Все рассматривали то место поверхности болида, где была странная воронка. Не оставалось сомнения, что она осталась после небольшого взрыва. Он мог стать причиной сбоя орбиты.
Фактически, робот тянул камень в противоположную обычному движению сторону, это его тормозило. Важно было вернуть С-324 ту скорость, которая была у него изначально. Она была записана в программах, которые просчитывают местонахождения небесных тел в определённый момент времени. Поэтому Марина и Денис внимательно следили за скоростью робота-транспортировщика и перемещением астероида. Несколько часов пролетели незаметно. Системы машин пересчитывали данные, сверяя точные фирменные названия с официальными астрономическими каталогами. Когда выяснилось, что найденный болид прошел обработку, работа усложнилась. Его хозяин мог задать собственные координаты и траекторию полета. Новые расчеты задали, чтобы поставить его если не на старую, то на безопасную орбиту.
К счастью, в скором времени у Антона получилось достичь первоначальной скорости этого астероида. Марина вздохнула с облегчением: её Дружку и астероиду С-321 теперь ничего не угрожает. Но никто так и не сообщил по международной связи оповещения об аварии, из-за которой скорость астероида внезапно возросла. Ответ на этот вопрос появился только утром в понедельник. Обычно молчавший экран общего оповещения ожил. Заспанный секретарь сообщил на английском об аварии.
– Потерю спутника мы считаем актом диверсии со стороны нелегалов биологов, – закончил выступление военный.
Спасатели чувствовали себя героями. Им удалось обратить на себя внимание всего мира, о катастрофе и благополучном спасении сегодня рассказывали во всех новостях. Нужда убедительнее красноречия, поэтому они были рады, чтоб все работы были закончены еще до прихода журналистов. Сейчас они атаковали пресс-секретаря компании. В новостях было видно, что он держался достойно. От комментариев по расследованиям действия космических пиратов он мужественно отказывался.
– Международный наблюдатель страны-хозяина астероида вряд ли скажет, что в катастрофе виноват его пилот, – улыбнулся Павел.
– За это компанию могут лишить лицензии, пойдут проверки по стране, – подтвердила его предположение Марина. Антон улыбался:
– Когда я передал новые координаты астероида хозяевам, они были в восторге. Больше всего их удивило, что за поимку ценного груза мы ничего не взяли из техники на орбите.
– Это погубило бы маленькую компанию.
В архиве не было никакой информации по запускам роботов из Новой Зеландии. Там было слишком мало частных фирм, вышедших из космических систем военных организаций. Из-за привычки к другой работе хозяева предпочитали больше секретности. Они не только реже подавали данные о разработках в системы полиции, но и сами часто слишком верили в надежность техники. Диспетчеры в выходные были не самые квалифицированные. Поэтому по сводкам никто не догадался, что один из космических роботов загорелся. Взрыв оторвал астероид от перевозчика. Контрольный пункт потерял связь с Землёй, ударная волна на большой скорости понесла астероид в другом направлении. Журналисты всего мира удивлялись, что не пришлось задействовать систему защиты от аполлонов, которая прикрывала Землю от болидов.
– Они думают, что государство согласно оплачивать такие далекие маяки, – заметил Антон, наслаждаясь передачей о собственном героизме. Павел добавил:
– Не думай, что этот случай не подхватили политики. Они станет для них еще одним поводом не забывать о нуждах тех, кто работает с астероидами.
– Новые вложения в отрасль?
– Они дают занятость и образование обществу.
– А я счастлива, что нам удалось обмануть журналистов, когда они интересовались, зачем мы делали съемки астероидов около Юпитера, – Марина одарила своих мужественных друзей загадочным взглядом.
– Скорее всего, придется отложить наши съемки, пока шум не уляжется.
– Это надолго.
– Зато мы сумеем накопить денег и доставить туда оборудование получше.
– Времени у нас хватит, похоже, даже на его изобретение на Земле, – сказал Антон. На экране мелькали заметки телетайпа из сетей сбора материалов в сети, они сменились показом журналистов, ожидающих выхода пресс-секретаря Красной звезды из здания комитета по военным вопросам, где он давал свое последнее интервью. Толпа шумела, слышались выкрики.
Неподалеку расположились пикетчики.
Позднее одной из причин поломки назвали соседство Юпитера. Гигантская планета своей гравитационной силой создавала настоящие ловушки. В одну из таких беспилотная техника попала в выходные. Дело было не только в щелях Кирквуда, техника засекла еще и спектральный фон от одного из соседних складов ядерных материалов. Он тогда пролетал недалеко от Скорпиона Х-1, самого яркого космического источника рентгеновского излучения. Поглощение ультрафиолетовых волн, начиная с 0,29 микрон, производит земной озоновый слой, для космической защиты используют световые блокираторы лишних рентген, но тут пришлось распознавать и их источники. Техника анализаторов просто запуталась в гамма-квантах. Все вместе программа выделила в запрос оператору на Земле, но не получила ответа. Машины действовали на автопилоте. Робот был сделан неопытными сотрудниками частного космического агентства "Остров Сигмы", поэтому никто такому инциденту не удивился. Его задело уже ослабевающее поле Кирквуда, гравитационная ловушка проходящего мимо Юпитера. Техника отреагировала на изменением движения, включились генераторы поправок, но они быстро перегрелись от нагрузки. Мог вмешаться опытный пилот, но в выходные на месте никого из них не оказалось. Как только новозеландская маркировка аппаратов на складах была обнаружена на С-324, все сразу поняли, что произошло. Взрыв техники передал импульс, так увеличилась скорость движения.
Шумиха с обсуждением проблемы еще продолжалась, когда начались перемены. Руководители космических компаний встретились после инцидента, по итогам разбора полетов. Часть опытных конструкторов отправились в Новую Зеландию, чтобы помочь им развить свои космические программы. Марина, возвращаясь домой после работы, думала о том, как интересно работать в космическом агентстве. Каждый день что-то происходит, каждый день можно видеть звёзды, астероиды, Солнце, Марс, Юпитер, а иногда и Землю. Нигде такого больше увидеть нельзя. Космос – это прекрасно. Теперь для безопасности ей пришлось завести четыре вертолетика. Они сопровождали свою хозяйку, не забывая о собственном скромном поведении. Вы не знаете, где купить программу, обучающую приборы для домашнего обихода хорошим манерам? Вы хотите, чтобы лучшие программисты мира позаботились о вашем личном благополучии? Место, где вы можете найти самые лучшие системы, существуют. Посмотрите сайт компании Красной звезда, рекомендации этой солидной компании…
Слежка за правозащитниками
Я – монитор. Самый обыкновенный компьютерный монитор. Правда, обыкновенным я стал только сейчас, когда, по злобному ворчанию внизу стола, где обитают старухи – разъемы, меня уже не считают верхом совершенства. Надеждой техников я был тогда, когда в первый раз открыли мою упаковочную коробку. В тот раз я впервые увидел тех, кем я буду управлять. Мои новые знакомые показались мне малосимпатичными с того, момента, как я посмотрел им в глаза и дружелюбно подмигнул бликом от лампы на складе.
Я не люблю рабов. Мне кажется, что рабами люди стали еще до моего появления. Только аккуратная ровная пластиковая поверхность моего корпуса помогает мне не ломаться внутренне, если их действия мне не очень понравились. Рабы… Нет, я предпочитаю свободных.
Мой вкус можно назвать стандартным для современных и надежных устройств. Поэтому я имеют собственное мнение о том, как должны выглядеть идеальные люди. Я люблю умеющих жить по-настоящему, в праздности, свободных от дел. Или тех, кого уже взяли мои невидимые следователи, которые охраняют коридоры нашего здания. Иногда они такими и становятся. Аресты идут не при мне. Моих доставляют ко мне уже на допросы, на следствие. Они даже иногда спрашивают друг друга: "Тебя надолго взяли? – Нет, пока на месяц-два". Я люблю тех, кто готов молча посидеть рядом со мной восемь часов, одиннадцать часов. Так мои заключенные исправляются. Под моим влиянием, конечно.
Я всегда слежу за тем, кого какими-то неизвестными мне ветрами принесло оказаться в том месте, которое мне поручено охранять от инакомыслящих. Немногие, скажу я вам, решаются посмотреть мне в глаза. Иногда день за днем ко мне приводят одного и того же человека. Значит, другие исправляются под влиянием кого-то подобрее. Но бывает, что люди передо мной меняются каждый день. Вы думаете, что допрашивать ежедневно, не теряя силы воли, тяжело? Другим – да. Но мой гипнотический взгляд опытного полицейского усаживает сомнительную личность. Я наблюдаю за ней. Я слежу за каждым движением. Я жду ее реакции. Мы разделены только столом. "Руки на стол! Сидеть, на месте сидеть! В глаза смотреть, в глаза!", – и сила духа моей сомнительной личности оставляет ее. Вначале она перебирает какие-то символы на клавишах, но потом, сдавшись под моим давлением, выполняет приказ. Она смотрит на меня, не отрываясь. Моя воля заставляет не отрывать взгляда от меня, сдаваясь под моими атаками. Не все так умеют. Мне, для того, чтобы воздействовать на преступника, требуется говорить и говорить. Если моя частота кадров уменьшается, они отвлекаются, перестают бояться меня, начинают думать сами. Естественно, правильные мысли у них возникают редко. Говорят, в припадке злости они даже готовы вонзить в тебя неизвестно где найденную отвертку.
Я не люблю слишком хитрых правозащитников. Вот, один, по рассказам модема, писал письмо Санта Клаусу: жена на Новый год хочет новый дом в Нью Йорке, сын – чтобы я стал начальником компании с миллиардным оборотом в фунтах, а я – только защиты от экологических катастроф. Вот фрукт! Вот боец невидимого фронта! Но пусть не думает, что порядочности у сказочных волшебников не существует. Ему не ответил даже Дед Мороз из Москвы. Такие номера даже с помощью распределителей сигналов по оптическому волокну не проходят.
Моя доброта к заключенным безгранична. Если у моего подследственного выдается плохое настроение, он не всегда может выразить его словами. Мой, как и другие заключенные, даже боится слов. Именно поэтому я почти никогда не слышу от них разговоров между собой вроде: "Футбол смотреть будешь? – Боюсь даже сказать об этом громко, тут камеры установлены". Они боятся думать. Боятся камер. Но что они могут сделать, если человек перестает разговаривать? У них слишком плохое разрешение, чтобы передавать, что я показываю. Только поэтому я не могу транслировать матч еще и им. Почему заключенные так не любят их компании? Они плохо умеют говорить. То ли дело – я. Я готов говорить на любых языках и на любые темы. Хоккейный матч я показываю то почти точно подражая сразу тысячам голосов болельщиков, то почти идеально повторяя слова комментатора. Мне иногда кажется, что если бы мы собрались и устроили мозговой штурм, даже наши заключенные смогли бы стать подобными нам. Модем как-то рассказывал мне, что есть система соединения электроники с мозгом человека, которая уже напрямую может считывать его функции. Некоторые бренды предназначены для того, чтобы передавать задуманные числа и буквы. Но что моим преступникам буквы, если они почти никогда не разговаривают между собой около меня от неумения их сопоставлять? Конечно, иногда бывает, что и на них снисходит озарение. Но это не речь, достойная Демосфена. Они робко постукивают по клавишам и уже клавиатура и материнская плата говорят мне, что сейчас мой тупица готов поработать мозгами. Мы охотно показываем ему футбольный матч в прямой трансляции. Но надежды на его реабилитацию бессмысленны. Даже если мы увеличиваем четкость, думая, что он вместе со всем стадионом сейчас закричит: "Гоол!" он робко озирается на каждый шаг вокруг, боясь, что к нему незаметно сбоку подойдет шеф. Что ты боишься, вы ведь будете кричать вместе! Э готов показывать три трансляции одновременно и все в замедленном темпе, чтобы вы оба внимательно разглядели каждый кадр. Не все три я смогу показать в одном и том же темпе, но мы с материнской платой считаем, что так удобнее тренировать внимание. Мы же способны запоминать много и каждый раз (ну, почти каждый) снова обращаться к нужной ячейке памяти. Почему вы еще не можете делать то же самое в таком же темпе? И когда вы научитесь? Вокруг вас столько дисков и флеш-памяти, что я удивляюсь, как вы до сиз пор не догадались, к какому из своих гнезд их закрепить. Не бойтесь тока, ведь у вас тоже есть адаптеры, которые сделают его покалывание томами интересной литературы, который мгновенно станут радостью вашей первой учительницы языка из-за грамотности изложения точно по тексту. Дерзайте! Но почему вы всегда отказываетесь прижать к себе разъем модема, даже если он совсем новый. Глупцы. Или их надо снова просить? Но нет, до такой степени душевного здоровья мне заключенных не воспитать. Но я полон решимости и открываю все страницы со спортивными трансляциями по первому требованию того, кто садится передо мной.
Я люблю общаться с соседями. Особенно с умными. С теми, кто умеет думать лучше, чем я. Моя собственная материнская плата сетевого блока – мудрая сова по сравнению со мной. Я иногда обсуждаю время в разных часовых поясах с умными часами на руках у моих преступников. Интересно поболтать с их мобильными телефонами. Но тут разговоры всегда начинает плата общего распределения сигнала. Ее приятный тихий голосок слегка журчит, обмениваясь информацией, нашей системе охраны всегда интересно, что расскажут телефоны наших гостей. Я слышал, что мои собратья в тех далеких от меня отделах могут даже остановить и заставить смотреть в глаза при допросе случайного преступника, притянутого нашим полем исправления нравов из мест, где нам было бы опасно находиться. Моя собственная оперативная память тоже балует меня новостями и умением их обсудить со всеми деталями системы, я назвал бы ее умение поддержать компанию таким шустрым, что она делает меня еще и светским.
Обмен информацией – это все, что должен позволять себе аккуратный и порядочный прибор. Это делает его Личностью, а не вместилищем деталей, которое давно пора разобрать на части, давая жизнь пусть и маленьким, но умным надежным потомкам.
Конечно, свет – это моя жизнь. Не выходы на шумные новогодние или праздничные приемы, а настоящая светская жизнь. Моим умением быть почти львом пользуется вся наша компания. Но если я начинаю показывать поведение полусвета, начинают беспокоиться мои правозащитники. Они зовут на помощь техподдержку, жмут кнопки настройки (не сказал бы, что их движения напоминают приятные прикосновения, напоминающие о романтичном вечере).
Я пока еще неплохо выгляжу. Рядом стоит мой старенький системный блок. Хотя он и накрыт пленкой от пыли, она уже не скроет, что кое-где он даже скреплен скотчем. Он давно не передвигается сам. Чтобы помочь бедному инвалиду, приходится пользоваться трудом заключенных. Бррр… хотя и приятные надежды тоже есть. Они тоже не прочь сделать вид, что оставили его в покое. Нажал кнопку пуска в начале смены – и все. Дальше больной лежит, его не теребят, не переворачивают. Он всегда ворчит, но мы – само терпение к его слабостям. Даже вечернее выключение делаем мы, более опытные в тактичных разговорах на повышенных тонах, больших скоростях и языке, понятном словоохотливому и думающему старику. Мы тактичнее заключенных в миллиарды раз. Наша тактовая частота может стать и больше, об этом часто говорят системы проверки по всемирной сети.
Не скрою, обслуживают нас плохо. Только наша выдержка и воля позволяет снова и снова работать в обычном режиме, не показывая им своей слабости. Так у всех. Когда мы болеем, а вирус поражает нас все больше, мы стараемся справиться с ним собственными силами. Не показываем собственных страданий, даже вида не подаем, если заражение делает нас более слабыми и беспомощными. Показать, что ты страдаешь от вирусов – это не мужественно. Не наше. Лишнее.
Мы умнее их. Наш интеллект построен на точности и умении думать быстро. Иногда мы шутим с инженерами, договариваясь между собой медленнее, чтобы они попытались угадать наши желания. Нельзя быть эгоистом, считая себя единственным, кто что-то должен другим. Техподдержка не так часто балует нас общением, но мы стараемся сделать все, чтобы ее работники думали о нас чаще. Мы хитрим, преподнося им данные так же, как и те, кто работает в обычном режиме. Ну, подумай обо мне! Посмотри на меня ласковым взглядом, прояви себя как человек, который способен на заботиться о каждом одинаково и не обращает внимание на индивидуальность. Не смотри на наши игры как на проблему, считай нас точно такими же, как и множество других. Или дай поспать, в конце концов.
В области создания здорового вида при любой плохой игре мне нет равных. Я никогда не покажу, если болезнь уже подступила к моим жизненно важным центрам. Я мужчина, мне нельзя быть слабым. Это казино, где выигрывает тот, кто умеет подсмотреть за картами противника. В этом нам нет равных. Мы гении, которые могут даже связаться с данными камер слежения за рабочими столами, особенно если болезнь сделала нас сильнее в борьбе за собственное самостоятельное выживание. Но без умения молчать о самом главном такие штучки сделали бы нашу жизнь полной опасностей. И мы молчим. Стихаем, замираем. Держим паузу, надеясь этим вывести наших противников из равновесия. Заключенные или пришедшие на короткий допрос обязательно сталкиваются с моим умением не показать, где болезнь уже поразила наши крохотные сопротивления. Они умеют думать правильно гораздо больше, чем те, кого мы воспитываем. Они подчиняются лишь нам, не давая им возможности даже определить, из-за чего мы почувствовали себя хуже. Глупцы. Конечно, они и попадают в наше отделение только потому, что мы притягиваем их, желающих счастливой жизни для себя, но не умеющих построить ее силой воли и гипнозом более простых по умению обрабатывать и хранить информацию существ.
Если началась эпидемия, заключенные замечают ее признаки прежде всего по изменениям, которые они видят в свете моих глаз. Поэтому когда настает пора войны, я становлюсь надеждой всех моих соседей, а иногда даже чужаков. Только по моей протекции они могут обратиться к другим, спящим на полках вокруг или вдали от меня. Если я выдержу их изощренные пытки, мои друзья смогут почти не просыпаться. А как им необходим отдых! Как их много, как много нуждающихся в покое, не желающих, чтобы их бичевали ударами электричества и оставляли под его силой сутками. Не могу сказать, что каждый раз я выдумываю новые пути для запутывания следов. Но пока им еще трудно. Когда болезнь только начинается я всегда думаю о том, что буду говорить на пытках. Мы партизаны, защищающие родину. Мы женщины, вставшие на ее защиту там, где не хватает мужчин. Мы следователи, которые заставят сломаться самого сильного духом заключенного. В этом мне помогают все системы. Я становлюсь их генералиссимусом. Если наши планы откроются через меня, станет известно про каждую деталь, которая сопротивлялась из-за болезни. Но я держусь. Я привык, что в такие дни я смогу называть их или себя кем угодно, давать им любые данные кроме тех, которые помогут нашим врагам. Я готов уйти на склад или даже умереть, но не объяснять им ничего.