
– Из лаборатории есть результаты?
– В пять утра? – спросил он. – Ты рехнулся? Что с тобой происходит?
– А с тобой что, Дэйв?
– Ничего. – Он помолчал. – На самом деле мне достается от напарника. Ему надоело, что ты суешь нос в это дело.
– Я же помогаю ему в работе. Беру на себя всякую беготню.
– Ну, он так не считает.
– А как он считает?
– Он говорит, что ты запутаешь нам дело.
– Не надо этого бояться.
– Если честно, Бен, я тоже немного нервничаю. Все-таки убийство. Если мы раскроем, не хочется провалить дело в суде.
– Ты просто повторяешь слова напарника.
– Ну, может, он и прав. Для нас это работа, а для тебя... – Он помолчал. – Ладно, забудем.
– Нет, продолжай.
– Ну, О'Нил считает, что для тебя это только хобби.
– Нет, не хобби, Дэйв.
– Я лишь рассказываю тебе то, что он думает.
– Значит, когда ты получишь результаты из лаборатории...
– Кончай, Бен, не морочь мне голову.
– Ты хочешь, чтобы я бросил заниматься этим делом?
– Не знаю, чего я хочу. То, что ты сообщил мне про машину, – оказалось очень важным. Не исключено, что О'Нил и не нарыл бы этой информации... И все-таки, пожалуйста, не сделай чего-нибудь такого, от чего это дело провалится в суде. Ты меня понял?
– Пожалуйста, немножко больше доверия, Дэйв.
– Вот черт, Бен! – воскликнул он и замолчал. Я ждал. Он шевелил мозгами. Я не торопил его. Он вздохнул. – Я проверил Натали Флетчер в отделе установления личности, – сказал он. – Судимостей нет. Но карточка на нее имеется. – Он умолк. Я не торопил его: он снова боролся с собой. Горовиц был мне очень симпатичен. – Пожалуйста, будь осторожней, Дымок, – сказал он наконец. – У меня могут возникнуть серьезные неприятности.
– Буду соблюдать осторожность.
– В той синей карточке есть ссылка на некоего Чарлза С. Каррадерз. За ним тянется огромный список нарушений – начиная еще с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать. В последний раз он был арестован за ограбление первой степени, получил максимальный срок, условно освобожден в октябре, отсидев двенадцать с небольшим.
– Какая связь между ним и Натали?
– По информации об условно освобожденных они живут вместе.
– Как датировано последнее донесение?
– Обожди секунду. – Последовала долгая пауза. – 15 августа.
– Его адрес есть?
– Да. И это не Оберлин-Кресент.
– А что это?
– Маккензи, 8212. Получается так, что жила она в одном месте, а спала в другом.
– Ты уже говорил с Каррадерсом?
– О'Нил должен поспеть туда как раз в эту минуту.
– Маккензи, 8212. Это в Хаммерлоке, верно?
– Да, это там.
– Каррадерс – черный?
– Да.
– Что еще тебе известно о нем?
– Ему тридцать три, рост шесть футов два дюйма, вес сто девяносто. Глаза карие, волосы черные, на правом запястье ножевой шрам, других отличительных знаков, татуировок – нет.
– А то ограбление? Оно было самым тяжким из его "послужного списка"?
– Как посмотреть. Когда ему было семнадцать, один торговец наркотиками продал ему туфту. Он погнался за торговцем на машине и задавил насмерть. Его обвинили в убийстве второй степени. Затем снизили до простого убийства первой степени, что, как ты знаешь, по определению включает случайное убийство... Затем снова снизили до "преступной небрежности за рулем". Он был приговорен к пяти годам, отсидел два с половиной.
– Он ни на чем не попадался после освобождения?
– Одно предупреждение от наблюдающего за ним полицейского.
– За что?
– Полицейскому был анонимный звонок от одного парня, который сказал, что Каррадерс присутствовал на каком-то собрании, где все носили маски. Наблюдающий полицейский предупредил Каррадерса, что подобные сборища являются нарушением раздела 710. Ты знаешь этот раздел?
– Да.
– Пустопорожний раздел. Во всяком случае, Каррадерс утверждал, что он ни на каком таком сборище не присутствовал. Вот такая история.
– А что это было за сборище?
– Оно не могло быть каким-нибудь разрешенным законом маскарадом или модным балом, потому что раздел запрещает посещать такие.
– Оно могло быть черной мессой?
– Что ты имеешь в виду? Цветных в церкви?
– Нет. Шабаш ведьм.
– Ах, Дымок... Я очень устал... Всю ночь на ногах. Мне не до шуток.
– Ладно, – сказал я. – Большое спасибо, Дэйв.
– На здоровье, – ответил он и повесил трубку. Вдруг я почувствовал, что измотан. Я положил трубку, вышел из кабинета и направился в спальню. Мария спала, ее длинные светлые волосы разметались по подушке. Я разделся, натянул цижаму и вполз в постель рядом с ней.
– Дымок? – сонно спросила она.
– Да.
– Хорошо, – сказала она и прижалась ко мне.
Глава 20
Комната была освещена солнцем; наконец наступило утро вторника. На подушке Марии я нашел записку:
"Любимый Дымок!
У меня в десять прослушивание. И еще я не хочу, чтобы Лизетт знала, что мы с тобой спим вместе. Я не знаю, нужна ли тебе сегодня машина, – но все равно мне неизвестно, где ты ее поставил. Возьму такси. Позвонишь мне попозже? На автоответчике будет сообщение для тебя. Привет. Береги себя.
Мария.
P.S. Эдгара По я накормила".
Я посмотрел на часы. Было двадцать минут второго. Я не собирался так долго спать. Накинув халат (по какой-то необъяснимой причине мне не нравится разговаривать с людьми по телефону, когда на мне только пижама), я пошел в кабинет и набрал номер двенадцатого участка. Дежурный сержант сказал, что Горовиц отбыл домой. Тогда я попросил соединить меня с Куперой.
– Добрый день, Бенни, – приветствовал меня Купера. Голос его звучал очень официально и даже резковато.
– Купера, – сказал я, – извини, что побеспокоил, но Дэйв Горовиц ожидал отчета из лаборатории...
– Лежит у меня на столе, – сообщил Купера. – Бенни, у меня наверху в помещении для инструктажа находится один очень несчастный полицейский, и, хотя я люблю тебя как брат, по долгу службы я должен держать сбитую команду детективов, работающую как единый механизм. Ты понимаешь меня?
– О чем тревожится О'Нил, будь он неладен?
– Я скажу тебе, о чем он тревожится. Если хочешь. Прошлой ночью он отправился в квартиру Натали Флетчер, а ты там уже побывал. Он разговаривал с комендантом, а ты уже поговорил с ним. Комендант назвал ему имя матери, утром О'Нил отправился к ней – и оказывается, что ты уже был у нее посреди ночи. И мало того, оттуда ты поехал разговаривать с особой по имени Сузанна Мартин. Кто такая Сузанна Мартин, Бенни? О'Нил отправился к этому зданию на Девяносто шестой улице, но не смог найти никого с таким именем.
– Скажи ему, чтобы не отчаивался. Пусть продолжает поиски. Он пробивной.
– Он хороший полицейский. Мне жаль, что он расстроился.
– А что в отчете из лаборатории?
– Никаких комментариев.
– А что известно про микроавтобус "Фольксваген"? Есть что-нибудь новое?
– Бенни, больше ты от меня ничего не узнаешь, – сказал Купера и повесил трубку.
Некоторое время я сидел за столом, размышляя. Отчет из лаборатории определенно содержал какие-то позитивные результаты. В противном случае на мой вопрос Кулера ответил бы просто: "К сожалению, ничего не нашли. Никаких отпечатков". Я решил позвонить прямо в лабораторию. Номер я знал наизусть, мне слишком часто приходилось набирать его за годы службы в полиции. Взявший трубку дежурный пожелал узнать, кто я и зачем хочу поговорить с детективом-лейтенантом Амброзиано. Я назвался и сказал, что звоню по личному делу. Он ответил, что линия лейтенанта занята и надо подождать. Я принялся ждать. В кухне во все горло клекотал ворон.
Майкл Дж. Амброзиано возглавлял лабораторию полиции, которая находилась в комплексе зданий на Вашингтон-Плаза; одним из них было новое здание штаб-квартиры полиции. Лаборатория занимала весь девятый этаж и часть десятого в высоченной тридцатичетырехэтажной башне. Внешне эта башня казалась сделанной исключительно из стекла. Признаться, такое количество окон весьма необычно для здания, в котором располагаются полицейские всех мастей и рангов. Обыкновенно в любом полицейском участке окна забраны толстыми проволочными сетками: обожатели полиции частенько бросают в окна камни и "вонючие" ракеты. Однако на окнах штаб-квартиры нет никаких защитных сеток. А в ней, кроме лаборатории, расположился отдел установления личности, отдел конфискованного имущества (из которого в прошлом году похитили изъятого героина на миллион долларов – чем меньше вспоминать, тем лучше), офисы членов полицейской комиссии, главного инспектора, начальников патрульной службы, детективов, личного состава, а также отдел кадров, офис отношений с сотрудниками и еще офис пресс-атташе и по связям с общественностью.
Майк Амброзиано, полицейский и ученый одновременно, был человеком и опытным, и понимающим – в ту пору, когда я служил, он оказывал мне помощь так много раз, что и сосчитать невозможно. Ему было сорок шесть, у него были светлые, с легкой сединой, волосы и острые голубые глаза, безошибочно находившие как именную пометку на грязной рубашке, так и признаки яда в кофейной чашке. Не один год мы работали бок о бок, и я предполагал, что могу попросить его о любезности. Я ошибался.
Когда меня соединили с ним, он сказал:
– Только что звонил Купера. Это с ним я разговаривал.
– Прекрасно, – заявил я.
– Гм, – буркнул Майк. – Он вычислил, что ты обратишься ко мне.
– Значит, ты мне откажешь.
– Извини. – Казалось, он искренне сожалел.
– Похоже, в том отчете и впрямь что-то очень важное.
– Я не видел, – сказал Майк. – Отчет готовил Раен.
– Неужто Раен захочет мне рассказать о результатах?
– Весьма сомнительно. Раен отнюдь не болтлив.
– Я так и думал.
– Бен, ну почему ты не бросишь это дело? – мягко поинтересовался Майк. – Когда ты добывал драгоценности немки, было дело совсем иного рода. А здесь идет речь об убийстве.
– Меня не остановить, – сказал я. – Я твердо решил, что буду продолжать до конца.
– Ты знаешь историю про адвоката, к которому обратился заклинатель, изгоняющий бесов, – экзорцист? – хихикая, спросил Майк.
– Рассказывай, – велел я.
– Итак, приходит этот экзорцист к адвокату с жалобой, что по поручению человека, в которого вселился бес, проделал некую работу. То есть изгнал беса.
– Ну и что?
– Так вот. Тот человек, из которого был изгнан бес, отказался оплатить услуги экзорциста. И изгоняющий бесов требует удовлетворения. Тогда адвокат звонит тому человеку, объявляет, что он представляет интересы экзорциста, и если тот человек не заплатит экзорцисту по счету, то он (адвокат) приложит усилия, чтобы бес вернулся в него. – Майк расхохотался. Я улыбнулся.
– Майк, – сказал я, – ты нашел отпечатки на ломике или на подвеске?
– Бен, с тобой всегда приятно поговорить. Позвони мне как-нибудь. Может, пообедаем.
Он повесил трубку. В кухне горланил ворон. Я набрал номер Гаравелли.
– Гаравелли, ремонт телевизоров, – сказал он.
– Генри, это Бен. Ты сегодня свободен?
– Какая задача?
– Ищу даму по имени Натали Флетчер, тридцать три года, пять футов шесть дюймов, худая, длинные черные волосы, возможно, одета под Клеопатру.
– Под Клеопатру?
– Да, Генри. Предположительно должна появиться у дома номер 12 по Девяносто шестой улице, ближе к авеню Ферли. По моим расчетам, она придет в два часа к некоей Сьюзан Хауэл, квартира 12С. Видимо, она будет за рулем синего микроавтобуса "Бьюик" 1971 года. Проследи за ней и позвони мне.
– Вас понял. – И он повесил трубку.
Я прошел на кухню и велел ворону заткнуться. Он не послушался. Он горланил все время, пока я жарил яичницу с беконом и тосты, варил кофе. Он продолжал клохтать, пока я ел. Я сложил тарелки в мойку и злобно глянул на птицу. Затем я принял душ, побрился и оделся для поездки в сторону окраины – в Хаммерлок. Я был почти в дверях, когда вошла Лизетт. Было без пяти минут три, а обычно она приходила к одиннадцати утра. Сегодня Лизетт страдала от похмелья: ее друг профессор Рене Пьер, объяснила она, вчера притащил ящик великолепного бордо, и они осушили три бутылки.
Я порекомендовал ей выпить сырое яйцо.
Глава 21
В нашем городе около восьми миллионов человек. Девять процентов – более семисот тысяч – черные. Из них почти полмиллиона живут в настоящем гетто, известном под названием Хаммерлок. Жители трущоб обыкновенно дают шутливые названия районам, где они вынуждены обитать вместе с крысами (так, например, в Сан-Хуане район трущоб называется La Perla, жемчужина). Поэтому может показаться, что "хаммерлок", спортивный термин, обозначающий захват в борьбе, прилепился к здешним местам только после того, как они превратились в трущобы. То есть будто бы имеется в виду железная хватка нищеты на горле обитателя трущоб Хаммерлок.
Но тут вы ошибаетесь.