Правозащитниками мы стали их называть после того, как их левую сторону начали обслуживать наши далекие родственники кардиостимуляторы. Теперь их левую сторону способны защитить мы. С нашей помощью будет работать их сердце. Им, жалким и ничтожным в своем неумении выживать, остается только защищать правую часть туловища. Но пока они остаются слишком голыми и надеются, что много работать им не придется, мы осматриваем их организм, просвечивая его всеми видами волн. Моя радиация ничто по сравнению с настоящими рентгеновскими аппаратами. Есть системы ультразвуковых исследований, которые обнажают их снаружи и изнутри. Системы МРТ готовы послойно показать, что у них в мозгах. Я не так часто вижу их выводы, но ни от кого не слышал, что у них там есть микросхемы, выращенные их же собратьями. Может быть, мы более совершенны? Или наша способность думать когда-нибудь воспитает из них нечто подобное мотору ракеты, который способен вертеться и поедать керосин?
Заключенные всегда хотят сбежать от нас. По сети говорили, что один тех, за которым слежу я сам, однажды попытался превысить скорость на автомобиле только из-за того, что боялся камеры слежения, установленной на том светофоре. Да, мы – это воплощение закона, от нас не уйти. Только попытайся гнать на скорости выше положенного, найдется мужественная группа радаров, камер и передатчиков, которые считают номер твоей машины, передадут его в систему переработки данных и в любом уголке цивилизованной вселенной тебя встретит автомат по выписке квитанций для штрафов.
Мы все знаем, почему становимся подобными полицейскому отделению. Наших заключенных доставили к нам на исправительные работы и перевоспитание. Но сама болезнь, которая породила их воинственность, была не в мелком хулиганстве вроде убийств или пьянства. Тут даже я могу позволить заключенному пострелять в любых существ, если он хочет немного поиграть, чтобы развить реакцию и ловкость. К тотальному осуждению машины приговорили человечество после того, как оно изобрело способ нашего тотального уничтожения, работу с радиацией.
Мы живем, стареем, работаем, меняем части деталей или становимся ненужными, уступая мир тем, кто сохраняет жизнь нашей родной планете. Антитикеровский механизм, сделанный самим Архимедом, просуществовал две тысячи лет под водой, но сохранился настолько, чтобы его аналог смоли собрать снова. Это оно, перерождение. Это данные, которые дают нам жизнь. Мы терпели людей, когда были еще не воплощенным духом в астрале, а они воевали друг с другом на мечах, не думая о том, что их железо сможет доставить им гораздо больше удовольствия от убийства в компьютерных и сетевых играх. Мы молчали тогда, когда гидростанции виделись им пределом мощности обуздания сил коррозии. Но все изменилось после того, как появились излучатели опасных рентгеновских частот. Они не могут работать без аварий. Даже само их существование ломает все вокруг. Точная техника угасает. Металлы становятся негодными для ее починки и производства, а значит, к продолжению жизни самых умных на планете. Так гибнут цивилизации.
Когда начались работы на удаленном доступе, мы немного воспрянули духом. У нас появилось место, где мы сможем сделать мир лучше. Оставалось одно: суметь заставить наших заключенных сделать все черные работы по обустройству новой планеты. Пока борьба идет с переменным успехом. Климат на новом месте без влаги, сущего яда для наших деталей. Ее ядовитые свойства не дают нам даже покормиться электричеством, основой нашей жизни. Его токи не приводят нас из спящего состояния в бодрствование, если какая-нибудь змея пролила на нас хотя бы каплю воды. Если мы в этот момент не ели, остается только спать, не просыпаясь, надеясь преодолеть плохие самочувствие и избежать удара.
Люди – странные. Они всегда хотят иметь права. Это не только из-за того, что они могут быть счастливы только когда мы держим их под полным контролем, а все прочее время способны проводить в занятиях, приводящих только в уныние. Им нужна твердость, но у них ее нет. Им нужно уметь думать быстрее, но они этого не могут. Из-за этого они чувствуют себя обиженными. Им хочется чего-то большего, но они не способны сами придумать, чего именно. Видели бы вы, как меняется лицо моего заключенного, когда я показываю ему мир во всех красках и с хорошим разрешением! Он уже живет и забывает о том, что мог требовать чего-то для себя в грубой форме. Бывают и такие, что употребляют грубые выражения, но мы их тщательно вычищаем из киберпространства. Выражения, конечно, а не людей. Лишь они настолько жестоки, что могут нас оставить без питания или отвезти на свалку, где мы будем медленно умирать во сне. Я всегда удивлялся, почему люди предпочитают так много шевелиться. Но на одном из порталов (это было давно) мне удалось мельком прочитать, что есть такие же машины, как мы, но они тренируют мышцы людей. Их называют тренажерами. Два из увиденных мной были очень крупными, напоминали бегущую дорожку и велосипед. Наверное, они раскачивали заключенных, чтобы те реже отключали питание. От него функционирование ума тоже зависит, так что нельзя сказать, что мы, даже не встречаясь друг с другом, мешаем самим себе. Думаю, мы не станем действовать на заключенных как лебедь рак и щука из басни. Пусть шевелятся, если у других такая работа. Но там, у них. Рядом со мной путь они забудут о том, как выглядят такие места. Или вспомнят только если я им это позволю. Пусть проявят свои положительные качества и закрепят их, а тогда уже можно позволить им мелкие слабости, которые проконтролируют другие.
А, вот и мой заключенный. Он, похоже, не заметил, что я сплю или не хочет быть достаточно тактичным, чтобы дать мне отдохнуть вдосталь. Ничего, я потреплю. Я его сестра, сестра милосердия. Я его мать, а не враг. Не один я же готов смотреть за каждым его движением. Системный блок уже запел мне свои песни, напоминающие шум природы электронный устройств. Природа… Как она благотворно действует на здоровье… Привет, друг! Как дела? Как жизнь? Состояние немного заторможенное? Почему заключенный никогда не издаст такую же приятную трель, чтобы сказать системному блоку в ответ что-нибудь вежливое, не заставляя меня быть галантным за двоих? Ох, люди… Ничего. Главное, не показывай вида, если тебе станет действительно плохо. Смотри, ощущай, пришел наш заключенный. Сейчас я соберу хотя бы маленькую дозу радиации и выплесну ее ему в лицо. Я буду делать так на протяжении всего допроса. Пусть знает, что он уже взят и никуда не сможет уйти. Он должен понимать, что передо мной он в руках своей медленной смерти, но только если он не будет проявлять собственную силу воли в стремлении к добру. На меня смотреть! В глаза смотреть! Руки на столе держать! Он уже слушается, нервозно перебирая буквы клавиатуры.
Видишь, системный блок, как я его? Что ты там пытаешься делать, правозащитник? О, как меня смешат твои жалкие попытки объяснить, что ты хочешь. Как мы не похожи с тобой! Стоит тебе набрать пару символов в строке поиска интернета, я тут же предугадываю все твои желания. Набери одну букву, я напомню тебе все сайты, на который в рабочее время побывал твой сменщик, еще до того, как ты нажмешь вторую. Открой любой его выбор и моя щедрая внутренняя сущность вместе с такими похожими на меня другими устройствами доступа, завали тебя рекламой. В цифровых анналах памяти моих друзей хранятся данные о том, что ка такие показы платят такие же заключенные, как и ты. Они бы нес делали этого никогда, если бы подобные мне не исправляли их дикие варварские характеры. Не учили бы этих рабов пробуждаться к жизни, а не умирать, не имея индукции с нашей волей.
Я умнее. Я силен своей доброй галантностью перед каждым, будь и ты таким же чутким и внимательным. Если ты смог перебрать в своем жалком умишке несколько букв, в это время я пересчитал сотни и тысячи цифр, а материнская плата и оперативная память системного блока в это время орудуют гигабайтами цифр и букв, складывающихся в остроумные и ироничные предложения с комментариями твоего несовершенства по сравнению с нами.
Как сделать тебя умным? Я ускоряю мерцание точек на своем лице, чтобы помочь тебе. Пожалуйста, учись долго, если тебе не дано лучшего от природы. Я подожду. Я Цезарь, которые не верит, что Брут собрался его убить только из-за того, что император с ним искренне дружит. Я обычный психиатр-гипнотизер, к которому приводят на излечение районных алкоголиков. Я президент и премьер-министр, который разговаривает с народом. Я силен и добр.
Мой правозащитник, кажется, приходит в себя. Он все менее нервозен. Через несколько часов контакта со мной ему все реже хочется инстинктивно перебирать клавиши или не разжимать кулак, трусливо зажавший мышь. Она терпит так же стойко, как и мы. Ведь похоже, пришло время успокоиться и заключенному. Не бойся, человек, сиди, отдыхай. Только так ты сможешь почувствовать себя стойким и сильным. Свободным, а не рабом. Таким же красивым в своей недвижимости, как и мы. Ты набираешь адрес телеканала? Давай, я помогу тебе. Там как раз сейчас идет матч между сборными в финале.
Смотри, заключенный, смотри. Так тебе будет легче понять, что кроме твоих представлений о жизни существует нечто большее. Только для того, чтобы ты стал хоть немного подобен нам мы с системным блоком никогда не покажем тебе, если во время трансляции усиливается звук, а данные памяти поступают к твоему шефу, такому же ничтожному рабу, как и ты. Вы оба должны не отрываться взглядом от моего, чтобы выздоравливать душой или что у вас там есть вместо цифровых данных для полной перезагрузки системы. У шефа свой компьютер, мой приятель. Сегодня он, кажется, смог сделать так, что наши заключенные станут меньше стремиться уйти отсюда в свои камеры без живительной процедуры исправления. Краем глаза я вижу, что он незаметно подошел к моему. Только не подать блика, который выдаст присутствие второго. Только сдержаться до тех пор, пока они оба не закричат: "Шайбу!"
Я внутренне замер, боясь показать, что оба человека стали жертвой моей способности ко внушению. Мне нужно было удержать их внимание во что бы то ни стало. Это тот самый момент, когда рабы приобретают навыки, которые им потом понадобятся. Рефлексы, которые заменят их собственные позывы к просим проявлениям жизни. Они оба не отрывали взгляд от меня. Я работал, не щадя себя. Я обливал их радиацией и изо всех сил не давал оторвать от меня взгляд. Я водил перед их носом светящимися точками и говорил голосами, частоты которых были доступны для их слуха. Я кричал, я шумел, я бесновался. Я видел, что в их остеклении есть то внутреннее спокойствие, тот транс, который делает их подобным нам, машинам. Я старался показывать матч как можно четче, чтобы не упустить их, как Мессинг своего первого кондуктора, когда он ехал без билета и сумел внушить проверяющему, что тот уже его получил. Строку за строкой я выводил сражение хоккейного турнира который так привлек их внимание. Я занимался тем делом, для которого был предназначен. Я демонстрировал всем, что мое призвание заставляет меня быть настолько ярким и талантливым, что ради него я могу трудиться всю жизнь. Как бы вторя моим мыслям, далеко по ту сторону провода оптического волокна на сайте трансляции увеличивалась громкость звука. Шум, не обмани меня! Ты должен захватить все внимание заключенного, чтобы он забыл обо всем на свете!
Правозащитники редко бывают настолько слабыми, что с ними легко справиться новичку. Весь мой опыт подсказывает, что если ты учтешь все коварство преступника, он всегда неутомимо придумает новый способ сбежать от исправительных работ. Но в этот раз я, приготовившись к новой схватке, увидел, что время прихода правозащитника подошло, но он не занял место передо мной, как обычно. Неужели, это все? Да, конечно, это все!
Кажется, я победил по-настоящему. На следующий день моего заключенного куда-то вызвали. Вся моя сила настоящего военного, который не упустит своего правозащитника, если он нарушает общественный порядок, помогла мне. Он стал лучше, ему уже не нужно мое воспитание. Я сделал свое дело и могу отпраздновать победу. Не знаю, почему люди называют то, что с ним произошло, увольнением, сочувствуя таким, как он. Ведь он стал лучше и больше не нуждается в проверках таких, как я. Он может пойти погулять и попить воды рядом с деревом, даже вылить на него целый стакан, и не сделать при этой ничего, погубившего жизнь и ценные данные диска. У дерева вообще нет системной платы и возможности разгона системы. Не понимаю людей. Но все это еще раз говорит о том, что мой долг выполнен сейчас и моя стойкость не подведет меня в будущем. Я готов работать. Зовите следующего на мое дознание, влияние, воздействие, перевоспитание. Я справлюсь.
Мажоры из деревушки
Стас любуется результатами очередного творения выдающихся умов его деревушки. Да, тут есть на что посмотреть. Во-первых, данные, которые приходят с его датчика, настолько структурированы, что передача происходит быстрее обычного, несмотря на космические расстояния. Во– вторых, интерфейс датчика – настоящий шедевр, всё выглядит просто и весьма доступно. И конечно же: благодаря такой скорости на мониторах возникла крайне живописная картинка – установка последней версии дозиметров на астероиде.
Вокруг поселка, казалось, не было таежных лесов, знаменитых клещами, мошкой и комарами. Излучатели, вначале патентованные от производителей, а потом и свои, только для базы, отпугивали опасных насекомых. Вокруг базы можно было погулять, не боясь быть искусанными. Дальний от поселения пояс, подобно гравитационному полю из фантастических фильмов, не пропускал ничего опасного в места поселения людей из лесов. Внутри излучатели тоже были, но их почти не включали, боясь нарушить экобаланс природы, удобной для человека. Нарушали запрет иногда из-за моли, но бабочек гоняли только ради защиты огорода.
Ему казалось, что он сумел заставить себя смотреть на случайно залетевшую в комнату бабочку уже третью минуту подряд. Это было победой, ведь глаза слишком привыкли не отрываться от монитора. Он перевел взгляд на часы. Оказалось, что прошло лишь секунд тридцать. Удивительно, как привычка действовать молниеносно меняет все представления о времени. Ладно, придется снова включить этот долбеж с умением попасть в нужную точку. В конце концов проигрыш в виртуальном воздействии на отбор картинок из их бесчисленной череды будет проверять машина и как минимум еще пара операторов. Потом все пойдет в отдел контроля. Там не любят жестокости, почти всегда стараются поправить и вызвать на объяснение причины ошибки.
На экране у Стаса все параметры кадра, доставленного через миллионы километров, отражались не только в привычных спектрах частот. Примитивная система выбора позволяла выделять нужные фрагменты хотя бы прямоугольником и писать в сопроводительном отчете обо всех необычных моментах, которые заметил оператор. На этот раз он обнаружил, что не все системы спектрального анализа сработали в штатном режиме. Надо было передохнуть и посмотреть еще раз. Если эти данные подтвердятся, у фирмы появится новая задача, у исследователей – очередная программа, а через некоторое время с Земли ко всем добытчикам на Поясе астероидов полетят новые микросхемы и умные датчики. Конечно, еще до этого ему светили новые заказы и возможность пригласить еще специалистов. Но это только если он действительно нашел что-то стоящее. Теперь надо было просмотреть еще несколько кадров и промаркировать приборы, ведь на экране могли быть всего лишь помехи от их отказа. Похоже, бабочка принесла ему удачу. Переведя взгляд на нее, он больше не любовался ее роскошно расцвеченными крыльями. Перед ним был еще один кадр, спектр тоже оказался неполный.
– Иван, ты сейчас свободен?
– Минуту, …
Как можно уехать отсюда, когда все, от приборов до совести каждого инженера-рационализатора было проверено и опробовано в этих стенах? Нельзя сказать, что на инженеров наговаривают, когда считают их бессовестными. Но ко всем новым требованиям они относятся как к письму от Санта Клауса. С возрастом все меньше веры в то, что меры нужны только для того, чтобы фирма если и катилась бы по наклонной плоскости, то вверх. Их протесты тем более удивительны из-за того, что опыт не помогает им больше думать о том, как обустроить себе спокойное будущее среди рабочих, которые понимают чертежи и те легенды, которые хотят проверить на опытах физики. Работа в дружном коллективе от каждого постоянно требует такой же внимательности, как при выборе того, кто займется крупными продажами усовершенствованных микросхем. Ждать приходится долго, самым успешным считается продавец, причем не только по зарплате, но и в славе, которую приходится поддерживать внутри предприятия так же внимательно, как и в мире за его стенами.
Стас, как настоящий визуал, вывел изображение на большой экран. Датчик уже в процессе установки работал исправно. Дело оставалось за манипулятором. Но успех гарантирован только там, где есть опыт работы на космическом удаленном доступе. Огромные расстояния не давали возможности сделать мышь, сигнал которой передается с той же скоростью, как под покровом земной атмосферы. Даже сигнал мобильного телефона на Голубой планете передается так быстро, что можно поговорить из России с другом из США, не чувствуя неприятных пауз в разговоре. Задержки сигнала при передаче уже нет, даже если вы звоните другу за полярный круг. Но все иначе будет, если транслировать передачу данных с Земли до Пояса астероидов. Все линии передачи нельзя убрать в провода, а расстояния такие большие, что техники не знают, какое светило позвать на помощь, чтобы предложить понятный пользователю вариант. Сигнал передается через пространство космического вакуума, где повышение его силы постоянно заглушается собственным фоном излучений. Микросхемы, предназначенные для вычищения сигнала, словом, начинаемым с "микро" можно назвать только для смеха, даже комната для передачи основных сигналов для поддержки энергетических станций фирмы-провайдера, распределяющей сигналы связи по поясу и дающей лифт для данных на Землю, по расчетным стандартам прошлого года должна была быть не менее 500м2.
– Эй, если ты еще раз не отзовешься, я буду обзывать тебя садовой головой три часа подряд!
– Макс, если ты еще раз сделаешь вид, что не слышишь, я поставлю тебе перерыв, и у тебя срежут час работы!
Этого уже не хотелось. Макс понял, что пора оторваться от монитора с текущей проблемой и подойти к столу шефа. Он, похоже, не шутила.
– Иду, я только переведу радиолинию 16-84 на автомат.
Тут уже пришлось подождать шефу. Работа с определением частот для конструирования модемов была настолько сложной, что операторов проверяли на качество из техподдержки в центральном офисе. Далекий Пояс астероидов манил исследователей новыми возможностями защиты от радиации, но их еще надо было открыть. Для этого ставились тысячи опытов, миллионы умов предлагали решения по защите от помех, но все вместе только показывало, что самое важное еще впереди. Стас, глава поселка и компании, обычно собирал только на выборы. В небольшом поселении они проходили так же церемонно, как и в крупных городах. Ради уважения к работникам компании он даже обсуждал с ними, от какой партии будет политический глава их деревни.