Их уважительно называют "следаками", и совершенно неважно, в какое время они живут и как называется организация, в которой они служат. Капитан Минин пытается понять причину самоубийства своего друга и коллеги, старший следователь Жогин расследует дело о зверском убийстве, в прошлое ведут следы преступления, которым занимается следователь по особо важным делам Зинина, разгадкой тайны золота сарматов занимается бывший "важняк" Данилов… В своей новой книге автор приподнимает завесу над деятельностью, доселе никому не известной и таинственной, так как от большинства населения она намеренно скрывалась. Он рассказывает о коллегах - друзьях и товарищах, которых уже нет с нами, и посвящает эти произведения Дню следователя, празднику, недавно утвержденному Правительством России.
Содержание:
-
ПРОВОКАТОР 1
-
ВЕДЬМА 17
-
ЗНАК САТАНЫ 27
-
ВАЖНЯК 44
-
Примечания 56
Вячеслав Белоусов
Провокатор
ПРОВОКАТОР
Посвящается следователям правоохранительных органов, людям, которых я знал, любил и люблю
Пятьдесят второй заканчивался тревожно, тяжело, а эти последние месяцы года особенно. Словно кошки скребли душу. Как ни скрывали, а сверху, из Министерства госбезопасности, в "контору" доходили страшные слухи - вождь болен! Теперь уже по-настоящему. И безнадёжно. Жуткое предчувствие, казалось, висло в воздухе. А чего?.. Когда?.. Никто толком ни звука.
Полковник Ахапкин не выдержал, тайком умчался в командировку, хотя бы что-то… там… у соседей в Сталинграде разузнать. Там всё ближе.
И тут случилось это. У самих. Да такое! Передавали друг другу на ухо, с придыханием, как глухой глухому, не веря до конца: в "конторе" труп! Рано утром нашли. Начальник отдела майор Савелий Подымайко в собственном кабинете!.. В петле! Почему?.. Сам?.. И надо же, как назло, в отсутствии начальника! Зам, подполковник Баклей, с пистолетом в руке, чуть не стреляя, как в атаку, пронёсся туда, в кабинет. За ним оперуполномоченный капитан Минин с очумелыми глазами, пунцовый дежурный и прочий народ, кто со своими делами поторопившись, загодя пришёл. Вон он!.. На полу так и сидит, раскорячив ноги, прямо за дверью…
Минин ремень перерезал выше головы под самой дверной ручкой, чтобы петлю не потревожить и голову покойника аккуратно ему же на плечо прислонил. Вчера ещё вихрастая, сейчас она с белым лицом и синими губами, словно картонная маска, безразлично взирала на всех белёсыми зрачками.
- Глаза-то открыты! - вскрикнул истерично кто-то из женщин.
- Может, ещё жив? - вырвалось у кого-то следом совсем ни к месту.
- Какой там… - Минин ладошкой веки покойнику закрыл. - Остыл. Несколько часов, как минимум.
- Ты где был? - заорал вдруг Баклей, и его лицо краской налилось, задрожал весь перед капитаном с пистолетом.
- Я?
- Ты, ты! Вы же с ним вчерась весь день о чём-то калякали в кабинете. Разбирали чёрт-те что. Я заглядывал, забегал!..
Минин плечами пожал.
- Чего тебе трепался твой начальничек?
- Вы пистолетик-то убрали бы, Нестор Семёнович. - Минин нож сложил, в карман сунул.
- Что?
- Пальнёт - ещё жертва будет.
- Ты это брось, капитан! - снова заорал, срываясь на высокой ноте подполковник. - Вместе пили?
- Я с обеда от него как вышел, так и не видел больше.
- И что?
- А обсуждали-то?.. Он про пацанву ту… деревенскую делился. Которыми ему Ахапкин поручил заниматься.
- И всё?
- Вы про это?.. - Минин демонстративно помахал рукой у самых губ покойника, потом лениво приподнялся, чуть ли не в лицо подполковнику сам выдохнул от всей души. - Обижаете, Нестор Семёнович.
- Тогда чего же? - смутился Баклей, стушевался от дерзкого оборота.
- Осмотр надо организовать. Протокол. И медиков вызвать, - полез за папиросками Минин.
- Занимайся, - подполковник только теперь про пистолет в руке вспомнил, повертел его, как вещь инородную, выматерился, в кобуру сунул. - Чтоб всё по форме. Я пойду в Сталинград звонить.
И, ссутулившись, развернулся, заспешил, заторопился к себе на верхний этаж. На ходу уже бросил через плечо:
- Помощь нужна?
- А вот, Петрович, если что, - кивнул Минин на дежурного и уже собравшимся хмуро бросил: - Расходились бы, товарищи.
Часа через два тело увезли. И весь день в коридорах никого. Жались по кабинетам. В "конторе" как вымерло. А ночью собрались на отшибе у оперуполномоченного капитана госбезопасности Минина. Здесь, на окраине города, пусто, собака какая забрешет, за версту слыхать. Хозяин в доме один-одинёшенек, своих схоронил давно, но обвык, справляется, в комнатах чисто, а по углам темно, кто туда полезет.
Трое за столом как раз и уместились. Сам хозяин и два лейтенанта: щупленький очкарик Квасницкий и здоровяк Жмотов. Все в форме, при наградах, у кого имелись, - как положено. Едва огляделись, усевшись, здоровяк вздрогнул: из верхнего угла, прожигая насквозь, подозрительно следили чёрные глаза с бледного лика.
- Икона, - поёжился Минин. - Самому каждый раз не по себе. От прежних жильцов ещё. Всё снять надо, а некогда. Прибежишь переспать и забываешь.
Керосиновая лампа то и дело коптила, метался жалкий язычок пламени, потому как не сиделось то одному, то другому. Всё вскакивали, дёргались по пустякам: то для закуси харч забыли выложить, то за стаканами, хотя и уселись уже. А там у Минина самого вдруг сомнения - и темень чёртова за окном, а кургузая занавеска всё ж не закрывала, не прятала свет, и с улицы брёх собачий по ушам бьёт, да ещё муха проклятущая. Откуда?.. Зимой!.. Уже передохли все или уснули, а эта допекла занудным противным жужжанием, а главное - отчаянными бросками на стекло.
Минин всё же не усидел, вскочил, скрипнув протезом, к дверям в прихожку побежал, опять ему мерещилось.
- Да пришибёшь ты её? - взвизгнул лейтенант Квасницкий. - Все жилы вытянула.
- А то, - расстегнув китель и опустившись для удобства на корточки к низкому подоконнику, полез корявыми огромными ручищами Жмотов за занавеску.
И муха смолкла.
- Ну вот.
- А то, - Жмотов поднял лапу для обозрения, на лапище виднелось алое свежее пятнышко. - Глянь, кровь. Она же, как комар, нашу кровушку попивала.
- Все они твари! - выругался с порога Минин и уже готов был подтолкнуть локтем Квасницкого. - Ты что же, писака, долго будешь мурыжить? Привык протоколы по две недели рисовать.
- Вот, - гладенький лейтенант с вылизанным пробором блеснул очками, глянул на свет последний протёртый стакан, проворно поставил его в середину стола к бутылкам водки. - Не пожалел, признаться, собственной, так сказать, вещи.
Он аккуратно сложил и спрятал за китель на груди батистовый с вышитым в углу вензельком платочек:
- А то не будешь знать, из-за чего умер. Мухи у тебя здесь, Степаныч, бациллы…
- А мы и так не будем знать, - зло хмыкнул и опустил голову капитан Минин. - Найдут с пулей в башке или с петлёй на шее, как Михеича.
- Типун тебе!..
- Ладно, - огрызнулся Минин и нырнул к столу. - А то к утру не начнём.
Был хозяин заметно на взводе, но терпимо, суетился, не похожий на себя:
- Давайте за него! Помянем бойца невидимого фронта майора госбезопасности Савелия Михеича Подымайко.
Они вытянулись, сверкнули погонами, щупленький Квасницкий даже каблуками сапог щёлкнул, по привычке качнулись друг к другу чокнуться, но опер вовремя пальцы между стаканами растопырил, глянул на обоих свирепо и опрокинул свой. С опозданием заспешили и те. Сели и молча сосредоточенно зажевали, а Минин уже дымил папироской.
- Чего торопишься, Степаныч? - Жмотов пожал плечами, шутя захотел потеснить капитана, но не удалось, тот и меньше ростом, и в талии тоньше, а кряжист; ноги словно вросли в пол, лишь слегка качнулся на ту, где протез.
- Сегодня не пахать, - поддакнул Квасницкий.
- Да я хоть высплюсь. Сколь ночей уж на ногах. - Минин сунулся опять к окну, но быстро к столу вернулся, разлил всем по стаканам. - Давай, чтоб ему там… чтоб он там… В общем, чтоб попал куда надо и…
Он не договорил, махнул рукой, опрокинул водку в себя.
- Э-э-э, нет, Степаныч, - хмыкнул Квасницкий, не коснувшись своего стакана, полез за платочком очки запотевшие протирать.
И Жмотов, на него глядя, замер, не донёс водку до рта.
- Не попадёт душа самоубийцы по назначению, - криво посмеивался лейтенант.
- Это чего же? - дёрнулся Минин. - Неча брехать! Куда ей ещё надо? В землю все ляжем. И Михеича завтра закопаем.
- Я понял, ты про что, - ехидно хихикал тот. - Ты про это.
И он глаз прищурил, а второй вверх закатил и палец большой для пущей верности туда же задрал:
- Нас, матерьялистов, признаться, там не привечают-с.
Ломая комедию, Квасницкий и речь исказил, и в пояс поклонился.
- Ну, запел ахинею, - махнул на него рукой Минин и едва не сплюнул с досады. - А вы что ж? Всерьёз?.. Не выпили?
- Я же сказал, за это не пьём, - и дурачился, и нет лейтенант, не разобрать, а глаза его уже стыли, наливались отчуждением, и очки он на место водрузил, переменившись весь, одно слово - змея очковая!
- А я выпью! - отвёл лицо от этих змеиных глазок Минин. - Я выпью!
И он всклень налил себе водки, стакан вверх вскинул демонстративно на уровень лба, слегка качнувшись, гаркнул, как в строю рапортуя:
- Орденоносец, герой - разведчик Смерша Савелий Подымайко заслужил такой почести, чтобы за него выпили посмертно!
В полной тишине, медленно и не отрываясь как сладостный напиток, осушил он стакан, вытер губы тыльной стороной ладони так, что зубы скрипнули и, глядя на притихших, погладил на своей груди тёмно-красную звёздочку с красногвардейцем в сером кружочке:
- Вы - шибздики, чтобы с ним равняться! У него таких две. Знаете, где и кем дадены?
- Степаныч, ну что ты? - в лице изменившись, поднялся со стаканом Жмотов. - Не подумай чего. Михеич - герой. Кто же против?
- Эх, вы! - Минин задыхался от ярости, водка ударила ему в лицо, оно полыхало, глаза сверкали. - Специалисты! Один с кулачищами - забойщик признания выколачивать, второй - мастер протоколы строчить! Куда вам до него! Матьяристы хреновы!
- Степаныч! Да что ты в самом деле? - Жмотов, успокаивая, попытался обнять капитана.
- Сесть! - заорал на него тот, совсем хмелея и расходясь, сбросил руку с плеч. - Ну-ка плесни мне. Давай за нашу боевую краснознамённую! И за великого товарища Сталина!
Как волной подбросило из-за стола и Квасницкого, выпили втроём разом как один, Минин тяжело опустился на табуретку, всхлипнул вдруг для всех неожиданно, полез за новой папироской. Оба стояли над ним, виновато молчали, ждали, не осмеливаясь сесть.
- Натворил Михеич бед, чего уж там, - наконец выговорил капитан и влажные глаза растёр ладонью. - Теперь что ж… Теперь затаскают.
- Да, - участливо подхватил Жмотов и полез ручищами по столу за консервной банкой тушёнки, раздвигая и опрокидывая посуду. - Ты, Степаныч, сегодня весь как на ножах.
- Ты б его знал, как я… - горько покачал тот головой.
- Первый раз, что ли? - пожал плечами Жмотов, уронил на пол ложку, нагнулся, чертыхаясь, зашарил в темноте под ногами.
- Мы с ним столько хлебнули… И там, в окопах, и здесь уж, - бормотал своё Минин. - Не списали нас только из-за них… боевые заслуги. Я вот с протезом, а у него лёгкие - не в то место, не в кавалерию. Насквозь простреленные… Эх! Но, значит, нужны ещё были! Без нас-то вам, молодым, куда?..
Жмотов выпрямился, так и не отыскав ложки, посмотрел замутившимися глазами на капитана, ухватил всё же банку со стола, начал старательно зачищать дно коркой хлеба.
- Ну пришлют… ну проверят, - загудел он своё.
- Через два дня будут-с, - совсем трезвым голосом вставил, будто невзначай Квасницкий и пробор свой поправил, легонько пальчиком к голове прикоснувшись.
- Кто будет? - застыл с открытым ртом Минин.
- Проверяющие.
- Тебе откуда известно? - Жмотов и жевать перестал.
- Ты, Жмотов, вопросики свои для врагов народа побереги.
- Да ладно тебе, Игорёк.
- Не надо, не надо со мной таким тоном.
- Ответь, раз спросили, - набычился Минин на лейтенанта.
- Похорон завтра не ждите, - поморщился Квасницкий и опять своим пробором заинтересовался. - С проверяющими к нам едет их медик. Экспертизу они свою будут проводить.
II
Каким бы пьяным ни казался Жмотов, а на ногах держался крепко и соображал ещё прилично; только оказались они вдвоём на улице, он ткнул товарища в бок локтем и упрекнул с сожалением:
- Надо было тебе выскакивать, Игорёк? И не посидели толком. Водки-то сколько на столе осталось. Степаныч не пожалел, вон поляну какую накрыл по приятелю.
- Тебе б только нажраться.
- А тебе к Наталье Львовне небось загорелось. Соскучился, кавалер, или спешишь, пока папашки нет?
- Небось! - зло передразнил Квасницкий. - Завидки берут? Никак не заживут твои душевные раны, ревнивый воздыхатель?
- А мне чего? - физиономия Жмотова расплылась в довольной гримасе. - Наталья Львовна, конечно, девица видная и партия была бы приличная у нас.
Он рассмеялся совсем дружелюбно и похлопал Квасницкого по плечу:
- Но сейчас ситуация не хуже, без пяти минут она невеста моего лучшего друга, а? И так, и эдак я не в накладе. У меня, Игорёк, честное слово, ни зависти, ни обид. К весне свадебку сыграем, да погуляем от души, а?
- Вот, вот. Тебе бы только гулять.
- А что не так? Ты уж не назад ли пятками?
- Помолчал бы лучше.
- А что?
- Совсем ничего не соображаешь?
- Ну разъясни, друг желанный.
- А-а-а, что с тебя взять! Правильно Минин подметил: тебе только кулаками махать.
- Нет, ты всё-таки ответь, как насчёт свадьбы? Это факт существенный.
- Погуляем, если с проверяющими повезёт. Понял теперь? - Квасницкий остановился, задумался, по его виду было заметно, что он не разделял беспечного веселья приятеля. - Ты, конечно, завалишься сейчас спать?
- А то.
- Ну а я заверну заглянуть.
- Не поздно?
- Обещал. И трамвай ещё, слышу, вон громыхает.
- А может, вместе? - Жмотов уловил неуверенные нотки в голосе товарища. - Ещё набегаешься. А у меня найдётся в заначке грамм сто, а?
- Знаю я твои сто грамм, - Квасницкий поморщился и круто развернулся. - Заодно выясню, не возвратился ли Лев Исаевич. Некстати шеф задержался в Сталинграде.
И он сухо распрощался, пожав приятелю руку. Подходил явно припозднившийся, как и они, трамвай, издалека отчаянно громыхая на рельсах в ночной тишине. Квасницкий упруго прыгнул в вагон и, устроившись на последнем сиденье задней площадки, решил подремать. Уже привалившись поудобнее плечом к стенке вагона и надвигая фуражку на глаза, он по привычке окинул взглядом редких пассажиров и готов был отвернуться к окну, как что-то его насторожило. Он вгляделся внимательней в сидящего на передней площадке мужчину и едва не вскочил на ноги от удивления - это был Минин! Но каков!.. Оперуполномоченного не узнать. Вместо форменной одежды на нём висла дряхлая тёмная мишура: пожухлая фуфайка с ободранными рукавами, с выступающей местами грязной ватой и допотопная кепка со сломанным козырьком, закрывающим пол-лица.
"Что за маскарад! - поразился Квасницкий. - И куда он спешит, на ночь глядя? С другой остановки в трамвай сел, значит, чтобы с нами не встретиться?.."
Перед их уходом капитан собирался ложиться спать, к тому же он и выпил изрядно, хотя теперь по его поведению не было заметно. Насторожившись, Квасницкий не спускал глаз с оперуполномоченного.
Через несколько остановок Минин задвигался, начал поглядывать в окошко, явно засобиравшись выходить. Он приник к тёмному стеклу лицом и не отрывался от него почти до полной остановки трамвая, а когда вагон замер, первым рванулся к дверям. Прячась за спинами заспешивших на выход пассажиров, Квасницкий спрыгнул из вагона тоже. Он совсем не торопился, приглядываясь к знакомой фигуре, маячившей впереди. Лейтенанту очень не хотелось столкнуться с Мининым лицом к лицу. Место было приметным, у Квасницкого даже дыхание перехватило: от остановки до дома, где проживал в квартире на первом этаже майор Подымайко, покинувший белый свет почти двое суток назад, было рукой подать, и сейчас оперуполномоченный Минин, избегая посторонних глаз и прижимаясь к стенам домов, крался в этом направлении.
"Похоже, он решил тайком проведать квартиру покойника, - замелькали мысли у лейтенанта. - Прикинулся пьяным, от нас избавился, а выставив обоих, сюда помчался. К тому же переоделся, чтобы не узнал никто…"
Между тем, подтверждая его мрачные подозрения, Минин уже добрался до подъезда приметного дома и, воровато оглянувшись, тёмной тенью скользнул внутрь. Лейтенант осторожно приблизился к подъездной двери, прижался ухом. До его слуха донеслись звуки открываемого замка.
"Ключи у него имеются, Баклей посылал его дверь опечатывать до возвращения Ахапкина, - лихорадочно соображал Квасницкий. - Чего же ему здесь понадобилось? Что он ищет? Убийцу потянуло к жертве?.."
Предположение было нелепым, абсурдным - все знали о более чем дружеских отношениях майора Подымайко и капитана Минина.
"Но у них существовали ещё и служебные связи? - ломал голову лейтенант. - Минин ходил в подчинённых, а чёрт их знает, что там у них могло быть! На поверхности - гладь, а в глубинах акулья пасть. Оба - бывшие смершевцы, а это такая братва!.. Они же маме родной до последнего на слово не верят. Для них!.. Впрочем, - покачал он головой, - этого ничего не замечалось между ними… Но что же заставило оперуполномоченного решиться на большой риск и лезть в квартиру покойника?"
Будто в ответ на его мысли в чёрном окне первого этажа мелькнул проблеск света.
"Фонарик включил! - догадался Квасницкий. - Рыщет!"
Свет, появившийся на мгновение, больше не обнаруживался, как ни высматривал, ни таращил глаза лейтенант, спрятавшись за дерево в нескольких шагах от дома.
"Осторожен оперуполномоченный, хитёр, сукин сын, - морщился Квасницкий, - нет, больше такой оплошности он не допустит".
И действительно, чёрная тень изнутри надвинулась на стекло, дёрнулась высокая занавеска и закрыла всё окно.
"А ведь он сюда надумал идти, как услышал от меня о приезде проверяющих! - с запозданием ужаснулся Квасницкий. - Вот она причина! Лишь стоило мне сообщить об этом, как он нас со Жмотовым провожать начал. Что же его напугало? Что он ищет у покойника?.."